Выбор за тобой

Вихрь времени, через двадцать пять часов после отъезда из Пауэлл-Эстейт Лондон, 15 июля 2007 года — Ха! — торжествующе воскликнул Доктор и вылез из-под консоли. — Демонтирован ограничитель пространственно-временной избыточности. Теперь осталось только установить координаты Саутгемптона, 10 апреля 1912 года. Но прежде чем я это сделаю, вопрос в том, где я буду?. — Разве мы не можем искать тебя так же, как в прошлый раз? — спросил Микки. Он сидел на сиденье, одетый в одежду, подходящую для Англии начала двадцатого века, и, казалось, часами наблюдал за работой Доктора над ТАРДИС. После того, как он стал свидетелем убийства президента Кеннеди в Далласе, его первоначальный энтузиазм по поводу путешествия по ключевым точкам истории прошел. В этот момент ему просто не терпелось покончить с поездкой. Доктор покачал головой. — Мы могли бы, но риск обнаружения гораздо выше. Нам нужно выяснить, что он там делает, и что могло случиться и с ним, и с ТАРДИС так, чтобы никто из моих предыдущих «я» не понял, что мы там. Микки покачал головой. — Я пойду с тобой искать тебя, чтобы узнать, что ты задумал, и в то же время мы должны избегать другую твою версию. И еще одного дополнительного тебя. От этого у меня болит голова. — Если мы не решим эту проблему, оставаясь незамеченными, у нас будет гораздо больше поводов для беспокойства, чем простая головная боль. Эта ситуация гораздо более деликатна, по причинам, которые выходят далеко за рамки простого столкновения с самим собой в трех экземплярах. Это достаточно опасно, но мы пересекаем мою временную линию таким образом, что это может разрушить ткань пространства-времени. — Не понимаю. Чем это отличается от того, что мы делали раньше? Доктор ответил не сразу, и в течение нескольких долгих секунд Микки задавался вопросом, ответит ли он вообще. Когда он, наконец, заговорил, его голос был низким, а тон более серьезным, чем Микки когда-либо слышал раньше. — Микки, Роза когда-нибудь рассказывала тебе о Войне Времени? — Да, немного. Когда ты отправил ее обратно в тот раз, мы открыли консоль ТАРДИС, чтобы она могла вернуться к тебе. — Что она тебе сказала? — Просто была война, большая война, которая могла уничтожить всю Вселенную. — Что-нибудь еще? — Да, что ты как-то это закончил, — неохотно сказал Микки. Какая-то его часть все еще сопротивлялась признанию, что Доктор мог делать что-то хорошее. — И сумел спасти Вселенную от уничтожения. — Когда вы встретили меня, я только что вернулся с Войны Времени, но другой я, которого мы пытаемся избегать, еще не участвовал в войне. На самом деле, война еще даже не началась. Произошли только первые бои, и никто не подозревает, что вот-вот начнется полномасштабная битва. И для него наша планета все еще там, наши люди все еще там. Если бы мы вступили с ним в контакт, мы могли бы непреднамеренно изменить исход войны. И если бы мы это сделали... ну, нам не пришлось бы беспокоиться о том, что я делал на Титанике, потому что всей этой планеты бы здесь не было. Поэтому мы абсолютно не можем с ним взаимодействовать. И единственный верный способ сделать это – стараться избегать тех мест, где он был. И поскольку я не помню, где я был, единственный способ сделать это — точно знать, где мы найдем меня, которого ты знаешь, найти его и выяснить то, что нам нужно знать, а затем убраться оттуда как можно быстрее. — Ты не помнишь, где ты был, когда был здесь в первый раз? — Недоверчиво спросил Микки. Доктор испепеляюще посмотрел на него. — Это было, по крайней мере, сто лет назад, возможно, намного больше. Для сравнения, я бы спросил тебя, помнишь ли ты, где ты был в определенный день десять лет назад, но ты, вероятно, даже не помнишь, что ты ел на завтрак в прошлый вторник. — Да, помню! — Автоматически ответил Микки. — Это было... — Его лоб сморщился в задумчивости. —Это был... Черт возьми, что там было? — Рыба с жареным картофелем, — подсказал ему Доктор. У Микки отвисла челюсть. — Откуда ты знаешь? — Я был там, — сказал он. — Это было, когда мы с Сарой Джейн разбирались с делами в Деффри Вейл. — Это было только в прошлый вторник? Кажется, как будто давно. — Это то, что делают путешествия во времени. Полностью портят твое ощущение линейного времени. В