Эскортница

       Обычный вызов, ничего странного. Таких вызовов в её жизни с каждым новым прожитым днём становится всё больше и больше. Когда-то это пугало, сейчас — лишь напрягает осознание того, в какую беспросветную пропасть катится её жизнь. Каждый день она обещает себе, что закончит со всем этим, и каждый день засовывает свою гордость куда подальше и отправляется обслуживать мужчин, которые не могут завести социальные связи с обычными девушками и получать секс лишь за колечко на пальце.        Этот вызов — не исключение. К роскошному дому Кормак привозит чёрный автомобиль. Нередко для Шэй вызывают такси, ещё чаще — присылают машину с водителем. Иной раз она даже понятия не имеет, по какому адресу едет. Всё приходится узнавать по дороге. Порой от водителя, но чаще из своих наблюдений. Не все любят разговаривать. Водители, работающие на богатых дядечек, вообще предпочитают не распространяться о своих хозяевах. Молчаливые хранители семейной тайны. Днём этот автомобиль может перевозить счастливую мать с тремя детишками, а ночью — девочку по вызову для бизнесмена-отца, решившего отдохнуть. И всё это своими глазами видит водитель, но молчит, не смея разрушить устоявшийся уклад жизни.        Водитель открывает дверь и подаёт Шэй руку, чтобы помочь выбраться из автомобиля. В такие моменты на пару мгновений Кормак забывает о факте, что она не больше, чем просто кукла на вечер, начинает чувствовать себя настоящей леди, достойной хорошего обращения со стороны мужчин. Когда ты продаёшь своё тело, твоё отношение к себе автоматически уходит в минус. Ты перестаёшь себя ценить и уже не ждёшь нормального отношения со стороны других людей. Вообще ни от кого, ни от мужчин, ни от подруг в этой индустрии.       Кормак вылезает из автомобиля. По насыпной каменистой дорожке Шэй направляется к дверям. Огромные панорамные окна на втором этаже горят тёплым светом, но они занавешены шторами, и Кормак не может разглядеть ни обстановки, ни того, кто может находиться внутри. Она бывала в разных домах, видела разные интерьеры и знает, что по фасаду и обстановке внутри можно легко определить и чужой характер, и манеры. Наманикюренным пальцем Кормак давит на кнопку дверного звонка. Практически сразу слышатся шаги, после чего дверь открывает светловолосая девушка. Прислуга? Или хозяйка дома? Шэй встречала разных извращенцев, где даже жена с особым удовольствием наблюдала за тем, как муж трахает проститутку. Или как муж приглашает свою возлюбленную в постель вместе с плетью и кляпом. Когда у тебя много денег, ты можешь позволить себе любые извращенские практики.       — Я по вызову к…       Девушка кивает, даже не дослушав Шэй, отходит в сторону и пропускает её внутрь. Значит не хозяйка. Владельцы дома так себя не ведут. По крайней мере, не молчат, когда к ним обращаются. Конечно, есть шанс, что эта дама немая, но он настолько ничтожный, что Шэй отметает данную мысль практически сразу. Значит сегодня можно делать ставки. Изменяет ли своей жене? Или может просто одинокий человек, которому резко захотелось удовлетворить потребности? Практически всё вскрывается сразу. Кормак достаточно пробыть в чужом доме всего минуту, чтобы подметить незначительные детали: рамка с фотографией на стене, медаль за победу школьной команды по баскетболу, безвкусная ваза с цветами или кружевная салфетка, связанная крючком. О человеке и его жизни говорят детали, которые иной раз никто и не замечает.       Светлый коридор напоминает тот самый путь до рая. Ещё так символично в конце подсвечена белая лестница со стеклянной периллой. Это мрамор или просто хорошая плитка? Не хватает только лёгкого дыма и всех этих облаков, чтобы можно было представить, как ты восходишь к небесам, к самому всевышнему. У хозяина дома явно есть вкус. Если, конечно, это не арендованное здание. Хотя зачем арендовывать для встречи с эскортницей целый дом, если можно просто снять комнату в отеле. Номер люкс, если хочется джакузи и роскоши.       — И куда идти? — Кормак обращается к блондинке через плечо.       — По лестнице. Мистер Харрис ждёт вас наверху. Прошу, — блондинка говорит всё это совершенно бесстрастным голосом и направляется вперёд, коротким и быстрым жестом руки, подзывая Шэй за собой.       Не желая отставать, Кормак следует за девушкой. Стук каблуков разносится гулким эхом по пустующему коридору. Эти шпильки Шэй удалось отхватить на распродаже в чёрную пятницу, и они отлично подходят для её работы. Все мужики обожают, когда их партнёрша носит туфли на шпильках, а если она надевает чулки — им сносит крышу. Девушка рядом должна быть, как любимая порно-актриса. Эскорт — слишком приличное название для обычной проституции.       На втором этаже практически нет стен, только стеклянные перегородки, условно разграничивающие пространство: гостиная, бар и что-то наподобие игровой зоны, иначе как назвать зону с огромным экраном, бросающимся в глаза? Возле бара — три мужчины. Один из них бармен, подливает в бокалы виски — Кормак узнаёт по этикетке. Мужчины слегка пьяны и точно не собираются останавливаться.       — Мистер Харрис, — блондинка громко и чётко произносит чужую фамилию, и один из мужчин в помятом костюме тройке, от которой на нём только брюки и жилет, кидает на них взгляд, беря с барной стойки бокал. Девушка отступает в сторону, пропуская Кормак вперёд. Выставляют на обозрение, как товар. Ничего нового. Шэй коротко кивает головой. Как вообще должна начинаться подобная встреча? Просто так здороваться, словно они знакомы, да и вообще закадычные друзья — тупо. В подобные моменты Кормак чувствует себя дискомфортно, хотя чувство неловкости давно отпустило её и больше не сопровождает. Работая девочкой по вызову, приходится отказываться от чувств и эмоций. Нужно быть безэмоциональной и чёрствой сволочью, но при этом ловить чужие настроения и удачно подстраиваться под ситуацию. Врать, играть и улыбаться. Самое сложное было избавиться от стыда. Это то, что уходит только со временем и практикой. Либо, когда ты закрываешь глаза. Первое время проще абстрагироваться. А ещё нужно полностью перестать уважать себя и потерять чувство собственного достоинства. С этим Шэй ещё не смогла справиться.       — Мы вас ждали, — развязный тон мистера Харриса не внушает ничего хорошего, выпивох и буянов видно издалека, те самые люди, которые не будут спокойно лежать в углу. Лучше не задумываться о том, как ведёт себя этот мужчина, накидавшись до состояния соплей, — Мисс… Как вас?       — Мисс Розье, — отзывается Шэй и делает несколько уверенных шагов по направлению к бару. Дружок Харриса оценивающе разглядывает её. Как только не наклонится, чтобы попытаться посмотреть под юбку. Взгляд скользкий и неприятный. Кормак едва сдерживается, чтобы не закатить глаза. Тот самый тип мужиков в их стриптиз клубе, которые дают «на чай» мелкими бумажками и с особой неохотой, но требуют шоу больше всех остальных.       — Вы очаровательны, мисс Розье, — скверная улыбка растекается патокой по физиономии Харриса. Залпом опрокинув в себя стакан, мужчина подходит к Шэй, приобнимает её за талию, но ладонь долго не задерживается там. Сползает на задницу. Приходится подавить желание треснуть по руке, а уж там по лицу. Напоминает себе, что за это заплатили, хотя денег она этих не увидит. Только процентов пятнадцать, если повезёт, то ей засунут в лифчик отдельно несколько хрустящих купюр. Но пока платят, Кормак должна танцевать под чужую музыку и выполнять чужие желания и прихоти.       — Благодарю, — Шэй склоняет голову на бок. Одним взглядом показывает свою заинтересованность в Харрисоне, — Как я могу к вам обращаться? Есть какие-то пожелания? — девушка медленно ведёт по чужому плечу, словно отряхивает несуществующую пыль, поправляет воротник расстёгнутой рубашки — нежное действие. Мужчинам иной раз нежность и ласка нужны больше, чем девушкам. Даже если эта нежность — наглая ложь.       — Для вас, моя милая, Фрэнк, — Харрисон утягивает Кормак за собой, ближе к барной стойке, — Хотите выпить? Что пьют у нас сейчас особенные девушки? Наш бармен сделает для вас всё, что только пожелает ваша душа.       Сейчас душа Шэй желает только, чтобы этот цирк закончился. Смена не обещает быть лёгкой. Странное предчувствие вынуждает несколько беспокойно оглядеться по сторонам, в поисках путей отступления. В критической ситуации Кормак нужно знать, куда бежать, пырнув обидчика ножичком из крохотной сумочки-клатча. Она даже не пытается скрыть это, но мужчина, нагло лапающий её, даже не замечает, как бегает взгляд по просторному второму этажу. Лишь бы приёмы по самообороне не пригодились.       Всего лишь работа, Шэй. Это всего лишь работа.       — Какой обходительный. Больше слушай этого балабола, малышка, — дружок Харриса подставляет бокал, бармен подливает алкоголь. Ухмылка и чёрные крысиные глазки-бусинки на круглом лице не внушают ничего хорошего. С таким человеком лучше всего говорить, когда у его подбородка дуло пистолета и есть возможность, что нетвёрдая рука «неожиданно» дрогнет и прострелит щёку. Скажет больше правды и не будет юлить. Но она не на допросе.       — Очень мило, Фрэнк. Приятно познакомиться, я Мария, — Кормак изящно откидывает завитые в небрежные локоны волосы за спину. Дружка Харриса она предпочитает одарить лишь снисходительно-ласковым взглядом.       — Урод ты, Джош. Знаешь об этом? Не слушайте его, Мария. Пошёл он нахуй, — Фрэнк пьян и вряд ли соображает в полной мере, но он целует плечо Кормак, оставляет на нём влажный след от слюны. Не тот момент, когда ей это действительно по кайфу и не вызывает отвращения.       — Не переживай, Фрэнк. Я надеюсь, что мы с Джошем поладим за этот скромный вечер, — Шэй улыбается, протягивает руку и только тремя пальцами ненавязчиво касается человека, которого бы в обычной ситуации не удостоила бы даже мимолётного взгляда. А если бы и удостоила, то только чтоб плюнуть в лицо.       — О, его характер даже родная мать терпеть не стала. Не совладала бедняжка, да сдала в приют, чтобы не истязать себя, — с пьяным смешком произносит Харрис, — Так что не думаю, что у тебя, Мария, получится найти с ним общий язык.       — Да уж, детка. Тебе придётся постараться, чтобы не оплошать и понравиться мне, - идиот Джош поднимается и подходит к ним ближе лишь для того, чтобы в следующий момент Кормак ощутила, как без зазрения совести второй пьянчуга притягивает её к себе, нагло отбирая у Харриса. Обе ладони на её заднице без какого-либо намёка на приличие.       — Знаешь, Джош. Я умею нравиться людям, — неприкрытая угроза проскакивает между строк, но ответ — это не больше, чем просто хриплый лающий смех, царапающий слух. Ещё одно напоминание о том, что за человека её не считают и не будут. Опасности она не несёт. И от этого скрипят зубы.       — Хэй, не спешите, голубки. Дождёмся ещё парней.       Кормак это не нравится. Во рту появляется горечь. Та самая неприятная горечь от беспомощности и глупости своего положения, невозможности повлиять на события. Даже если эти события происходят на твоих глазах и ты их участник. Быть марионеткой неприятно, ещё неприятнее просто не дёргаться и подчиняться, плыть по течению, хотя Шэй никогда не была тем человеком, который просто так может смириться с гибельностью собственного положения.       — Нас должно быть больше? — осторожно интересуется Кормак, словно осведомленность сыграет ей на руку и поможет в случае непредвиденных обстоятельств. Не поможет. Об этом кричит всё нутро. Но Шэй кидает взгляд на Харриса, потом на Джоша.       — Конечно, детка. Тебе понравятся наши парни.       Ещё трое мужчин подтягиваются спустя несколько минут. Все пьяные и похожие между собой. Шэй сейчас слишком волнуется, чтобы найти какие-то отличительные черты у каждого и запомнить их. Хотя, какая разница, запомнит она что-нибудь или нет? Кормак чувствует, как у неё предательски начинает подрагивать одна нога. Трясётся, хотя она и твёрдо стоит на каблуках. Но иногда с ней подобное случается. В особенно волнительный или критический момент. И сейчас именно этот треклятый момент. Собственное тело решило её подвести в самый неудачный момент.       Всё происходит слишком стремительно. Как бы комфортно Кормак не чувствовала себя в обществе мужчин — она всё детство провела на улице вместе с парнями, играя в мальчишеские игры и иногда получая синяки наравне со всеми — когда их количество переваливает за три, невольно хочется сбежать. Паника возникает из ниоткуда. Животный страх, что сейчас несколько хищников кинутся и в лучшем случае вцепятся зубами в глотку, быстро прекращая страдания жертвы. Либо всё это затянется надолго и не приведёт ни к чему хорошему. Градус напряжения растёт с каждой убегающей в прошлое секундой. И расслабленная, близкая к эротической, музыка на фоне нисколько не успокаивает и не притупляет паранойю. Сознание рисует худшие исходы и предлагает Кормак выбор, из-за чего бы лучше начать переживать. Дыхательная гимнастика тут не поможет. Нужно было соглашаться, выпить какой-нибудь коктейль. С алкоголем проще. Алкоголь отключает инстинкт самосохранения. Но жать на тормоза и сворачивать уже поздно. Мужчины рядом с ней, расположившиеся на диване и креслах, не настроены на быстрое завершение вечера.       — Милая, нам нужно напомнить, что тебе нужно отработать? Ну же, — Харрисон похлопывает себя по коленке. Он в центре, как хозяин, как инициатор.       На месте Кормак могла оказаться любая другая девушка, но шанс пройти «испытание» выпал сегодня ей. Можно включить строптивость, можно начать заигрывать, всё больше оттягивать, пока, наконец, не закончится оплаченное время. Вот только кто проследит за соблюдением тайминга? Никто. Лучше сделать работу быстро. И, может, всё закончится не так уж и плохо.       Сумку и единственное оружие в ней, приходится положить на низкий деревянный столик, рядом с несвежим журналом Play Boy. В здравом уме и совершенно добровольно Шэй соглашается на неизвестность, хотя желудок предательски сдавило, а сердце готово в любой момент отвалиться и прокатиться до самых пяток, ссыпаться в туфли. Шла бы нахер эта работа.       Её согласия никто и не спрашивает. Заплатил — получи. Продаешься — выполняй приказ. Кормак опускается на колени перед Харрисоном, пока кучка его друзей наблюдает. Все лапают её взглядами, словно ждут команду «фас», прежде чем смогут накинуться и полностью попользоваться телом. Им нужна не она сама, лишь её тело и громкие вздохи и стоны во время процесса, подкрепляющие и стимулирующие мужское эго.       В голове только один вопрос: почему они вызвали только одну?       Впрочем, плевать. Просто отключиться. Не думать, делать, как нужно и как понравится. Кормак давится подступающим к горлу комом. Тем самым мокрым комочком — самоуважением и гордостью. Придётся проглотить и перетерпеть. Она ненавидит эту работу. Ладони скользят по ногам. Нужно не думать о взглядах, не думать об этом позоре. Никто ничего не узнает. Просто работа без эмоций и чувств, но с полной отдачей. От неё хотят именно отдачи, ужасно сыгранной партии, хоть она заведомо проиграла.       