***
Было решено надеть последнее кимоно — бледно-голубое, словно лепестки гортензий, что цвели в Токио именно в это время. К тому же, как говорил Гакупо, они подчеркивали цвет моих глаз. — Ринель-сан, садитесь скорее, я приведу вас в порядок, — Ая суетилась у трюмо, и это было впервые на моей памяти, когда она была такой деятельной. Сион и Камуи тактично удалились, но перед уходом Кайто окинул меня таким взглядом, что мне захотелось спрятаться под стол. На голову словно вновь вылили ушат ледяной воды. Это было не привычное бешенство Аннет, которое она старалась спрятать под маской любезности. Кайто недвусмысленно намекал на то, что провал недопустим. И это заставляло мой желудок сворачиваться в клубок копошащихся змей. Едва соображая, я доковыляла до кресла, но тут позади раздался голос Лена: — Думаю, что укладка будет лишней, Ая-сан. — Что? — Каруне подняла белесые брови. — Как это так? — С мокрыми волосами тебе лучше, а также… — Аллен протянул руку и коснулся моей шеи. Кожу тут же ударило статическим электричеством, но потом он легко провел ладонью вниз к груди и животу. — Что ты… — я покосилась на притихшую Аю, но тут она ахнула. — Рен-кун, ты гений! Ткань Камуи-сана… — Словно создана для того, чтобы быть влажной, — произнес брат, осторожно драпируя мокрые складки кимоно. Оно было гораздо короче, чем первое с темой сакуры, поэтому когда его ладонь скользнула по бедру, я едва не дернулась прочь. Однако тонкий, почти прозрачный шелк и правда облеплял тело словно вторая кожа, а легкий фатин мерцал в тусклом свете ламп. Что же будет, когда он попадет под огни софитов? — А макияж? — Ая нахмурилась. — Сотрите испорченный и оставьте как есть, — произнес Аллен таким тоном, будто бы всю свою жизнь работал гримером. — Моя сестра достаточно красива и без косметики. От этих слов мои щеки запылали, а когда он улыбнулся, захотелось просто спрятать лицо в ладонях, но Ая ловко стерла остатки макияжа. — Кирамеки, ваш выход! — крикнули из коридора, и я решительно поднялась из кресла. И, даже не взглянув на себя в зеркало, вышла из гримерной. Стопы пронзала острая боль, и я на мгновение поняла, как чувствовала себя Русалочка, сменив рыбий хвост на пару ног. Однако я плотно сомкнула губы и вдохнула через нос. Страх и апатия, что одолевали меня пару минут назад, ушли без следа. А все потому что губы еще помнили тепло его поцелуя — самого искреннего из всех, что у нас были. Было ли это очередной манипуляцией или же он правда хотел помочь? Сейчас это было уже не важно, главное, что его присутствие дало мне силы подняться на ноги и выйти на этот чертов подиум. Ведущий что-то орал в микрофон, кажется, мое имя, но я не слышала ничего. Ноги несли вперед уверено и легко, несмотря на то, что стопы навязчиво чавкали о натертый паркет. Походка, которую я репетировала едва ли не с пяти лет, бесстрастное выражение лица — все это во мне взрастила Аннет. Но когда я добралась до конца подиума, маска треснула, и я слегка улыбнулась, взглянув на жюри. Пятеро чопорных и очкастых критиков начали шушукаться, а мне нужно было уже возвращаться. Почти ослепнув от бесконечных фотоаппаратных вспышек, я продефилировала назад, ощущая, как трясутся колени, а ноги стягивает судорогой. Оказавшись в тени кулис, я оступилась и точно упала бы на каменный пол, но тут меня осторожно подхватили сильные руки. «Лен», — чуть было не сорвалось с моих губ, но в нос ударил дразнящий аромат парфюма и дорогого костюма. — Ринель-сан, — Гакупо улыбнулся, помогая мне выпрямиться. — Вы справились. Поздравляю. — С-спасибо, — выдохнула я. — А где… — Как вам пришла в голову идея с мокрой тканью? Я, конечно, знал, что она хорошо драпируется от влаги, но чтобы настолько. И отсутствие макияжа тоже сыграло свою роль. — Рин! Это было великолепно! — выпалила запыхавшаяся Гуми, выскакивая откуда-то сбоку. — Говорят, критики в восторге! А зал так вообще! — Что ж, — к нам подошел Кайто, сдержанно хлопая в ладони. — Безумный шляпник в своем репертуаре. — Но в этот раз мне досталась на удивление талантливая и отважная Алиса, — Камуи усмехнулся. — Ринель-сан, вы просто нечто. — Не последнюю роль сыграли и те фотографии, — Сион усмехнулся. — Думаю, что знающие люди уже донесли Королеве о том, что её лучшая пешка помогла вам взлететь, но тут уж ничего не поделаешь. Мы не могли скрывать это вечно. — Постойте, — я нахмурилась. — Те фото? — Да, что вы приложили к портфолио. С фотосессий Лена. «Но я ничего не…» — хотелось сказать мне, но тут из зала послышался голос ведущего. — Скоро объявят результаты, я должен быть там. Гакупо, ты идешь? — Конечно, — Камуи учтиво поклонился. — Еще раз благодарю вас за участие, Ринель-сан. Я уверен, что вы обеспечили этим скучным лицемерам разрыв шаблона. Мегуми, могу я попросить тебя отвести нашу звезду обратно в гримерку? — Конечно, — Гуми с готовностью схватила меня за локоть. — Идем, Рин. Нужно обработать твои раны. — Постой, — я мотнула головой, прогоняя навязчивый туман усталости. — Ты не знаешь, где мой брат?***
