Пряничный домик

Эмиль Франке-Альбах собрался пойти по магазинам. Для омежки это было равносильно подвигу. Он не любил шоппинг, не умел этим заниматься, а его лучший друг Аксель понимал в этих вещах ещё меньше, чем он. Но помочь другу считал своим долгом. Собравшись с духом, они наконец отправились за покупками: Эмиль поход откладывал два раза, пока наконец однажды в пятницу Аксель не вытащил его почти силком из золотисто-зелёного сентябрьского сада и не усадил на пассажирское сиденье новенького «Фольксвагена». Каким бы странным это ни показалось многим их знакомым, машина не была подарком Бернта. Аксель купил её на призовые деньги – он выиграл очередной конкурс молодых музыкантов, на этот раз в Зальцбурге, на родине Моцарта. - Тебе необходимо купить новой одежды, - увещевал Акс по дороге Эмиля. – Заказывать у Раушке ты не хочешь, потому что примерки ненавидишь… Но это пока ты помещаешься в старые вещи, ещё месяц – и лазейка накроется. Ты хоть помнишь, что у тебя ребёнок будет? Это предполагает большой живот и новый гардероб. - Я прилично похудел, - заметил Эмиль. – Килограммов на семь точно. Доктор говорит, это бывает, у меня гормональный фон меняется. После родов могу снова поправиться, а могу и нет. Но вот сейчас я благодаря этому спокойно вмещаюсь во все вещи – за счёт того, что сбросил вес. Животик маленький ещё пока. Омежка ощупал ладонями мягкую округлость под тонкой шерстяной кофтой цвета сливочного масла. Пятый месяц, но всё равно нельзя с первого взгляда определить – беременный этот хорошенький светленький омежка или просто только что хорошо перекусил. Этакая румяная пышечка с милым кругленьким животиком, вполне соответствующим его фигурке. Только Эмиль, да его самые близкие знали, что животик этот за последние две-три недели заметно подрос – раньше у Эмиля его не было. Омежка смотрелся в зеркало каждый день по несколько раз, привыкая к своему положению. Хотя прошла уже половина положенного срока, он всё ещё не мог по-настоящему поверить, что у них с мужем будет ребёнок. Он иногда, бывало, по-прежнему сомневался, что всё произошедшее с ним - взаправду, и время от времени ощущал себя гостем в собственном доме. Качая головой, он как-то сообщил смеющемуся Роберту, что признает себя его супругом, похоже, только к серебряной свадьбе, а в то, что стал папой, поверит к окончанию школы их третьим ребёнком. «Тормоз» - называл он сам себя, чем ещё больше смешил мужа. Фрау Гитта, присутствовавшая при разговоре, со знанием дела заметила, что ребёнок даст ему почувствовать все прелести родительских обязанностей гораздо раньше. - Помнится, в пору моей собственной беременности вот этим субъектом подозрительной наружности, - говорила она, указывая на сына, делающего вид, что читает журнал, – он дал мне понять, что я стану матерью, месяца так со второго. Тебе, малыш, очень повезло, что у тебя всё так легко проходит. Кстати, вы не стали выяснять, кто у вас ожидается? Эмиль с улыбкой помотал головой, а Роберт сказал: - Вот что мне в этом всём решительно нравится, так это твой настрой, солнышко. Та уверенность, с которой ты сказал о третьем ребёнке. Вот это точно по мне. Мама, справишься с тремя внуками? – Альфа привлёк к себе своего мужа и обнял сзади, нежно обхватив большими руками его начавший округляться животик – причину этих несколько напряжённых размышлений, настигших омежку в начале осени. Альфа же никаким размышлениям не предавался, и будущая бабушка – тоже, они с восторгом ожидали пополнения в их дружной семье. Фрау Гитта, впрочем, постоянно рекомендовала Роберту быть с Эмилем предельно мягким, ласковым, и ничем не беспокоить взволнованного омежку. "Ко второму ребёнку это пройдёт, сынок", - говорила она. Но Роберт в этих