Путь к себе

Уже был обед четвертого дня, когда Цзян Фэнмянь и Цзян Яньли прибыли в Пристань Лотоса. Стояла та самая солнечная погода, раздражающая тем, что круглое светило мало того, что отражалось во всех озерах и слепило, так ещё и нагревало воздух, что не вздохнуть. Мадам Юй доложили, что её муж и дочь вскоре прибывают, и она вышла встретить их. Холодный гнев, порожденный долгим отсутствием её семьи, нарастал. Чем ближе они подплывали, тем сильнее хотелось стиснуть Цзыдянь. Сначала на пирс ступила дочь. Несколько нерадивых болванов подскочили к ней, чтобы помочь, как обычно, но она с лёгкостью сошла сама и улыбнулась. Следом за ней внушительно вышел глава ордена, сжимая что-то за спиной. Болваны поклонились ему. Цзян Фэнмянь что-то сказал Цзян Яньли и протянул ей то, что прятал. Зонтик. Та засмеялась и послушно открыла его, закрываясь от солнца. Они шли по пирсу о чем-то разговаривая и во время этого разговора, дочь полушутя попыталась закрыть и главу ордена зонтиком, только росту ей никак не хватало, даром, что она пыталась встать на носочки. Тот, тем не менее, послушно наклонился, улыбаясь, а болваны возле них, несмотря на присутствие главы, принялись громко воздавать хвалы доброте Цзян Яньли. «Они радуются», — думала мадам Юй, вращая Цзыдянь на пальце. — «Послали мне какое-то письмо, оставили клан на мне, а сами ходят, смеются, радуются». — Что за идиллия, — насмешливо фыркнула она. Смех тут же стих. — Вы. Живо на полигон для стрельбы. — Но… — Раз уж вам хватает сил и глупости, чтобы докучать главе ордена своими криками, так не тратьте энергию зря. Они посмотрели со страхом и смирением, поклонились и тут же убежали, надеясь, что она их не запомнит и не накажет ещё после. Она фыркнула. О нет, поздно спохватились. В памяти её отложились лица тех, кому надлежит добавить нагрузку. Так уж вышло, что память её бережно хранит имена и лица всех, кто ей задолжал или нанес обиду. Не то, чтобы наказание исправит учеников — дурное влияние Вэй Усяня сильнее кнута её дисциплины — но хоть на душе полегчает. — Здравствуй, матушка, — Цзян Яньли прикрыла зонт улыбаясь. — Может, пройдем внутрь? А-Ли было не очень хорошо в пути. Дочь сияющими глазами посмотрела на отца, и он потрепал её по голове. «Вы только поглядите! Столько лет он трепал этого паршивца, один раз расщедрился на жест для дочери, а она и рада!» Мадам Юй повертела Цзыдянь на пальце. Прищурившись, она посмотрела на них. Она всегда упрекала Цзян Фэнмяня что он любил воспитанника больше своих детей, и картина родственных дурачеств должна была умилить её сердце, но это раздражало. — Так полагается вести себя главе ордена? — ядовито произнесла она. — А ты, я смотрю, так счастлива, расторгнув такую выгодную помолвку? Цзян Яньли перестала улыбаться. Она опустила голову, но после подняла, сказала тихо: — Несчастлива. — Все из-за этого паршивца. Если бы ты не поехала его навестить, то ничего не случилось бы. — Не случилось бы, — эхом повторила она погрустнев. Мадам Юй усмехнулась. Может, хоть сейчас этой дурочке хватит ума, чтоб, наконец, осознать, какой вред приносит с собой Вэй Усянь? Так подло отомстить своей шицзе! — Случилось бы, но намного позже, — тихо, но убежденно сказала она. Юй Цзыюань нахмурилась. Нехорошее чувство заскребло в груди. Цзян Яньли будто соглашалась с её словами, но видела в них совсем иной смысл. Будто произошедшее — благо. — И ты, что же, совсем не злишься на того, кто разлучил тебя с любимым? Я ведь знаю, что тебе нравился молодой господин Цзинь! Она смутилась. — Хватит, — сказал глава ордена. — Обсудим это позже. Не на жаре. — Какая забота! — фыркнула мадам Юй. — Неужто проблемы с твоим любимым воспитанником заставили тебя вспомнить о своих детях? Он что, умирает и тебе надобно его кем-то заменить? Некого хвалить и по головке гладить? Цзян