Путь к себе

В Зале обсуждений лечебницы царили мягкий полусвет и тихий рой голосов. Лекари негромко обсуждали работу и с увлечением дискутировали о лекарствах. Из всех мест для чаепитий, Лань Сичэнь предпочитал его более всего, несмотря на то, что именно тут происходит самый неприятный для него ритуал. — Добрый день, — он улыбнулся друзьям по ремеслу, и они повернулись, поклонившись ему в ответ. Во взглядах их читалось сочувствующее понимание. «Похожим образом они смотрели, когда у меня набедокурил неразумный больной». Когда они все расселись, то Лань Сичэнь первым на пробу разрушил молчание: — Вэй Усянь? Лекари переглянулись, а более пожилые — выкованные в горнице правил Гусу — сурово нахмурились. Одна из лекарей взяла слово, вздохнув: — Его поведение понятно. Не все неразумные больные, особенно если они попали в больницу из-за припадков, хотят оставаться здесь. Я могу его описать как талантливого на проделки юношу. Лекарь выразилась наиболее деликатно. Один пожилой густобровый лекарь фыркнул. — «Талантливого на проделки?» — приподнял брови Лань Сичэнь. — Большинству из нас не привыкать к агрессивному и нетипичному поведению. Господин Вэй далеко не худший пример, — продолжила она. — Его главный талант заключается в том, что он… знает кому пакостить. Он пытается добиться, чтобы его выгнали из лечебницы.  Лань Сичэнь подавил усмешку. — Талант, — фыркнул густобровый лекарь. — Знать не только кому, но и как. Густобровый лекарь произнес это таким тоном, что сомнений в том, кому напакостил Вэй Усянь, не осталось. В чем конкретно заключался талант, Лань Сичэнь не спрашивал. Молодые лекари довольно легко принимали ту свободу от правил в Гусу, которую им предоставляла лечебница. Но пожилые же лекари, по мере возможностей, старались следовать правилам Гусу даже в лечебнице. И Вэй Ин нарушал именно эти правила, да ещё и на глазах тех, кто продолжал им следовать везде, то да. На фоне других людей, которые хотели сбежать, он действовал на нервы более тонко и, можно сказать, талантливо.  — Что же господин Вэй сделал? — Ох, всего не упомнишь, — начал тот. — Он преследовал больного страдающего паранойей. Я весь день пытался убедить человека, которого преследуют, что его не преследуют. А ещё споил человека, который лечится от алкоголизма! — А где господин Вэй достал алкоголь? — Он часто слонялся у вишни, — отозвался один из лекарей. — Я давно предлагал огородить те деревья. — Так поэтому господин Вэй перестал отказываться от еды, — задумчиво отозвался ответственный за пищу. — То-то я удивился, почему он так много сахара просит, а не сладости, как все. — Нужно пересмотреть правила относительно продовольствия, — заметил один из лекарей. Другой расхохотался. — А смысл? Сейчас составим ещё правила, а потом ещё и ещё, и превратим в итоге лечебницу во второе Гусу.  — А что вы предлагаете? — Это частный случай, — пожал плечами тот лекарь. — К правилам добавлять нечего. Господин Вэй — полная ответственность его основного лекаря. — Вы говорите о нем так, будто он разумный больной. — Господин Вэй неразумен, но то, что он делает — не приступы. Значит, это дело его лекаря. В правах между неразумными и разумными больными есть одна важная разница. Разумные больные — это те, кто пришли добровольно и способны контролировать себя. Ни лекари, ни родные не имеют права знать о состоянии лечения. Таковы, например, самоубийцы или люди, пережившие тяжелое событие. Неразумные же — это прежде всего те, кто