Oxxymyron — Девочка пиздец
Это холодное утро, у меня мерзнет нос, и я прячу его между теплых лопаток Владика. Холодно и темно, не знаю, который час и даже не силюсь уснуть; как с похмелья, но еще хуже — с послеощущением Владика на губах и в голове. Пугающе-привычным послеощущением. Вертикальное положение дается слишком легко, подстегивая бежать и не ввязываться в нелепые разговоры об отсутствии чувств, смысловой наполненности между нами и о том, кто кому поддался первым и последним. Конечно, я. Запоздало жалею о том, что вчера снова собрала лук малолетней шаболды, а не оделась нормально — мне не четырнадцать, чтобы воровать у Владика толстовки и упиваться его запахом. Разбудить его, поцеловать или свалить, пока он спит? Не о чем жалеть, кроме привычки жалеть обо всем, а о нелепых и жарких ночах — в какой-то глупой особенности. Из зеркала на меня таращатся болезненная бледность и круги фиалок под глазами (разбудить, поцеловать, свалить, больше похоже на план, чем на экзистенциальные муки выбора). Владик просыпается, награждая меня ощущением воровки в чужом доме. Поцеловать и свалить…? У меня были парни, которые на утро не могли выпустить меня из рук и в угаре похмельной нежности звали к себе жить; были те, кто провожал на остановку или вызывал такси, кто забывал имя на следующий день и кто спамил телеграм. Но не было тех, кто разворачивался на другой бок, как будто меня здесь и нет вовсе. И — по всем законам жанра — меня тянет к нему на уровне сухожилий и связок, все тело ноет в ожидании его прикосновений, его тепла. Хотя бы крошечный намек на взаимность… С его кокона, свернутого в объемное одеяло, доносится: — Ну иди сюда. И я иду, тянусь, укладываюсь вплотную к нему, прижимаю к его теплой, на контрасте почти горячей спине; Владик берет мою руку и кладет к себе на грудь, укрываясь мной, вростая в меня. Я могу разбудить его, могу поцеловать до Но пока я остаюсь.***
Жить, сжигая мосты нон-стопом в честь ускользающей из рук молодости, и водиться с токсичными мальчиками — это, безусловно, сумасшедший вайб и весь дневник в строчках, но, кажется, время копить на психолога. Это мне приходит в голову на остановке, когда я отшвыриваю зажигалку в близстоящих людей; она отказывается поджигать сигарету, я отказываюсь тратить такие суммы на психолога. Десять пар трусиков в инсте 200 грн, сеанс психолога — 600 грн, мой выбор очевиден. Парень, который любезно поджигает мне Winston, выглядит как тот, кто купил бы мне both. — Ты откуда такая? — Из клуба и от мужика. Ну ты и дура. — Хороший хоть мужик? — его ореховые глаза смеются, и им идет серая дымка, струящаяся от его Kent. Я смеюсь в ответ. Владик хороший? Владик мужик? Он — змея, действующая мне на нервы. — Понял, — я пропускаю приехавшую «единичку» не потому, что хочу затянуть этот нелепый флирт, а потому что не докурила. — Ну, я не люблю занятых девушек. — Ты скучный пиздец. Сигарета дотлевает почти мгновенно, и я зря пропустила трамвай. На самом деле, пиздец — это я.***
Какая-то приятно-нервная дрожь: от запястий по венам закручивая узлы внизу живота — плохой признак, но я его игнорирую и продолжаю постукивать пальцами по распечаткам. Я не видела Владика с того утра, не переписывалась даже, и сегодня у нас привычный сеттинг, в котором сквозь толщу английского мы сможем разве что пересечься подушечками пальцев. Но и этого пока хватит. Справедливости ради, Владик делает определенные успехи, могу в процентах посчитать. Нервозность даже пропускает уведомление вайбера, хотя никогда не сулит ничего хорошего. Лена «Привет. Владика сегодня не будет». Я смотрю в окно и не вижу почти ничего из-за тумана, но кожей ощущаю мрякость и неприятную влажность. В голове же — уютные синие простыни и подходящие под голову плечи, поэтому чувствую определенную с ним солидарность. О другом: почему Владик не пишет мне лично (на ломанном английском и с предложением приехать между строк), зря он что ли за номер мой дрался. Я даже проверяю наш диалог отдельно — ни домашки, ни нелепых стикеров, ни-че-го. «Hi, sup…» «What's happ…» «Как ты там?» Последнее просто из ряда вон, давай сразу про руки, чего уж там*. На автомате листаю скудную переписку, пока взгляд не утыкается в ту самую фотографию: вытянутая в приглашении рука на синих простынях, в которую я заворачиваюсь уже на какой-то регулярной основе. Пиздец, конечно.***