любом случае... Возвращаясь к сути вопроса, нам нужно примерно выяснить, где будет мое последнее «я», чтобы мы могли найти его, не сталкиваясь со мной. — Так как же нам это сделать? — Микки, Роза рассказала тебе что-нибудь о моей фотографии с Титаника? Я был на самом корабле или на причале? Со мной был кто-нибудь еще? Микки сосредоточенно сморщился. Наконец, он покачал головой. — Я не думаю, что она говорила мне, а если и говорила, то я не помню. Это было давно. Доктор разочарованно хмыкнул. — Почему бы нам просто не позвонить Розе? — Спросил Микки. — Я имею в виду, она единственная, кто действительно видел фотографию. Она должна быть в состоянии рассказать тебе. — Я действительно, действительно не хочу этого делать, - сказал ему Доктор. — Я пообещал ей, что вернусь через десять секунд. Как только мы позвоним ей, то попадем в ее линию времени. Если мы свяжемся с ней часом позже или днем позже, мы не сможем вернуться, как я обещал. — Итак, если мы позвоним ей, и она скажет, что нас не было неделю, тогда мы сможем вернуться только через неделю после того, как улетели. Верно? Глаза Доктора расширились от удивления при этих словах. — Да, именно так. — Что важнее, вернуться через десять секунд после того, как мы улетели, или не столкнуться с этим другим тобой? Рот Доктора открылся… и затем резко закрылся. С разочарованным рычанием он взял телефон и начал набирать номер. Спустя мгновение он в замешательстве нахмурил брови. — Что? — пробормотал он, затем повесил трубку и достал из кармана очки. Он посмотрел сквозь них на панель управления связью на консоли. — Хммм, — он поднял трубку и попробовал еще раз. Выражение замешательства на его лице стало еще больше. — Это невозможно, — он отключился и срочно набрал номер еще дважды, с каждым разом впадая во все большую панику. — Что происходит? — Спросил Микки. — Я не знаю, - сказал Доктор. — И когда я говорю, что не знаю, я имею в виду, что я действительно, действительно не знаю. Этого не должно было случиться. — Он нажал кнопку, и механический голос эхом разнесся по комнате. Ваш вызов не удалось завершить. Набранный вами номер находится вне зоны действия сети. Ваш вызов не удалось завершить. Набранный вами номер находится вне зоны действия сети. Ваш вызов не удалось завершить. Набранный вами номер находится вне зоны действия сети. Ваш вызов не удалось завершить... Доктор снова тихо нажал кнопку, и голос смолк. Он уставился на консоль без всякого выражения. — Что значит вне зоны действия? Он повернулся лицом к Микки, а затем прислонился к консоли, скрестив руки и лодыжки в слишком непринужденной позе. — Одна из трех версий. Первая: Роза каким-то образом вышла за пределы досягаемости систем связи ТАРДИС. Поскольку она на Земле, это означало бы, что вся планета также находится вне зоны досягаемости, либо перемещена туда, где даже ТАРДИС не смогла бы ее найти, либо полностью уничтожена. Не совсем невозможно, но крайне маловероятно. Фраза полностью уничтожена вызвала неприятное ощущение в животе Микки. — Ладно, — сказал он и нервно сглотнул. — Э-э, итак, я полагаю, этот вариант исключен. — Вариант номер два, - продолжил Доктор. — Каким-то образом мы находимся вне зоны ее досягаемости. Это еще менее вероятно, потому что мы находимся во Временной воронке. Внутри Вихря ТАРДИС одновременно касается каждой точки пространства и времени. Вот как она может исчезать из одного места и появляться в другом почти мгновенно. — А что за третий? — Что у самой ТАРДИС возникли проблемы с отправкой сигнала из Временной воронки, — Доктор не стал продолжать. Вместо этого он вернулся к изучению консоли, на этот раз без своего типичного энтузиазма. — И? — И... — сказал он, не поворачиваясь, — это означало бы, что то, что повредило ТАРДИС в прошлом, просочилось сквозь время, чтобы повлиять на нас. — Он всмотрелся в монитор, а затем начал быстро печатать на клавиатуре, которая внезапно появилась на одной из панелей управления. Или, по крайней мере, Микки никогда не замечал этого раньше. — Если это так, то означает, что ТАРДИС может трудно перемещаться в Вихре и выходить из него. На самом деле, мы, возможно, вообще не сможем выбраться из Вихря. И даже если мы это сделаем, мы, вероятно, не сможем