Путь к себе

— Есть два вида песен памяти. Один позволит вам вспомнить давно забытое. Вы сможете увидеть прошлое и почувствовать его, но при этом сохраняя рассудок и понимание того времени, в котором находитесь. А потом поделиться тем, чем вам угодно. Лань Сичэнь подлил чая больному. Лань Ванцзи гипнотизировал взглядом царапину, оставшуюся на краю его гуциня. — А второй? — спросил Вэй Ин. — При втором всё то же самое, но память вашу увижу ещё и я. Мне будет проще вас направлять и успокаивать. Но если там будет что-то, чем вы не захотите поделиться, то скрыть это будет сложнее. Это главный недостаток. — Да неужели? — весело хмыкнул Вэй Ин, сложив руки. — Говорю, как есть, — кивнул Лань Сичэнь. — Вы же не думаете, что моя главная цель — это выудить из вас знания о прошлом любой ценой? Моя цель — вылечить ваше золотое ядро. Вэй Ин опустил взгляд на своё больничное ханьфу. — Второй вариант. Лань Сичэнь пристально поглядел на Вэй Усяня. — Что, не ожидаете этого от человека, который со следом петли на шее продолжал доказывать, что хочет жить? — Вэй Ин усмехнулся. — Я никогда не захочу рассказать. Но при этом я понимаю, что это необходимо. Так всё быстрее закончится. Он глубоко вздохнул. — Не обязательно, — начал глава лечебницы. — Это может стать началом новой травмы. — Нет, не станет, — он покачал головой. — Зато у меня не будет возможности отвертеться! Лань Сичэнь подождал, потом начал объяснять: — Тогда мне нужно рассказать, как работают правила. Мы окажемся в вашей памяти как сторонние наблюдатели, поскольку так наш разум более защищен. Песня поможет воссоздать наиболее достоверные виды и звуки. Но даже с песней пробудить все воспоминания не получится. Проще всего воссоздаются яркие и эмоциональные. Совершенно нормально, если мы прервемся на середине разговора или пропустим много месяцев. Вашей памяти просто не за что зацепиться. Направлять нас будете вы. О чем вы захотите вспомнить — к тому песня и приведет. Вы можете почувствовать старые эмоции, но я помогу вам обрести хладнокровие. — Короче, на месте разберусь, — улыбнулся Вэй Ин. — С чего начнем? — Для начала обратимся к воспоминаниям, которые отразились на теле. Например, у вас есть какой-нибудь шрам с детства? Вэй Ин не задумавшись кивнул. — Это поможет нам войти в нужное состояние. А уже там мы будем искать нужные фрагменты памяти. — Что нужно сделать со шрамом? Лань Сичэнь с сожалением сказал: — Достаточно надавить. А вам — сконцентрироваться на воспоминании. Вэй Ин стянул с себя больничную одежду и показал себе за спину. Лань Сичэнь сел позади. Он увидел едва заметный белый шрам поперек лопаток. — Кнут? — поинтересовался Лань Сичэнь. — Да, — отозвался Вэй Ин. Он потер руки о штаны и шумно выдохнул. — Вы можете отказаться, — напомнил первый нефрит. — В любое время. Если станет неудобно — только скажите. — Разве я зря ждал? — улыбнулся Вэй Ин. — Я нервничаю. Но я уже сказал, зачем мне это надо. Давай, Лань Чжань. Второй нефрит поглядел на главу лечебницы. Тот кивнул. Лань Ванцзи начал играть песню, открывающую разум. Мотив, целиком и полностью посвященный Вэй Ину. Приглашение для его брата. И мелодия, защищающая души обоих. Лань Сичэнь надавил на белесый шрам. Двое погрузились в транс. *** Вэй Ин сидел на пирсе, свесив ноги. Он был младше, худощавее, лицо ещё не покинула легкая затравленность. Солнце нещадно пекло. Вэй Ин даже не морщился. Вода казалась темной и неприветливой, как и небо, отражающееся в ней. Как и всё вокруг. Он шевельнулся, но тут же зашипел сквозь сжатые зубы. Попытался осторожно выпрямиться, стараясь не тревожить спину. Но говорить, лечиться или даже шевелиться Вэй Ин не хотел. «Мадам Юй права, что наказала меня», — прозвучала его мысль. Не