Сколько выпусков локальных новостей требуется среднестатистическому американцу с самого утра, чтобы наконец себе сказать: «Довольно. На сегодня хватит.»? Кевин не стал бы ручаться за всех, но самому ему точно хватило бы одного. Ладно, пусть если и не на целый день, но до обеда он бы точно не проголодался. Деду всегда требовалось больше — два-три, но сейчас он перескочил даже за собственные лимиты. Завтрак и не подбирался к концу, а Стенли Мур уже отщелкал шестой по счету канал, словно играя не то с самим с собой, не то с присутствующими в игру про десять отличий. Он вообще как будто не мог спокойно вздохнуть без ящика — прежде Кевин не заострял на этом внимания, принимая несмолкающие говорящие головы чуть ли не за членов семьи. Но он отвык. В домах Гилберта царила тишина склепов, и теперь Кевину уже не казалось подобное положение вещей чем-то ненормальным. Ненормальность он наблюдал прямо сейчас, потирая ноющий висок.
— Ты ждешь, когда покажут нашествие инопланетян? — Кевин не выдержал: от телевизора уже дребезжало в мозгах. Боже, почему хотя бы не поесть в тишине?
Щелкнуло в седьмой раз.
— Что-то имеешь против? — дед опустился на стул.
Телевизор стоял в гостиной, а поскольку гостиная занята его, Кевина, вещами, завтракали на кухне. И теперь, когда требовалось переключить канал или сделать что-то с громкостью, деду всякий раз приходилось вставать со стула и нагибаться над столом, выставляя руку далеко вперед — достать пультом. Нависая над едой, его расстегнутая рубашка уже дважды угодила в миску с салатом, но никому не было до этого дела.
— Почему бы просто не поговорить друг с другом? — Кевин отпил из стакана апельсиновый сок. — Нам всем.
Некогда круглое и живое, теперь же осунувшееся и высохшее, лицо Стенли Мура несло отпечаток не столько старости, сколько болезни. Деду сравнительно повезло: на левую сторону, онемевшую после инсульта, вернулась даже мимика, но все же вернулась она какой-то иной. Несимметричной и дерганой. Наверняка дал осложнения еще и грипп — мать упоминала о нем на День благодарения, потому как еще полгода назад Стенли Мур выглядел куда более сносно. Сегодняшним утром его внешность была уж совсем отталкивающей.
— Поговорить? — дед вытер ладонью криво изогнутый рот. — Ладно, раз ты настаиваешь. Наверное, слушать тебя действительно интересно и уж точно занятнее, чем Митчелла, — похоже, ведущих он знал не только по именам, но и узнавал каждого по голосу. — Давай, расскажи нам. Что-нибудь занимательное… Способное убедить меня в том, что ты не придурок с парой никчемных извилин, зато с болтливым языком.
— Отец… — мать выдохнула с осторожной укоризной.
— Заткнись, Джен! С твоим сыном разговариваю сейчас я. А он — со мной, — бледные губы снова растянулись, но будто сами по себе, словно это они вынуждали Стенли улыбаться, а не наоборот. — Так что же такого важного ты хочешь нам всем рассказать, а, Кевин?
— Хочу спросить, — оскорбления Кевин пропустил мимо ушей. Ничего нового, дед всегда был таким, и Кевин давно научился не реагировать на стекающий с его клыков яд. Тем более, что сейчас яд всего лишь капал.
— Спросить? — протянул клокочущий голос. — Ну спрашивай.
— Мы столько не виделись… Что нового? — на последнем слове Кевин все же растерял уверенность. Столько не виделись… как будто это не он прокутил все праздники вдали от семьи, не утруждая себя даже разумными объяснениями. Так оно выглядело со стороны? Так.
— Довольно сносно… во всяком случае, до сегодняшнего утра. Знаешь ли, нежданные гости хлопот не уменьшают.
— Так я ведь не прошу передо мной раскланиваться в реверансах, — фыркнул Кевин, чувствуя себя уже полным придурком. Взгляд он вернул на стакан с оранжевым соком. Хотя и не сок это вовсе, а растворенный порошок с запахом апельсина. — Если «гость» — это обо мне.
— Серьезно? — прошелестело в ответ. — Тебе не нравится это слово?
Кевин знал эту смену голоса, от громкого до еле слышного. Знал, что непременно за ней следовало. Ребенком это ввергало его в ужас: не заткнешься — беды не избежать. Не опустишь виновато глаза — пеняй на себя. Но он и так уже их опустил, куда еще ниже?
— Серьезно, — сказал он тише.
— Ну раз серьезно… Не будешь ли ты тогда столь любезен заткнуться и больше не заглушать Митчелла?
Кевин посмотрел на деда в упор. Молча и долго, не произнося ни звука, — и все-таки он не заслуживал подобного обращения. Он мог бы сказать это вслух, словами, но нервировать деда дальше совсем не хотелось. Тем более что правдивых объяснений ни мать, ни дед все равно не услышат — Кевин охотнее сел бы на электрический стул, чем позволил себе рассказ о последних месяцах.