Смысла оставаться не было. Я никогда не любил модные показы, а уж Токийский с его насквозь лживыми принципами и толпами людей и вовсе вызывал рвотный рефлекс. И кроме того, я был уверен в успехе Рин. Камуи на самом деле создал шедевр, и она была способна представить его так, чтобы ни у кого не осталось сомнений в её таланте. Путь в Нью-Йорк был открыт, и я надеялся, что матери будет этого вполне достаточно. И что у Рин достанет ума не встречаться там с нашим вторым родителем. Я поймал такси и, назвав адрес, привычно нацепил наушники, ограждая себя стеной из аккордов и слов. Губы слегка саднило. Костяшки пальцев охватил привычный зуд, и я прикрыл глаза, борясь с желанием вернуться и найти ту, кто это сделал. Вариантов было немного — Лука или Маю. Хотя они вполне могли работать в тандеме. В агентстве они были известны как главные трабл-мейкеры, устранявшие конкуренток вот такими грязными трюками. Мне было глубоко плевать на то, что они делают. До этого дня. Ладно, Луку можно было легко наказать, разорвав общение на месяц-другой. Она могла сколько угодно бравировать тем, что за свободные отношения, но всего за полтора года она успела привыкнуть к нашим играм. И кроме того, была еще одна существенная деталь. А вот что делать с Маю? Банальные угрозы вряд ли подействуют. С этой змеей надо действовать осторожно и… — Приехали, — объявил таксист, и я, расплатившись, выбрался из салона. Над городом висела привычная летняя духота, а у главного входа отцветала гортензия. Я на несколько секунд задержал взгляд на голубых лепестках, что покрывали серый асфальт, а затем вошел в здание. В голове тревожным напоминанием висела мысль о том, что сегодня я стал совершеннолетним. Двадцать лет — то, чего так ждут многие молодые японцы. Теперь можно было пить и курить, но последнее я начал практиковать еще три года назад, а насчет алкоголя у меня было строгое табу. После того, как Лука напоила меня до потери пульса, а потом я обнаружил себя и её на постели отеля с разорванными простынями и разворошенными подушками. И хорошо, что ничего больше не было порвано. Но с тех пор я зарекся пить крепкий алкоголь. Потеря контроля для меня была сродни самоубийству. Привычно хлопнула дверь, я бросил ключи на подставку в углу и прошел на кухню. В горле скреблась жажда, но когда я уже вынул из холодильника запотевшую банку газировки, в кармане завозился телефон. «Мегурине» — Да? — ответил я после непродолжительной колебания. — Привет, Лен-кун, — она пьяно рассмеялась мне в трубку. — Слышал новости? — Нет, — я с шипением открыл банку. — Но полагаю, они хорошие? — Это с какой стороны посмотреть, — Мегурине икнула. — Для агентства мы в полной заднице, но ты… Судя по звуку она глотнула коктейль. — Можешь ликовать. Твоя сестрица на первом месте в рейтинге Токийского шоу. Разумеется, выйти с такой помпой… Я сам не заметил, как губы растянулись в улыбке. Иначе и быть не могло. Однако вся радость улетучилась словно жидкий азот, оставив после себя лишь холодную ярость. А все потому, что Лука разоткровенничалась. — Стекла в обуви — трюк стар как мир, но она попалась. Но если бы не попалась, я подстраховалась и подбросила в её портфолио парочку интересных фото. Хорошая работа, кстати, я даже ревную. «Значит, она видела содержимое конверта?» — я едва не скрипнул зубами, но вслух сказал: — Очень жаль, что вы расстроены, Лука-сан. Но, судя по голосу, вы уже нашли, чем затушить свою досаду. — Брось, алкоголь никогда меня не спасает, — Мегурине рассмеялась низким грудным смехом. — А вот ты да. Приезжай ко мне, Лен-кун. Тем более, сегодня твой день рождения. Отметим его как-нибудь по-особенному? Под конец фразы её голос превратился в томный шепот, но я никак не отреагировал. Настало время наказания. — Простите, Лука-сан, но мне хватило того сумасшедшего марафона, что мы устраивали последние две недели. Давайте пока отдохнем друг от друга. — Ты серьезно? — она злобно хохотнула. — Что бы ты, да не хотел? Не верю. — Даже самый вкусный десерт может приесться, — хмыкнул я, наслаждаясь сменой её дыхания. Мегурине злилась. — Прощайте, Лука-сан. С вами было весело. — Постой, Лен-кун, я… В следующий миг я сбросил звонок и вновь приложился к банке с газировкой. В комнате было душно, и я врубил кондиционер на полную, а потом запустил ноутбук. Вслепую набрал в поисковике последние новости моды и, прихватив из холодильника еще одну банку, начал пролистывать скучные статьи, уделяя внимание только фотографиям. На первых местах ожидаемо были фото Рин. Хрупкая фигурка в струящемся кимоно — олицетворением летнего дождя шла по узкой тропинке подиума, оставляя за собой дорожку кровавых отпечатков. Я неосознанно прикусил нижнюю губу, вспомнив солоноватый привкус её крови и потом тепло дрожащих губ. Удивительно, как