Фэнмянь сурово посмотрел на неё, Цзян Яньли побледнела и казалось, готова рухнуть в обморок прямо сейчас. Мадам Юй приподняла брови. Всё в их лицах говорило, что своей насмешкой она попала куда надо. Она усмехнулась. Стало странно легко и тяжело. — Что, он допился? А я тебе говорила, он однажды будет валяться в канаве и опозорит наш орден… — Довольно! — Что довольно? Это слуга ордена, я могу говорить о нем всё, что пожелаю! — Вы… Глава ордена тут же взял себя в руки. Он огляделся. Мадам Юй и сама поняла, что они всё ещё на виду. Одна из служанок, что проходила мимо, явно услышала весть о Вэй Усяне и теперь глядела с ужасом. Мадам Юй фыркнула. — Чего уставилась? Служанка вздрогнула, поклонилась и с потерянным видом поспешила уйти с глаз её долой. О да. Теперь все будут шептаться, что Вэй Усянь умирает. А его любимая шицзе отменила свою помолвку, когда он был в смертельной опасности. М-да. Даже если Вэй Ин умрёт, Цзян Яньли с и так никакущей (как её внешность) репутацией, он утянет её на дно. Неужели она одна видела эту проблему? Мадам Юй фыркнула. От вида разозленного Цзян Фэнмяня и потерянной Цзян Яньли, в её душе восстановилось равновесие. Да, это правильно. Это вы и должны чувствовать, когда мы говорим о Вэй Усяне. Злость, грусть, боль. Он — балласт. Он — разочарование. Он — то, что никогда не должно появляться на Пристани Лотоса. — Моя госпожа, нам есть что обсудить за обедом, — спокойно, но холодно сказал глава ордена. — Да? — она насмешливо приподняла брови. «Простой слуга достоин обсуждения! Как великолепно и достойно!» Очевидно, её служанки думали так же, она услышала, как они синхронно усмехнулись. — Ну, обсудим, — протянула мадам Юй, вертя Цзыдянь. Они шли в полной тишине, напряженные, как погода перед грозой. По пути мадам Юй рассматривала ненавистное озеро, вспоминая прошлое. Орден Мэйшань Юй посылал Юй Цзыюань в Пристань Лотоса, как будущую хозяйку. Ей сказали заранее примириться с этой мыслью, и она не возражала. Стать хозяйкой в одном из величайших орденов — это лучший вариант, который не достался её старшим сестрам. Но даже так, ей не понравилась Пристань с самой первой поездки сюда и потому, когда Цзян Фэнмянь отказался от помолвки, она почувствовала своего рода облегчение. Потому первый провал даже не рассматривался как провал. Виды в Ланьлин понравились ей больше, но её ближайшая подруга сразу же сказала, что место госпожи Цзинь будет принадлежать ей. А у Юй Цзыюань нет привычки трогать и брать чужое. Увы, не все такие принципиальные, как она. Третьей госпоже Юй оставалось или найти ещё одного жениха, который выгодой не уступал бы наследнику ордена Юньмэн Цзян, либо занять выжидательную позицию и, дождавшись момента слабости, атаковать и получить своё. Жизнь выбрала второй вариант. Они оказались в пустом обеденном зале, где для них уже накрыли. Встав между молчащими родителями, Цзян Яньли поклонилась. — Простите, но мне нездоровится. Я поем в комнате. И хотя было очевидно, что она в этом разговоре — третье колесо, Юй Цзыюань не могла не позлословить. — В самом деле? Что же ты такое делала с Вэй Усянем, что тебе нездоровится? Может, нам уже планировать свадьбу? — насмешливо произнесла она. Цзян Яньли посмотрела на неё спокойно, но уверенно. — Нет, Вэй Ин тут ни при чём. — Ну хоть до этого ты не опустилась, — раздраженно выдохнула Юй Цзыюань. Невольно она вспомнила, какой Цзян Яньли была радостной на Пристани с отцом и какая она потерянная сейчас. «Для всех я ведь тут злодейка, но вы сами меня такой сделали!» — Иди, А-Ли, — улыбнулся отец. — Я потом с тобой поговорю. Дверь закрылась, оставив их одних в пустой комнате. Они заняли положенные места. Было тихо. Цзян Фэнмянь мгновенно успокоился, будто вся их ссора для него всё равно, что круги на воде — сделают пару узоров на речной глади