вернуться. — Он сказал все это слишком буднично, как будто обсуждал погоду в Лондоне или вкус своего чая. На самом деле, Микки был уверен, что Доктор проявил бы больше эмоций по поводу дождя или содержания сахара в его чае. — Так что нам лучше отвезти тебя домой, - продолжил Доктор. Он перешел к другой панели управления на консоли. — Давай посмотрим, Пауэлл Эстейт, воскресенье, 8 июля 2007 года. Десять часов утра, на всякий случай. — Нет. Доктор повернулся к нему. — Нет? — Нет, - повторил Микки. — Я имею в виду, если я правильно тебя понял, у ТАРДИС прямо сейчас осталось, возможно, одно путешествие, один шанс выбраться из Вихря. И если мы воспользуемся этим, чтобы вернуться в Пауэлл-Эстейт, мы не выясним, что с ней не так. И если это произойдет, другой ты останешься человеком. Если это произойдет, что произойдет с тобой? Этим тобой? Доктор не ответил. — Да, я так и подумал, - продолжил Микки. — Итак, как я и сказал, давай разберемся с этим, пока у нас еще есть шанс. — Я должен напомнить тебе, что следующее место, куда мы направляемся — 1912 год. Если это не сработает, ты застрянешь там, - предупредил Доктор. — Я не смогу вернуть тебя обратно. — Тогда, чем скорее мы начнем, тем скорее разберемся с этим, и тем скорее ты вернешь меня. Доктор уставился на него. В свою очередь, на его лице промелькнуло странное сочетание изумления, шока и благодарности. Его рот несколько раз открылся и закрылся, как будто он пытался заговорить, но не мог подобрать слов. Затем он начал улыбаться, небольшая, гордая улыбка, которая медленно переросла в широкую, довольную ухмылку. — Микки Смит, ты лишил меня дара речи, а это удавалось очень немногим в моей жизни. — Он развернулся обратно к пульту и забегал вокруг него, нажимая кнопки, щелкая переключателями и вращая циферблаты. — Хорошо! — Сказал он, опуская большой рычаг. — Давай разберемся с этим! ------- Роза медленно проснулась, постепенно и неохотно возвращаясь в сознание. Тепло, подумала она и удовлетворенно вздохнула. Она передернула плечами, чтобы поглубже зарыться под одеяло, и попыталась снова заснуть. Ей было абсолютно комфортно, несмотря на то, что она находилась в неудобной позе: на животе, левая рука и обе ноги вывернуты вбок и зажаты в узком пространстве, мешая двигаться. Что-то тяжелое лежало боком поперек середины ее спины, в то время как ее свободная рука была плотно обернута вокруг чего-то, как будто она обнимала подушку. Твердая, теплая, дышащая подушка, которая тихо похрапывала. Ее глаза распахнулись. Джон растянулся на диване, положив голову на подлокотник, а она наполовину лежала на нем, крепко зажав его под мышкой и засунув ноги между ним и спинкой дивана. Должно быть, кто-то из них в какой-то момент натянул одеяло, чтобы укрыть их обоих. Она промотала свои воспоминания о прошедшей ночи или, на самом деле, раннем утре. Рита и Чак. Чай. Точечный массаж, чтобы облегчить боль в спине и голове. Крепкое объятие, которое, должно быть, переросло в сон. Это было... ново. Хотя у Доктора никогда не было особого представления о личном пространстве, когда дело касалось ее, особенно после его регенерации, он ограничивал свой контакт с ней бурными объятиями, случайными объятиями за плечи и единственным целомудренным поцелуем в Древнем Риме. Они, конечно, никогда не прижимались друг к другу на диване до такой степени, чтобы оба заснули. Она разрывалась на части. С одной стороны, она знала, что должна встать. Несмотря на его нынешнее положение, Джон был Доктором, и она была уверена, что если бы он полностью владел своими воспоминаниями, Доктор никогда бы не позволил себе переступить ту черту, которую он тщательно провел между ними, ту, которая превратила бы их из лучших друзей в нечто большее. И она была уверена, что подобные объятия были бы для него опасно близки к тому, чтобы перейти черту дозволенного. С другой стороны, Джон был Доктором, даже если он этого не знал, и она была влюблена в него практически с момента их знакомства. И он обнимал ее так, как она всегда мечтала, чтобы он обнимал ее. Она закрыла глаза и наслаждалась ощущением его мягкой футболки под своей щекой и успокаивающей тяжестью его руки, обнимающей ее, пока раздумывала, встать или остаться на месте. В конце