Шэй научилась врать глазами. Глуповато-влюблённо она смотрит на Харриса, быстро и без особого труда расправляясь с его дорогим ремнём, а следом и с брюками. Ведёт самыми кончиками по члену сквозь ткань, собираясь с духом. Погружение под воду выглядит примерно также: ты глубоко вдыхаешь, так, чтобы грудная клетка максимально раскрылась, а затем ныряешь. Только здесь приходится нырять в бассейн похоти и разврата. Кормак отхватывает член — не самый большой на её практике, не самый симпатичный. Бывало и лучше, бывало и приятнее. Сейчас бы отсечь чужие причиндалы и сбежать с трофеем в руках, но пристальные взгляды даже не дадут ей потянуться за ножом, что уж говорить о том, чтобы позволить отсечь.       Тяжёлая ладонь ложится на затылок. Шэй терпеть не может, когда её поторапливают, принуждают к активным действиям. Выдержка в постели — качество, которого так не хватает некоторым мужчинам. Но они им пренебрегают и не пытаются развить.       Нужно не думать об унизительности собственного положения, хотя глубоко внутри обжигающее раздражение граничит с холодной злостью. Той самой злостью, которую не получится выплеснуть никуда. Не то положение, не тот момент, не тот человек. Ей заплатили. Её губы, окрашенные в вызывающе красный цвет, касаются багроватой головки. Обычно минет идёт отдельным пунктом в её чеке. Сегодня должно быть пять таких позиций. От одного факта голова идёт кругом. У неё будет болеть язык. Будут болеть губы. В последствии она их обкусает до кровавых и болезненных язвочек, добавящих неприятных ощущений.       — Милая, тебе ещё раз сказать, что не стоит медлить? Я скажу, но тебе не понравится, — Харрис берёт Кормак двумя пальцами, но не за подбородок, а за щёки. Вынуждает посмотреть на него. В его глазах угрожающий блеск. Ей пытаются напомнить, что ситуацию Шэй не контролирует. И точно не сможет переломить ситуацию в свою сторону.       Приходится подчиниться. Будто у неё вообще есть выход. Даже фыркнуть не получается. Неприятно начинает ныть внутри маленький обиженный ребёнок, не желающий подчиняться злобному дяде, выполнять ужасные действия. Харрис отпускает её. И Кормак приходится отогнать жеманность и напускную нежность, перейти из категории «эстетичное порно» в «быстрый отсос». Она вбирает член в рот, закрыв глаза и не глядя на того, кого обслуживает. Нужно постараться удовлетворить и окончательно не скатиться вниз. Впрочем, снизу всё равно постучат.       Шэй отказывается от каких-либо эмоций и чувств. Старается не думать. Можно было бы вспомнить несколько приятных ночей: с Лиамом, с Кенуэйем, в конце концов. Но лучше не выстраивать проекцию, чтобы потом не переносить свой негатив и агрессию на тех, кто не виноват и не приложил даже пальца к её унижению, к её позору.       Как на зло в мысли лезет отец. Что бы он сказал, зная, что его дочь станет шлюхой? Точно не оценил бы и не похвалил. Девочка, которой пророчили хорошее будущее, освоившая французский язык по старым кассетам и книжкам из школьной библиотеки, теперь полирует члены. Вдавливает языком фиолетовые венки, проступившие сквозь тонкую и нежную кожу. Ладонь вновь давит на затылок. От неё хотят большего, а не жалкой попытки не уподобиться бляди. Слюна стекает по подбородку. Приходится брать больше. Не до упора, но чтобы пальцы сжали волосы сильнее, чтобы член напрягся, а партнёр поймал удовольствие. Лучше даже не задумываться о том, что делают ещё четверо мужчин рядом. Хотя при особом желание Шэй даже не потребуется открывать глаза, чтобы взглянуть. Странно использовать такой неестественный талант в таких некрасивых условиях.       Кормак и не станет.       Пятеро на одну. Расклад хуже, чем можно было представить, чем бывало в некоторых её кошмарах. Хорошо хоть не оргия. Хотя судя по юмору её судьбы — дальше будет хуже. Шлюха Шэй Кормак. Оправдывая своё звание, она старательно обхаживает член Харриса, пока чья-то влажная рука не задирает её юбку. Тут больше инстинктивно, нежели намеренно Шэй открывает глаза, выпускает член и оборачивается. Конечно, Джош. Нетерпеливый подонок. Лучше бы они вызвали кого-то ещё. Сбавить нагрузку, разделить с кем-то эту тяжёлую ношу продажной девки.       Мужчина лапает её задницу. Хлёстко шлёпает несколько раз, пока она возвращается к члену. Скользит ладонью по влажной от слюны коже. Пять человек. Звучит, как подобие приговора, вынесенного за все её прегрешения. Но грехи это не то, что можно вышибать клином. Если Бог существует, то он, вероятно, та ещё тварь, раз позволяет происходящему продолжаться.       Чужой член не долго остаётся у неё во рту. Как и она не долго остаётся на коленях. Мужчинам скучно сидеть без дела, а вот Харрис явно не доволен тем, что остался без внимания. Видно по глазам и перекошенному от недовольства лицу. От его недовольства тошнит. Тошнит вообще от всего. Но она будет терпеть, не ударит, не убежит, скрипя зубами переживёт. Нужно лишь в очередной раз себя убедить. Всего лишь работа…       Пальцы сдавливают горло. Угрожающе крепко, от чего становится нехорошо. Не очень то хочется говорить в Чистилище, что Кормак сдохла во время секса с пятью мужчинами. Хотя, она явно будет такая не первая. Рука принадлежит Джошу. Трус с наклонностями садиста, способен только на проявление силы по отношению к девушкам. Если у него есть жена, то Кормак её жаль. Жаль всех. Себя в том числе. А ведь она зареклась никогда не жалеть себя.       — Детка, сделай личико попроще. Тебя здесь не убивают, — картавый дружок Харриса. Заговаривает в первый раз, стаскивая с неё кружевное бельё, — А то уж больно недовольна. Радуйся, ты же в компании джентльменов.       Ей не дают даже опомниться и что-то ответить, за бёдра утягивают за собой. Задница оказывается на чужих коленях. И Шэй кожей чувствует твёрдый член. Когда Джош умудрился стащить штаны? Кормак кусает щёки и губы изнутри. Она должна быть чуть более инициативной, чтобы эти мужчины не начали проявлять по отношению к ней открытую агрессию. Все их действия и так сквозят грубостью Пресмыкайся, если хочешь выжить. Всё равно никто не увидит. Ластись, как кошка. Проси, чтобы тебя погладили, приласкали. У губ опять оказывается член.

***

      Трясутся руки. Даже у заядлых алкоголиков они трясутся не так, как у Кормак сейчас. Ноги же совершенно отказываются слушаться, она едва может двигаться. Тело опутано тяжёлыми оковами, вынуждающими чуть ли не гнуться к земле. Если понадобится — она поползёт на коленях, лишь бы убраться. Обдерёт ладони, колени, но доползёт до этой чёртовой жёлтой машины с чёрными шашечками на боку. Крупная дрожь пробивает всё тело. Кажется, трясётся даже челюсть. По крайней мере, слышен стук зубов о зубы. И всё это не из-за охватившей её страсти или удовольствия. Страх. Мерзкий, пробирающий до самых костей. Страх перерастает в самый настоящий ужас. Она едва шевелит ногами, но нужно двигаться. Нужно не останавливаться. Вперёд! До такси остаётся всего несколько шагов. Водитель даже открыл дверь, видя, что она еле стоит и готова вот-вот упасть.       Красные, лакированные, почти новые туфли с распродажи Шэй прижимает к груди. Сжимает так, словно это спасательный круг, словно они помогут ей, спасут, исправят положение. Но это единственное материальное, за что она может держаться, кроме своей бесполезной пустой сумочки, где болтается безмолвный телефон и маленький ножик — ничтожное оружие в данной ситуации. Она даже не схватилась за него. Не имела права схватиться и дать отпор. Чулки изодраны, во все стороны пошли длинные стрелки. Порвано даже кружево на самом краю. Кормак ступает по камням, но боль от впивающихся в ступни острых углов не критична. Боль — это последнее, что Шэй может сейчас чувствовать. Камни ещё сильнее раздирают капрон, а вместе с ним и кожу. Она не сможет натянуть на ноги ничего, кроме домашних тапочек или мягких кроссовок. Стрипы придётся отложить в сторону на неопределённое время.       Чёрное платье до середины бедра разодрано по шву. Дешевая побрякушка на шее запуталась и завязалась в узел у самого горла. Острые стекляшки давят на нежную кожу, оставляют красные следы в форме мелких безобразных квадратиков. Кормак заваливается в машину — на последнем шаге она оступился, подвернула ногу, неудачно наступив. Тело не слушается. Это вообще не её плоть. Она не хочет, чтобы этот мешок из крови и костей был её телом. Нужно содрать кожу, выдрать ногти и волосы, лишь бы не думать, не чувствовать.       Невидимые следы чужих чистых рук. Они везде: на плечах, на бёдрах, на груди, на горле. Её лапали без зазрения совести, как куклу, как вещь. Передавали из рук в руки. Кто-то считал своим долгом оставить синяки на бёдрах и талии. Кормак уверенна, что там, остались чужие пальцы. Следы от них, красные, серые, просто царапины от ногтей. Следы не только от рук. На краю платья белёсые пятна — засохшая сперма. Шэй мутит. Она еле вползает в автомобиль. Водитель хочет помочь ей, но она не позволяет, шарахается в сторону, ударяется плечом. Тупая боль. Ещё один очаг. Всё болит. Всё тело воет. Сама Кормак готова выть от несправедливости. В груди — комок, змея сама связала себя в узел и ещё пытается шевелиться, доставляя Шэй дискомфорт. Вся жизнь чёртов дискомфорт. И каждый день она упорно пытается внушить себе, что это можно перетерпеть. Что скоро всё изменится.       Скоро станет легче. Потерпи немного. Нужно пережить этот неприятный момент. Нужно справиться. Дальше будет легче. Это временно. Всё ради денег. Деньги изменят жизнь. И больше никто не будет лапать, не будет трахать…       Хлопок. Кормак вздрагивает, всем телом. Руки начинают трястись ещё сильнее, но мёртвая хватка не слабеет. Всего лишь закрыли дверь автомобиля. Всего лишь дверь отделяет её от ужаса сегодняшнего вечера. Только сейчас она даёт волю слезам. На глазах проступают солёные бусинки, несколько из них скатываются по щекам, капают на грудь, проникают в декольте и холодят кожу. Плевать… Не выпуская из руки туфлю, тыльной стороной ладони Кормак отирает глаза, тем самым размазывая тушь по всему лицу, добавляя «красоты» своему образу ещё больше. Красная помада — на губах от неё только воспоминание. А красная ли она вообще была?       