рекомендациях и не нуждался, он и без того окружил любимого всевозможнейшей заботой, и прикладывал все старания для того, чтобы его Эмильхен испытывал только радость и удовольствие, вынашивая их будущего наследника. Или наследницу, что тоже хорошо. Эмиль, пока Аксель выруливал на Адлергештелль, вертел в руках прохладный серебристый кусочек пластика – кредитную карту. Её подарил ему месяц назад муж, и на пластике было его имя – Эмиль Франке-Альбах. На карте было пятьдесят тысяч. Омежка никогда ещё не держал в руках подобных сумм, и уж конечно, не на «текущие расходы» вроде одежды или развлечений. Аксель, однако же, такому подарку не удивился. - Само собой, - сказал он другу. – Роберт обожает тебя. Бернт часто посмеивается, мол, сухарь Альбах растворился в супружеской жизни и будущем отцовстве, как в горячем шоколаде, к вопросу – что будет, если за сухаря выдать сдобную булочку: два сухаря или две булочки? Эмиль рассмеялся. - Робби никаким боком не похож на булочку. Ни анфас, ни в профиль. Но все его сотрудники замечают, что он и в самом деле стал намного мягче и терпимее. Ну, это хорошо, я думаю. Я-то уж точно не сухарь. Особенно с тех пор, как… узнал про маленького. - Омежка погладил свой небольшой ещё животик. - Стал таким сентиментальным. Как старая проститутка. - Что ты можешь понимать в старых проститутках? – озадаченно спросил Аксель. Эмиль снова засмеялся. - Цитата из Руди Хасселя. Хотя и он вряд ли что-то понимает в этой категории населения. Он, как мне кажется, склонен флиртовать с омегами, вчера отметившими восемнадцатилетие. Ты, кстати, слышал последние светские новости о нашей тёплой компании? Я не любитель сплетен, но это, если честно, привело меня в восторг. - Ты про Руди и Юргена? Да-а, я тоже долго смеялся. Просто интересно, кто кого. Бернт предложил делать ставки. Я не решился, мне кажется, эта парочка друг друга стоит, аферисты Дик и Джейн… Клаус уверен, что на этот раз Руди не поздоровится, и Ал, кажется, впервые в жизни с ним согласен. Ах ты, ненормальный! – Это восклицание не было частью разговора омежек и относилось к пронёсшемуся мимо них на звездолётной скорости чёрному спорткару. Встречный серый седан шарахнулся от него в сторону и чудом не влетел в ограждение. Эмиль не разбирался в машинах, но Аксель опознал в автомобиле гонщика «Мазерати». - Понакупят себе «болидов», мажоры безмозглые, и носятся, понты свои чешут, как Руди говорит. Выезжай себе на автобан и лети, астронавт-любитель. Зачем носиться по городским магистралям – жить неохота? – Аксель бросил быстрый взгляд на слегка нахмурившегося Эмиля. – Он тебя не напугал? - Нет, - покачал головой беременный омежка. – Просто это глупо, так носиться. Жизнь всего одна. Акс… Я вот что… Альбрехт бывает у вас, да? К нам он совсем перестал заходить. Как у него дела? - Ничего, - пожал плечами юный музыкант. – Он к вам не просто так не заходит. У него курс терапии. Он просил тебе не говорить, думает, ты его маньяком сочтёшь. Но я считаю, ты имеешь право знать, раз тебя это беспокоит. Он посещает психолога, сейчас у него какая-то там фаза, ему нельзя тебя видеть. - Что меня и в самом деле беспокоило, так это то, что Ал снова исчез. Я уж боялся, что он обиделся на меня. Слава Богу, что всё в порядке, и он просто молодец, я считаю. Очень разумный подход. Сам-то я психологам не особо доверяю… Но если Ал считает, что это помогает, то ему обязательно нужно ходить на эти занятия. Нужно что-то делать было, и Ал… Это мужественный поступок. Он молодец. Тем более после такого прессинга, какой был у него. Я этот невыносимый развод имею в виду. Всю оставшуюся дорогу до центра оба омежки болтали о разных житейских делах – учёбе, знакомых, кино и книгах, о цветах Эмиля и