и исчезнут, будто их никогда не было. Её же гнев всё нарастал. — Я понимаю твоё пренебрежение ко мне, как к жене. Но оставить Пристань на несколько дней, это на вас не похоже, дорогой супруг, — она усмехнулась. — Хотя вам не впервой бросать все дела ради одного конкретного… слуги. Он не отвечал, хотя её слова о происхождении Вэй Ина обычно его задевали. Цзян Фэнмянь как будто раздумывал, игнорируя её, и от этого холода, ей хотелось лишь уколоть побольнее, уязвить, заставить обратить на себя внимание. — Что, даже не хочешь ответить? — Я поговорил с одним человеком, — начал Цзян Фэнмянь. — Как интересно! — протянула она с насмешкой. — А с сыном ты не поговорил? — Поговорил, — честно отозвался он, и это несколько ошеломило мадам Юй, но она продолжила. — Очень хорошо! А с Цзян Чэном? Он посмотрел на неё с некоторым раздражением, но после смягчился. — Моя госпожа, я никогда не задавал этого вопроса, полагая, что он бессмысленен, но теперь его следует прояснить. Она нахмурилась. Цзян Фэнмянь был серьёзен. — Кто настоял на нашей свадьбе и зачем? Мадам Юй усмехнулась, чувствуя себя задетой. «Это он говорит, что никогда меня на Пристани видеть не хотел! Как будто я узнала что-то новое!» Почему же их свадьба состоялась? По мнению общества — они оба были хорошего происхождения. По мнению глав их орденов — их кланы соседствовали, и брак помог улучшить некоторые связи. Сама же мадам Юй хотела себе лучшего мужа, так же, как хотела обладать семейной реликвией — Цзыдянем, как хотела лучшего положения в обществе. И Цзян Фэнмянь подходил по всем критериям. Более того, он не мешал её характеру, как помешал бы, например, Вэнь Жохань, и не обладал точно таким же взрывным нравом, как нынешний глава ордена Не. В этом, пожалуй, и причина, почему она стала настаивать на свадьбе. Он — лучший вариант. Мадам Юй не строила наивных надежд — она не ждала любви в браке, но, по крайней мере, из него можно извлечь выгоду. Так она планировала изначально. Она не знала, в какой момент её начало задевать безразличие Цзян Фэнмяня, с каких пор скорбь в его глазах начала раздражать, с каких пор все подарки, вежливое терпение к её крикам, тихое обращение стали вызывать дикую бурю из гнева и душащей грусти. Мадам Юй связывала это с Цансэ, а после с Вэй Ином. Если бы не было этой треклятой семейки!.. — Какое теперь это имеет значение? — она покрутила Цзыдянь на пальце. — С таким же успехом, я могу спросить тебя, почему ты не отказался от свадьбы как делал это почти несколько лет? — Я могу ответить. — Я тебя не спрашивала. — Потому что вы и так знаете. Мэйшань Юй настоял в тот момент, когда я не мог найти душевных сил противиться этому. — Ноете, как поруганная девица! — Это всего лишь честность, моя госпожа. Она нужна для того, чтобы мы с вами могли разобраться, — спокойно произнес он. — С чем? Он вздохнул. — Смотрите. Вы постоянно упрекали меня в любви к Цансэ. Ну так я вам сейчас честно отвечу — да, я любил её. Вы мне скажете, что поэтому я предпочитаю разговаривать с Вэй Ином и забыл про своего сына, а я вам скажу, что и до него мы с Цзян Чэном ладили так же дурно. И да, с Вэй Ином проще говорить во многом потому, что у него характер матери, и по этой же причине мне сложно ладить с Цзян Чэном. Я не знаю ни как обращаться с вами, ни как с ним. Вы меня упрекали, что я вас не люблю. А я отвечу, что в вас тоже любви ко мне нет. Или не было, по крайней мере. За то, вы на меня и обиделись. Вы ревнуете детей, ревнуете, что я предпочел вас кому-то, потому что вы слишком себялюбивы, чтобы быть с кем-то, кто пренебрегает вами. Ну, признаю я это. А что дальше? Мы так и будем жить и издеваться друг над другом? Мадам Юй ошеломленно уставилась на Цзян Фэнмяня. В ней клокотал гнев, раздражение, которое она доселе не испытывала. Она резко встала. Слова