Водитель вновь хлопает дверью, чем вынуждает Шэй вжаться спиной в сидение. Резкие звуки. Она не боится даже выстрела из пистолета за спиной. Но сейчас её способен напугать даже шорох. Всё вокруг — опасность, просто хорошо замаскированная. Таксист всего лишь сел за руль, пристёгивается, а Шэй старается не издавать ни звука. Пусть он просто забудет о ней, пусть просто едет туда, куда ему сказали её увезти. Подальше отсюда. Либо… А если они решили избавиться? В голову закрадываются тревожные мысли, от которых холодеют ступни и начинают трястись колени. Нужно просто взять себя в руки.        Но Кормак не может этого сделать. Слезы предательски катятся по щекам, по подбородку и скулам, бегут по шее. Холодно. Холодно и страшно. Она опять одна, в машине с незнакомым мужчиной. Ещё одним незнакомым мужчиной за этот вечер. С ним она, может быть, справится. Ударит в солнечное сплетение. Схватится за ножичек и воткнёт его в ногу. Выберется из машины и побежит куда-нибудь. Плевать куда. Лишь бы он её не трогал, не лапал, не проник пальцами и членом в неё, не требовал расплатиться с ним минетом.       — Куда едем?       Таксист обернулся к Кормак, чтобы не смотреть на неё через зеркало. А она, оцепеневшая от страха, даже не обратила внимание. Чувства притупляются. Реакция сходит на ноль. Всё как в тумане. И только кровь начинает стучать в висках, от чего хочется ударить себя по голове. Сердце колотится, не замедляя бег, а только набирая обороты. Новый круг. Быстрее. Шэй нужно связать хотя бы пару слов, чтобы таксист перестал пялиться на неё, как на дуру. Он, вероятно, думает, что она угашенная шлюха. Что она обкололась и её пустили по кругу. Или напилась, и стала жертвой. Да какая тут к чёрту жертва, если она собственноручно продаёт своё тело каждый день. Она подписала контракт, думала, что будут лёгкие деньги, а оказалось, что деньги лёгкими не бывают. И миллионы ей никто платить не собирается. Проще работать на себя и получать всю прибыль в карман, но без базы данных клиентов ты можешь пойти только на трассу. Так низко она ещё не упала. Это будет последний рубеж. И Шэй окончательно потеряет себя.       — Может, мне вызвать полицию?       Всматриваясь в чужие черты лица, Кормак замечает беспокойство и волнение. И всё равно ей страшно находиться с ним в одной машине. Есть выход выбраться и бежать без оглядки. Бежать, спотыкаясь, и не думая вообще ни о чём. Так правильнее, так нужно сделать. Двери машины не закрыты. Ещё есть шанс удрать, чтобы потом не выпрыгивать из машины на ходу и не ломать ноги. С переломами она точно далеко не уйдёт. Но руки всё ещё сжимают туфли и прижимают их к груди.       — Не нужно… Всё нормально, — хрипло бормочет под нос себе Кормак. Взгляд испуганной молодой лани, так бы какой-нибудь вшивый поэт описал её огромные глаза с чёрными бездонными зрачками, заполненные до самых краёв болью и обидой на весь мир. Только не полиция. Сейчас не нужно здесь копов. Это только добавит ей проблем. Их клуб не станет её покрывать, а денег на судебные тяжбы у неё нет. Не заработала, даже торгуя телом. Это изначально был неправильный и гиблый путь, на который она могла только ступить. Теперь же приходится расхлёбывать всё, но эта трясина с каждой новой попыткой выбраться затягивает всё глубже и глубже. Нет, копов сейчас точно не надо. Никого не нужно. Она поедет в клуб, переоденется и просто сделает вид, что ничего не произошло.       Ничего…       Рыдать хочется ещё больше. Да так, чтобы забыться в своих слезах, захлебнуться ими, пока не начнёт раскалываться голова, а блаженная усталость не утянет в болезненный и зыбкий сон.       — Не… не надо полицию, — Кормак запинается, глотая слёзы, пытается говорить нормально, — Поедем. Мне нужно в клуб… да, в клуб «Падший Ангел». Это на…       — Я знаю, где это. Через двадцать минут будем там, — мужчина отворачивается обратно. Он поглядывает на Кормак через зеркало заднего вида, но она не замечает этого.       Шэй прислоняется головой к холодному стеклу. Это отрезвляет настолько, насколько это возможно в подобной ситуации. Чувство собственной беспомощности разливается по телу вместе с омерзением и отвращением к самой себе. Кормак поджимает под себя ноги. Хочется прижать колени к груди, уткнуться в них и плакать, жалея себя любимую. Настолько люблю, что добровольно продала себя в это сексуальное рабство, заключила невыгодный контракт. Лёгкая работёнка, Шэй. Это не на стрипах танцевать. Всего лишь сопровождать людей. Светский вечер, не более.       Светский вечер перетёк в ночь. Ни в первую, и ни во вторую. Теперь нужно было не только сопровождать, нужно было и ублажать. Знание французского языка стало не преимуществом, а бесполезной херней. Никто не спрашивал. Лишь иногда просили постонать и выдать что-то на французский манер. Хочется плюнуть в лицо управляющему клубом и их прекрасной Мадам Не Зовите Меня Сутенёром. Она могла предупредить, что всё так и получится, что Шэй придётся раздвигать ноги, и только это впоследствии будет приносить прибыль. Но вот только Мадам не выгодно было терять ещё одну доходную дырку.       