Выбор за тобой

Лондон, 15 июля 2007 года Джон рассеянно выпустил кошку, хмуро глядя на лист бумаги в своей руке. Наиболее вероятными авторами записки были, конечно, Чак и Джимми, с которыми у него были стычки накануне. С другой стороны, в окрестностях было, по крайней мере, полдюжины других людей, которые ненавидели его настолько, что написали записку, и это не считая нескольких его бывших клиентов и, возможно, половины его коллег по гаражу, которым он тоже не нравился. Что ж, в его обязанности не входило нравиться, и по большей части ему было все равно, как они к нему относятся. По правде говоря, они ему тоже не нравились. Услышав, как Роуз вышла из кухни, он поспешно сунул записку в карман. Она встретила его в дверях. — Мне пора идти, — она взглянула на себя. — Мне правда нужно переодеться. Бананы в ночных колпаках — это слишком даже для Пауэлл-Эстейт. — Не знаю, — сказал он, стараясь сохранять невозмутимое выражение лица. Он знал, что не очень хорошо справляется с этой задачей. — Я думаю, что тебе идет, к тому же, я не видел, чтобы люди здесь носили деловые костюмы. Она усмехнулась. — И все же мне нужно вернуться домой раньше, чем это сделает моя мама. Даже не спрашивай. Он усмехнулся. — Не буду. Она потянулась к дверной ручке, но он остановил ее. — Роуз, у меня есть пара дел сегодня днем, но... Хочешь встретиться позже? Мы могли бы пойти куда-нибудь, или, может быть, взять еду на вынос и посмотреть фильм? Ее лицо просияло. — Конечно. Мне бы этого хотелось. — Я тебя заберу. Какая у тебя квартира? Секунду она колебалась. Ровно столько, чтобы Джон задумался, хочет ли она вообще говорить ему об этом. — 48, — сказала она. Затем быстро добавила, — Где твой телефон? — Немного обыскав квартиру и найдя его рядом со своим компьютером, он протянул ей мобильник. Она быстро ввела свой номер телефона в его список контактов. — Просто позвони мне, когда закончишь. Он кивнул. Когда она не сразу двинулась, чтобы открыть дверь, наступила неловкая пауза. Она, казалось, не хотела уходить, или, по крайней мере, казалось, ждала, что он что-то сделает, но он не совсем понимал, что именно. Она только что провела с ним большую часть ночи, хотя и платонически, а потом приготовила ему завтрак. Как правильнее было попрощаться? Пожать ей руку? Поцеловать ее в лоб? Его побуждением было выбить из неё дух некоторыми другими своими действиями, но он сразу же отверг этот вариант. Прежде чем он успел решить, что делать, она открыла дверь. Он снова импульсивно остановил ее. — Роуз. Все еще держа руку на дверной ручке, она посмотрела на него. С легкой улыбкой он обнял ее за щеку, склонил голову к ее голове и нежно-нежно поцеловал. Когда он отстранился, ее глаза были огромными. — Увидимся позже, — сказал он ей. Она молча кивнула и выскользнула за дверь. После того, как дверь за ней закрылась и он точно знал, что она ушла, он глубоко вздохнул и медленно выдохнул. Она не поцеловала его в ответ. Она даже выглядела немного шокированной. Может быть, он ошибся, подумал он, неправильно прочитав ее сигналы. В конце концов, он был достаточно взрослым, чтобы быть ее отцом. Возможно, разница в возрасте между ними была слишком велика для нее. Может быть, несмотря на флирт, она просто хотела с ним дружить. Но он был так уверен... Но она сказала, что хочет пойти с ним на свидание в тот вечер, так что, возможно, он не неправильно понял ее, или, по крайней мере, не полностью. Не слишком ли быстро он двигался? Недостаточно быстро? Нет, в этом не было никакого смысла, судя по ее реакции на его поцелуй. Он фыркнул и покачал головой, забавляясь ходом своих мыслей. Согласно его удостоверению, ему было сорок лет, но рядом с ней он чувствовал себя подростком, с колотящимся сердцем и потеющими ладонями. Что же такого было в Роуз Тайлер, что заставляло его так нервничать и