***
Дазай вставал очень рано, чтобы успеть до пробуждения Фёдора собраться и позавтракать и изучить расписание, которое он для удобства перенёс в телефон. Ну точно будто личная служанка-нянька, а не телохранитель. Даже смешно от этой мысли было. Однако сегодня всё пошло не по плану, а ведь это был всего лишь второй день. Так-то работа неплохая, не очень проблемная, если закрыть глаза на произошедшее утром, в целом освоиться получится быстро, а там уже можно будет начать вести нормальное расследование. План был чётким, только теперь пришлось его подкорректировать из-за особенностей характера Фёдора. Не хотелось стать его врагом номер три после Киёхару и его отца, но и совсем превращаться в няньку не хотелось, чтобы тот не уселся на шею. Дазай не стал доносить на него за утреннюю выходку господину Мацумото — сам проблем не хотел и рассчитывал решить проблему лично. Он позвонил учителю Фёдора и приложил все усилия, чтобы убедительно заговорить его сладкими речами о том, как ужасно чувствует себя господин Достоевский, и что ждать его сегодня не стоит. Хотелось спокойно поговорить со своим подопечным, однако на контакт тот не шёл, и Дазай решил один раз проучить его за это. Небольшая атака феромонами показалась ему наиболее безобидным вариантом, однако теперь он сомневался в том, что Достоевский вообще выйдет как минимум до вечера, поэтому решил воспользоваться этим моментом и сам вышел из своей комнаты. Сначала он подумал снова попробовать поговорить с ним или зайти, но начал сомневаться. Либо Дазай сейчас выделяет время делу, либо наверняка выслушивает ругань от Фёдора. Поколебавшись, он выбрал первое и начал небольшую прогулку по крылу. Слуг было много. И что лучше для Осаму — там был помощник хозяина. Накаджима разговаривал с кем-то о предстоящей вечеринке в доме некоего Мори и о том, что человеку, лица которого не было видно из-за большой вазы, стоит зайти в кабинет к господину Мацумото. Дазай не стал высовываться, но запах собеседника Накаджимы сразу запомнил. Остановившись чуть поодаль, он дождался, когда этот человек скроется за дверью. Ацуши наверняка видел его боковым зрением, поэтому Дазай не решился уйти и наоборот подошёл к юноше, негромко его поприветствовал, чтобы не привлекать лишнего внимания. Накаджима улыбнулся. Увидеть Дазая он был действительно рад, поэтому после приветствия пригласил выпить кофе. — Заодно, я хотел бы спросить у вас, что произошло с вашим подопечным, — произнёс Ацуши, давая знак Дазаю пройти за собой на кухню, — ко мне приходил его учитель, жаловался на прогул. Я решил не говорить господину Мацумото об этом, пока не расспрошу у вас. — Ничего страшного не случилось, — Дазай сверился со временем, но всё же пошёл за Ацуши, убрав руки за спину. — Я уже говорил его учителю, что сегодня господин Достоевский не явится на занятия, но если у него или господина Мацумото всё ещё возникнут вопросы, прошу обращаться ко мне. Вам ведь самому не в радость брать на себя лишние обязанности, верно? — Верно, — кивнул Ацуши, а затем ответил, понизив голос, — однако я думал над тем, чтобы прикрыть вас с ним и вообще не сообщать об этом, чтобы вас, например, не лишили премии. — Благодарю. Но не думаю, что наши с вами оправдания сильно отличались, — Дазай хмыкнул, а потом, о чём-то вспомнив, произнёс: — Ах да… я ведь искал вас по поводу одного вопроса. — Какого же? — Накаджима прошёл на кухню и бодро встал к кофемашине, словно всю жизнь только этим и занимался. — Вы так и не сказали мне, где находится медицинский кабинет, если он здесь вообще есть. — Чего нет, того нет, — развёл руками Ацуши, — но в каждой из спален, в том числе и в вашей, есть аптечка. Синий ящичек в нижнем отделении тумбочки. Первую помощь оказать сможете, а дальше — в «скорую». — Как неосмотрительно в таком большом особняке не иметь врача, — вздохнул альфа и сел за стол, стоявший в кухне для персонала, — спасибо, я посмотрю. — У вас что-то болело или это праздный интерес? — спросил Ацуши, включая кофемолку. — Вы какой кофе будете? — Любой, — ответил Дазай сначала на последний вопрос, потом на первый: — Господину Достоевскому сегодня нездоровилось, но сейчас всё более-менее нормализовалось, вам не о чем беспокоиться. — И он не сказал вам об аптечке? — приподнял брови Ацуши, засыпая кофе в кофемашину. — Он сказал о своей, но мы не нашли ничего наиболее эффективного. Да и то… вытащить из него информацию оказалось очень сложно, — Дазай вздохнул и подпёр голову ладонью, уперевшись локтем в стол. — Поэтому я решил спросить у вас. Хорошо, что ничего серьёзного не случилось. — В следующий раз свяжитесь со мной сразу, пожалуйста, — попросил помощник, наблюдая за тем, как медленно наполняются чашки. — Если будет что-то серьёзное, конечно. Не хотелось бы отвлекать вас по мелочам… — Отлично. Как вам здесь? — вежливо поинтересовался Накаджима. — Неплохо. Я почти освоился, — Дазай заметно оживился, — кстати, намечается какой-то приём? — Да, светская вечеринка, — Ацуши кивнул, — дочь одного влиятельного человека выпустила книгу и празднует это событие. Господин Мацумото приглашён. Он думает над тем, чтобы взять с собой Фёдора, но теперь я не уверен, не станет ли ему к тому моменту хуже. — Через сколько дней она планируется? — уточнил Дазай, полагая, что, возможно, гамма прав. Если у Достоевского может начаться гон, брать его на подобные мероприятия, с учётом его не слишком хороших контроля и выдержки, будет не слишком правильным решением. — Дня через четыре, точную дату уточнят, — он поставил перед Дазаем чашку кофе, — держите меня в курсе его состояния, пожалуйста. — Спасибо, обязательно, — тот принял её, попробовал кофе и добавил: — Четыре дня вполне может быть достаточно… — Достаточно для чего? — Ацуши сел напротив, отпивая из своей чашки. — Чтобы он более-менее пришёл в себя. А у вас сейчас много свободного времени? А то вдруг вы заняты, а я вас тут напрягаю проблемами, — он мягко и ненавязчиво улыбнулся. — Не волнуйтесь об этом, всё в порядке. Вы с Фёдором поладили? — Ацуши снова отпил кофе. — Честно говоря… нет. — Ох, это было ожидаемо… В любом случае, у вас ещё будет время. — А у вас с ним как? — Дазай снова отпил кофе, задумываясь над этим всем. — Меня он… не жалует, — гамма скривился, — его тоже можно понять. Я работаю на господина Мацумото. Он не любит в принципе всех, кто на него работает. — Мало ли, кто на него работает. Вы вот сами согласны с тем, что у господина Достоевского ужасное положение, и сами к нему с пониманием относитесь. — Думаю, об этом лучше спросить у него. Возможно его злит то, что никто, включая меня, не пытается ему помочь. — Разве вы могли бы что-нибудь сделать? Ацуши пожал плечами. — Тут вся сложность в том, что он несовершеннолетний, но родители написали доверенность, и если обратиться в соответствующие органы, эти же родители будут всё отрицать и говорить, что разговоры об отношении к их сыну — ложь. Я не пытался помочь, но такой случай был с одним из охранников. Кажется, он после увольнения устроился в полицию. Дазай задумчиво выслушал его, запоминая каждое слово, и кивнул. — Идти в подобные места, обладая обострённым чувством справедливости, заранее провальная идея. Мы всего лишь должны выполнять свои обязанности или иметь большие деньги и влияние. — Насколько я знаю со слов самого Фёдора, это единственный человек, с которым у него были хорошие отношения. И, если я не ошибаюсь, он скучает по нему. — Неужели тот человек, устроившись в полицию, бросил мысль вытащить его отсюда? — Я не связывался