могут впасть в неистовство и навредить другим. Таковы те, кто страдает от искажения ци или от припадков. В общем, знать всё о лечении таких больных другим лекарям не надо. Но кое-что должно быть известно всем лекарям: как остановить неразумного во время неистовства, основные лекарства, играемые песни, аллергии, даже некоторые подробности биографии. Все потому, что основной лекарь может элементарно не быть в лечебнице во время приступа. Статус господина Вэя однозначен: его привел сюда припадок. Но его дурачества к припадкам не относятся, пусть и вредят другим. Поэтому решение пересмотреть правила кажется логичнее, чем просто оставить его на Лань Сичэня. — Припадок господина Вэя ведь не повторялся? Может, изменить ему статус на «разумного» да отпустить, раз он так жаждет свободы? — предложил один из лекарей. — Чтоб он со своей новой болезнью по миру пошел? — фыркнул густобровый лекарь. — Глупости! — Вы против? — удивился насмешливый лекарь. — Я думал, что раз он вам так досаждает, то вы в первую очередь согласитесь дать ему вольную! — Молокосос хорошо бесит, но я ж не сахарный старейшина из Гусу, готовый за лишний чих вышвырнуть человека, — он фыркнул. Один из старейшин, что был лекарем в лечебнице, посмотрел на говорящего, нахмурился, но промолчал. — Во имя небес, не называйте больного молокососом, — закатил глаза пожилой лекарь. — Это неэтично. — Во имя небес — не занудствуйте, — отозвался густобровый. Лань Сичэнь какое-то время наблюдал за обсуждением с улыбкой. Как бы ни старался Вэй Ин, а всё же более всего эти люди хотели преуменьшить мирскую боль. Первый нефрит не хотел думать о том времени, когда ему придется передать пост главы лечебницы и с головой окунуться в политику.  — Нас не возмущает его поведение. Вэй Ин не бессердечен в своих проказах. Когда он узнал о боязни собак у одного больного, он ведь не стал преследовать его и гавкать. Даже яблок ему принес. Тот больной боялся ходить в сад труда. Думал, что из кустов собака выпрыгнет. — Как высоки наши стандарты! Человек не стал гавкать на человека и этим обрел сердце в наших глазах! — усмехнулся молодой лекарь. — Ох. Вы знаете, что я имею в виду, — нахмурилась женщина. — Помните Лай Вэя, который запер больного, что боялся темноты? Вот уж у кого нет сердца! Некоторые лекари нахмурились. — Я понимаю, — начал Лань Сичэнь. — Честно говоря, в связи с обстоятельствами, что я раскрыл, я сомневаюсь, что моего жизненного опыта будет достаточно, чтобы помочь господину Вэю. — Нет, вы хорошо стараетесь, — возразила лекарь. — Господин Вэй был чрезвычайно слаб и активно сопротивлялся лечению. Первое время он отказывался от лекарств. Сейчас я не могу сказать, что он хочет жить. Но он точно расхотел умирать. — Поэтому хотя он и ведет себя так, чтобы мы его вышвырнули из лечебницы — никуда он не денется, пока не вылечится и сам не захочет уйти, — фыркнул густобровый лекарь. — Только сделайте так, чтоб он оставался вашей проблемой, господин Лань. Первый нефрит усмехнулся, кто-то прикрыл смешок за рукавом. — Мне тоже кажется, что его ребячество — это способ сделать так, чтобы мы за него решили судьбу. Причем, не в его пользу, — улыбнулся Лань Сичэнь. — Я поговорю с ним. Что же. Давайте тогда обсудим другие проблемы… *** У больных, прошедших определенные этапы лечения, в какой-то момент загораются глаза. Безнадежность уступает место странному блеску, будто в бесконечно-черном туннеле в конце сверкнул свет, нашёлся выход, на который