Зато звук в телевизоре стал громче. Дед состарился. Очевидный факт, но до Кевина словно только дошло: раньше бы он непременно схлопотал и за свой пристальный взгляд тоже, но сейчас Стенли Мур просто оставил его без внимания. Вероятно, словесная перепалка его действительно вымотала. И не только его: мама так и осталась на стороне старшего в доме и больше не сказала ни слова, решив не раздувать пожар. А может, и нет — Кевин не исключал, что ее поддержка и солидарность с дедом была самой что ни на есть искренней.
И Кевина это задевало, как ему виделось, вполне справедливо. Понятное дело, он здесь без приглашения. Яснее ясного, что на него до сих пор злятся и за День благодарения, и за Рождество. Но, черт возьми, для чего его сюда звали, да еще и вместе с девушкой? Чтобы показать ей все это? Вот это вот все? Кевин обвел взглядом кухню. Убогое подобие столовой — вот что представляла собой зона немногим поодаль плиты, с потертым столом и скрипучими стульями. Один из таких под Кевином ощутимо шатался.
Но дело даже не в бедной мебели. И не в расшатанных скрипучих стульях. Нищета смотрела на Кевина из чужих глаз. Она все утро разглядывала его, щупала, пыталась измерить его и найти ему здесь местечко. Теперь он понял, кажется, окончательно, что именно выдало его цюрихскому пастору: не осанка и не приборы — Гилберт был слишком великодушен в формулировках, явно пощадив его самолюбие. Кевина выдавали глаза — та же самая бедность, какая читалась сейчас на лице каждого на завтраке за старым столом. Ну и к черту, он такой, какой есть. Он мог бы измениться и даже в какой-то момент захотел этого сам, но, очевидно, было решено все же обойтись без инвестиций. Кевин впился зубами в сэндвич.
Прежде ему нравилось, как готовила мать. Но сейчас едва ли получалось глотать. Яйцо пережарилось на сковородке, и его суховатые коричневые краешки буквально тонули в жире от бекона. Паштет Кевин и вовсе незаметно выплюнул в салфетку. Не паштет это, блевотина какая-то. Кевин добавил себе еще немного салата — просто нарезанные ломтики овощей оказались куда съедобнее остального. Зубчики вилки, слишком большие для салата, аккуратно сдвинули в сторону едва ли тронутую яичницу. Даже вилка была неправильной. В домах Гилберта такие подавали к горячему. Кевин улыбнулся: похоже, он все же научился отличать один чертов прибор от другого.
— Что-то смешное?
Боже, ну что еще? Кевин поднял на голос деда непонимающие глаза:
— Прости?
— Наш завтрак кажется тебе смешным?
— Скорее грустным.
Да, вырвалось. Но и не то чтобы Кевин себя сдерживал. Разве не таким он и был, их завтрак?
Приборы звонко ударились о стол. Натягивая на костяшках сухую, шелушащуюся кожу, пальцы деда угрожающе сложились в кулаки.
— Кевин! Да что с тобой?! — шикнула мать.
— Как это что? — протянул дед. — Может, Джен, мне напомнишь ты, кто отпустил его в Нью-Йорк? Кто дал денег на дорогу и жилье? А? Так нечему удивляться, что там он и забыл преподанную вежливость.
Кевин невольно затаил дыхание: Стенли Мур ошибался, он прекрасно помнил его уроки. Вежливость, значит… Раньше это называлось «профилактическими мерами». Сердце Кевина стукнулось о ребра, яростно и зло — едва ли этот мужчина все еще мог причинить ему вред. Уже старик, почти семьдесят, такому по силам разве что вспоминать былое, но и от одних воспоминаний у Кевина леденела спина. И к большому счастью, все же это были просто воспоминания, напугать по-настоящему они могли разве что в ночном кошмаре.
— Ты и сам был не прочь сплавить его куда подальше! — На сей раз мать в долгу не осталась. — Или надо было выставить его за порог в одной пижаме?
— А сколько еще он должен был здесь ошиваться? — скрипнул дед. — Твой брат, наш дорогой Джордж, — зачем-то пояснил он, как будто у матери имелся еще какой-то брат, — был гораздо моложе, когда ушел. И, заметь, ушел он с маленьким рюкзаком! Чтобы построить достойную жизнь, ему вовсе не понадобилось ни просить денег, ни срываться ни в какой Нью-Йорк! Не то, что твоему сыну, Джен!
Господи, да что ж они все так прицепились к Нью-Йорку!
— Я и так уже учился в другом городе, — напомнил Кевин. — Какая тебе разница, куда я поехал после! Нью-Йорк это, Бостон, Чикаго или Эл.Эй?
Последний Кевин упомянул, не подумав. Просто ляпнул. До него и не сразу дошло, почему лица матери и деда вытянулись с поистине удивляющей синхронностью, как по выученной команде, а следом стали такими мрачными, будто он назвал не город, а сказал что-то непотребное. Впрочем, так оно для них и было, и оставалось только гадать: что кого оскверняло — Лос-Анжелес Тома или это Том своим присутствием превращал и без того погрязший в грехе город в истинное царство распутства.
— Кто его сейчас спрашивал? — заорал дед. — Я разговариваю со своей дочерью! Прежде этот щенок не решался встревать в разговоры!
— Господи, вы опять грызетесь? Еще ведь только утро, — в гостиной раздался громкий голос, и этот был точно не из телевизора.