концов, она решила встать, но не из-за каких-то очень принципиальных и бескорыстных побуждений. Решающим фактором было то, что теперь ей отчаянно нужно было сходить в туалет. Она начала освобождаться из-под его руки, стараясь не разбудить в процессе, и его хватка на ней усилилась, удерживая ее на месте. — Ммм, — звук эхом отдался глубоко в его груди, и она замерла, но сумела выбраться. В холодильнике почти ничего не было: немного молока, немного масла, немного пива, пара полупустых контейнеров с едой на вынос. Затем она повернулась к шкафам. Как она и ожидала, они тоже были практически пустыми. Несколько старых кастрюль и сковородок. Столовые приборы. Набор из четырех тарелок, четырех мисок, четырех стаканов и двух кружек, большинство из которых были в сколах, и ни одна из них не подходила. На мгновение она задумалась, почему в гостиной было только две кружки, а потом вспомнила, что в гостиной есть еще две. Она вытащила чистые кружки и положила в них чайные пакетики, прежде чем продолжить поиски в шкафах. В последнем было несколько банок с тунцом. Она озадаченно склонила голову. Больше ничего не было. Только тунец. Она даже не думала, что Доктор любит тунца. Ну, очевидно, с Джоном было иначе. Она вздохнула. Не было ни яиц, ни варенья, но был хлеб с маслом. «Тосты с маслом», — подумала она и положила хлеб в тостер, а затем достала масло из холодильника. Вода в чайнике закипела, и она снова повернулась к нему, чтобы заварить чай... и чуть не выпрыгнула из кожи от испуга. В раковине сидела маленький черный кот. — Ладно, я знаю, что тебя там раньше не было, — сказала она. — Откуда ты вообще взялся? Кот моргнул. Она провела рукой по его голове и услышала громкое мурлыканье в ответ. — Ну, ты, конечно, симпатичный мальчик, — она наклонила голову, размышляя. — Или девочка. Кем бы ты ни был, держу пари, что ты голоден. Она открыла банку с тунцом, высыпала его в миску и поставила на пол вместе с миской воды. Кот тут же спрыгнул вниз и начал есть, продолжая громко мурлыкать. — Ты же знаешь, что не должен разговаривать с набитым ртом, — насмешливо отругала Роза, разливая воду из чайника в кружки. Она нахмурилась. — Хотя я полагаю, что мурлыканье на самом деле не считается, не так ли? Как ты вообще это делаешь? — Некоторые люди думают, что они используют свои голосовые связки и мышцы гортани, чтобы заставить голосовую щель резонировать вперед и назад, когда вдыхают и выдыхают. Она взглянула на дверь. Джон стоял в дверях кухни, держа в руках две недостающие кружки. На его лице появилась легкая улыбка. — На самом деле я имела в виду: «Как кошки делают это и едят одновременно?», — сказала она ему. — А-а. Ну, этого я не знаю. — У тебя есть кошка, — сказала она. — Это не так, — ответил он. — Неужели? Тогда кто это на полу ест тунца? — Кошка. Она подняла брови. — Это не моя, — сказал он ей, ставя кружки в раковину. — Она приходит и уходит. — И ест твоего тунца. — Это ты ее кормишь. — И это ты его купил. Для нее, да? Она здесь, а ты ее кормишь. Это делает ее твоей кошкой, — сказала она с насмешкой. Тост выскочил из тостера. Джон положил его на пару тарелок и начал смазывать маслом. — То, что кто-то есть в моей квартире, не делает его моим. Она перестала дышать и уставилась на него, гадая, говорит ли он все еще о коте. Он не смотрел на нее, казалось, сосредоточенный на том, что делал. Прежде чем смогла остановиться, она тихо сказала: — Может быть, в её случае так оно и есть. Он замер. Черт возьми, он услышал ее. — Эм, так как ее зовут? — спросила она легкомысленно, пытаясь сменить тему и не в силах придумать ничего лучше. — Насколько я знаю, у неё нет имени. — Тогда как же ты ее называешь? — Я ее никак не называю. — Ну, ты должен ее как-то назвать. Он приподнял бровь. — Почему? — Потому что ты это делаешь. — Ладно, как насчет Кошка? — Серьезно? Кошка. — А почему бы и нет? Что плохого в том, чтобы назвать кошку Кошкой? — Спросил он. Так плавно, как будто это было поставлено хореографом, они взяли свои тарелки и кружки и вернулись в гостиную. — Что плохого в нормальном имени? Например, Блэки, Миднайт, Флаффи или что-то в этом роде? Джон фыркнул, усаживаясь на диван. Роза села рядом с ним. —Флаффи? - Недоверчиво переспросил он. — Что это за