больные даже не рассчитывали. Лань Сичэнь любит, когда больные приходят к нему сами. У них все ещё выразительное недоверие, часто сложены руки, прикрывающие беззащитное сердце. Но ноги привели их к нему, и искра доверия бесконечно радует его. Лань Сичэнь любил заваривать чай. Душистые травы, ритуал, повторяющийся из раза в раз — лучшая медитация, блеск фарфора под солнцем. Так уж вышло, что два последних пункта совпали. Осталось привести больного к первому. — Господин Вэй, я польщен, что вы отвлеклись от своего вандализма, чтобы прийти ко мне, — он улыбнулся, повернувшись к стоящему у кустов больному. Тот выглядел расслабленно, но руки, да, сложены. Вэй Ин улыбнулся по-ребячески и наклонил голову. — Как вам вид из окна? — Какого? — Из окна вашего кабинета, уважаемый глава, — тот совершенно по-детски завертелся. Аж глаза от нетерпения загорелись. И в самом деле, ребенок. — Вполне приятен взору, — ответил Лань Сичэнь. — Наш сад прекрасно выглядит. — Да, согласен, — кивнул Вэй Ин. — Я тоже внес свою скромную лепту. Кипяток окропил чайные листы, вода перелилась через край чайника и окрасилась в приятный глазу фиолетовый цвет. — Вы про тот случай, когда напугали человека, боящегося пауков? Жаль саженцы, которые он затоптал,  — спросил Лань Сичэнь. — Или про то, как разозлили человека, страдающего от искажения ци и повалившим два дерева? Вэй Ин хохотнул и взгляд его (довольный шалостью ребенок!) странно сиял. — Да, но это не для вас. Лучше скажите, вам понравилась яблоня под вашим окном? Лань Сичэнь бережно обернул чайник полотенцем и принялся раскачивать его. — Необычный холст, довольно неплохо проработана женская анатомия. Особо меня впечатлило оригинальное использование дупла в вашей художественной работе. Придает, не побоюсь этого слова, глубину. Вэй Ин смотрел на него пристально, внимательно, в конце же, он не сдержался и прыснул. Впрочем, он не в том состоянии, чтобы сдерживаться. — Вы все ужасно терпеливы ко мне! — однако даже в смехе умудрилась прозвучать нотка досады. — Никакого творческого потенциала для вандализма! Я сдаюсь. Лань Сичэнь жестом предложил больному сесть, и тот послушно бухнулся перед столиком. Вэй Ин налил чай, выпил пиалу, не дожидаясь второго заваривания. — Эх, жаль не пуэр, — протянул Вэй Усянь, стукнув чашкой о стол и, озорно улыбаясь, спросил. — Когда вы пьяны, вы не в пример веселее, господин Лань. На секунду улыбка Лань Сичэня превратилась в маску. — Прошу прощения. — Да за что? Это было забавно! В кои-то веки вы были похожи на человека, а не на бездушного чтеца чужих душ. — Бездушный чтец душ, — повторил Лань Сичэнь. — Что же, кажется, вы сетовали на своё остроумие, но оно понемногу возвращается. Вы как будто стали стабильнее. — Да! — протянул он довольно. — Спросите меня что-нибудь! Лань Сичэнь немного подумав, сказал: — Господин Цзян ограничился только поцелуем? Вэй Ин тут же подпрыгнул и обиженно посмотрел на него. — …Да. Что за вопросы! — Хм. Похоже вы ещё не совсем в порядке. Но это не мгновенный ответ. Уже хорошо. — Вот вы задаете такие вопросы, а потом удивляетесь, почему я не доверяю вам! — Если бы я спросил вас что-нибудь обыденное, вы бы легко могли солгать. Но когда я подстегнул ваши эмоции, вы не смогли сориентироваться. Даже если не ответ, то реакция ваша на том же уровне. Я руководствовался лишь этим. — Ох, как я ненавижу, когда вы правы, — протянул Вэй Ин. Налив в кружку чай, Лань Сичэнь рассматривал, как сияет солнце на фиолетовой