с ним, — покачал головой Ацуши, — возможно, он работает над этим. — В любом случае я рад, что всё же среди всех моих предшественников был хоть кто-то адекватный, — Дазай усмехнулся и допил кофе, всерьёз раздумывая над словами Накаджимы. Может, можно было бы как-то найти того человека?.. — Такое нельзя говорить, — Ацуши снова понизил голос, — но я был бы рад, если бы он продолжил работу над этим, и у него бы получилось. — Извините за вопрос, — Дазай потупил взгляд, — но у нас с вами в таком случае возникнут проблемы? — Ну… вас, вероятно, уволят, а вот у меня вряд ли будут. — Ладно, отделаться увольнением не так страшно, как сесть, — на этом Дазай поднялся из-за стола и прихватил кружку, чтобы вымыть. — Едва ли со связями этого человека вас посадят, — Ацуши допил кофе, — я так понимаю, вам пора? — Да, я пойду. Хотел кое-что сделать, пока время не очень позднее, — он быстро вымыл кружку и убрал её на место. — Пожелаете мне удачи? — Конечно, — просиял гамма, — удачи вам, Дзёси. — Вы очень милы, спасибо, — Дазай широко улыбнулся ему, а потом махнул рукой и вышел из кухни. Оказавшись в коридоре, он ещё раз сверился со временем. Обед уже давно закончился, но до ужина ещё было много времени. Только Дазаю казалось, что этот день и так ужасно длинный.***
Фёдор за это время успел уснуть в ванне. Он не утонул только чудом, потому что проснулся, когда начал погружаться под воду. Отплёвываться было трудно, кажется, воды он всё же глотнул. Вылезать после было тоже нелегко из-за ещё больше ухудшившегося самочувствия. Феромон Дазая как-то повлиял на него, Фёдор не знал точно как, но после той подлой атаки ему стало действительно гораздо хуже. Он начал сильно потеть, почти не мог стоять на ногах и почему-то всё время хотелось кого-нибудь ударить. Достоевский ограничился избиением стенки ванны до разбитых костяшек и немного успокоился. Кажется, это даже помогло унять головокружение. Он вернулся в спальню и плюхнулся на кровать. Почему-то именно сейчас захотелось исчезнуть, чтобы никто не смог ему надоедать. Только никто не собирался оставлять его в покое, и совсем скоро раздался громкий стук в дверь. Достоевский только едва слышно страдальчески простонал и крикнул изо всех сил: — Войдите. Он не замечал, но в комнате, несмотря на открытые настежь окна, невозможно было дышать из-за всё ещё удушающей смеси мяты и сирени. Дазай молча прошёл в комнату и закрыл за собой дверь. От смеси запахов, которые тут были более насыщенными, на пару секунд закружилась голова, и следующий вдох Дазай предпочёл сделать через рот. Оценив состояние Фёдора беглым взглядом, он прошёл дальше и присел на краешек кровати. — Как самочувствие? — поинтересовался Дазай, слегка ироничным тоном, скорее из лёгкой вредности, хотя не был настроен негативно. — Лучше, чем когда-либо, — ядовито процедил Достоевский, поднимая голову, чтобы взглянуть на него, — оставьте меня в покое, пожалуйста. — Как хорошо, что вы всё-таки умеете излагать свои просьбы словами через рот, — заметил альфа с мнимым одобрением, но с места не сдвинулся. — Полагаю, к ужину вас не ждать? — Ого, кажется за полдня вы успели поумнеть, — съязвил Достоевский и снова уткнулся лицом в подушку, — правильно понимаете. Тот только усмехнулся и покачал головой. Хотелось уже уйти. — Из нас двоих только вы сегодня умом не блистали, — Дазай снова посмотрел на него и только сейчас зацепился взглядом за разбитые руки. — Я прошу вас уйти, — Фёдор не стал больше язвить, видимо, слишком слаб он был для этого, — мне действительно нужно отдохнуть. — Я распоряжусь, чтобы вам принесли что-нибудь из еды. Не слишком сытное, — Дазай наконец-то поднялся, чтобы уйти, но перед этим прошёл к окну и немного прикрыл его. Толку от того, что оно было открытым, было