Губы Кевина растянулись в счастливой улыбке. Наконец-то! Кевин отбросил приборы. На ноги он не встал — вскочил, метнувшись прямо к арке, разделявшей столовую и гостиную.
— Па-а-п! — Кевин едва не сшиб его с ног, заключая в тугие объятия.
— Кевин?.. — судя по его крайнему удивлению, чемоданы в гостиной остались незамеченными. Кевин улыбнулся шире. Как всегда невнимательный, но зато хоть с Томом не спутал.
— Эй, погоди! — отец похлопал его спине. — От меня несет за версту! Проклятые фуры шли до самого утра.
— Не помню, чтобы это кого-то волновало, — бросила мать, не обращаясь ни к кому конкретно.
Кевин ослабил объятия. От отца действительно сильно пахло потом, но заставило его нахмуриться вовсе не это. Похоже, что вовсе не фуры задержали отца на складе. Алкоголь — вот что, хоть отец и старался забить запах мятным леденцом.
Оставшаяся часть завтрака показалась Кевину даже сносной. Отец расспрашивал его о жизни в Нью-Йорке, и если бы большую часть ответов Кевину не пришлось придумывать, было б вообще здорово. После его неосторожного упоминания Лос-Анджелеса, дед вел себя так, будто внука рядом и не было. Ну и ладно, так спокойнее. Почти как в хорошие дни, когда он не обращал на них с Томом внимания и занимался своими делами. Тогда и у самих братьев дела текли мирно и тихо. Наверняка, Том подколол бы его за сентиментальность, но Кевин был уверен: всего этого не хватает и ему.
Увы, радость от встречи с отцом несколько поблекла. Как выяснилось, присутствие в доме бабушки объяснялось вовсе не ее вернувшейся к деду любовью. А он-то думал, что она не спустилась завтракать, потому что любила проспать до полудня. Ничего подобного. Под самое Рождество дядя Джордж просто привез ее и сгрузил, будто мешок с картофелем. Сара больше не справлялась. «Ухаживать за выпадающей из реальности старухой, ссущей себе под юбку, то еще дельце», — так сказал дядя Джордж. Наверное. Кевин не имел ни малейшего представления, как протекают подобные недуги, — в кино или смягчат, или приукрасят, — но от этого разговора уже чувствовал себя вымаранным. И, кажется, что никто из присутствующих за столом даже не считал, что дядя Джордж в чем-то не прав. За бабку стало обидно.
После завтрака, когда отец отправился в кровать — залечь на целый день — предстоящая ночь снова выпадала на его смену, Кевин поднялся к себе в комнату.
Признаться, у него всегда были смешанные чувства к ней. С одной стороны, ему всегда нравилось, когда она приходила в гости, хотя случалось это исключительно в компании сына и его жены. Он даже старался называть ее бабушкой, хотя по мере взросления на ум все чаще приходило прохладное «бабка». Но в детстве, совсем раннем, Кевин ее обожал. Чесси Мур была остроумной и казалась ему невероятно красивой. Отдаленно она напоминала Мерил Стрип, и похоже, что он и Том унаследовали скорее ее черты лица, нежели матери. С отцом вообще едва ли что-то общее — и к счастью. Кевин всегда переживал, что его лопоухость и ранняя лысина сделают и их внешность столь же несуразной. Так вот, бабушку Кевин любил беззаветной любовью, как некий идеал, как это бывает, когда видишь родственника исключительно по праздникам. Пусть и такую издалека, но он признавал ее и подпускал к себе ближе, чем дядю Джорджа или тетю Сару. Несравнимо. Не было такого дня, чтобы ее появление не вызывало в Кевине восхищение ее красотой или элегантной одеждой. А еще она пробуждала истинное чувство праздника — всегда баловала их с Томом коробочкой орехов или мармеладом. Правда, чем старше они становились, тем чаще редкие встречи оборачивались обидой. Почему она и слова не скажет, когда видит их с Томом заплаканные лица? И почему никогда не забирала их к себе, хотя Том просил ее при каждой встрече? Ладно, не при каждой — в тринадцать просить перестал. У нее ведь была своя комната, они вполне могли бы уместиться втроем. Но Чесси лишь трепала их за уши и с улыбкой чмокала в лоб, каждого по очереди. Много позже, в шестнадцать, до Кевина дошло, что она просто не хотела никого из них — ни мужа, ни дочь, ни внуков. После развода, вместе со Стенли Муром статус бывших обрели и все остальные, кто остался жить в его доме. Черт, будто бы оставались все здесь исключительно по своей воле! Том уж точно мечтал свалить и говорил об этом едва ли не каждый день.
Проклятье, Кевин так боялся этих разговоров. Боялся до дрожи в руках. Что с ним станет, если Том сбежит? Если сбежит без него? Он уже раз попытался так сделать, в их день десятилетия, когда следом за подарками выхватил и ремня. Сам виноват — не надо было есть печенье с праздничного стола, ясно же было сказано: выпечка для гостей. Собственно говоря, благодаря этим гостям Кевин и избежал тогда наказания — дед почему-то изменил правило очереди и не управился с Томом вовремя: тот крутился и вырывался, пока дед не зажал его голову коленями. Кевину же, побледневшему от страха, оставалось только молиться, чтобы Том перестал злить деда и принял наказание смиренно, потому что Кевину очень было страшно и за свою задницу. Та ждала своей участи. Но чудо случилось хотя бы для одного именинника: до него просто руки не дошли — мальчиков следовало показать гостям, и так задержались на полчаса.