злая и не отчаянная. Холодная, взвешенная, усталая. — Какое сильное опустошение, — сказал Лань Сичэнь, уставившись на Вэй Ина. Хрупкий, как птичьи кости, а уже несший на своих плечах такую большую пустоту. — Чем вы так провинились перед мадам Юй? Задумавшись, Вэй Ин не сразу ответил, но тут же нахмурился: — Дело не в провинности, — выдержав паузу, добавил. — Всё случилось в ночь до наказания. — А что тогда произошло? — Вы знаете, — сказал Вэй Ин. — Значит, я направляю? Он прикрыл глаза. Пристань Лотоса поплыла перед ними. Время в памяти пошло вспять. Солнце ушло за озерную гладь. Воцарился прошлый вечер. На смену просторным пирсам пришел деревянный, узкий, темный коридор. Мальчик сидел у открытой двери, тихо, почти не дыша. Тонкая полоска света падала на стену напротив. Сквозь плотную вату всё громче и разборчивее начали звучать голоса слуг и служанок. — А глава-то, кажется, скоро того… — Тихо! Не говори так! — Но я видела, как его вносили! Глава так просто не позволил бы… — А всё из-за этой… Если бы… демоны… — Ты на госпожу Цансэ не наговаривай! Она меня по юности спасла! — Но не умирать же теперь главе из-за неё! — Может, им там вместе и лучше будет. — Не будет! Она же сбежала со слугой! — Ох, как будто не ясно, чего он с сыном слуги возится больше, чем с родным сыном! — Не верю. Я знаю, что госпожа Цансэ… — Он и Цансэ, и воспитанника больше родных любит. Вот как рискнул! Столько за убийцей возлюбленной гонялся! Всё, чтобы за неё отомстить и сына уберечь. — Но госпожа… — Ляо! Хватит отрицать очевидное! Разве мы все не знаем, что он бы умер за Цансэ и за её сына? — Да уже умирает. Мальчик поджал губы и часто-часто задышал. Его отчаяние, страх, отвращение темными лапами всё норовили коснуться их душ, но песня Лань Ванцзи защитила. — Всё в порядке, — сказал Лань Сичэнь. — Мы можем полностью погрузиться в историю. Вэй Усянь зачарованно посмотрел на себя прошлого, потом перевел взгляд на лекаря и нахмурился. А после вздохнул и махнул рукой. Вэй Ин тихо отступил в темноту. После, когда убедился, что звук его шагов не услышат, выбежал в безлюдный, открытый коридор. Холодный воздух ударил по горячим щекам. По обеим сторонам от деревянной изгороди журчала вода, серебрилось озеро лунным светом. Только теперь в одиночестве Вэй Усянь не то вздохнул, не то всхлипнул. Сжал кулаки. Потом сжал горло. Короткие прерывистые, сдерживаемые вздохи. Поднял голову с мрачной недетской решимостью. Побежал. Лань Сичэнь взглянул на больного. — Вы намерено отстранили меня от эмоций вашего прошлого? — А? — удивленно поднял голову Вэй Усянь. — Я не чувствую его душу, — пояснил Лань Сичэнь. — Вы, безусловно, вольны поступать так, но если вы просто ещё не разобрались с управлением… — А, нет, ошибся, сейчас. Вэй Усянь прикрыл глаза. И как нахлынуло! Сердце застучало в ушах, кровь к ногам — быстрее, дальше, немедленно! Щеки горят — хочется и спрятаться, добежать до… — Чуть послабее, — сказал Лань Сичэнь. Вэй Усянь ослабил давление, и получилось, по крайней мере, вздохнуть. — Теперь всё в порядке, благодарю. Мальчик замер у перекрестка коридоров. Пара заклинателей стояли у богато украшенной двери покоев главы клана, не позволяя никому войти. — Всем разойтись! — рявкали они. Вэй Ин успел спрятаться за стеной коридора. Из-за двери вышел лекарь. — Тут без сильного заклинательства не обойтись. Никого не впускать, пока не вернусь. Угораздило же… Лекарь, тихо бормоча не то проклятия, не то бранные слова, вышел в коридор. Вэй Ин, не успев скрыться, таращился на него, как застигнутый врасплох вор. — Пришел посмотреть на деяние рук своих? Уж подожди. Через два дня на похоронах посмотришь. И тут же быстрым шагом он направился куда-то. Казалось, стыд