быть неуверенным в себе? Он не чувствовал себя так ни с кем рядом больше на всей планете. Когда она заснула на нем, у него мелькнула мысль, что он должен разбудить ее, но у него не хватило духу сделать это. Он также подумывал о том, чтобы уложить ее на диван и позволить ей поспать, а он бы вернулся в свою комнату. Но было так приятно держать ее в своих объятиях. Это был буквально первый раз за его, по общему признанию, короткую память, когда он был так близок с кем-то. Более того, это была Роуз, человек, о котором он заботился гораздо больше, чем хотел признаться даже самому себе. Прежде чем он понял, что сделал это, он натянул одеяло, чтобы укрыть их обоих, и откинулся на подлокотник, крепко прижав ее к своей груди. Он был вознагражден мягким вздохом Роуз. Он заснул с улыбкой на лице. Но потом он проснулся, а ее там не было. На мгновение он испугался, что она ушла, почувствовал себя неловко из-за того, как закончился вечер, и улизнула, не попрощавшись. Он сразу же забеспокоился, что неправильно прочитал ее сигналы, зашел слишком далеко, держа ее в объятиях, пока она спала. А потом он услышал её в кухне. И понял, что она осталась. Напряжение, которое он даже не осознавал, что держал внутри, быстро исчезло, чтобы смениться непреодолимым чувством облегчения. Что такого было в Роуз Тайлер? Он тяжело вздохнул, удивляясь, как одна молодая женщина могла перевернуть его жизнь с ног на голову в течение одной недели, и как он уже не мог представить свою жизнь без нее. ----- Роуз пересекла двор и поднялась по лестнице в квартиру матери, едва замечая окружающих, все еще пребывая в оцепенении от случившегося. Он поцеловал ее. Джон поцеловал ее. Она была удивлена, даже взволнована, проснувшись в его объятиях, но как бы удивительно это ни было, это было ничто по сравнению с тем, что только что произошло. Он поцеловал ее. На самом деле он поцеловал ее. Не отцовским поцелуем в лоб, который время от времени дарил ей её первый Доктор, и не с восторгом, как это делал когда-то ее второй Доктор. Конечно, это был не тот поцелуй, который инициировала Кассандра, когда контролировала её тело, но это был настоящий поцелуй. И намеренный. Она провела кончиками пальцев по все еще покалывающим губам. Воспоминания, забытые, сказочные воспоминания о том времени, когда Злой Волк боролся за то, чтобы выбраться на поверхность. Она едва помнила, что произошло в то время, когда она заглянула в Сердце ТАРДИС и проснулась от того, что Доктор регенерирует, но один образ остался с ней. Видение Доктора, этого Доктора, целующего ее. Это было воспоминание, которое она всегда считала ложным. Фантазией. Не более, чем принятие желаемого за действительное. Но сейчас это не было фантазией. Каким бы коротким он ни был, это был настоящий поцелуй. С улыбкой на лице она побежала вверх по лестнице, думая о том, что ей не терпится увидеть его позже. ------ Джеки на цыпочках шла по коридору, отчасти для того, чтобы не разбудить Роуз, но главным образом потому, что любой шум, включая звук ее собственных шагов по ковру, заставлял молоток в её голове стучать. Оказавшись на кухне, она снова посмотрела на клочок бумаги в своей руке. Это был не первый раз, когда она получала подобную записку. По правде говоря, она периодически получала их в течение более десяти лет, с тех пор, как снова начала вступать в отношения после смерти Пита. Они, как правило, были от бывших парней после их сложных расставаний или от бывших девушек того, кто был ее нынешним бойфрендом. Реже они приходили от тех, кому она отказала в работе среди местных жителей. Иногда, как в этот раз, она не знала, от кого они были. Но за все годы, что она их получала, она всегда прятала их от Роуз. Нет причин для беспокойства. Они всегда оставались просто угрозами. Она скомкала бумагу и засунула ее глубоко в мусорное