Однажды, в пылу заверений в побеге Кевин не выдержал:
— И что? Бросишь меня здесь? — все, на этот раз удержать брата у него точно не получится.
— Нет, я попрошу, чтобы она взяла нас двоих, — пообещал Том. — Не волнуйся, я ее уговорю. Нас там не будут бить, ну или не будут так часто.
Конечно, ничего у Тома не вышло — всего лишь поцелуй в лоб и радостная улыбка в ответ. Точно с такой же, наверное, она и ушла из дома, оставив свою тринадцатилетнюю Дженнифер один на один с отцом. После ее ухода собрал вещи и Джордж — под крышу к Саре, своей будущей жене. Чесси наведалась к ним восемь месяцев спустя, когда ее роман с парнем вдвое младше оглушительно треснул и разошелся по швам. Там же и осталась, условия сложились как нельзя лучше — отец Сары тяжело болел и вовсе не был против, чтобы в доме завелись лишние руки. Сама Сара осиротела еще ребенком, но новая мама так и не нашлась. Чесси подходила идеально. Но, вероятно, свекровь из нее вышла так себе, потому как давно повзрослевшая и даже уже начавшая стареть Сара не возразила ни словом, ни звуком, как только мужу выпала возможность избавиться от обузы. И теперь семидесятилетняя Чесси, некогда «красавица Мэдисона», полусидя, лежала в кровати Кевина, непричесанная, глядя вперед какими-то совсем пустыми глазами.
— Привет, — Кевин прикрыл за собой дверь, о чем тут же и пожалел: спертый запах комнаты вызвал резкий приступ тошноты. Мать не особо следила здесь за чистотой.
Спрятав нос в сгибе локтя, Кевин поспешил открыть окно — сразу настежь, позволяя холодному свежему воздуху поскорее вытеснить вонь. Черт, еще секунда, и его бы точно вывернуло на пол: запах нечистот уже осел в носу. К постели Кевин подошел, когда стало возможно вдохнуть без позыва блевануть. Чесси перевела на него глаза, прищурилась, но быстро отвернулась — будто видеть внука рядом было делом ежедневным и ничем не примечательным.
— Том? — тихо проговорила она, куда-то вниз, как будто чего-то стыдясь.
— Нет, бабушка. Я — Кевин.
Чесси провела костлявой рукой по застиранному пододеяльнику. Помедлив, Кевин осторожно коснулся ее плеча: она выглядела одинокой и потерянной.
— Кевин? — протянула она. — Не помню никакого Кевина. Зачем ты меня обманываешь, Томас? — она снова подняла на него глаза.
Кевин промолчал: он понятия не имел, надо ли ему ее переубеждать и не навредит ли его попытка напомнить о себе настоящем.
— А мне говорили, что ты умер, — растерянно продолжила Чесси. — Так странно видеть тебя… Когда был маленьким, заболел гриппом. Или тебя застрелили в школе. Я не помню.
— Нет, бабушка. Никто не умер, — Кевин нетерпеливо отсек. Вышло резко и грубовато. Неважно. Пусть это и пустые слова невменяемой старухи, но даже слышать их было неприятно. Да и несложно догадаться, кто занимался придумками альтернативной истории. — А ты, давай, соберись, — наставительно проговорил Кевин. — Нас двое. Том и Кевин. Близнецы. Вспомнила?
— Правда?
Кевин так и не понял, удивилась она или нет. На всякий случай он кивнул.
— Ладно, — на удивление, Чесси согласилась на его версию довольно быстро. — А где тогда Том? Почему не приходит?
— Я пока не знаю, — Кевин пожал плечами.
И все же бабкину сговорчивость Кевин переоценил. Та сузила глаза, до щелочек, что-то проболтала себе под нос — Кевин не разобрал смысл, но, судя по интонации, что-то враждебное — и впилась в него колючим взглядом:
— А я вот не знаю, кто ты! Быстренько приведи мне Тома, мальчишка!
— Он уехал в Эл.Эй., — ответил Кевин.
Чесси вдруг замерла. Уставилась куда-то в окно и рассмеялась.
— В Лос-Анджелес? Серьезно? Надо же… — протянула она мечтательно; ни следа от прежней злобы. — Хороший город. Красивый. Кен был родом из Лос-Анджелеса.
— Отлично, — приободрил ее Кевин, впрочем, не имея ни малейшего понятия, кто такой Кен.
— Как у Тома там дела? — спросила она, но тут же махнула рукой. — Разве могут дела идти плохо, когда ты в Лос-Анджелесе, — она улыбнулась. Кривая пародия на ее прежнюю, красивую улыбку, растянула потрескавшиеся губы. Хотя, надо признать, зубы Чесси сохранила все. — Или ты меня разыгрываешь, Том, и никуда ты не уехал?