мало, только в помещении стало слишком холодно. — Не стоит обо мне беспокоиться, — Фёдор перевернулся на спину, — я сам о себе позабочусь. — Не советую вам в таком состоянии выходить куда-либо, — хотелось съязвить по поводу его жениха, но Дазай вовремя прикусил язык и направился на выход. — Я зайду завтра в десять. — Ах, мой рыцарь, я буду ждать как приличная принцесса в башне, — съязвил Фёдор, кутаясь в одеяло. Дазай посмотрел на него с ласковой улыбкой и ответил: — Именно. Иначе заберу ваш ключ и закрою. На худой конец вы уже примерно представляете, что ещё я могу сделать. На этих словах он наконец-то покинул комнату, смог уже нормально вздохнуть и протереть глаза. Да, Фёдору и вправду лучше посидеть у себя. Может быть, завтра получится построить более конструктивный диалог. Сейчас уже и сам Дазай был не в настроении заниматься чужими проблемами, хотя это и была его работа. Он неторопливо спустился вниз, вернулся обратно на кухню и, выловив там одну из служанок, попросил её принести в комнату Фёдора лёгкий ужин и чай, при этом предупредив, что тот в ужасном настроении. После этого Дазай направился к господину Мацумото, надеясь, что тот находится у себя и сможет выделить ему пару минут своего бесценного времени. Пройдя в нужное крыло и поднявшись на этаж, он спокойно постучался в кабинет господина. Вошёл только после того, как получил на это разрешение. Всё же, господин Мацумото, и как альфа, был посильнее него. Дазай не очень представлял, что именно говорить, но главное было начать. Что-что, а заболтать собеседника он умел хорошо. Мацумото пребывал в отличном настроении. Дела ладились, поэтому он спокойно попивал лавандовое молоко в своём кабинете, лениво перелистывая документы. Очевидно скучал. — Добрый вечер, я по поводу господина Достоевского, — Дазай слегка склонился в приветственном поклоне. Сэйтё жестом указал ему на стул и, отпив ещё молока, спросил: — Из-за вчерашнего? Дазай в пару шагов оказался рядом и сел на указанное место, держа спину всё так же ровно. — Не совсем. Состояние его здоровья на данный момент не слишком хорошее, и в ближайшие дни он не сможет ходить на занятия. Если вы позволите, я возьму решение всех вопросов с учителем на себя. — Почему это он не сможет? — мужчина приподнял бровь. — Стоит вызвать врача? — Нет. Полагаю, что из-за возраста его гормоны чересчур бушуют. И если я не буду отгонять от него нежелательных альф, то тогда он вряд ли сможет сосредоточиться на учебе как следует. Вы согласны? — О, так значит, у него период, когда парень становится мужчиной? — Сэйтё даже молоко допил. Дазай коротко кивнул. На самом деле он мало что мог сказать о состоянии Фёдора, потому что не говорил с ним об этом, но суть уяснил, а разобраться с остальным можно будет чуть позже. Мужчина покачал головой и полез в сейф за деньгами. Затем выудил пачку денег и бросил на стол. — На подавители. Телохранитель тут же улыбнулся. — Благодарю. Тем не менее, я прошу освобождение от занятий на два дня, начиная с завтрашнего. — Разрешаю, — махнул рукой альфа. — С вами приятно иметь дело, — Дазай поднялся с места, взяв деньги, — могу я попросить номер его врача? Если он у него есть. — Мой помощник отправит вам его по почте. Свободен. — Еще раз благодарю, — Осаму кивнул ему, а после легко развернулся и вышел из кабинета. Дазай понятия не имел, какие именно подавители нужно будет купить — всё-таки с дельтами он дела ни разу не имел, к тому же, ему стоило помнить об особенностях организма. Слишком проблемно. Он тяжело вздохнул и направился обратно в своё крыло, попутно выстраивая план действий на ближайшие пару дней. Мало, конечно, но вряд ли бы господин Мацумото согласился бы на большее. Вскоре Дазаю прислали номер семейного врача Мацумото, потому