репетициях Акселя. Эмиль сообщил другу, что «Альбах Кондиторай» начинает выпускать новую серию сластей – пирожные и конфеты в виде цветов, но не стилизованных, а максимально похожих на настоящие. - Основа будет разной, – рассказывал омежка. – У некоторых – бисквитная, у некоторых – песочная, а под орхидеи я предложил миндальную. Цветок ванили будет лежать на лимонном безе, мне кажется, очень удачное сочетание. Самое трудное – розы, конечно, но те образцы, что мне показывал Юлиан, совсем как настоящие. Они из марципана, сахарной мастики и карамели. Шикарно выглядят. Как подарок они будут великолепны. Нужно подать это в рекламе, Горан сейчас над этим работает. Аксель улыбался. - Ты прямо расцветаешь, когда говоришь об этом. Сладкоежка, вышедший замуж за владельца кондитерских. Сказка, да и только. - Ну, ты тоже – юный гений скрипки, встретивший страстного обожателя музыки. Бернт за тобой неба не видит. Правда, я очень за вас рад. И за тебя, и за него. Ты стал похож на кинозвезду, а не на перепуганную мокрую мышь, а Бернт… Когда мы с ним познакомились, я вообще не думал, что он способен любить кого-то. А тебя-то он не просто любит, я бы сказал – он тебе поклоняется. Аксель смущённо покраснел. - Ну уж, поклоняется… - Но было видно, что ему чертовски приятно. «Фольксваген» припарковался на Планкштрассе, водитель и пассажир вышли из него, разминаясь после долгой дороги. На улице было изумительно – не жарко и не слишком прохладно, дует лёгкий ветерок, шумят понемногу желтеющие каштаны и липы, и пестреют в клумбах и корзинах осенние яркие цветы. Старые дома центра, цветные, массивные, но не громоздкие, освещённые неярким добрым солнцем, были похожи на радушных пожилых аристократов - хозяев замка, встречающих дорогих гостей. Омежкам показалось, что старый Берлин ждал сегодня именно их, давно их не видел и очень соскучился. Эмиль предложил прогуляться пешком. - Осень, скоро дожди зарядят, - сказал он. – Тогда лучше всего сидеть дома у камина с книжкой, или на веранде шоколад пить. А сейчас надо погулять, пока ещё почти лето. - Ты как, справишься с долгой прогулкой? – участливо поинтересовался Акс. Эмиль улыбнулся: - Дружище, я спокойно дойду отсюда до Каролиненхоф. Я прекрасно себя чувствую. Отличная погода, на улице так красиво! Пойдём, у нас целый день впереди. Друзья отправились на прогулку по центру, заходя в магазины и примеряя вещи. До обеда Эмиль успел купить очень красивый и тёплый серо-синий кардиган с крупными модными пуговицами, сшитый специально для беременных омег, и пару мягких рубашек. Аксель у оптика проверил зрение – попутно омежки выслушали два десятка анекдотов от разговорчивого специалиста, - заказал себе новые очки без оправы, а потом парочка отправилась обедать. У маленького кафе, угощавшего посетителей традиционной немецкой кухней, они и остановились – Акс мечтательно сказал: - Ох, какие тут колбаски… Домашние, настоящие. Аромат такой, что мёртвый встанет. Давай зайдём сюда? Тут ещё хлеб ржаной, ты его любишь. А потом заглянем к вам, часов в пять – попьём шоколада. «К вам» - означало в «Пряничный домик», свои кафе и Роберт, и его мама, и даже суровый Эрих Альбах – его отец, во всех разговорах подчёркнуто называли «нашими», принимая таким образом Эмиля в семью. Будущий папа наследника рода с огромным удовольствием занялся новой деятельностью, в которую вникал всё серьёзнее и глубже. И Эриху, и Роберту нравилась увлечённость омежки и его желание по-настоящему научиться семейному делу. При этом Эмиль всё так же иногда помогал своему деду – герр Хайнц, несмотря на возраст, на здоровье не жаловался и на пенсию отнюдь не собирался. Но когда внук вступил в брак и почти сразу забеременел, старый альфа взял в лавку