ведро, под старые журналы и кухонные отходы, прежде чем приступить к утреннему чаю. Она налила воду в чайник и включила его. Обычно она заваривала чай по старинке — засыпала листья в предварительно подогретую воду. Джеки гордилась тем, что была известна в Пауэлл-Эстейт своим чаем, но старалась не обращать внимание на другие причины для славы. Однако, сегодня утром ей было не до неприятностей. Она могла бы сделать это позже. Нет, для этой первой чашки ей придется довольствоваться чайным пакетиком. Она достала из шкафа кружку и коробку и снова вздрогнула, когда дверца шкафа закрылась. Она приложила пальцы рук к голове и потерла виски. Ей определенно нужен был чай. И пару таблеток парацетамола. Открыв другой шкаф в поисках банки с обезболивающими, Джеки услышала, как дверь в квартиру тихо открылась и закрылась. Озадаченная, задаваясь вопросом, не распространилось ли ее похмелье на её слух, она высунула голову из кухни и осторожно посмотрела в коридор. Ее брови взметнулись вверх. Роуз пробиралась внутрь. Само по себе это не было чем-то необычным, но её наряд выглядел странно. Раньше в таких ситуациях на ней не было ночной рубашки. А на лице широкой улыбки. — Где ты была? — спросила Джеки. Она вздрогнула от звука собственного голоса, не обращая внимания на то, что вернулась домой всего несколько минут назад, и в придачу в том, что носила прошлой ночью. — Ты была с ним, не так ли? Улыбка Роуз исчезла. — Это не то, что ты думаешь, - запротестовала она. — Приходить домой в ночной рубашке? — Недоверчиво переспросила Джеки и снова поморщилась. — Честное слово, Роуз, ты не могла бы выражаться яснее? Роуз громко вздохнула. — Это не то, на что похоже. Джеки скрестила руки на груди в позе отчитывающей матери. — Мы не такие, мам. Мы просто друзья, мам. Будет тебе известно, я никогда не возвращалась домой в ночной рубашке после ночи с Бев. И не выглядела как кот, который съел канарейку, прямо как ты, когда вошла. - Она поджала губы. — Ну, по крайней мере, теперь у него человеческие зубы. Если это всё зайдет слишком далеко, у моего внука хотя бы не будет щупалец. Роуз закатила глаза. — Я собираюсь принять душ. — Не трать всю горячую воду! — Крикнула Джеки ей вслед. ----- Как только она скрылась в ванной, подальше от ворчания матери, её улыбка вернулась. Она стянула с себя ночную рубашку с бананами в ночных колпаках, которую, по иронии судьбы, подарила ей более поздняя версия Доктора. Когда горячая вода согрела ее, она закрыла глаза и позволила себе увлечься воспоминаниями о поцелуе. Это было нечто большее, чем просто прикосновение губ. Это было мягко, медленно и абсолютно восхитительно. И закончилось слишком быстро. Ей бы хотелось, чтобы это продолжалось дольше, но она была так удивлена, что все закончилось прежде, чем она смогла ответить. И она ругала себя за это, потому что была уверена, что отреагируй она быстрее или вообще на самом деле, это превратилось бы в настоящий поцелуй. Но все равно это было фантастически. После душа, завернувшись в большое розовое полотенце и плотно обмотав волосы другим полотенцем поменьше, она пошла в свою комнату одеваться, все еще думая о необыкновенном поцелуе. Только вид ее комнаты вернул ее к реальности. Одежда, которая была на ней накануне, была свалена в кучу рядом с кроватью, в то время как другие ее вещи из ТАРДИС были разбросаны по комнате в разных местах. Еще больше ее вещей вывалилось из рюкзака, который она бросила в углу неделей ранее. Отчасти беспорядок был просто следствием ее характера и того, как она была воспитана. Ее мать никогда особенно не заботилась о чистоте. Конечно, посуда всегда была вымыта, белье постирано, а ковер регулярно пылесосили. Но чистая посуда стояла рядом с раковиной на кухне и, казалось, никогда не возвращалась в шкафы. Журналы мод и любовные романы соревновались за