после той истерики она все же нашла в себе силы выйти на публику. И прошлась ничуть не хуже остальных манекенщиц. Взгляд скользнул по ровной спине и горделиво поднятой голове. Мокрые волосы висели жалкими паклями, но это лишь придавало ей определенный шарм. Именно таким бывает летний дождь в Токио — сырым, промозглым, наполненным ароматом гортензий и плесени. Но таким необходимым, когда со всех сторон подступает невыносимая жара. Я вновь вгляделся в фотографию Рин, отмечая каждую черточку на её кукольном заостренном лице. Оно было похоже на мое, но в глубине голубых, чуть раскосых глаз все еще теплился огонёк чувственности и самой жизни. Рука сама собой дернулась к экрану, словно пытаясь коснуться этого манящего образа, но тут в дверь позвонили. «Мегурине, что ли?» — хмыкнул я, смяв в ладони опустевшую банку, и направился в прихожую. С неё станется приехать и закатить скандал, словно мы что-то друг другу обещали. Но я собирался напомнить ей самое главное правило — если один из нас не в настроении, ничего не будет. Звонок вновь требовательно затренькал, и я раздраженно сбросил цепочку, а потом открыл дверь со словами: «Если вы приехали устраивать истерики, то я предупреждаю…» Мой голос потух к концу фразы, поскольку за дверью стояла вовсе не Лука. — Привет, — Ринель кротко улыбнулась, а затем шагнула через порог.***
Кто бы мог подумать, что Аллен может выглядеть таким потерянным. Поднятые брови, чуть приоткрытый рот и сощуренные глаза. Кажется, что он ждал кого-то иного, но мне было уже все равно. Единственное, что имело значение — мои израненные ноги и точно такое же сердце. Все то время, что я выслушивала поздравления от коллег и дизайнеров, все мои мысли были лишь о том, чтобы поехать к нему и… я и сама не знала что. Поблагодарить. Обнять. Поцеловать. Просто увидеть, в конце концов. Ради этого я даже сбежала с пресс-конференции, словно Золушка с бала, невзирая на все запреты. Завтра придется объясняться, но это будет завтра. Сегодняшним вечером я хочу существовать лишь для Аллена. — Привет, — произнес он чуть более хриплым голосом, чем обычно. — Слышал о твоем успехе, поздравляю. — Нет, — я покачала головой. — О твоем успехе, Аллен. Все получилось благодаря тебе. — Не говори… — Это не ерунда, — перебила я и порывисто схватила его за руку. — Ты правда мне помог. И я очень благодарна. — Даже после того, что я сделал с тобой, — он горько усмехнулся. — Разве ты не разорвала контракт, когда ушла в тот раз? — Контракт? — я поджала губы. — Почему он так важен для тебя? Неужели ты не хочешь быть со мной просто как… — Как кто? — он скрестил руки на груди. — Как брат? Как возлюбленный? От его слов у меня заалели щеки. Первое было слишком аморальным и грязным. Второе — тем, о чем я грезила в детстве. Но теперь ничего из этого уже не казалось важным. — Как Аллен, — прошептала я, вновь протягивая к нему руку, но он вновь отстранился. Словно одичавший кот, не доверяющий людям. — Ты сможешь? — Как «Аллен»? — брат вздохнул и прикрыл глаза. — Ты ничего обо мне не знаешь, Рин. Ты и сама понимаешь, что я не тот Аллен, которого ты знала с детства. Слишком много случилось за эти семь лет. — Так расскажи мне, — я вновь сделала неуверенный шаг, почти не обратив внимания на боль в стопах. — Вместе мы… — Нет, — жестко отбрил он, сверкнув холодным взглядом. — Я ничего тебе не скажу. Уходи, Рин. Все кончено. — Нет, — я ощутила, как меня трясет. — Прошу тебя, Аллен… не отталкивай меня. Я просто хочу быть рядом с тобой. Просто… — Все очень сложно, Ринель, — он отвернулся. — Возвращайся в отель или поезжай на вечеринку, уверен, что Сион и остальные закатят пирушку в честь твоей победы. Его холодный отстраненный тон, скучающее выражение лица. Я была готова вцепиться ногтями в него, чтобы содрать эту лживую маску. То, что он блефует, было очевидно. Он мог обмануть этим напускным равнодушием кого угодно, но не меня. Не теперь, когда я видела какой он, когда искренен. — Хорошо, — я сжала кулаки, впиваясь ногтями в ладони. — Я уйду, но лишь когда ты кое-что мне подаришь. — Подарю? — Аллен нахмурился. — Да, сегодня ведь наш день рождения, — я тоже скрестила руки на груди, копируя его позу. — Все эти семь лет я не получала от тебя даже открытки. — Мне казалось, что ты вряд ли станешь принимать что-то от извращенца вроде меня, — он невесело усмехнулся, но я пропустила шпильку мимо ушей. Пусть обижается сколько ему влезет. Но я не позволю больше себя уколоть. — Но да ладно, что ты хочешь? — Поцелуй, — я растянула губы в улыбке и, когда Аллен уже шагнул ко мне, добавила: — Как сегодня, в ванной комнате.***