Кормак сама себя продала. А сегодня её раздавили и растоптали окончательно. Перед глазами десяток рук, несколько лиц. Никто из них прежде не появлялся в клубе «Падший Ангел», не платил за приватные танцы. Уж точно не ей. Пятеро? Их было пятеро? Или всё же больше? Шэй окончательно превратилась в шлюху. Да, самую настоящую шлюху. Теперь ни у кого не повернётся язык назвать её девушкой. Слишком приличное слово для особы, повидавшей за один только год больше двух десятков членов. Её ценность на этом огромном рынке человеческих душ и умов стала эквивалентна одному центу. Столько бы сама Кормак себе дала. Не больше. Ни один приличный мужчина больше не захочет её коснуться. Самой противно это делать, что же говорить о других людях.       Хочется помыться. Залезть в ванную и просто сидеть, пока горячая вода льётся сверху. Сидеть, пока кто-нибудь не выгонит под предлогом «ты не одна тут живёшь», пока онемевшие от холода кончики пальцев не согреются и не покраснеют. Нужно смыть с себя остатки этого вечера, хорошенько тереться мочалкой, соскабливая воспоминания, очищая мысли. Хотя мозги просто так не отмоешь, не прополощешь под проточной водой.       Чтобы отстирать воротник рубашки, испачканный в помаде, хорошо бы использовать белый уксус. Чтобы отстирать пятна от спермы, нужно прополоскать вещь в холодной солёной воде, а затем стирать, как обычно. Чтобы отстирать Шэй Кормак, нужно поднести пистолет к виску. А лучше отправить в помойку сразу. Такие сложные пятна не отстирываются. Особенно с репутации.       Плавно катится машина. В салоне полная тишина. Кажется, из уважения и неуместности водитель даже не стал включать радио, а уж тем более свой плейлист. Они едут в полной тишине, погружённые каждый в свои мысли. Считает ли мужчина за рулём её проституткой? Опустившийся окончательно дамой, которая в погоне за быстрыми деньгами начала раздвигать ноги. Однозначно так и думает. Сегодня она не выглядит, как самая обычная девушка. Сегодня она выглядит, как самая настоящая блядь. Но если бы он знал, если бы все они знали, почему она вообще пошла на эту работу, как она до этого докатилась. Кормак закрывает глаза, чтобы провалиться в забытье, хоть немного. Но перед глазами картинки. Яркими пятнами всплывает мерзость, от которой Шэй отделяют всего лишь пятнадцать минут. Они пользовались ей, они издевались над ней, но как порядочные джентльмены вызвали такси. Какое лицемерие. Сознание не даёт никакого шанса справиться с собственной ничтожностью. Чтобы побороть отчаяние, можно вспоминать различные глупости. Хороший способ забыть о целом — пристально рассмотреть детали. Хороший способ отгородиться от боли — сосредоточиться на мелочах. Но Шэй не может сконцентрироваться.       Голова пуста. В ней только чужие руки, наглые ухмылки и члены. Что скажет Лиам? Как она объяснит свой потрепанный внешний вид? Даже если она наденет рубашку и джинсы, как обычно приедет домой и скажет, что просто устала на работе, на её лице всё равно остались отпечатки. Высечена фраза на лбу: «блядь». Что он подумает? Как отреагирует? Будет ли скандал? Придётся рассказать всё с самого начала. С того самого момента, как она ввязалась в аферу с эскортом. Вскроется всё. Она врала ему. Не рассказывала и половины того, что происходило и происходит с ней на работе. Он просто думал, что она танцует, трясёт жопой перед мужиками за бабки, позволяет засунуть сальную лапу в блестящий лифчик. А по итогу оказалось всё гораздо серьёзнее.       Глаза приходится открыть, лишь бы не видеть туманные кадры порнофильма длинною в два часа с её участием. Но в голове гулкий смех, похабные и грязные шуточки, отпускаемые в адрес Кормак, шлепки по заднице и по щекам.       — Мы приехали, — автомобиль останавливается возле клуба. Вывеска с двумя обнажёнными «ангелами» мерцает красным, из колонок доносится музыка, которая слышна даже в закрытой машине. Шоу только началось. На часах всего лишь три часа ночи, клуб забит до отказа, алкоголь течёт рекой, а в привате за ширмой из плотной ткани подруги Кормак раздеваются полностью. Шэй просто вынуждена отлипнуть от окна, поднять голову и натянуть на изодранные ноги туфли. Как бы ей не хотелось остаться в тепле машины, нужно выходить.       — Сколько я вам должна? — Кормак заглядывает в сумку. У неё нет налички, только карточка и кредитка, с почти закончившимся лимитом в этом месяце. Вот тебе и богатство эскортницы. Все деньги переводятся не на её счёт.       — За вас заплатили.       К горлу подкатывает ком. Её мутит. Хочется сблевать на коврик в автомобиле. Отвратительные и убогие люди. Они пытались замолить грехи? Извиниться? В голове Кормак даже не появляются мысли, ведь водитель просто так мог простить ей эту поездку.       — Спасибо.       Шэй дёргает за ручку, руки не слушаются, но дверь ей всё равно удаётся открыть. Прохладный ночной воздух ударяет в лицо, едва шевелит волосы. Кормак вытирает ладонями чёрные следы от туши. В темноте залов не будет видно её заплаканных красных глаз и испорченного макияжа, но кто-то из девчонок точно зацепится и попытается узнать, как прошёл её вечер. Шэй чувствует себя совершенно опустошённой. Её выпотрошили, вывернули наизнанку и выбросили на обочину. Измятая, рваная сумочка. Чулок со стрелками и дырками. Полинявшая старая футболка.       