как личного у Фёдора, конечно же не было. Ещё Ацуши предупредил, чтобы он сам был осторожнее. Всё же, феромоны дельты могут действовать как на альф, так и на омег в равной степени. Только вот, если омеги не опасны для Фёдора, то альфы… В ответ Дазай отправил Ацуши благодарности и море милых смайликов. А когда пришёл к себе, позвонил врачу. Как выяснилось, Фёдор уже проходил у него обследование около полугода назад, поэтому тот мог предоставить рекомендации по подавителям на первое время. Однако проблема была в том, что выслать их он мог только либо господину Мацумото, либо Накаджиме, так как тот был доверенным лицом. Пришлось согласиться, чтобы врач прислал их через Ацуши, и то только завтра утром. Дазай мысленно закатил глаза, но поблагодарил его и закончил на этом разговор.***
В районе одиннадцати вечера, когда рабочий день уже давно был закончен и в особняке стало совсем безлюдно и тихо, в комнату Осаму через вентиляцию, кроме запаха мяты и сирени, проник ещё один тонкий, но весьма сильный аромат. Бергамот. Сначала Дазай не обратил на этот запах внимания, решив, что просто кто-то ходит по коридорам. Только потом он осознал, что в доме прежде не было подобных запахов, плюс ко всему бергамот постепенно становился ярче. Дазай резко сел, когда от очередного вдоха по его спине прошли мурашки, и проматерился вслух. Его голову пронзило неожиданной догадкой, которая единственно всё объясняла. Они столь сильно реагировали на ароматы друг друга, потому что были истинной парой! Пришлось встать и открыть окно, возле него и остаться, зябко кутаясь в тёплое одеяло. Он понимал, что, вероятнее всего, именно так пахнет Достоевский по вполне понятной причине — из-за того, что Дазай надавил на него феромонами, у дельты быстрее начался гон. Но альфе данное открытие понравилось не сказать, чтобы слишком сильно. Во-первых, поверить трудно было, что это правда, а во-вторых, их истинность не предвещала ничего хорошего. Даже верить не хотелось в то, до чего Дазай додумался, что осознал, хотя как раз это лежало на поверхности, причём настолько очевидно, что хотелось зажмуриться. Сделать сейчас Дазай тоже ничего не мог. Давить во второй раз феромонами на Фёдора не хотелось, особенно в таком состоянии. Свежий воздух делал ситуацию лучше, но только соображать ясно не получалось из-за усталости. Дазай в очередной раз потёр глаза и подумал, что можно было бы выпить снотворное, чтобы точно заснуть и не отвлекаться на третий запах. От него Дазай чувствовал себя немного странно — раньше такого не было, и он не знал, как правильно себя повести. И можно ли вообще это как-то игнорировать. Хотя, организм сигнализировал, что нет — игнорировать не получится! Когда бергамот стал мягче и слабее, Дазай заметно успокоился, но окно совсем закрывать не стал, оставил небольшую щель. Завтра нужно было вставать как и обычно, рано, хоть он и сказал, что зайдёт в одиннадцать. Чем быстрее Дазай разберётся с таблетками, тем быстрее разрешится проблема. Сейчас уже было поздно, но он решил на всякий случай заглянуть к Фёдору. Тот вряд ли спал, и Дазай рисковал нарваться на неприятности. Только если все эти выплески будут продолжаться, поспать ночью не получится никому из них. Достоевский к этому моменту уже проснулся, и теперь лежал с проблемой поделикатнее, чем просто головокружение. И упирался этой проблемой в кровать, не зная толком, что с ней делать. Мастурбировать Фёдор, увы, не умел. Спустя ещё десять минут Фёдор начал тихонько поскуливать. Он заёрзал на постели, понял, что от этого становится немного легче и продолжил, кусая подушку. Хотелось и стонать, и скулить, и найти кого-нибудь, чтобы хоть немного подсказал, что делать, но всего этого он себе позволить не мог. В прошлый раз, когда у него