имя такое "Флаффи"? Кроме того, у кошки короткая шерсть. Она даже не пушистая. — Ну, может, и нет, но ты должен признать, что это лучше, чем Кошка. — Кошка, кажется, не возражает, - заметил он. Безымянная кошка прошла мимо них, направляясь к входной двери. — Не уверена насчет этого, - сказала Роза со смехом. — Похоже, она уходит. Джон усмехнулся. На время, пока ели, они погрузились в уютное молчание. Когда они закончили, Джон откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. — Ты осталась, — сказал он. Она нервно прикусила губу, явно чувствуя себя неловко из-за такого поворота разговора. — Ничего не могу с собой поделать, — сказала она, — всегда засыпаю. — Нет, я имел в виду после того, как ты проснулась, — сказал он. — Ты осталась после того, как проснулась. — Разве я не должна была? — нерешительно спросила она. — Только если хочешь, — ответил он ей. Она застенчиво улыбнулась. — Я хотела. На его лице расплылась ухмылка. — Так... когда я заснула, почему ты не разбудил меня и не отправил домой? — спросила она. Его лицо потеплело. Он отвернулся, внезапно не в силах встретиться с ней взглядом. — Мне показалось, тебе было удобно. — Было, — ответила она, и в ее тоне прозвучал намек на веселье. — А тебе? Он оглянулся на нее. Она снова улыбнулась ему, и он увидел кончик ее языка, выглядывающий между зубами. Она станет его смертью, он просто знал это. Ее флирт должен был убить его. Возможно, в буквальном смысле. Но в эту игру могли играть двое. Он встретился с ней взглядом и приподнял бровь, а его рот изогнулся в ухмылке. — Очень удобно. Спасибо, что спросила. Роза открыла рот, чтобы ответить, когда громкое мяуканье напугало их обоих. Она покачала головой. — До сих пор не могу поверить, что у тебя есть кошка. — Она не моя кошка, — машинально произнес он. — Но почему ты не можешь в это поверить? Ты что-то имеешь против кошек? — Нет. Я люблю кошек. Раньше у нас был такой. Но домашнее животное... Немного по-домашнему, да? Ты просто не похож на такой тип. Он уже собирался спросить, что это за тип, когда кошка снова мяукнула, на этот раз громче, чем в первый. Он нахмурился. — Знаешь, я никогда раньше не слышал, чтобы она мяукала, а теперь я слышал, как она сделала это дважды. — Наверно, она просто хочет уйти, но не хочет использовать кошачью дверцу. Наша так и делала. Она сидела и мяукала у двери, пока мы не открывали ее для нее. — Наверное, — сказал он. Роза начала убираться, когда кошка мяукнула в третий раз. Она рассмеялась. — Тебе лучше пойти и выпустить ее. Если она и правда похожа на нашу, то будет ждать часами, — девушка взяла посуду и направилась на кухню. Джон прошел по короткому коридору к двери. Как и предсказывала Роза, кошка сидела у двери и смотрела на нее. — Что с тобой? — Спросил он. — У тебя есть своя. Тебе не нужно, чтобы я открывал и закрывал тебе дверь. — Когда он начал выпускать ее, то увидел, что в кошачьей дверце что-то застряло, мешая ей открыться. — Так вот почему ты не могла выбраться? — Он нагнулся и вытащил предмет. Это был свернутый лист бумаги. — Ты получаешь почту? — Спросил он, разглаживая письмо. Затем приподнял бровь, прочитав краткое сообщение. Не забывай своё место, иначе тебе крышка. — Ну, зато теперь я знаю, что ты это не писала, — сказал он кошке. — Твоя орфография была бы явно лучше. ------ Через двор Джеки поднималась по лестнице в Бакнолл-хаус, ее желудок бурлил, а голова раскалывалась. У нее болели виски. У нее болели зубы. Она определенно не должна была пить этот последний виски вчера вечером, подумала она. Или, возможно, три порции до этого. Подойдя к двери своей квартиры, она заметила ярко-желтый клочок бумаги, засунутый между дверью и рамой. Она посмотрела на двери соседних квартир. Ни у кого другого больше таких не было. Зевнув, она вытащила его. Это была реклама местной пиццерии. Углы были вырваны, как будто листовка изначально висела где-то в другом месте, а затем её грубо содрали, прежде чем засунуть в двери. Она взяла её, но как раз в тот момент, когда собиралась выбросить, заметила, что на противоположной стороне есть надпись. Она перевернула бумагу и прочитала короткое сообщение: Сука, ты разрушаешь мне жизнь. Джеки устало вздохнула. — Это может быть кто угодно.