«Удар ниже пояса, Рин», — я едва не закатил глаза, но все же осторожно обхватил её за плечи. Хрупкое тело дрожало словно в ознобе, но я мягко провел ладонью по её щеке, а потом наклонил голову и осторожно коснулся нежных губ. Невинный, почти что детский поцелуй, который никак не станет спусковым крючком. Однако тут из груди Рин вырвался легкий стон, и я понял, что это конец. Миг спустя я уже прижимал к себе её дрожащую фигурку, углубляя поцелуй, почти что вгрызаясь в сладкий податливый рот. Чертчертчертчерт Тонкие руки обхватывают меня за плечи, слегка натягивая ногтями плотную ткань футболки. В горле зреет нетерпеливый рык, и я резко обхватываю её бедра, а потом прислоняю спиной к металлической двери, сокращая расстояние между нашими телами. Рин сдавленно охает, очевидно ощущая выпирающий бугор на джинсах, но не разрывает поцелуя. Влажные чавкающие звуки, протяжные стоны — совсем как в какой-то дешевой порнухе, но когда кислород заканчивается, приходится прервать эту странную пародию. Ринель продолжает цепляться за меня, словно утопающий за соломинку. Теплое дыхание щекочет мне шею, а я могу видеть, как двигается её грудь и тонкие перекрытия ключиц. Миг спустя на белоснежной коже расцветает красноватая метка, и Рин стонет, выгибаясь в моих руках. — Ал… лен, — шепчет она в полубреду, и я только сейчас понимаю, что её тело вновь аномально горячее. — У тебя жар? — голос хрипит сильнее обычного, но Рин отчаянно мотает головой, а потом вновь тянется ко мне за поцелуем. Я уже чувствую мятный привкус на своих губах, но успеваю выдохнуть: — Рин, ты уверена, что хочешь этого? — Хватит болтать, — сестра поднимает на меня мутноватый взор и растягивает губы в странноватой улыбке. — Просто сделай это и все.***
Боль в исколотых стопах притупилась, в ушах стоял странный гул, пока я отчаянно цеплялась за его плечи, а он нес меня в спальню или в студию? Сейчас это было уже не важно. Внутри все трепетало от предвкушения. С каждым движением губ, с каждым стоном голос морали звучал все слабее. Теперь это было уже не просто детское желание сделать глупость, устроить бунт против всего того, что так долго воспитывала во мне мама. Теперь это было совершенно обдуманное решение. Я хотела Аллена. Он хотел меня. И никакая нравственность не может этого изменить. Внезапно спина соприкоснулась с прохладой покрывала, мгновенно покрывшись мурашками. Позвоночник пронзило легкой болью, но тут теплые шершавые пальцы легко скользнули по обнаженным плечам и коснулись груди. С губ сорвался негромкий полустон-полувздох, а после сладкая тянущая боль. — Тебе стоит подумать о том, — прошептал Аллен мне на ухо, забираясь ладонью под ткань, — чтобы носить лифчик. Вдруг ты случайно возбудишься на людях. И все увидят, какая ты извращенка, Рин. — От… извращенца слышу, — прошипела я, но тут его пальцы обхватили болезненно твердый сосок, и я шумно вдохнула. Брат мягко рассмеялся мне в ухо и прижался губами к выемке за мочкой. — Знаю, и поэтому так тебе нравлюсь, да? — З-замолчи, — к щекам прилила кровь, но Лен, словно специально вновь ущипнул меня за грудь, так что стало почти что больно. — Ай! — Ответь мне, Рин, — промурчал он, зарывшись носом в мои волосы. — Я тебе нравлюсь? — Да… — дрожащим голосом выдохнула я и кожей почувствовала, что он улыбнулся. — Это хорошо, — горячий язык прошелся по кромке уха, тело прошиб странный озноб, — не переставай повторять это, ладно? И в следующий миг Лен снова поцеловал меня — нежно и спокойно, но потом искра яростно вспыхнула, и я отчаянно застонала сквозь его губы и едва не дернулась прочь — свободной рукой он стянул с меня белье. Сердце бешено колотилось о ребра, перед глазами начали плавать неясные тени. — Мнннм! — я попыталась отстраниться, чтобы хоть немного глотнуть воздуха, но горячая ладонь больно вцепилась мне в волосы, не давая двинуться. Постель задрожала, и спустя секунду я поняла, что эта дрожь принадлежит вовсе не мне. Аллена колотило, а в голубых глазах застыло странное, будто бы неживое выражение. — Отец! — колени дрожат, а вместе с ними и все тело. Слезы, за которые мне так часто доставалось от матери, текут по щекам, но я совершенно не собирался их прятать. Как и покрасневшую кожу на шее и запястьях. Пусть он увидит, пусть поймет, что дальше так продолжаться не может! — Что? — сухо произносит Синтаро, не поднимая на меня взгляд. Он никогда этого не делал, когда говорил со мной. Всегда смотрел в компьютер или в смартфон. В бумаги. В окно. Но на меня — никогда. — Я… — голос срывается на уродливый хрип. Пару месяцев назад у меня началась ломка, и теперь я почти не узнавал себя. — Хочу прекратить это. — Что «это»? — все так же равнодушно произносит отец. Темные глаза скользят по строчкам какого-то документа. — Все эти фотосессии, — твердо ответил я, не отводя взгляд. — Мне это не нравится. И никогда не нравилось. Прости, что разочаровал, но я хочу вернуться обратно во Францию. Эти слова явно обладают каким-то магическим действием, потому что Синтаро наконец-то поднимает голову. Миг спустя бесстрастное лицо искажается в расстроенной гримасе. Надо же. Я и подумать не мог, что он… — Ты прав, я очень разочарован, — он