Неожиданный и нелепый side effect от привычки проводить ночи с Владиком — собственная постель кажется еще холоднее (это не считая воющей тоски по его прикосновениям и обрывочные сны). Холод оседает и селится в самих костях, так что хоть дальше спи под тремя одеялами, хоть выплевывайся в общажный коридор, разницы не будет, одинаково скверно. Наружу высовываются только руки с телефоном — куча сообщений в вайбере, телеграме, в Тиндере снова собрала сто сорок лайков, сегодня — идеальный день для изучения испанского вместе с совенком Duo. Идеальный день, чтобы выпилиться, я бы сказала. А после пар еще и переться в центр, чтобы давать Владику люлей за пропущенные занятия и за то, что он ничего не делает в принципе (это не считая его агрессивно-въедливого флирта и нездорового, почти осязаемого tension). Как же не хочется (поосторожнее со словами, дура). Среди сообщений есть и от Лены: «Привет. Владик заболел, пока что дома». Чем он болеет? Всю ночь дул с пацанами и внезапно поплохело? Смешал водку и егермейстер? Соблазнял школьниц до утра? Блять, он же сам школьник, какой ужас. Владик — точно не моя причина вставать по утрам, но это сообщение убивает и так хилое желание вылезти из кровати, и я укрываюсь одеялом с головой. Вы огорчили совенка Duolingo.***
Торговые центры были возведены во имя актов организованного потребления, но они еще не знали нас — не наскребших и сотки на двоих, чтобы прокатиться на карусельке в самом центре Днепра. Даже Икеи у нас не было, поэтому бродили по Эпицентру и тонули в изобилии продуктов масскультуры 21 века; иначе говоря, делать нам было больше нечего (было что, но мы не хотели). Мари в моей джинсовой куртке, и ее розовые волосы приятно контрастируют на фоне белого, еще не испачканного мехового воротника, я же стащила у нее удивительно-мягкий фиолетовый свитер (самый действенный из всех лайфхаков по сборке гардероба на данный момент — собирать его вместе с подругой). В целом, общежитие это такая сбывшая мечта тех, кто в детстве хотел жить в одном доме с лучшей подружкой. Снаружи достаточно темно и холодно (такая погода, когда перманентно дождь и ощущение простуженного горла), но несмотря на это Эпицентр пустует — наверное, потому что он больше подходит таким воскресным выездом «всей семьей» с покупкой дозаторов для мыла и детских блокнотов, а сейчас четверг, завтра к первой паре. Пялимся на чашки (мы же за ними сюда пришли?). — А зачем тебе, собственно, чашка? — Хочу. Мари только-только снова обпалила себе волосы «Бордо» (aka розовая «тоника»), поэтому ее макушка сейчас — какая-то особенно малиновая и призывающая скупать все такое же розовое. Может, это была отчасти и наша драма: я была Дорой (и дурой) еще задолго всяких «закрываю дверь в квартире, отключаю все мобилы», а Мари была розовой гораздо раньше, чем все основательно крашнулись на розовой из кис-кис. Так или иначе, она вертит в руках гигантскую длинную чашку приятного оттенка пионов, в которой можно вполне успешно сварить суп на пару дней. — Ты не пьешь так много чая. — Ну она мне нравится, — резон. Я какая-то смертельно уставшая, хотя отработала на час меньше положенного — кстати, об этом: — Владик сегодня опять не пришел на урок, — я теряю Мари из виду среди книжных полок. — Ты радуешься или жалуешься? — Both, — выпаливаю и только затем вспоминаю, что Мари хоть и с филфака, но художница без двух пар английского в день. — И то, и то. Во-первых, это странно. Во-вторых, плохо для его успеваемости и моей зарплаты… — А в-третьих? — теперь она рядом, и мой взгляд который раз цепляется за изобилие блесток на веках, но ей хорошо с ними даже в четверг в Эпицентре. — А в-третьих, это все полный пиздец какой-то, если честно, — я припечатываю фразу хлопком, с которым книга приземляется обратно на полку. — Еще и денег нет. — Ты же работаешь, как говорится, можешь что угодно себе позволить: хоть шаурму, хоть босоножки. Обычно этот диалог приводит меня в бешенство, хотя и происходит со мной постоянно: да, я работаю, да, моя зарплата не вау, потому что это моя первая работа, да, я много трачу на ерунду. Но Мари точно не из тех, кому надо что-то объясняет, она и так знает, что такое ехать минут сорок с Апполо после дня разрисовок странных пони с детьми в ТЦ, чтобы потом на эти деньги не кутить, а просто, ну, жить. — Зарплата 10-го. Сейчас 4-е, держимся на сваренном вчера сырном супе и пачке сигарет винстон-туалетный-утенок*. Какая-то неясная тоска по Владику действительно отдается ломотой в промерзлых костях, потому что мы не виделись довольно давно, я такая уставшая и холодная, а его родители, кажется, все еще в Таиланде (кому я вру, некого винить, кроме своих слабостей). «Hey» «Я приеду?». И сразу блокирую телефон — на самом деле душу желание швырнуть его о каменный пол гипермаркета.