застряли, обхватив горло ледяной рукой. Она только и могла что часто-часто дышать. Да как он?!.. Себялюбива?! Это она-то?! А он! А дети, которыми он пренебрегает ради давно мёртвой нищей?! — Так ведь и вы ненавидите Вэй Ина, и меня, и Пристань из-за той же давно умершей женщины, — оказалось, последнее она сказала вслух. Или он научился понимать её мысли? — Мы все до сих пор под впечатлением от неё, под её влиянием. А ведь её уже нет в наших жизнях. Мадам Юй взяла себя в руки, прикрыла глаза. С трудом подавила желание развернуть Цзыдянь во всю мощь. Она коротко выдохнула. Мадам Юй гордая дочь своего ордена, а не какая-то истеричка. — Моя госпожа, что вы думаете? Она сжала зубы и посмотрела на главу ордена Цзян со всем своим презрением: — Я вас ненавижу всей душой. Он слабо улыбнулся, будто и не ожидал другого ответа. — Я вас не ненавижу. Признаю и уважаю, как хозяйку Пристани Лотоса и мать моих детей. — Ещё бы не уважал! Слова внезапно куда-то подевались. Злость не испарилась, но внезапно показалась такой неуместной. «Ну посмотри на меня!» Лицо главы не было безмятежно. Он смотрел на неё с беспокойством. С каким посмотрел бы на кого угодно, пожалуй. Да как он!.. Ей хотелось бы разозлиться, но чужие слова внезапно забрались куда-то глубоко в душу, парализовав источник гнева, и говорить совсем не хотелось. В конце концов, разве она узнала что-то новое? Нет. Но он просто так взял, выложил и принимай, как хочешь! А что она может сказать? Да, она себялюбива. Она требует любви к себе и своим детям. Что же, разве она не имеет право?! — И что же? По-вашему я не достойна любви? — фыркнула она. — Достойны. Но ту, что вы хотите, вы от меня не получите. — Это же ты скажешь и своему сыну?! — Я работаю над этим, но я совершенно точно его люблю. — Работаю!.. Работать над любовью! — Доселе, — прервал её Цзян Фэнмянь. — Меня всякий раз задевало, когда вы представляли мне нелюбовь к моему сыну, как приставляют кинжал к горлу. Меня это задевало, потому что я думал, что вы ко мне несправедливы. В конце концов, я выучился его не любить, ведь сложно любить оружие, что направлено против тебя. Но я поговорил с одним человеком, — он легко улыбнулся. — И понял свою главную ошибку. Мадам Юй замолчала и отвернулась, не желая выдавать свою заинтересованность. — Я совершил ту же ошибку, что и с Вэй Ином. Я смотрел на Цзян Чэна, прежде всего, как на сына его матери. И, в какой-то степени, опасался. Но, — он вздохнул и улыбнулся, что-то вспоминая, — всё оказалось не так, как я привык думать. Нам надо хорошо поработать, чтобы понять друг друга. — А с чего ты взяла, что кто-то должен тебя любить? В их единственную встречу эта девчонка носила фиолетовые одеяния клана Цзян — одолжили как гостье. Она не могла стоять ровно, даже нависая над ней, умудрялась как-то покачиваться, и лицо её, необычайно живое, двигалось. Цансэ была худощавой, волосы её были вечно взъерошены, но даже в её неаккуратности была какая-то красота. Тогда на мгновение Юй Цзыюань ощутила бессилие. Эту Цансэ — безродную, неряшливую, нищую — умудрялись любить даже такой и абсолютно просто так. В то же время, Юй Цзыюань ради крупицы любви — поощрительного кивка матери или отца — приходилось придумывать новые приёмы, хоронить себя в учебе и самосовершенствовании, а этой… — Воевать вы хорошо научились, моя госпожа, — девчонка улыбается, — а вот жить — совсем нет. На мгновение её озарила беспомощная мысль, будто Юй Цзыюань всю жизнь бегала за тенью, и только сейчас осознала, что, во-первых, бегала кругами, а во-вторых, тень — её собственная. Она встряхнула головой. Какая же досадливая эта Цансэ! Даже в жизни она померла, а в её голове — нет. — Отныне, — начала мадам Юй. — Я буду есть в своей части Пристани Лотоса. — Она вся твоя. — Ты знаешь, что я имею ввиду. — Дети расстроятся, — Цзян