глади. — Господин Вэй, возвращаясь к яблоне, если вам не хватает красок и бумаги для самовыражения — вы можете их попросить. Творчеством душа тоже лечится. Вэй Ин фыркнул. — Проделки — тоже творчество! Я уже творю! Пусть в этом искусстве я и не преуспел. Лань Сичэнь не спешил с ним соглашаться. Традиционное утреннее собрание лекарей как раз-таки началось с обсуждения Вэй Усяня. Пусть Вэй Ин и не первый, и далеко не худший из всех, с кем они имели дело, безобразничал он талантливо. — Господин Вэй, — начал Лань Сичэнь. — Хоть мы и привели вас сюда недобровольно, для этого есть причина. — Я знаю. И я сам согласился лечить ядро, — сказал Вэй Ин, и какое-то раздражение промелькнуло в голосе. — Если бы я так вел себя в Гусу, меня бы давно уже выгнали. — А вы ждете, что вас выгонят? Вы намеренно нарушаете порядок, чтобы вас выгнали? Тот промолчал, но взгляд Вэй Ина потяжелел. Какое-то время он молчал, прежде чем начал: — На самом деле, я обычно веселюсь, случайно доставляю неприятности, и… Опять же, веселюсь из-за этого. Но изначально я шел сюда вообще с другой мыслью. Можно? — Конечно. Тот сел ровно, на лице его была сосредоточенность. — Я шел сюда затем, чтобы извиниться за попытку побега. Вы столько времени на меня потратили… Он замолк. — Моё время, я решаю, куда его тратить, — улыбнулся Лань Сичэнь. — Так что вызвало ваше желание сбежать? Тот приободрился, а после начал: — После разговора с дядей, у меня камень с души упал. Стало легче. А потом опять тревожнее. Я и не знал, что у меня на душе такая тяжесть! Эта странная болезнь заставляет меня чувствовать слабость. Мне не нравится. Путь к здоровью лежит через лечебницу, знаю, но… Он развел руками, и лицо его приняло страдальческое выражение. — И в ту ночь эта мысль, что надо бежать, что слабость прекратится, победила и сон, и лекарства. Я был так зол, когда вы меня поймали! Но перед Лань Чжанем извиниться стоило. Тогда вы победили мысль о побеге. Мне не хотелось портить момент. — В ту ночь вы решили остаться, чтобы не испортить момент? — Ну… Да? — он пожал плечами. — Лань Чжань стоял такой настороженный, красивый, печальный. Да и не отпустили бы меня. После такого драться некрасиво. Тем более, против двух нефритов. Я бы попробовал, когда выздоровлю! — кривая улыбка промелькнула на лице, но мгновенно испарилась. — Значит, вы решили выздоравливать? — Да, конечно, но, — он нахмурился и цокнул языком. — Я это скорее по привычке сказал. Я хоть стал лучше себя контролировать, есть кое-какие странности. — Ваши выходки? — Да, — выдавил он. — Их рождает странное чувство. Оно, на самом деле, раньше проявлялось. Иногда я не принимал лекарства из-за странной упрямости. Хотя в целом, я согласился лечиться. И та мысль о побеге… — То есть, вы сами не понимаете почему вы ведете себя так, чтобы вас выгнали отсюда? Вэй Ин кивнул. — Давайте тогда по порядку, — Лань Сичэнь разлил чай по пиалам. — Новый сорт фиолетового чая. Впервые пробую, такая красота, что пить жалко. Вэй Ин посмотрел на чай, словно впервые заметил цвет. Пару секунд он изумленно моргал, а после отложил чашку. — Значит, после вереницы гостей вам, несмотря на откровения, стало легче? — Да. Если не считать Сюэ, конечно, — фыркнул больной. «Они у нас отдельным разговором пойдут», — сделал мысленную пометку Лань Сичэнь. — Но вы с тех пор стали совершать импульсивные поступки? Что вы чувствуете? — Мне приходит в голову какая-то назойливая мысль. Она поначалу слабая, но потом