— Я же говорила, что с головой у нее совсем плохо, — голос матери застал врасплох. Он не слышал, как открылась дверь. — Напустил холода, — раздраженно бросила она, направляясь к окну с явной целью дать им всем задохнуться. — Санта Клаус, знаешь ли, не принес нам подарочную карту на отопление.
Кевин молча проследил за ней взглядом и, лишь когда окно захлопнулось, спросил:
— Почему она говорит, что Том умер? Ты ей так сказала?
Он очень постарался выговорить все это спокойно, но голос все равно дрогнул — как же зол он был!
К атаке мать оказалась готова.
— Для нас он умер, Кевин, — отсекла она без тени сомнений. Равно как и без тени стыда за свою некрасивую и страшную ложь.
— Мама, да ты в своем уме? — голос Кевина окреп, вот-вот и перейдет на крик. — Что ты несешь? Он твой сын!
— Он сам сделал выбор отречься от нас. На случай, если ты забыл.
— Он твой сын, — процедил Кевин, освобождая легкие от застывшего воздуха. — На случай, если это забыла ты! Из-за чего весь этот абсурд? Потому что он встречается с парнем? Так это его дело! Понимаешь ты это? — резко шагнув, он схватил ее за плечи. — Он звонил тебе? — выдохнул он ей в лицо.
— Даже если бы и звонил, я бы тебе не сказала, — мать попыталась отодвинуться и шагнуть назад, но Кевин удержал ее на месте. — Да ты и впрямь изменился, Кевин, — прошипела она. — Раньше ты придерживался иных… наших взглядов. Я так и знала, что чертов Нью-Йорк собьет тебя с пути. Дед прав. Не стоило давать тебе шанс. А теперь убери руки, щенок, — процедила она, точь-в-точь копируя интонации своего отца.
— Дженнифер, дочь, — заинтересовавшись разразившейся ссорой, бабка решила взять на себя миссию миротворца. — Почему ты ссоришься с Томом? Он опять баловался?
Мать зажмурилась и дернула головой.
— Не надо было ее трогать, — воспользовавшись моментом, она скинула с себя его руки. — Твое появление ее только нервирует. Заладила свое… Том… Том. Сбежал твой Том! — выкрикнула она бабке, но не отводя глаз от Кевина. — А ты… Еще раз позволишь себе такое поведение, вылетишь на улицу в ту же секунду.
— Так, может, Тому нужна помощь? — нащупав новую нить с реальностью, бабка не желала униматься. — Сбегать из дома несладко.
— Я так больше не могу! Дай пройти! — оттолкнув сына, Джен вышла из комнаты, оглушительно хлопнув дверью.
Кевин растер виски. Черт, конечно же, не стоило бросаться на маму — что на него нашло?
— Эй, паренек, сынок… — Чесси снова его окликнула. — Найди Тома… Я хочу кое-что ему сказать. Ты найдешь его?
Кевин кивнул, не оборачиваясь. Он вернулся к окну — приоткрыть хотя бы наполовину.
— Ты обещаешь мне это? — прозвучало настойчиво.
Кевин промолчал. Сделав глоток свежего воздуха — вдохнул его глубоко-глубоко, Кевин направился к несвежей постели.
— Обещаю. Если взамен ты мне пообещаешь прямо сейчас помыться. Я тебе помогу. — Он протянул бабке ладонь.
Он думал, это будет сложнее, но Чесси согласилась сразу же и даже не противилась, когда Кевин намыливал ее сморщенное тело. Вода в ванне быстро остыла — дома на самом деле экономили на отоплении, но Кевин успел управиться и с волосами, и с телом. Завернув Чесси в длинное полотенце, он помог ей выбраться из ванны и попасть ногами в тапки. Вероятно, купание ее утомило — обратно в комнату ее пришлось практически нести, и Кевин очень переживал, чтобы она не упала со стула, пока он менял постель. Памперсы нашлись в шкафу, с этим Кевин тоже справился — кажется, у него талант ухаживать за стариками.
Сморенная ванной и какой-никакой ходьбой, бабка уснула, едва Кевин накрыл ее одеялом. Забрав воняющие простыни с собой, Кевин вышел за дверь. Мать нашлась на кухне.
— Почему она не в госпитале? — спросил Кевин без лишних вступлений. — Здесь она в плохих условиях.
— На все воля господа нашего, Кевин, — мать достала из ящика буфета коробочку с пакетиками чая. — Будешь?
— Ей нужен уход, — настойчиво повторил Кевин. — И чистота. — Грязное белье он бросил на пол. Какой тут чай!
— А разве она его не получает? Она накормлена, лежит в кровати, а не валяется с бродягами в подворотне.
— Да вы даже с ней не разговариваете! Она там целыми днями одна! — возмущенно воскликнул Кевин. Бабка пожаловалась ему во время купания и, судя по тому, что мать не спешила с опровержениями, та не солгала и не придумала.
Кевин досадливо пнул ногой грязную простыню. Он не понимал, отказывался понимать, почему все так… Да, его семья не была идеальна — никто не идеален, но где же их христианские ценности? Куда делись милосердие и великодушие, когда старая больная женщина так нуждается в элементарной заботе? Где это все?
— А о чем с ней говорить? — мать только равнодушно пожала плечами.