началось что-то подобное, он лежал под капельницами и практически ничего не помнил из того периода, но сейчас провалами в памяти не страдал, а что делать с этим, ему не объяснили. Фёдор поднялся, когда понял, что ему стало совсем чуть-чуть, но легче, а постель и нижнее бельё испачкались. Снова пошёл в душ, надеясь, что это хоть сколько-нибудь поможет, и мысленно поблагодарил Дазая за то, что тот не врывается к нему с вопросами. Наверняка же слышал всё. После душа стало легче. Напряжение внизу живота немного спало, Фёдор даже смог выпить уже остывший чай, который ему принесли, и съесть пару ломтиков сыра, но на большее его не хватило. Снова захотелось лечь прямо на холодный линолеум, чтобы было прохладно, свернуться клубочком и заскулить, как это делают брошенные щенки, просящие о помощи. Что он и сделал спустя пару минут. У Достоевского единственного из всей семьи был в комнате пол без встроенного подогрева. Но в данном случае это был только плюс. Холодный пол помогал хоть немного не чувствовать жар собственного тела, и Достоевский невольно подумал, что жить в самой плохой комнате, на устройство которой пожалели денег, бывает вполне даже неплохо. Скулить хотелось не так сильно, стонать тоже. Теперь больше хотелось выть, но Достоевский не настолько опустился. Когда в дверь постучали уже в который раз за день, он всё же простонал заветное «Войдите!», хотя не был уверен, что его услышат. Стоило бы подняться, но сил на это тоже почти не было. Да и пол был таким приятно холодным… Войдя в комнату, Дазай слегка удивился тому, что тот уже перебрался на пол, и постарался принять наиболее спокойный вид, хотя находиться рядом с Фёдором оказалось не так просто, как в теории. В спальне тускло горел ночник, а воздух был пропитан феромонами, несмотря на открытое окно. Выветрить запах было крайне тяжело. Дазай тихо закрыл дверь и сначала прошёл к окну, чтобы прикрыть его. Всё же по полу тянуло ощутимо. Затем Дазай осторожно присел на корточки рядом с Фёдором. — Вы позволите мне помочь вам? — сказал он негромко, мягко и протянул ему руку. — Не следует лежать на полу. Как ни странно, Достоевский даже не послал его или не съязвил, а молча принял руку Осаму и лишь после пробормотал: — Пол такой приятный… Дазай хотел было устало вздохнуть, но вовремя одёрнул себя. Он крепко взял чужую руку и сам встал, помогая Фёдору подняться. — Да, но вы можете простудиться. Ваш врач сказал мне, что вы склонны к этому. — Зачем вы рассказали ему? — Фёдор дёрнулся, будто пытаясь отстраниться, но на самом деле от необъяснимого страха перед тем человеком, хотя тот никогда не делал ему ничего плохого. — Не нужно было, — у него начали подкашиваться ноги, и он схватился за Дазая, как утопающий за соломинку. Фёдор действительно надеялся как-нибудь пережить это состояние самостоятельно, не привлекая внимания главы семьи, а теперь… В то же время он ощущал, что даже рад пришедшему на помощь Осаму. По крайней мере, это помогало почувствовать себя хоть кому-нибудь нужным, даже если на деле это было не так. Дазай придержал его второй рукой за поясницу, но почти сразу же осторожно усадил на край постели, чтобы встряхнуть одеяло, постелить и позволить Фёдору лечь на него. — Ваша привычка молчать о своём состоянии не доведёт вас ни до чего хорошего, — сказал он это без укора, скорее просто констатируя факт и помогая Достоевскому лечь. — Ваш врач отнёсся к моему звонку со всей серьёзностью. — Какая вам разница, доведу я себя до чего-то или нет? — Фёдор снова уткнулся носом в подушку. В присутствии Дазая становилось немного легче. — Может быть, я хочу себя довести. — Вы думаете, что умрёте от этого? — Дазай спросил с лёгким удивлением, немного поражаясь такому заявлению. — Не знаю, — пробормотал