горько вздыхает и поднимается с кресла. — Я полагал, что ты сможешь перенести эти испытания и стать сильнее. Путь модели, особенно модели-парня, долог и тернист. Но если ты считаешь, что не подходишь для этого, то я здесь бессилен. И не имею права тебя заставлять. — П-правда? — сердце волнительно вздрагивает. — И ты отпустишь меня во Францию? — Конечно, Аллен, — Синтаро улыбается и смотрит мне в глаза. В глубине его темных зрачков появляется огонёк. — Спасибо, — с чувством выдохнул я и зажмурился, когда его ладонь легла мне на плечо. — Я… — Да, ты, — его пальцы касаются моих светлых волос. — Так похож на свою шлюху-мать. — А? — тело прошибает холодный пот, а затем горло словно стягивает нейлоновым шнуром. Отец смотрит мне в глаза так, словно хочет заживо снять с меня кожу. Его ладонь больно стискивает волосы, а потом голову пронзает тупая боль. Собственный крик кажется каким-то смазанным, когда я бессильно валюсь на пол. В ушах шумит прибой, а по щеке катится что-то теплое. Я вслепую провожу ладонью по коже. От резкого металлического запаха меня замутило, но тут дверь в кабинет открывается. — Забирайте, — холодно отчеканивает Синтаро — его силуэт в строгом костюме кажется мне угольно-черным на фоне багровеющего заката. — Нет… — язык заплетается, но я все равно пытаюсь оттолкнуть их — двух приятелей отца, что снимали меня сегодня. А потом облапали везде, где только можно. — Отец… — Эй, Син, мог бы аккуратнее, у него кровь. — Это неважно, — его голос подобен сухому льду. — Делайте, что хотите, только не убивайте. Он мне еще нужен. — Хорошо, — чужая рука больно дергает меня за волосы, вынуждая поднять голову. — Ну что, Лен-кун? Развлечемся? — Лен… — сбивчивый шепот прогоняет наваждение, и я разжимаю ладонь. Тело Рин дрожит, а голубые глаза смотрят на меня с ужасом. — А… — я мотнул головой, пытаясь вытряхнуть из нее воспоминания. — Прости, я… немного увлекся. Ты знаешь, Мегурин… Узкие ладони пребольно шлепают меня по щекам, а потом Рин жадно набрасывается на мои губы — совсем как я пару минут назад. Ловкий маленький язычок скользит во рту, а тихие стоны заставляют сердце вновь биться быстрее. Стояк давит так, что впору завопить, но тут Ринель разрывает поцелуй с громким чавкающим звуком. Между нашими губами протягивается серебряная паутинка слюны, а после сестра, словно опытная любовница, начинает расстегивать пуговицы на моей рубашке. — Не смей, — слышу я сухой шепот, — упоминать эту стерву, когда ты со мной. — Ревнуешь? — усмехаюсь я, но тут Рин резко толкает меня в грудь, заставляя упасть на спину. Тонкие пальчики скользят по коже, вызывая рой мурашек, отчего я едва сдерживаю голос. С Лукой всегда было иначе. Она — сабмиссив до мозга костей, заводившаяся лишь от того, что над ней доминирует партнер на добрых семь лет младше её. Но сейчас Рин ложится на меня сверху, нечаянно задев коленом вниз живота. Я коротко вздыхаю, но тут её мягкие губы касаются моей скулы, а после спускаются вниз к шее и ключицам. — Ревную? — голос Рин задрожал. — Нет, я зла, черт побери. Как бы ты себя чувствовал, если бы я начала заниматься сексом с Оливером у тебя на глазах? Мышцы одеревенели, но тут Ринель резко наклонилась ко мне, а потом шею кольнуло болью. Острые зубы вонзились в кожу, и я нахмурился. — Это в отместку за тот раз? — Нет, — Рин игриво слизнула кровь с губ, — это метка. — Что, засосы уже не модные? — по телу прошлась легкая дрожь, а когда сестра наклонила голову к плечу, в мозгу словно что-то щелкнуло. — Зато не сойдет. Горло резануло рычанием — я резко дернулся и вжал хрупкое тело в матрас. Холодный бетон стен давил на меня со всех сторон. Дышать получалось через раз. Жуткое, сводящее с ума чувство голода выгрызало внутренности. Сознание плавало на грани сна и яви, но сухой щелчок двери прозвучал словно пистолетный выстрел. Я слабо дернулся и притянул колени к груди в надежде, что это меня защитит. Силуэт человека в черном костюме ярко выделялся на фоне дверного прохода. Я с трудом приоткрыл слипшиеся ресницы. Взгляд зацепился за коричневый пакет из фастфуда. Желудок скрутило голодным спазмом, но я не подал виду. — Ну что? — Синтаро приблизился ко мне. — Готов отработать очередную порцию? Гнев вспыхнул во мне словно сухой порох, и, будь у меня силы, я бы непременно вцепился ему в горло. Придушил или перегрыз. Но вместо этого лишь смерил его презрительным взглядом и вновь опустил голову. Морить меня голодом — какой примитивный ход, папочка. — Ладно, — в его голосе нет ни капли эмоций. — Подчинись ты, и все было бы гораздо легче. Тогда ничего не поделаешь. С этими словами они вынул из кармана смартфон и, набрав номер, прижал к уху. — Что, снова вызовешь отряд БДСМщиков? — проскрипел я. — Нет, — Синтаро чуть заметно улыбнулся. — Твою сестру. Его слова пробирают по коже острым холодом, и я надеюсь, что он просто оговорился. — Сес… — Да, — Синтаро кривит лицо. — Когда