прожжет щеки Вэй Ина, а отчаяние сожрет его заживо. «Дядя Цзян не может умереть! Нет-нет!» Спустя несколько секунд бесконтрольного ужаса он сказал себе: «Соберись! Не может быть, чтобы он…» Вэй Усянь вполне осознавал, что помочь ничем не сможет. Но если это его вина… «Убьют», — подумал он. — «Тогда… Нет, шицзе поймет, а Цзян Чэн… Мадам Юй изживет… Лучше уж там умереть. Всё равно больше негде. Или уйти? Хотя бы извиниться. Хотя бы взглянуть». Вэй Усянь осторожно высунул голову из-за укрытия. Окна и двери патрулируют, но если использовать коридоры слуг… Да, на них всегда не обращают внимания. Плохо только то, что там слуги. Будут смотреть на него, винить его, огрызаться на него. Но выбора нет. Некоторое время без всякого выражения Вэй Ин смотрел, как его молодая копия скрывается во тьме коридора, а после мотнул головой. Видение снова изменилось. …Вэй Усянь открыл небольшую дверь для слуг, потирая бок. Он всё ещё болел от тычка повара — повар, как и мадам Юй, уверен, что все беды начались именно с треклятого небесами воспитанника. Потерев случайно ударившуюся руку об косяк, Вэй Усянь оглянулся. Взгляд его остановился на человеке, лежащим на богато украшенной кровати цвета серебра и бородатого ириса. Цзян Фэнмянь казался спокойным, даже умиротворенным. Только редкое дыхание выдавало в нем болезнь. Успел! — Дядя! — Вэй Усянь тут же подскочил к больному. — Как же… Если бы я знал, что вы охотитесь и мстите… Вам нельзя умирать! Больной приоткрыл глаза. Теперь в свете щедро заливающих светом ламп можно было разглядеть во взгляде растерянность. И какой-то болезненный фиолетовый отблеск. — Вы?.. — Дядя Цзян! — обрадованно улыбнулся Вэй Усянь. Облегчение прокатилось по всему телу теплой волной. — Вы очнулись! Вы… Вы ведь выживете? Не охотьтесь на него больше! Мне… Больной резко приподнялся. Вэй Усянь отпрянул, но тут же вернулся на место. Что-то казалось странным. Верхняя часть тела Цзян Фэнмяня была перевязана, под одним из бинтов расцвело красное пятно. Вэй Усянь осторожно поинтересовался. — Дядя Цзян? Вы… у вас рана открылась. Лежите. Глава ордена Цзян глядел странно. На лице его проступили капельки пота, чтобы сидеть, он прикладывал неимоверные усилия. Но он улыбался, смотрел на Вэй Усяня мягко. И эта мягкость отчего-то вызвала отвращение. — Я дома, — сказал с улыбкой Цзян Фэнмянь. Подумав, Вэй Усянь кивнул, натянул веселую улыбку и резким прыжком оказался на кровати дяди. Однако подозрение и страх — это всё, что он чувствовал на самом деле. — Да! Дядя Цзян, вы дома! Все так переживали за вас! Только не говорите мадам Юй, что я забрался к вам, — Вэй Усянь нервно почесал затылок и рассмеялся. — Я победил, — сказал Цзян Фэнмянь слабо и удовлетворенно. — Э-э-э, да, — вложив в голос как можно больше мольбы, Вэй Усянь произнес. — Пожалуйста, не рискуйте больше так. Спасибо, что отомстили за мою мать, но… Последние его слова были заглушены нежным шепотом главы: — Мой лотос, мой чертополох… Душа моя. «Чертополох?» Цзян Фэнмянь опять взглянул на него и странная поволока затуманила его глаза, сделав радужку фиолетовой. Но даже не цвет, а нежность в его глазах, от которой хотелось тут же отмыться, вызывали всё большую тревогу. — Дядя… Цзян? — Цансэ, — нежно произнес глава. — Я так рад, что вы здесь. Глава клана резким движением схватил за руку замершего Вэй Усяня. — А? Дя-дядя?.. Резко глава притянул его и прижал, так что дышать становилось трудно. Вздохи над ухом. Страх удушающими волнами проходился по позвоночнику до самой макушки. Запах пота и железа. Намокающее от чужой крови ханьфу. — Я не… — Здесь. Со мной. Вэй Ин дернулся, хотел вырваться, но куда было ученику до главы клана! Рука крепко обхватила за талию, другой же Цзян