— Ты не понимаешь, — выдохнул Кевин, очень-очень стараясь следить за голосом: он не дед, чтобы орать при каждом удобном случае. — Ты даже не догадываешься, каково это жить в домашней тюрьме! Запертым в четырех стенах, когда и поговорить не с кем! — Черт, а все-таки он вскипал.
— Больно уж ты понимаешь, — фыркнула мать. — Занимайся лучше своими делами, а в мои не лезь. Или может, у тебя есть деньги на ее курорт?
— Я найду. Надо поискать заведения, сравнить и выбрать несколько. Чтобы к тому моменту, когда я найду…
Мать перебила его, не дослушав.
— Делать тебе нечего.
Проклятье. От нарастающей злости только и оставалось, что зубы стиснуть. Всего несколько часов, а он, кажется, уже начал ненавидеть их всех.
— Мам… давно отец пьет? — переведя дыхание, Кевин сменил тему. Эта была не менее важной.
— Откуда мне знать?
Чайник закипел. Пакетик на дне чашки всплыл, медленно набухая.
— Ты живешь с ним в одном доме.
— И что? — две ложки сахара утонули в коричневом кипятке. — Я ему не нянька.
— Может, тебе стоит быть с ним чуть поласковее?
— Давай поучи еще меня, — плеснув в чашку холодной воды из-под крана, Джен Тайлер выпила сразу половину. — Если тебе так интересно, что с ним не так, пойди и спроси его самого. Вот чего ты стоишь на месте?
— Он спит.
— Так разбуди его и разузнай, раз не терпится. Тебе ж не терпится, раз ко мне пристал?
Кевин удрученно покачал головой.
— Мам…
Обменявшись еще парой реплик и окончательно убедившись, что разговор не склеится, Кевин направился в гостиную. Чемоданы. Черт. Желание распаковывать их таяло с той же скоростью, с какой тает сахар в кипятке, но Кевин себя пересилил. Куда он пойдет без денег? Да и стоило подумать над тем, как именно он собирается обеспечить бабушку больничным уходом.
***
Телефон. Ноутбук. Две банковские кредитки. Документы. Карта социального страхования. Свидетельство о рождении и паспорт. Водительские права. Нельзя сказать, что Кевин был удивлен. И нельзя сказать, что находка его как-то обрадовала. Наверное, он был готов к этому — зачем держать у себя документы выкинутого любовника? Вопросы вызывала, скорее, техническая сторона: почти все из этого взяли из квартиры, которую он делил с Риком. Конечно, Рик никогда не клялся ценой собственной жизни охранять его пожитки, но неужели визит неизвестных людей не вызвал никаких подозрений? Сомнительного вида типы нагрянули забрать вещи пропавшего соседа — действительно, что странного? Что такого он услышал, раз не стал обращаться в полицию? Хотя, возможно, люди Гилберта как раз и представились полицией. Или еще хуже — агентами ЦРУ. Слишком доверчивый, Рик мог поверить любому фарсу. А, может, его просто припугнули. Или подкупили — Кевин и этого не исключал. Что ж, прямо сейчас Рику можно было позвонить и выведать хоть что-то, но Кевин поймал себя на том, что и без ответов он проживет прекрасно. Чем скорее он и сам забудет обо всей этой истории, тем лучше.
Возвращенный телефон был в целости и в порядке. С заряженной батареей и даже установленной последней системной версией. Очень любезно, мистер Гилберт, спасибо. Список контактов — без изменений, во всяком случае, именно таким Кевин его и помнил. Просматривая без спешки и не под нацеленным взглядом, Кевин мог утверждать это наверняка. Лист сообщений тоже на месте, разве что стало больше на одно отправленное.
Мам, прости, много работы. Передай поздравления всем. С Рождеством!
Это было даже обидно: отправитель не сильно озадачился поиском соответствующего стиля. Могли бы хоть пролистать предыдущие тексты: он никогда не называл родственников «всеми» — исключительно по именам каждого. Но, видимо, оно и на самом деле не стоило того, чтобы заморачиваться, раз мать даже не прислала ответ. Или прислала, но его решили почистить, а переписка состоялась куда более долгая? Может, поэтому дед на него так сильно обозлился? Неважно, впрочем, сегодня это не имело уже никакого значения.
Кевин щелкнул на значок телефонной книги. Нужный контакт нашелся быстро.
Мудак.
Кевин прикоснулся к надписи, однако палец так и не съехал вправо. Блядь. Он столько раз представлял себе эту возможность и вот, заполучив ее, не мог ею воспользоваться. Не хватало стержня. Ну не дурак? Нет, просто ссыкло, пусть даже на то и была причина: едва ли разговор пройдет легко. Даже на нейтральный тон Кевин не рассчитывал. Он не был наивен, чтобы надеяться не получить от Тома должный, и вполне себе заслуженный фидбек. Решив повременить и дать себе подготовиться — хотя бы пару часов, Кевин перетряхнул второй чемодан до последнего носка. Он и сам был слишком размотан для конструктивного разговора.