Фэнмянь посмотрел на неё. — Они не будут знать к кому идти. — Раньше надо было думать о них, прежде чем мне говорить подобное! — Нам обоим надо было думать раньше, — спокойно возразил он. Мадам Юй встала и пошла к дверям. Досада горела в груди, грусть заставляла идти медленнее, но гордыня упрекала и держала осанку ровно. Когда дверь отворилась, то она обернулась. Цзян Фэнмянь смотрел на неё с уважением, невиданным доселе пониманием и… всё. Она усмехнулась и закрыла дверь. Теперь же за пределами комнаты, дышать стало тяжелее. Она сосредоточилась на вдохах и выдохах. Сейчас бы разнести что-нибудь к чёрту, хотя бы под предлогом тренировки. «Что за дурная жара!» Мадам Юй посмотрела на озеро и опять вспомнила Цансэ. У той тоже были зеркальные глаза, как вода. Она впитывала в себя мир и отражала его. Да что же эта девчонка преследует её?! Или это Юй Цзыюань следует за ней? Её охватило странное чувство, название которому она ещё не придумала. Какой-то тяжелый груз в желудке. И что-то похожее на замешательство — редкое явление в голове мадам Юй. «Для начала — обед, потом тренировка с этими болванами, надо наказать этих…» На мгновение слабость ударила в голову. Мысли потеряли организованность. Она приложила руку к глазам, испугавшись, что она расплачется. Слезы — слабость. Но, к счастью, щеки были сухими. Или к несчастью? Мадам Юй уже очень давно не плачет. Говорят, душе становится легче. Какое-то чувство билось в ней связанной птицей. Порывистая и эмоциональная мадам Юй не знала, как его выразить. *** Мадам Юй продолжала жить и есть отдельно. Иногда к ней заходила обедать Цзян Яньли, что в последнее время стала до странности упрямой в глупых мыслях и делах. Юй Цзыюань сидела ровно и прямо в своей беседке, её дочь сидела напротив и что-то напевала. Она чистила ей лотос, а мадам Юй устала ругать свою дочь, что она выполняла работу слуг. В Мэйшань Юй была чёткая иерархия, строгость законов на уровне Гусу Лань и суровое наказание за малейший шаг в сторону. Работа слуги — это унижение. В жилах главенствующего клана течет благородная кровь предков, добившихся невероятных высот. И эту кровь Цзян Яньли гоняет по венам, чтобы чистить какие-то лотосы? Однако её дочь несмотря на упреки и насмешки продолжала приходить к ней с лотосами, супами, прочим рукоделием и в какой-то момент Мадам Юй озарила довольно простая мысль. Цзян Яньли это просто нравится. Ей нравится чистить лотосы, заботиться о близких, сидеть рядом, говорить, оставлять и отдавать самые спелые зерна. Мадам Юй нравилось рубить головы лютых мертвецов на ночной охоте и добиваться высот, а Цзян Яньли — чистить лотосы. И всё. Тут, в общем-то, было гораздо меньше унижения, чем мадам Юй казалось ранее. Были, конечно, куда более достойные увлечения для благородной девы. «Ну нравится и нравится», — с какой-то усталостью подумала она, и будто какой-то груз свалился. — Ты хотела выйти замуж по любви, но сама сказала отцу, что хочешь отменить помолвку? — фыркнула мадам Юй. — Это глупо. — Я так не думаю, матушка, — возразила она. — Понимаете, я не помню ни одного раза, когда бы молодой господин Цзинь был рад меня видеть. — И что же? — Я бы не смогла радоваться кому-то кто не рад мне. «Глупость какая», — думала мадам Юй, но не говорила этого. Не она ли сбежала в другую часть Пристани от холодного взгляда мужа сразу же после свадьбы? Не её ли много лет спустя начала мучить бесконтрольная ревность, щедро вскормленная гордыней? Она повертела Цзыдянь, и на мгновение зло взглянула на дочь. Та ни слова не сказала, но мадам Юй прекрасно знала, откуда у неё появилась такая мысль. «Был ли он мне рад хоть раз?» Немного подумав, мадам Юй задала себе ещё один вопрос. «А я? Если бы он всё-таки не привел Вэй Ина и забыл бы Цансэ…» — А впрочем, найдём, — сказала она, не дав себе размышлять