просто захватывает сознание сильной эмоцией. Я… Не могу ей противиться, — он нахмурился по-детски обиженно. — Я ведь решил остаться! Почему моя же голова мне мешает? — Давайте попробуем ответить на этот вопрос, — Лань Сичэнь отложил пиалу. — Есть противоречие между вашими делами и решением. — Да. — А теперь вспомним начало разговора. Яблоня. Вы были недовольны, что ваша порнография не вызвала во мне ярости? Вэй Ин удивленно посмотрел на нефрита. — Вот уж не ожидал, что вы своими устами молвите подобное. Порнография. Не весенние журналы, не легкомысленные картинки и прочие метафоры. Вот так вот в лоб. Порнография, — ошарашенно повторил он. — Вы не совсем правы. Я не был недоволен. Честно, я рад, что вы не злитесь. — Когда я задал вам вопрос, вы смогли задержать ответ, но обида на вашем лице появилась мгновенно. Полагаю, это ответ. — Какой? Лань Сичэнь отпил чай, закусив медовым шариком с кунжутом, что лежал возле чайника. — Это ваша внутренняя реакция на происходящее. Вэй Ин нахмурился. — Но разве реакция не мгновенна? Оно ведь повторяется. И я не знаю — почему? — Тут всё немного сложнее. Первый нефрит сделал небольшую паузу, дабы дать время, чтобы подготовить голову больного к рассуждениям. Вэй Усянь не из тех, кто примет пережёванную чужим умом истину. Нужно приложить усилия, чтобы он сам дошел до неё. — Есть такие действия, которые человек делает неосознанно? — Есть. — Что, например? — Если… человек мастер в каком-либо искусстве, то что-то он делает без единого усилия мысли. Как человек привык взмахивать мечом — так он и будет махать. — Верно. Но это ведь касается не только искусств? О многих вещах мы не задумываемся. — А. Как если мы не задумываемся о том, как поднять пиалу? — Да. Но это же касается и характера. Как вы думаете, человек, оказавшись в новой ситуации, будет следовать этим бессознательным действиям? — Почему нет? Если внезапная болезнь не сведет с ума человека, — Вэй Ин усмехнулся. — С новой головой да в новом месте. Такой человек как никто иной заслуживает сочувствия, — Лань Сичэнь улыбнулся. — И всё же, если человек сошел с ума не полностью, то неужели он отбросит все старое? — Поначалу, я думал, что вы ведете к тому, что я просто сошел с ума окончательно, — нахмурился Вэй Ин. — А теперь, вы, наоборот, привели меня к мысли что именно из-за возвращения ума я и начал сопротивляться. Лань Сичэнь улыбнулся, не продолжая беседу. Лицо же Вэй Ина, впрочем, вскоре озарилось. — О! Потому что именно в моем возвращающемся уме и живет та привычка, что заставляет меня желать свободы, так? — но озарение пропало, сменившись недоумением. — Но это странно. Я думал, всё живое и всё во мне всегда стремится выжить. Главе лечебницы даже не пришлось ничего добавлять, Вэй Усянь сам ойкнул. — Ну да, ну да. Не мне с моим самоубийственным ядром такое говорить. Но… Он развел руками. Лань Сичэнь же радовался, что большая часть размышлений теперь происходит вслух. — Я не хочу, чтобы оно меня убивало. Знаю, что стану здоровым, если останусь здесь. Почему же эта привычка мне мешает? — Она не выздоравливать вам мешает, — начал Лань Сичэнь. Вэй Ин обратил на него несчастный, полный надежды взгляд. — Раз мы согласны с тем, что это привычка, то нужно выяснить какая именно. Случалось ли вам серьезно болеть на Пристани Лотоса? — Когда только приехал. У меня довольно крепкое здоровье, — он пожал плечами. А потом какая-то мысль омрачила его лицо. — Поначалу я плохо ладил с адептами. Была одна серьезная драка… — Вы обратились к лекарю? Он небрежно махнул рукой. — Я не хотел расстраивать дядю. Ему бы сказали. Да и я знаю, как обработать рану народными травами — жизнь научила. — Вы всегда лечили себя сами? — Да. Тот отозвался мгновенно, буднично, ничего особенного в этом не видя. Лань Сичэнь ничего не ответил, только съел ещё один медовый шарик. На лице же Вэй Ина отразилось недоумение. Он ожидал продолжения расспросов, но Лань Сичэнь намеренно остановил беседу на этой мысли, чтобы он заметил её.  — Что? Привычка лечиться самому и выгоняет меня отсюда? — В том числе, — отозвался первый нефрит. — Одно радует — доверие к лекарям у вас всё-таки есть. — Иначе бы я не пришел к вам сейчас, — сказал Вэй Ин. — Нет, правда? Всего-то? Самолечение? — Не только. Ещё причина почему вы не обращались к лекарям. — Я не хочу быть стукачом? — Нет. — Я не хочу расстраивать людей своими болячками? — Одна из причин привычки, верно. Вэй Ин вздохнул: — Вот уж не думал, что буду сидеть и угадывать свой диагноз. Лань-гэгэ, я ж умру от любопытства! Лань Сичэнь ненадолго застыл, осмысливая обращение. — Представьте, что у вас есть проблема. — Не придется!  — Свяжите её с вашим сильным нежеланием расстраивать близких, с привычкой бежать от лекарей и с преувеличенной сильной реакцией, которую вы не контролируете. После недолгого осмысления, лицо Вэй Ина озарилось, и он подпрыгнул, хлопнув в ладони. — Понял! Я привык зализывать свои раны сам, я больше не хочу никого расстраивать и потому моя привычка, используя, как ей кажется, работающие методы, пытается меня выдворить отсюда! Но при этом я сознательно согласен. Вау, — протянул он, впрочем, без восторга. — Как сложно работает голова. Что с этим делать? — Привычки победить сложно, — начал Лань Сичэнь. — Вам придется каждый день уговаривать себя принять лекарства, следовать плану лечения. Попробуйте жить одним днем, откладывая побег. Обращайтесь к любому лекарю, когда будет непросто. — И что? Говорить: я хочу сбежать или напакостить, так что держите меня семеро? — Можно и так. Это не самое странное, что тут слышали, — улыбнулся Лань Сичэнь. — Вдобавок, я создам условия, где вы все время будете на виду. Это усложнит вам дело. Вэй Ин прыснул: — Не факт! — Вы исправно принимаете лекарства для вывода яда? — Да. В целом. — Хорошо. Мы так и не начали оздоровительные беседы из-за этого. Думаю, сейчас время решить в какие дни мы будем видеться. Для того, чтобы выстроить лечение выздоровления ядра мне нужно знать о нем всё. Как оно сформировалось, что было до него, что на него влияло, что случилось до приступа. Вэй Ин вновь нахмурился, но после грустно выдохнул, сложив голову на руку. — У меня сейчас такое сильное желание вас чаем облить. Лань Сичэнь ласково улыбнулся. — Вы и замахнуться не успеете. Для начала — выздоровейте. Больше шансов попасть будет. Вэй Ин изумленно приподнял брови. — Это что, провокация? — Это факт, — ответил он. — Давайте тогда видеться каждые три дня. Попытайтесь пока осознать привычку. Откладывайте, лишайте её сил — теперь вы знаете, на чем она основывается. Вэй Ин тяжело посмотрел на него. Что-то бессмысленное было в его взгляде. Он сжал кулак, пристально вглядываясь в главу лечебницы. После он весело фыркнул, осушил пиалу одним глотком и со стуком поставил её на стол. — Что же, чем больше ума ко мне вернется — тем сложнее вам будет. — И вам, — добавил Лань Сичэнь. Немного подумав, Вэй Ин усмехнулся. — И мне, — согласился он.