место на столах и стульях в гостиной, в то время как сложенное белье беспорядочно лежало на доступных поверхностях в квартире. Безразличное отношение Джеки к порядку передалось ее дочери. Роуз всегда чувствовала, что у нее есть дела поважнее, чем убираться в своей комнате. Ее это не беспокоило, она говорила себе, что по сравнению с матерью и Микки она была воплощением порядка. Единственный раз, когда она попыталась привести себя в порядок, было в ТАРДИС, и это было больше потому, что она знала, что Доктор любит порядок, и она не хотела, чтобы он думал о ней хуже. Роуз вздохнула. Этим утром ее комната была в еще большем беспорядке, чем обычно, и это о чем-то говорило. Честно говоря, сказала она себе, состояние комнаты отчасти объяснялось тем, что она в спешке покидала квартиру посреди ночи. Она порылась в своей одежде в поисках чего-нибудь, что можно было бы надеть, и подумала, не могла бы она попросить маму постирать для нее что-нибудь из ее белья. После недолгих поисков она нашла пару чистых джинсов и ярко-розовый топ. Она натянула их, сунула мобильный в карман, а затем предприняла вялую попытку прибраться в поисках грязной одежды, которую можно было бы отдать в стирку. Она поправила пуховое одеяло и начала раскладывать подушки в изголовье кровати. Когда она подняла случайно упавшую на пол подушку, она заметила на прикроватном столике кубик с голографическим посланием Доктора ей. Роуз тут же вспомнила, по какой причине она вообще здесь оказалась. Она почувствовала укол вины. Ее оставили в Пауэлл-Эстейт не для того, чтобы она флиртовала с Джоном, и уж точно не для того, чтобы она целовалась с ним. Ее оставили здесь, чтобы убедиться, что ее первый Доктор не попадет в неприятности будучи человеком. Неосознанно она протянула руку и коснулась ключа от ТАРДИС, который всегда носила на цепочке на шее. У нее было более чем смутное подозрение, что для Доктора объятия и поцелуи подпадают в категорию неприятностей. Чувство вины усилилось, но она отбросила его в сторону. Что сделано, то сделано, сказала она себе. Если Доктор когда-нибудь вспомнит об этом, ей просто придется иметь дело с последствиями, какими бы они ни были. И отныне ей просто нужно будет немного остудить их отношения, убедиться, что между ними не произойдет ничего такого, о чем Доктор пожалел бы позже. Но, в то же время, у нее была работа, которую нужно было выполнять. После трудностей, с которыми она столкнулась, пытаясь дозвониться до Доктора по мобильному, было очевидно, что проблемы с ТАРДИС были намного серьезнее, чем она предполагала, гораздо хуже, чем просто то, что он не смог вернуться спустя десять секунд. Хотя Доктор сказал и ей, и Микки, что ТАРДИС также пострадала от того, что заставило ее превратить этого первого Доктора в человека, она не понимала масштабов проблемы. Великолепный, изумительный корабль времени Доктора был настолько мощным, настолько за пределами ее человеческого понимания, что она не могла представить, что что-то серьезно причинит ей боль. Но теперь было ясно, что корабль серьезно пострадал. Если она была ранена, что это значило для Доктора и Микки? Смогут ли они вообще вернуться? Ей нужно было выяснить, может ли она что-то сделать, чтобы помочь им отсюда. И это включало в себя быстрое путешествие в ТАРДИС. Ту, которая все еще была здесь. Она нахмурилась. К сожалению, быстрого пути туда не было. И ей не очень хотелось совершать двадцатиминутную прогулку без крайней необходимости. Но она была на мели, пока ей не выплатят зарплату, а это произойдет только через неделю, поэтому поехать на автобусе тоже было проблематично. Это не имело большого значения, сказала она себе. В обычный день с Доктором она бегала гораздо больше. И если она собиралась добраться туда и вернуться обратно до того, как Джон закончит со своими делами, ей лучше было