я развелся с этой шлюхой, то мы поделили имущество. Она забрала девочку, а мне достался ты. Оно и понятно, ведь сделать из тебя золотого модельного мальчика точно не получилось бы. Но раз уж ты оказался совсем бракованным, то, быть может, Ринель… Без единого звука я вскочил на ноги и бросился на фигуру в костюме. Не важно как, но я… Острая боль — в шею вонзается спрятанный в другой руке шприц. И тяжелая, неестественная слабость накрывает с головой. Резкий крик Рин бьет по ушам, но я не сбавляю темп. До синяков сжимаю стройные бедра, ощущая, как мышцы натягиваются до предела. — Лен… помедленнее, — выдыхает она между задушенными стонами. Знаю. Мне знакома эта боль. Лучше, чем она может себе представить. Однако ничего не могу с собой поделать. — Неплохо, да? Лучше, чем проститутки из хост-клубов? — Да, еще и никаких ограничений. И материалы занятные получились. Вы ведь перешлете мне? — Разумеется, Кагамине-сан всегда платит по счету. Благодарим за вашу поддержку. — Ну что вы, я уверен, что его выставка станет новой вехой в истории фотографии. — Иначе и быть не может, ведь это… Мужские голоса доносятся до меня сквозь плотное марево боли и наркотиков. Тело словно растягивали на дыбе, хотя на деле просто насиловали. Как долго? Я не знал. Уследить за временем в этой комнате было непросто. Из темного подвала меня сразу приводили сюда — в абсолютно белоснежную студию с зеркальной стеной. Включали камеры и начинали сессию. Сценарий каждый раз был разным, кроме концовки. Заказчик фотобука получал уникальный шанс трахнуть модель. Хотя нет. Не модель. Пустую оболочку без всяких эмоций и чувств. Красивого манекена. После могла подключиться съемочная команда. Иногда присутствовал отец. К счастью, он меня не трогал, а лишь смотрел с таким отвращением, словно я был тараканом под его ботинком. Все внутренности превратились в кашу, панцирь треснул, но крошечные лапки и длинные усы все еще шевелились. В слабой попытке выжить. Доказать этому миру, что он еще не сдался. — Давай, малыш, открой рот, — над ухом слышится надсадный шепот очередного старпера-извращенца, а затем он вонзает свой вонючий вялый член в мой рот. Я задыхаюсь, по телу проходит озноб отвращения, но чужая ладонь больно вцепляется в волосы. Навязчивая вибрация лишь раздражает, но мои руки связаны за спиной, отчего остается лишь сидеть на коленях. — Как же хорошо! Боже, он лучше любой женщины! Заглоти глубже, ну! — склизкий орган упирается в глотку, и я дергаюсь в приступе тошноты, машинально стискивая зубы. Хриплый, полный боли крик бьет по перепонкам, пинок в живот отшвыривает меня в сторону. Где-то фоном происходит суета и беготня, но я просто лежу на холодном полу со связанными руками и ртом, запачканным вязкой слюной и смазкой. Сердце бьется через раз, но когда перед глазами мелькает пара черных ботинок, оно и вовсе замирает. — Поднимайся, — холодный приказ прорывается через пелену белого шума, и каким-то неведомым образом я сначала сажусь, а потом и встаю во весь рост. Из одежды на мне лишь злополучная красная веревка, но меня это перестало волновать уже очень давно. — Ты хоть понимаешь, кого ты укусил? — Синтаро хмурится. В руках у него бокал с виски. — Это был важный спонсор, а ты… — Я не мог дышать, — произнес я заплетающимся языком. — Он… Янтарная вспышка. В нос ударяет резкий запах алкоголя, и я отшатываюсь. Стеклянное крошево застревает в моих волосах и скатывается по щекам вместе с остатками виски. — Мне все равно, что ты там не мог, — цедит Синтаро. — Твоя мать француженка и навык минетов должен быть у тебя в крови. И у твоей сестры тоже. Даже сквозь марево боли я ощущаю желание наброситься и придушить его. Каждый раз, когда он упоминал Рин, внутри словно что-то обрывалось. Гремучая смесь гнева и страха заполняла меня до краев. Это была не пустая угроза. Он точно также мог заманить Рин сюда и отдать на растерзание этим извращенцам. При этом никто, кроме его сообщников, не знал о том, какое чудовище скрывается под маской радушного мецената и фотографа Синтаро Кагамине. — Смой все это, — велел он, смерив меня презрительным взглядом. — Через пару минут господин Кавасаки вернется, и ты сделаешь все и даже больше, чтобы загладить свою вину перед ним. От его спонсорской помощи зависит открытие галереи в США. И если что-то пойдет не так… — Я понял, — слова давались мне с трудом. Перед глазами танцевала молочно-белая дымка, но я все же позволил одному из ассистентов развязать веревку, а потом проковылял в ванную комнату. Перед каждой съемкой мне велели мыться, так что от запаха воды и плесени мгновенно замутило. Я приблизился к раковине и уже хотел открыть кран, но тут взгляд зацепился за стакан. Простой прозрачный стакан, в котором стояла бритва. Старомодная, из тех, которыми раньше брились аристократы в цирюльнях. Должно быть, кто-то из сообщников отца был приверженцем старого стиля. Несколько