Фэнмянь с легкостью повалил воспитанника на кровать, сжав руки над головой. Не столько ужас, сколько стыд опалил все внутренности раскаленным железом. — Что вы?.. Цзян Фэнмянь вынул руку из-под его талии, прошёлся холодными пальцами по шее, потянув за загривок, и Вэй Усянь беспомощно открыл губы. В приоткрытый рот проскользнул язык. «Ч-что?..» — Д-д… Но говорить ему не давали. Руки сжимали всё сильнее, до синяков. Дыхание и сбивчивый шепот, взмокший в чужой крови живот, лихорадочный и полубезумный взгляд на обычно добром лице. Попытки дернуться тут же пресекались. Вэй Ин пытался елозить, отползти, но глава лишь прижал его крепче своим телом. Цзян Фэнмянь ловко перекинул одно колено через бедро, и когда Вэй Ин это осознал, то от него остался только чистый ужас. Ничего не могло его спасти. Внезапно на место страха, желания оттолкнуть пришло опустошение. Вспомнилось, как какие-то слуги говорили, что когда Вэй Усянь вырастет, то точно будет красив, как его мать. А значит глава… Слугу с бурной фантазией быстро заткнули, да и Вэй Усянь не воспринял это всерьёз. Но ведь… Пережив голодные годы, он как никто знал, что ничего не дается даром. И если господин Цзян… любит его мать, то причина, по которой он привел сюда Вэй Ина… — Цансэ! — обрадованно сказал Цзян Фэнмянь, когда почувствовал, что тело под ним не сопротивляется. — Знали бы вы, как я вас ждал! Как я был счастлив, когда мы кланялись нашим предкам… Цзян Фэнмянь принялся захлебываться в каких-то признаниях, но Вэй Усянь не обманывался. Он смотрел на главу пустым взглядом. В какой-то степени хорошо, что вышло именно так. Не важно сопротивляется он или нет — всё решено за него. Если бы Цзян Фэнмянь пришел к нему и позвал идти добровольно в замен на продолжение жизни на Пристани… Вэй Усянь чувствовал бы к себе большее отвращение. А так… Он откинул голову, чтобы посмотреть на свои плотно прижатые к кровати руки. «И к такому… можно привыкнуть». Дверь отворилась. «Нет… Только я подумал, что хуже быть не может». В дверях стояла мадам Юй с лекарем. На явившуюся картину они глядели с изумлением. Впрочем, лицо Юй Цзыюань быстро исказилось, она вцепилась в кольцо на руке. — Как ты посмел! Цзян Фэнмянь обратил своё блаженное выражение лица на хозяйку Пристани. — Вы уже приготовили завтрак для нас с госпожой? Хорошо. Нужно ещё сделать воздушных змеев. — Ты никак меня со слугой путаешь?! — взревела мадам Юй. Кольцо вспыхнуло молнией и обратилось в кнут. Она замахнулась. Воздух засвистел. Цзян Фэнмянь мгновенно выпрямился, рукой перехватив черный кончик. Вэй Усянь приподнялся. Он не знал, надо ли ему бежать? — Не рушьте чужие мечты, госпожа, — произнес глава ордена, но голос его был странным, неживым, как будто потусторонним. — Лучше скажите, о чем мечтаете вы? — Глава клана, а попался в демонскую ловушку, как зеленый адепт! — прошипела Юй Цзыюань. Цзян Фэнмянь ухмыльнулся и потянул на себя кнут. Госпожа же, не отпуская оружия, извлекла кинжал. Она явно не собиралась щадить тело своего раненного мужа! Для Вэй Усяня всё смешалось в одну общую кашу. «Из-за меня… Опять ссоры и проблемы из-за меня…» Где-то посреди битвы на него рухнул балахон, но он и не заметил. Чья-то рука грубо вытащила его из-под ткани, и ужас мгновенно наполнил пустоту. — Не хочу! — возразил он. И только потом успокоился, когда заметил, что рука женская. Одна из личных служанок госпожи вытащила его в коридор. Кто это? Сейчас Вэй Усянь их слабо различал. — Госпожа назначит тебе наказание за нарушение режима, — произнесла она резким и неприятным голосом. За руку, как неразумного ребенка, она повела его в зал предков. По пути воспитанник успел разглядеть себя в зеркалах. Губы красные и полные, одежда смята и в