дальше. Цзян Яньли удивленно посмотрела на неë. — Что? — выдохнула она, прикрывая глаза. — Я говорю, ещё лучше жениха найдём. Ты — дочь двух прославленных орденов. Этот дурак ещё локти кусать будет! — Мне… Ох, — она улыбнулась, но смеющиеся глаза выдали её. Мадам Юй больно ущипнула её за щеку. — Думаешь о чем-то неподобающем в отношении меня? Думаешь, теперь я тебя хочу хорошо выдать, потому что мне не повезло? — Нет! Вовсе нет! — Думаешь-думаешь, не ври. Все так думают. Мадам Юй всё так же продолжала тренировать адептов. Ходили какие-то слухи про смерть Вэй Ина, какие-то маленькие адепты даже плакали, когда говорили о нем. Но стоило ей подойти, как все затихали и не поднимали эту тему. А она и не спрашивала. Однажды мадам Юй услышала, что глава ордена как-то пошел в комнату Вэй Ина. Скучает? Впрочем, какая разница? Когда умерла Цансэ, слухи о её смерти, ходящие по Пристани, она впитывала в себя почти с удовольствием. Мысль, что Вэй Ин умирает тоже радовала, но не так сильно. В конце концов, она не опустится до того, чтобы быть счастливой из-за смерти какого-то сопляка — этим она сделает его своим врагом, а значит, уравняет их положение. Слишком много чести. Стало приходить больше писем из Гусу. Чаще, конечно, на имя мужа, но Цзян Чэн и ей соизволил написать пару испуганных строк. Интереса ради, Юй Цзыюань спросила, кто шлёт письма мужу. Но, что удивительно, ни одного от Вэй Ина, а все от Цзян Чэна! Замешательство её всё возрастало. Значило ли это, что раздражающий паршивец, наконец, ушел вслед за мамашей? Он же заваливал Цзян Фэнмяня макулатурой! Нет. Цзян Чэн наверняка написал бы об этом, и Цзян Фэнмянь не вел бы себя… так, как вел. В разговорах с Цзян Фэнмянем она неожиданно для себя стала ограничиваться односложными ответами. Они стали видеться ещё реже. Он перестал пытаться оправдать свою нелюбовь глупыми подарками, а она виделась с ним только если так нужно по делам. В каком-то смысле, он стал её пугать. Цзян Фэнмянь словно прозрел, больше не велся на её провокации, словно он увидел в ней что-то скрытое от неё самой, тайное, слабое. В главе ордена было много участия, понимания и ни грамма любви. Временами Юй Цзыюань видела, как гуляют дочь и муж. Они разговаривали, смеялись, и теперь он приносил глупые подарки дочери, которая им радовалась, как и полагалось. Глядя на них, сложно было сказать, что Вэй Ин его любимый воспитанник. В кои-то веки мадам Юй смогла порадоваться за Цзян Яньли. Цзян Фэнмянь тоже поменялся. В его спокойном облике обычно читалась скорбь, но она словно покидала его черты. Будто он простил себя за что-то. Мадам Юй не могла сказать, что она оказалась на обочине их жизни. Цзян Яньли честно делила время поровну между ней и отцом, ничуть не создавая впечатления, что кого-то она любит больше. Цзян Фэнмяня же Юй Цзыюань видеть не хотела. Даже если все они соберутся под одной крышей (без паршивца!), или если все разойдутся по своим делам на Пристани — чувство одиночества будет одинаковым. Оно и до этого было в них всех, пусть и неявное, постоянно раздражаемое старыми воспоминаниями и обидами, но было. А сейчас, вскрыв больной нарыв, оно освободилось, стало честным и ясным. Жизнь продолжала идти своим чередом. Сменился сезон. Прошло несколько месяцев. — Не трясись, — фыркнула Юй Цзыюань, когда адепт протянул ей письмо. Тот поджал губы и, отдав письмо, тут же понесся на всех парах. Как будто это спасет его от дополнительных нагрузок! — Не бегай по мокрой древесине! Но увидев от кого письмо, Юй Цзыюань тут же вспыхнула и отчасти поняла того юношу. Эти кривые иероглифы!.. Как он посмел писать ей?! Подавив желание разорвать письмо на части, она всё же заглянула внутрь. Было несколько слов «попробуйте без меня. желаю счастья». На дне конверта лежал серебряный колокольчик с фиолетовой кисточкой.