бесконечно долгих секунд я гипнотизировал бритву, а потом решение пришло само собой. Пальцы сомкнулись на стальной рукоятке. Лезвие тускло сверкнуло в свете ламп. — Аллен, — еле слышный шепот, а потом осторожное прикосновение к щеке. — Ты меня слышишь? В который раз за этот вечер меня накрывало? Я уже сбился со счета, но прямо сейчас я все еще прижимал Рин к матрасу, но ничего не делал, замерев как истукан. — Что? — я слегка вздрогнул, когда маленькая ладошка стерла под глазом мокрую дорожку. — Прости, я… — Ничего, — Ринель мужественно улыбается. — Мне было почти не больно. Она блефует и делает это куда хуже меня. Нет, так не пойдет. Тем более, что и она, и я все еще не удовлетворены. — Подожди, — я достаю из тумбочки упаковку с презервативами, отчего Рин тут же покрывается кирпичным румянцем. — С-снова? — Ты против? — Нет, но… — она закусывает губу, прячет глаза. — Ты, кажется, думаешь о чем-то другом, когда мы… «Отлично, мать его», — досада бьет по затылку, и я едва не закатываю глаза. Знал же, что так и будет, но все равно решился на это. Но идти на попятный уже поздно. Да и не очень-то хочется. — Не волнуйся, Рин, — осторожно присаживаюсь на матрас рядом. — В этот раз все будет не так сумбурно и… грубо. — Ничего, мне даже… мммм, — остаток фразы я снимаю с её губ, слегка касаясь щеки. Увы, в прелюдии я был полным профаном. Мегурине заводилась от пары-тройки прикосновений и обычно грубых. Но Рин была совершенно иной. Влажный от пота и перекрученный на сто рядов топ летит на пол, следом за ним юбка и бесцветные капроновые гольфы. Пальцы скользят по гладкой тонкой коже, и Ринель расслабляется, растекается и выгибается в моих руках словно белоснежная глиняная заготовка, готовая стать произведением искусства. — Ах… Лен, — Рин томно выдохнула и приподняла влажные ресницы. На щеках горел лихорадочный румянец, а в глубине голубых глаз дрожала искорка желания. — Прошу тебя, скорее. — Хорошо, — я осторожно притягиваю её к себе, а потом опускаюсь, не отводя взгляда. Её лицо, настолько похожее на мое, и в то же время абсолютно другое. Во всяком случае, я вряд ли был способен на такую глубокую эмоцию. — Лен, — тонкие пальцы зарываются в мои влажные от пота волосы. — Смелее, я готова. — Как скажешь, — прошептал я в её губы и резко вошел.***
В первый раз было больно, но сейчас я чувствовала себя словно на водной глади. Все тело было расслаблено, и, ощутив горячее давление внизу, я просто выдохнула, а потом над ухом послышалось тяжелое дыхание Аллена. — Ты как? — Чудесно, — я вновь коснулась его волос, но в этот раз брат не застыл. Не начал ни с того ни с сего хватать меня и уж тем более не плакал. Взгляд, до этого какой-то отсутствующий, стал внимательным, если не сказать мрачным. Сухие горячие губы стиснуты в сердитую полоску. Однако первый же толчок выбил у меня из груди болезненный стон. Мышцы вновь стянуло болью, но тут теплая ладонь легла мне на грудь, слегка сдавливая. По коже побежали электрические мурашки, и я откинула голову назад. Хриплое дыхание брата смешалось с моими стонами. Водная гладь пришла в движение, и теперь меня захлестывало теплыми волнами наслаждения и радости. И даже смущающие звуки в унисон с движениями перестали так уж беспокоить. Щеки и лоб горели огнем, перед глазами все плыло, в животе уже натянулась знакомая струна, но тут Аллен внезапно остановился. — Ринель, — его дыхание обожгло мочку уха. — Ты ничего не забыла? — М? — я дернулась, но тут Лен резко толкнулся, и я вскрикнула. — Я не… — Тебе нравится? — я не видела его лица, но услышала в голосе улыбчивые нотки. — Давай, скажи. — Нет! Ах! — Раз так, то буду мучить тебя и дальше, — он рассмеялся и вновь толкнулся. Тело прошила судорога, но это было не то. — Лен, хватит… я уже… — Вижу, Рин, но я не дам тебе кончить, пока ты не скажешь, что тебе это нравится! — Аллен, ты садист! — Ты только сейчас это поняла? — он наклонился к моему лицу — в голубых глазах плясали озорные огоньки. — Ну же, Рин. Всего одно слово. Тебе хорошо со мной? — Да иди ты! — выпалила я из вредности, но очередной грубый толчок заставил меня почти что прикусить язык. — Ладно, Рин, в это можно играть вдвоем, — усмехнулся Аллен. — Ты знаешь, что я могу так весь день? — Что?! — у меня перехватило дыхание. — Не может быть! — Хочешь проверить? — Боже, ты… — я фыркнула, а потом резко обхватила его за плечи, максимально сокращая расстояние. Дрожащими губами прижалась к самому уху и прошептала: — Мне очень хорошо, самодовольный ты придурок. — От упрямой вредины слышу, — ответил он мне и резко толкнулся. Я вскрикнула, а потом вцепилась ногтями в его плечи. С каждой фрикцией меня вдавливало в матрас, а из горла вырывались громкие стоны. — Лен… Лен, — шептала я в полубреду, и в следующий миг все завертелось как в водовороте. Тело выгнулось дугой, а в голове словно сработала фотоаппаратная вспышка. Громкий протяжный