помощника, рекомендованного всё тем же внуком. Это был омежка-сирота лет двадцати двух, по имени Тим, слушавший курс на одном факультете с Эмилем, обожающий цветы до самозабвения и отчаянно нуждающийся в деньгах. Эмиль тем временем хмуро поглядывал на одну из припаркованных у кафе машин. На неё он и указал как всегда рассеянному Аксу, глазевшему по сторонам: - А это не он нас обогнал? На Адлергештелль? Ты его ругал ещё? Аксель пожал плечами: - Может, и он. Машина такая же. Вообще редкая модель – «Мазерати Гран Туризмо», цвет «чёрный янтарь». Недешёвая игрушка. Интересно, а сколько у нас в Берлине таких? - Ну, не эксклюзив же. Штук пятьдесят наберётся, наверное. - Тогда не он, скорее всего. Согласно законам вероятности. А хотя – какая нам разница? Мы его не знаем, и он нас не знает. Эмиль недовольно шмыгнул носиком: - Может быть, это у меня в связи с беременностью восприятие обострилось, но почему-то мне кажется, что хам на дороге – хам и в жизни, не самый приятный сосед в маленьком кафе… Но ты прав – вероятнее всего, это вообще не он. Пойдём. Очень ржаного хлеба хочется. Поджаренного слегка, и с горчицей. К колбаскам – самое то. - А тебе можно острое? - Мне всё можно. Омежки устроились за лакированным массивным деревянным столиком в небольшом уютном зале, стилизованном под старину. Клетчатые драпировки, бар из морёного дуба с искусной резьбой и витражными дверцами, патина на медных ручках, тёмные, будто закопчённые, балки под потолком, с которых свисают гирлянды перца, лука и чеснока. А в одном углу, в том, что без окна - тележка, наполненная разноцветными тыквами. В таких кафе очень приятно сидеть именно осенью, в прохладный хрустальный денёк, смотреть на листопад за мелкой решёткой окна и с аппетитом жевать домашние, отдающие горячим дымом, сдобренные пряностями колбаски. Эмиль присматривался к интерьеру – он вообще стал ловить себя на мысли, что во всех заведениях невольно начинает всё разглядывать: вдруг мелькнёт полезная идея для «Домиков»? Усмехнувшись про себя, он вернулся к меню – Аксель туда даже не заглядывал, сразу заказав любимую разновидность мясного деликатеса и гарнир из запечённых овощей. Эмиль повторил его заказ, присовокупив к нему просьбу подать хлеб. Благоухающая горчица уже стояла на столике. - Ты его заметил? – спросил Эмиль у Акса, не ожидая, впрочем, услышать «Да». Юный музыкант никогда ничего вокруг себя не замечал, пару раз это едва не стоило ему как минимум здоровья: он рисковал попасть под машину. И в самом деле, Аксель озадаченно уставился на друга: - Кого? - Тедди Рейнхарда. Помнишь его? - Ещё бы, - насупился Акс. – Я его нескоро забуду. Вот интересно-то, что он делает в таком скромном кафе? Я думал, он даже молочко с утра пьёт исключительно в «Ритце». Тем временем из-за одного из столиков поднялся красивый молодой альфа – бросив на полированную поверхность дерева несколько купюр, он уверенной походкой направился к сидящим друзьям и, не дожидаясь разрешения, уселся за их столик. Вблизи, однако, он уже не казался таким красавцем: дорогая одежда, небрежные движения и самоуверенная походка создавали выверенный образ и, очевидно, отвлекали внимание от лица, которое хоть и было привлекательным, если не придираться, но вот глаза слишком широко расставлены, и модная щетина не может скрыть безвольного подбородка, длинного, но словно какого-то смазанного. Оба омежки уж точно не были рады новой компании – Эмиль натянуто улыбнулся, а Аксель даже этого не сделал, хмуро глядя в тарелку. Альфу, однако, это совершенно не смутило, и он произнёс таким тоном, будто два друга пришли к нему в гости: - Какая встреча, подумать только! Эмиль Франке и Аксель Шнеер! А почему вас не было на встрече выпускников? Вас все ждали.