Как выяснилось, не так уж и много у него было вещей, но даже те, что были — и половину из них Кевин просто не представлял, где будет носить. Эти брюки слишком дорогие, чтобы гонять в них на велике. Или, может, кашемировый свитер как раз сгодится для работы грузчиком? Кевин уже подумывал попросить отца поговорить с шефом насчет него, месяц заработка позволит ему снять комнату в том же Бруклине. После — решит, что дальше, но в любом случае торчать здесь дольше он не намеревался. Для пыльной работы сгодился бы спортивный костюм для пробежек — Кевин придирчиво его оглядел, но, честно говоря, и его было жаль портить. Купленное Гилбертом становилось все дороже. Без сантиментов, в прямом смысле. Бог его знает, когда он позволит себе такие же вещи, уже за свой счет. Впрочем, наверняка отцу выдают форму — наденет ее.
Запихнув все обратно — помимо того, что он могло понадобиться прямо сегодня, Кевин сунул в раздобытый на кухне продуктовый пакет испачканные брюки и ноутбук. Не стоило откладывать визит в прачечную, пока грязь и пыль не въелись в волокна намертво: ему слишком нравились те штаны, чтобы так глупо с ними распрощаться.
Двадцать минут на велосипеде — и вы на Мэдисон Бульваре. Далековато, но что поделать, когда живешь на отшибе? Брюки попросили забрать послезавтра. Пальто он уговорил почистить ему срочно — никакой иной одежды у него не было, а штаны, так уж и быть, подождут. Карточкой Кевин расплачивался, буквально затаив дыхание. Конечно, он не думал, что Гилберт потратил с нее хоть цент, но точную сумму свободных — не кредитных денег, что оставалась у него до похищения, Кевин не помнил. Трогать кредитные средства в его положении было крайне неосмотрительно, не хватало еще проблем с просрочкой. Кевин надеялся, что и не придется. Кларк, его бывший редактор, в октябре обещал перевести гонорар. Если Крис его рассчитал, ситуация не столь уж критична. Конечно, первым делом стоило смотаться в банк, а не в прачечную, но Кевин поздно спохватился. Что ж, значит, банк завтра. Естественно, он не вышел из дома совсем пустым — прихватил немного наличных из маминой шкатулки на случай, если по какой-то причине его карты окажутся заблокированы, — но по возвращении он надеялся вернуть столько же, сколько и взял, тем более, что взял тайком.
Подождать, пока ему вернут пальто, Кевин решил где-нибудь снаружи. Отцовский велик он так и оставил у входа и просто перебежал дорогу. «Спайси Фрайд Чикен». Когда-то этот дайнер казался ему местом приличным. Летом здесь можно было посидеть в довольно просторном патио на мягких диванах под синими или красными зонтиками. Лет в пятнадцать, не имея карманных, Кевин представлял, как будет приходить сюда на завтрак, ланч и на ужин, не считая остатки средств и каждый раз оставляя официантам щедрые чаевые. Было довольно самонадеянно решить, что мечты сбылись — следить за балансом на счете Кевину предстоит еще довольно долго, но интерес к острой жареной курице угас по иной причине. Дешевая забегаловка с разными стульями и скатертями на столах разной высоты, с запахом кухни, дешевого пива и, как показалось, туалета — это место не привлекало Кевина больше ничем. Ну разве что в этот час близостью с прачечной.
Заказав американо, без сиропа и прочих добавок, сэндвич с курицей и картошкой фри, Кевин принялся рассматривать развешенные под потолком желтые и красные лампочки. И не только на потолке: барная стойка тоже удостоилась нехитрого элемента декора. Интересно, что бы на все это сказал Гилберт? Или его племянница? На скатерть в мелкий цветочек, залитую колой или кофе, за его столом? Или надорванную за соседним — в клетку? Ничего бы не сказал — о существовании таких мест он может знать лишь из книг.
Из продуктового пакета «Волмарт» Кевин достал ноутбук. Без чехла — тот так и не нашелся в чемоданах. Как и следовало ожидать, ноутбук тоже не нуждался в подзарядке, так и пароль остался прежним; Кевин без проблем подключился к вай-фай. В отличие от телефона, его ноутбук явно не интересовал ни Гилберта, ни его людей — Кевин смахнул всплывшую рекомендацию обновить систему. Впрочем, ничего интересного в нем, и правда, не было — ну кроме пяти макетов неопубликованных статей для «Бруклин Блог». Без раздумий, Кевин отправил файлы в корзину. Отчасти Гилберт был прав: дерьмо редкостное.
Итак, стационары. За час Кевин собрал всю информацию о тех, что располагались в пределах Алабамы. Не приуныть не получилось: цена была неподъемной, особенно для того, кого вышвырнули с работы почти полгода назад. Как вариант, стоило как можно скорее обратиться Администрацию социального обеспечения и узнать, какие выплаты полагались Чесси Мур по ее карте. Если хоть что-то существенное, задачу облегчило бы гигантски. Оплаченной медицинской страховки, способной покрыть требуемое обслуживание, судя по всему, у бабки не было.