полустон-полувскрик в любое другое время показался бы мне совершенно пошлым и недостойным, однако теперь я с наслаждением вытягивала последние ноты, все еще сходя с ума от ощущения долгожданного оргазма. Ведь это было в сто раз лучше любого наркотика. Надсадный стон Аллена становится последним в этой партии, а потом брат просто придавил меня. Носа коснулся терпкий запах пота, соли и чего-то еще. Того, чего я так страшилась, но теперь принимала как данность. Спустя пару секунд Аллен пошевелился, а потом приподнялся на локтях и откатился в сторону. Я шумно выдохнула, и несколько минут мы просто лежали рядом, восстанавливая дыхание. Влажная простыня липла к коже, но тело было таким легким и приятным, что я даже не поморщилась. Тут слева послышалось легкое сопение — Аллен уснул. Я хотела уже возмутиться. В конце концов, чей это первый раз? Мой или его? Однако потом сменила гнев на милость и просто подползла ближе, положив голову на его плечо. Осторожно переплела пальцы левой руки и прикрыла глаза. Мерное биение его сердца действовало усыпляюще, но прежде чем сдаться сонливости, я приподнялась, а потом быстро поцеловала его приоткрытые губы. — С днем рождения, Аллен. Противный писк приборов был первым звуком, что я услышал. Из носа торчала трубка, и я уже хотел вырвать её, чтобы дышать самостоятельно, когда в палату вбежала перепуганная медсестра. Она что-то сбивчиво говорила, но я слышал её словно на плохой пленке. Лишь потом мне пояснили, что я провел в коме почти три недели, а все из-за открытой черепно-мозговой травмы — стакан с виски оказался почти что смертельным оружием. Меня нашли в ванной в луже собственной крови. Потеряв сознание, я умудрился упасть на раскрытое лезвие бритвы и вонзить её себе под ребра. Услышав это, я рассмеялся, и не мог остановиться где-то с полчаса. Врачи сказали, что это последствия травмы. Следующие три дня я зарывался лицом в подушку, сдерживая нервный истерический смех, который разбирал меня всякий раз, как дверь палаты открывалась. Страх сковывал все тело. Я ждал, что он появится и… что? Вновь ударит меня по голове, а потом запрет в том подвале? Или… — Пхах… ха-ха, — я откинулся на кровать, задыхаясь от смеха. Мысль о том, что за эти три недели, пока я лежал как мертвец, Синтаро уже привез Рин в Токио и… — Стойте, вам туда нельзя! Мы можем пускать только родственников! — послышался голос медсестры, но тут дверь с шорохом отворилась, и в палату вошла роскошная дама в красном пальто и такой же красной шляпе. — Здравствуй, Лен-кун. Что тебя так рассмешило? Правый бок кольнуло фантомной болью, и я резко открыл глаза. — Ой, прости! — голос Рин дрогнул от страха. — Я не хотела тебя будить. — Ничего, — просипел я, а потом откашлялся. В горле пересохло, а голова была тяжелой. Однако один лишь вид Рин — абсолютно голой рядом со мной - нивелировал все неудобства. — Откуда он у тебя? — узкая ладошка Ринель вновь погладила шершавую полосу на коже, которая шла от ребер до середины груди. — Производственная травма, — легко солгал я, накрывая её руку своей. — Не забивай голову. — Она выглядит такой серьезной… — Рин, — я осторожно заправил за ухо непослушную прядку светлых волос, так что сестра умилительно покраснела. — Все уже в прошлом. Не переживай. — Ага, — Ринель кивнула, а потом слегка вздрогнула, когда её желудок издал голодный стон. Румянец из нежно-розового превратился в кирпичный. — Приготовлю что-нибудь поесть, — произнес я и поднялся с кровати. — Если хочешь, сходи в душ. — Хорошо, — Рин вновь кивнула, а потом бросила на меня пытливый взгляд. — А может… — Что? — Примем его вместе? «Играешь с огнем, Рин, — я мысленно улыбнулся и шагнул обратно к постели. — И мне это по душе». — Стой, я могу и сама! — выпалила она, когда я легко подхватил её на руки. — Ага, с такими-то ногами? — я вынес её из комнаты и направился в сторону ванной. Отодвинул ногой загородку, а потом аккуратно поставил сестру на кафельный пол. Она слегка покачнулась, но тут же восстановила равновесие. — Твой шампунь и гель для душа на полке, полотенце и халат там же… — Стой, — Ринель нахмурилась. — А как же ты? — А я, — губы сами собой растянулись в улыбку, и я притянул к себе хрупкое тело. Ладони коснулись нежных щек, и я прошептал в приоткрытые губы: — Пойду на кухню и сделаю самый калорийный завтрак из всех, что ты когда-либо пробовала. — Ага, — Ринель смотрела на меня замутненным взором. — Но позже, сначала давай… — Нет, — я провел пальцем по её нижней губе. — Иначе ты упадешь в голодный обморок. Да и потом, я предпочитаю обнимать мягкое и красивое тело, а не анатомическую модель из средней школы. — Аллен! Ну ты засранец! — выпалила Рин, но прежде чем она нашла, чем бы в меня запустить, я выскочил за дверь. — Только попробуй ко мне еще раз прикоснуться! — со злостью выкрикнула сестра, а я прислонился спиной к загородке и рассмеялся. Негромко и совершенно естественно.