крови. Запястья ныли. Будут синяки. Его поставили перед табличками на колени. Мысли его бессловесно витали от одного образа к другому. Ужас постепенно уходил, сердце уже не стучало в ушах. А потом у входа выросла внушительная тень госпожи. — Мало тебе забрать место Цзян Чэна, так надо ещё и на моё покуситься?! Это вынести было выше его сил. Тошнота подступила к горлу, и Вэй Усянь едва успел оглянуться в поисках какого-нибудь горшка или ящика прежде, чем его вырвало. Рвало желчью. Запястья, на которые он опирался, заболели. Он едва держался. Хлынули слёзы. Слова полились какой-то невнятной мантрой и прерывались новыми тошнотворными порывами. — Заткнись, — неприязненно произнесла госпожа. По тону было ясно, если он ослушается, то будет хуже. Вэй Усянь соскреб остатки спокойствия, и, тяжело дыша, попытался сесть. Госпожа Юй и её служанки смотрели с презрением и омерзением. Таким маленьким и ничтожным Вэй Усянь никогда себя не чувствовал. — Сам знаешь, кому будет хуже, если что-то вякнешь, — сказала она и повернулась к служанке. — Займись этим. Юй Цзыюань вместе с ещё одной служанкой вышли. Зачем она оставила вторую? — Пересядь сюда, — коротко приказала оставшаяся, мазнув острым взглядом по остаткам желчи. Вэй Усянь послушался. Они устроились друг напротив друга. Его всё ещё била дрожь. — За что тебя наказали? Всё пережитое накрыло Вэй Ина волной ужаса. Он начал задыхаться. Внезапно что-то коротко ударило его по ладоням. Он вскрикнул. — Ты так выглядишь, будто случилось что-то ужасное, — поморщилась она и повторила вопрос. — Зачем тебя наказали? В этот раз Вэй Усянь не дрогнул лицом, но он не мог прийти в себя и недоуменно хлопнул глазами. — Я… Был в комнате главы ордена. — Да. И что ты там делал? Он задышал часто и ещё раз получил по рукам. — За что тебя наказали? «А, вот оно что». Вэй Усянь потер запястье и выпалил раздраженно: — От-откуда я знаю?! Служанка прищурилась, готовясь нанести удар, но тут адепт выдал: — Всего-то хотел выразить своё по-почтение главе клана. От-откуда же я знал, что госпожа Юй там тоже появится! Секунда на размышление и две, чтобы состряпать обиженно-недоуменное выражение. — И что ты там делал? Вэй Усянь тяжело вздохнул, но умудрился растянуться в виноватой улыбке. — Да всего-то подошел и поздоровался! А ему внезапно хуже стало! — Вечно ты приносишь неприятности, Вэй Усянь, — подвела итог маленькой пьесы служанка. — Улыбка жалкая. В такую и слепец не поверит. Треть ночи ушла на усмирение эмоций и создание ложного свидетельства. Треть на борьбу с синяками и покраснениями. Треть на наказание. А следующим днем была тренировка, где из-за усталости он ошибся. Это привело к наказанию Цзыдянем, след от которого и ныне на его спине. *** Очнувшись в реальности, Лань Сичэнь прежде всего поглядел на свои руки. Чистые. И у господина Вэя тоже. Больной молчал, уставившись в землю. «Вот и одна из причин его невероятного самообладания», — отметил Лань Сичэнь. Но мысли собирались с трудом. — «И одна из причин, почему он учил и воспитывал себя болью». — Лекарь, кстати, с тех пор меня терпеть не мог. Потому я редко приходил к нему, — хрипло сказал Вэй Усянь. Помолчав какое-то время, он выдал. — Это познавательно, но я очень устал. Мы можем?.. Все на завтра? — Безусловно, — кивнул серьезно Лань Сичэнь. — Вэй Ин, — обеспокоенно произнес Лань Ванцзи, поднявшись. Больной посмотрел на него, и щеки его покраснели. — Я тебя провожу. — Нет! Нельзя тебе. Это… так мерзко, — сказал он, отчего Лань Ванцзи отпрянул. — Нет, не ты мерзкий. То, что я с тобой… Я и забыл, как оно… Чувствуется. Прости. Он скрылся в зарослях. Лань Сичэнь коротко кивнул брату, позволяя следовать за больным. Рука, потянувшаяся к чашке чая, дрожала.