На негнущихся ногах Кормак подходит к дверям. Охранник узнаёт её, молча кивает головой и пропускает внутрь заведения. Музыка бьёт по макушке, скребёт барабанные перепонки, эхом отдаётся в пустующей душе. В огромной толпе мужчин лавируют девочки в костюмах зайчиков, два бармена не успевают мешать коктейли и подавать бокалы с пивом и виски. Клуб — это параллельный мир, один из многих оплотов похоти и разврата в Нью-Йорке. Шэй пробирается мимо потных мужиков в сторону гримёрок — там лежат её вещи. Нужно собрать всё и никогда больше не возвращаться сюда. Забыть, как страшный сон, о работе стриптизёршей, выбросить стрипы и короткие сценические костюмы в мусорный бак или сдать на барахолку. Весь её мир в тумане, но намерение покончить со всем становится сильнее с каждым её шагом в сторону «помещений для персонала». Кормак отодвигает красную пыльную шторку, проскальзывает тенью в узкий тёмный коридор.       Перед глазами всё плывёт. Резко закружилась голова, а сердце зашлось в безумном танце. Шэй хватается за пустоту, соскальзывает по стене на пол, собирая коленом угол взявшегося из ниоткуда стула. Ещё в начале вечера его здесь не было. У неё не хватает даже сил переползти на него, сесть и передохнуть. Из темноты смотрят глаза, блестят острые, как клинки, ухмылки обидчиков. Съездить бы каждому по роже, но ладони не сжимаются в кулаки. Кормак ползёт по полу. Шарит руками перед собой, мало ли ещё что здесь может лежать. Плевать на грязь, плевать на то, какие ноги и туфли ступали по немытому уже несколько лет ковру. Сейчас не до этого. Сумочка волочится за ней по полу, но Шэй заползает в свою гримёрку — вторую по счёту от входа. Здесь она окончательно и сдаётся. Растягивается пластом, лицом в пол.       Подсветка на зеркалах высвечивает все недостатки, синяки и отметины — подарки на память. Сколько всё это будет сходить? Неделю? Две? Придётся врать, что упала со сцены, врезалась в столб, свалилась с мотоцикла, да просто ударилась и собрала все косяки в клубе. Одной ложью больше, одной меньше. Ей все поверят, либо сделают вид. Не ворошите прошлое, не потрошите свалявшуюся подушку, ей от этого легче не станет.       Совершенно идиотская мысль возникает в голове. Кому-то нужно сказать, кому-то, кому будет совершенно наплевать на её состояние. Шэй переворачивается на спину, устремляет взгляд в обшарпанный потолок. Это в залах и приватных зонах клуб такой классный, а здесь, в гримерках не удосужились даже покрасить потолок. Зачем вообще заморачиваться, это неважно. Главное лишь то, чтобы девчонки охотнее раздвигали ноги перед богатыми клиентами, а Мадам капал процент с «продаж». Кормак тянется за сумкой, кладёт её на грудь и расстегивает магнитную застёжку. Её не хватает даже на поднятие головы, она шарит рукой в поисках телефона. Болит всё тело. Осознание боли приходит только сейчас. Болит каждая клеточка тела, немеет каждая мышца, какая только есть у человека.       Вместе с телефоном в руках оказывается и визитка — крепкая картонка с чужим именем и номером. Не друг и не враг, просто так. Ему будет всё равно. Вряд ли Кенуэй хотел позвать её на свидание. Так, очередная попытка переспать. Шэй нужно это всё равно. Желание рассказать втыкает маленькие иголочки в израненное нутро. Голубой свет от смартфона ослепляет на несколько секунд. Приходится проморгаться, прежде чем на разбитом экране появляются внятные цифры. Телефон не сразу реагирует на прикосновения ледяного пальца, но Шэй набирает номер, тычет на одну цифру несколько раз подряд, потом удаляет.       И всё равно номер оказывается набран. В трубке слышны гудки. Надеяться ни на что не приходится. Прежде чем пожаловаться нужно рассказать кому-то всю историю. Выложить фальшивые монеты с двумя орлами, вскрыть все карты. Как так вышло, что единственным человеком, кто знает её грязный секрет, оказался тамплиер, которого нужно убить не задумываясь. Тупая шутка судьбы. Шэй не надеется на ответ. В три часа ночи вряд ли кому-то захочется разговаривать. Нормальные люди спят, а Кенуэй явно трахается с кем-то. Возможно даже с подругой Кормак.       Слёзы неприятно затекают в уши, растекаются по экрану мобильника. Гудки слушают тяжёлое, хриплое дыхание Шэй. На что она надеялась? К чему эта попытка? Отчаянный немой вопль о помощи. Кто-то же должен вытащить её из этой каббалы, кто-то должен помочь. Хотя бы послушать. Без упрёка, без допросов. Он же поймёт. Ему похер, совершенно наплевать на её жизнь и работу.       — Хэйтем Кенуэй. Слушаю.       Всё обрывается. Зачем она вообще позвонила? Шэй морщится, поджимает губы. Лицо перекосило от обиды и жалости к самой себе. Её прорывает на жалобный стон и рыдания. Крупные слёзы капают на пол. Кормак поджимает колени к груди.       — Бар «Зелёный Дракон»…       — Мисс Кормак?