Список дел на завтра рос как на дрожжах. Покончив с сэндвичем и стационарами, Кевин зашел на свою страницу в «фейсбук», внимательно изучив скопившиеся уведомления. Ничего важного, в основном, системные сообщения. Три года назад Том ему писал, но Кевин удалил тогда все сообщения. Идиот. Сейчас бы не пришлось искать среди сотни Томасов Тайлеров из разных уголков мира. Вон даже в Пакистане жил какой-то — от одноименных профилей уже рябило в глазах. Нужный Кевин так и не нашел. Похоже что, Том просто удалил страницу. Или переименовал. Или заблокировал специально от него — наиболее вероятно. Ему слишком нравились соцсети, чтобы ими не пользоваться.
Вероятно, Мэдисон был столь тесен, что едва ли здесь проведешь денек, не встретив знакомых. Кристен Молл, их с Томом одноклассница. Невысокого роста, пухловатая, с короткими каштановыми волосами — те только касались плеч. Ярко-оранжевый свитер обтягивал ее довольно большую грудь, а джинсы — округлые бедра. Куртку она держала в руках. Стояла у стойки и болтала о чем-то с барменом, на вид ровесником. Видимо, они были друзьями или, по крайней мере, хорошо ладили. Почувствовав на себе взгляд, она обернулась. Кевин кивнул ей в знак приветствия. Спустя минуту она решительно направилась к его столику; бармен выглядел разочарованным.
— Привет, — обратилась она к Кевину. — Не против, если я присяду? Мы учились в старших классах вместе, помнишь? Ты и твой брат.
— Привет, — Кевин подавил усмешку. Кажется, она не особо понимала, с кем именно сейчас разговаривает, и Кевин решил ей с этим не помогать. — Том и Кевин Тайлеры как ориентир. Ну тот класс, где близнецы, — вспомнил он расхожую в школе фразу.
— Эмм… Прости, — Кристен смущенно улыбнулась. — Я вас не различаю. Ты Том?
— Нет, я Кевин, — кажется, эта фраза вот-вот набьет оскомину.
— Оу… не обижайся. Раньше ты выглядел попроще, — Кристен, не стесняясь, осмотрела его с ног до головы. Точнее, от макушки до линии стола.
Кевин же отделался стандартными словами:
— Зато ты не изменилась. Выглядишь отлично.
— Всегда приятно услышать комплимент от красавчика, — Кристен снова улыбнулась. — Ты же вроде тоже уехал, нет?
— Отпуск, — отмахнулся Кевин.
— Я бы на твоем месте махнула путешествовать, вместо этой дыры. Если, конечно, позволяют средства.
Кажется, его прощупывали — стоит ли тратить время. И Кевин решился:
— Я недавно из путешествия. Месяц в Швейцарии, — козырнул он. Что ж, если его оценивают исключительно с точки зрения финансовой состоятельности, он тоже не обязан быть честным. Тем более, что он и не лгал. Другой вопрос в том, что в Швейцарии он состоял на содержании и сам бы мог оплатить разве что пару часов пребывания, но это уже точно не дело Кристен.
— Да ладно! — воскликнула она. — Альпы?
— Цюрих. И Альпы тоже, — Кевин кивнул. — Слушай, а могу я воспользоваться твоим фейсбуком? Кажется, меня внесли в черный список, но я не уверен.
— Без проблем, — Кристен достала из кармана куртки телефон и протянула его Кевину. — Без пароля.
Не помогло. Страница Тома исчезла бесследно, если, конечно, он не заблокировал всех, кто хоть чем-то связывал его с прежней жизнью. Кевин вернул телефон.
Вероятно, Кристен ждала, что он предложит ей меню, но Кевин так этого и не сделал. Он уже давно покончил со своей едой. Сидеть и смотреть, как она ест? Спасибо, как-нибудь в другой раз. Смешно. Хвастаться Швейцарией и не иметь возможности заказать лишний кофе себе и девушке. С другой стороны, он не обязан кормить своих одноклассников.
Правда, как выяснилось, это Кристен могла здесь накормить кого угодно. Сразу после школы она устроилась официанткой и имела неограниченный доступ к кухне.
— А как насчет учебы? — поинтересовался Кевин.
— Не думаю, что заполучу грант. Да и зачем? Я хочу мужа и детей, а не вкалывать с утра до вечера в душном офисе.
Кевин пожал плечами: не хочешь — не надо. В конце концов, носить подносы тоже сойдет. Да и не ему рассуждать о профессиональных взлетах.
Примерно через полчаса Кевин взглянул на время: пора забирать пальто. Признаться, ему даже понравилась эта встреча и заполнившая ожидание пустая болтовня. Чем плохо скоротать время в компании — простой, понятной и такой
другой? Они обменялись телефонами, и Кристен поцеловала его на прощание в щеку. Ее губы оторвались от его кожи будто бы неохотно.
— Позвонишь мне? — шепнула она Кевину на ухо. — Завтра родители уедут во Флориду. Их не будет еще точно четыре дня.
Кевин кивнул. Отлично. Почему нет? Возможно, для ночевок у него нашлось место поудобнее, чем диван в гостиной. Нельзя сказать, что Кристен была на его вкус — та же Ив Гилберт выглядела куда более привлекательно, если вообще подобные сравнения уместны, — равно что сравнивать дорогое вино и табуретку. Но Кристен довольно сильно напоминала ту аппетитную брюнетку, с которой Кевин познакомился в «тиндере». Когда-то ему такие нравились.