поторопиться. Когда Роуз вышла из своей спальни, она услышала шум воды в душе. Как бы сильно она ни любила свою маму, она всё равно почувствовала облегчение, потому что это означало, что она сможет избежать еще одной лекции. — Мама, я ухожу, - крикнула она через закрытую дверь. — Ты можешь постирать кое-что из моего белья, пока меня не будет? — Ответа не последовало. Мысленно пожав плечами, она прошла в гостиную, чтобы оставить матери записку. И заметила мамину сумочку. Она не должна, подумала она. Она действительно не должна. По крайней мере, не спросив разрешения. Роуз вернулась к двери ванной. — Мам, можно мне одолжить десять фунтов и твой проездной? Я верну, когда получу зарплату. Она услышала, как ее мать что-то сказала, и задумалась. — Что ж, это могло бы означать "да", — произнесла Роуз вслух. Она вытащила карточку и пятнадцать фунтов, а не десять, из кошелька своей матери, прежде чем быстро нацарапать записку, в которой говорилось, что она вернется через час или два, и направилась к двери. Ехать на автобусе оказалось ненамного быстрее, чем идти пешком, но, по крайней мере, так было теплее. Июль в Лондоне не был таким жарким, как, например, в Древнем Риме, но день выдался теплым. И неприятно влажным. Она была благодарна за транспорт. И она бы отплатила своей маме тем же. Роуз невидящим взглядом смотрела в окно, непрошенные воспоминания об утре вернулись, пока автобус проезжал Пекхэм. Теплая, успокаивающая тяжесть руки Джона, обнимающая ее, когда они лежали на диване под одеялом. Мягкость его футболки под ее щекой. Его еще более мягкие губы на ее губах. Это были воспоминания, которые будут подпитывать ее фантазии в течение нескольких месяцев, если не дольше. Ее мысли приняли определенно озорной оборот, когда она представила, как его мягкие губы скользят по ее шее, опускаясь все ниже.… Роуз стряхнула с себя фантазии, когда автобус подъехал к ее остановке. Она не должна была так думать о нем. Из этого не могло получиться ничего хорошего, особенно после возвращения Доктора и Микки. Вместо этого ей следовало подумать о том, что она будет делать, когда доберется до ТАРДИС. Ее остановка была в квартале недалеко от ТАРДИС, и когда она вышла из автобуса, у нее возникло нервное ощущение внизу живота, которое усиливалось по мере приближения к переулку, в котором она была припаркована. Что, если ТАРДИС не откроется для нее? Что, если она этого не сделает? И если ей удастся проникнуть внутрь, что тогда? Она не смогла бы починить ее. Возможно, она могла бы воспользоваться телефоном, чтобы позвонить Доктору и Микки в ТАРДИС из своего собственного потока времени. Это вообще сработало бы? Что ж, по крайней мере, она сможет вернуть часы, которые удерживали сознание Доктора, сказала она себе. Но как это поможет? Она не должна была открывать их, если не возникнет чрезвычайной ситуации, и, конечно, сейчас никакой чрезвычайной ситуации не было. Или, по крайней мере, она так не думала. Знала бы она вообще, что, по мнению Доктора, является чрезвычайной ситуацией? За исключением полномасштабного вторжения инопланетян или того, что Джон находится на грани смерти, она не была уверена, что должно случиться. Роуз завернула за угол переулка — и вот она здесь. ТАРДИС. Она бегом сократила расстояние между собой и великолепным кораблем Времени. — Я скучала по тебе, — прошептала Роуз, подойдя к ней, и только в этот момент она поняла, насколько сильно. Она уже давно знала, что ей больше не место в Пауэлл-Эстейт, что ТАРДИС была ее домом и будет ее домом до тех пор, пока Доктор позволит ей остаться. Она скучала по Доктору, скучала по путешествиям, но она также скучала по кораблю. Она дразнила Доктора за то, что тот гладит случайные кусочки ТАРДИС, но теперь делала это сама, потирая рукой выступы на двери. — Как дела, девочка? — спросила она и переместила руку на один из боковых выступов. — Чувствуешь себя лучше? Извини, что не зашла в гости. — Она нахмурилась, когда ей кое-что пришло в голову. — Ты хоть знаешь, кто я такая? Меня зовут Роуз, Роуз Тайлер, и я путешествую с тобой, или, по крайней мере, буду. К своему удивлению, Роуз почувствовала волну тепла, которую она интерпретировала как узнавание, исходящую от ТАРДИС. Она изредко могла почувствовать что-то от ТАРДИС с тех пор, как заглянула в её Сердце. Однако, с этой ТАРДИС этого еще не произошло, поэтому она не могла понять, почему вообще что-то чувствует. Но это было не важно. Важно было попасть внутрь. Она понятия не имела, что будет делать, когда окажется там, но поскольку ее телефон не мог связаться с Доктором, она знала, что у нее нет шансов помочь ему, Микки или даже ТАРДИС, если она не будет внутри. Роуз вытащила ключ из-под рубашки и надела цепочку на голову. Она начала вставлять ключ в замок, а потом остановилась. — Ты же не собираешься делать со мной то же, что и с Доктором, не так ли? — спросила она. На самом деле она не ожидала ответа, поэтому не удивилась, когда не получила его. После секундного колебания Роуз осторожно вставила ключ в замок. Он не повернулся. Она не получила удара током, но дверь не открылась. Она попробовала еще раз, на этот раз пошевелив ключом в замке, толкая, а затем дергая за дверь, но это не помогло. Дверь оставалась плотно закрытой. Роуз разочарованно вздохнула. — Черт возьми. Что теперь? ТАРДИС издала тихий, болезненный звук, немного похожий на тошноту. Она ободряюще похлопала по кораблю. — Не волнуйся, — сказала Роуз. — Доктор разберётся с этим. Ты его знаешь. Он великолепен. Он может разобраться практически во всем. Только не говори ему, что я это сказала. Не хочу, чтобы его эго стало еще больше, чем уже есть. — Она улыбнулась, когда лампочка на верхней части высокой синей коробки слабо мигнула, как будто в знак согласия. Роуз села на землю и прислонилась к двери, задумавшись. Доктор сказал, что ТАРДИС заблокирует себя, пока не восстановиться, и что на это могут уйти месяцы. Прошла всего неделя. На самом деле, почти не прошло времени. Нет, это было неправильно. Несмотря на то, что она пробыла здесь всего неделю, Джон сказал, что пришел в себя в переулке — и она знала, что это был именно этот переулок — без каких-либо воспоминаний о Новом году. Это означало, что эта ТАРДИС уже была здесь более шести месяцев и все еще не стала лучше. Роуз мысленно прокручивала в голове их прибытие обратно в Пауэлл-Эстейт, от звона монастырского колокола и их аварийной посадки, до просмотра голографической записи, которую они видели, о том, как ТАРДИС превратила Доктора в человека и вынудила его покинуть корабль, до прощания с Доктором перед тем, как они с Микки ушли. Оглянувшись назад, она поняла, что Доктор беспокоился о том, что причина, по которой их ТАРДИС привела их сюда, заключалась в том, что корабль вообще не мог исцелиться без их помощи. Она могла даже умереть. И, конечно же, Доктор ничего не сказал, во всяком случае, прямо. Типично. Почему он не мог просто сказать что-то прямо? Она почувствовала мимолетную волну гнева на него — честно говоря, было бы полезно знать об этом прямо сейчас, — которая быстро сменилась беспокойством как за него, так и за ТАРДИС. И, застряв здесь, она ничего не могла сделать. Она не могла позвонить Доктору, а поскольку дверь ТАРДИС всё ещё была заперта, она никак не могла ему помочь. Она даже не могла достать чертовы часы. И это было даже не самое страшное. Хуже всего было то, что, хотя она и не хотела, чтобы ТАРДИС пострадала, и, конечно же, она не хотела, чтобы Доктор и Микки были в опасности, была маленькая эгоистичная часть ее самой, которая радовалась, когда дверь не открывалась, потому что это означало, что у нее будет больше времени с Джоном.