Достоевский в подушку, — но вдруг я стану бесплоден и они решат, что я им не нужен. Фёдор, как и семья Мацумото, не был в курсе, к какому классу дельт он принадлежит. Однако, учитывая, что происхождение у Достоевского было весьма благородное, все дружно решили, что он обязательно должен родить. Самому Фёдору было всё равно. Он не хотел детей, но прекрасно понимал, что его мнение учитываться не будет. Поэтому, находясь в таком состоянии, когда лгать трудно, он вдруг подумал, что было бы неплохо простудить органы репродуктивной системы и потерять возможность иметь детей, если эта возможность вообще у него была. Глупо, однако именно об этом он сейчас и думал. И поделился этими мыслями с Дазаем. Но лишь потому, что тот вряд ли расскажет кому-то ещё. Пока они говорили, Дазай без спроса подошёл к шкафу и открыл его. Однако одежда его совсем не интересовала — он стал искать чистые полотенца. Запах кондиционера для белья немного отвлекал от феромонов. Дазай размышлял о том, куда влип. Вот уж повезло так повезло — устроиться на работу под прикрытием, стать буквально нянькой, а потом на второй день случайно узнать, что этот подопечный оказался его истинным, и сейчас выслушивать подобные откровения! Это всё путало карты, но Дазай твёрдо решил отложить этот вопрос на потом. Всё же, отвлекаться нельзя, как-то втягивать и привлекать Фёдора тоже не стоит. — Нет никаких гарантий, что ваш наследник тоже бы родился дельтой. Киёхару — младший сын, и вы, скорее всего, просто красивое дополнение для улучшения имиджа, — Дазай наконец вытащил из шкафа искомое. — А вы можете таким халатным отношением навлечь на себя что-нибудь похуже бесплодия. Оно того не стоит. После этих слов Дазай удалился в ванную и, пока мочил полотенце в холодной воде, смог наконец вздохнуть полной грудью. Тут, конечно, всё тоже пропахло, но благодаря воде и пахучим средствам гигиены не так уж сильно. Когда Дазай вернулся, снова зацепился взглядом за его руки, но снова промолчал. Видимо, от слов о дополнении дельте стало неприятно. Совсем чуть-чуть, и он решил выместить свою злость на стене, пока был один эти пару минут. Сев на край кровати поближе к Фёдору, Дазай попросил его лечь ровно. Тот повиновался, хотя очевидно не очень хотел, но и противостоять сейчас он почему-то не мог даже морально. Просто лёг ровно и взглянул на Дазая, рассматривая, словно впервые. На самом деле, он не очень изучал его лицо до этого, так что сейчас, по мнению Фёдора, было самое время сделать это. Дазай мягко убрал с его шеи волосы и осторожно начал прикасаться к ней холодным мокрым полотенцем. Потом протёр за ушами. В основном старался касаться тех мест, где находятся железы, чтобы не только немного снять жар, но и уменьшить запах хоть чуть-чуть. — Они настолько плохо обращаются с вами? — вдруг спросил Осаму, задумавшись над резким и настороженным поведением Фёдора, попутно убирая с чужого лица волосы и охлаждая полотенцем лоб. — Если не брать в расчёт того, что меня не выпускают отсюда, то всё нормально, — Достоевский прикрыл глаза, чувствуя, как от прикосновений холодной ткани действительно становится легче, — в принципе, меня не бьют, значит всё не так и плохо, да? — Моральное давление — это тоже плохо, и оно также способно сломать психику. Но я рад, что вас хотя бы не бьют. Дазай с облегчением заметил, что запахи ослабли и теперь доставляли чуть меньше беспокойства, но это всё равно было далеко от терпимого состояния. — Где лежит аптечка? — В тумбочке, — Фёдор снова приоткрыл глаза, сглатывая вязкую слюну и наблюдая за движением рук Осаму, — почему вы помогаете мне? — Это моя работа, — ответил тот на автомате, а после сразу встал и пошёл за аптечкой. Нашел он её не сразу и мысленно порадовался, что там есть то, что ему нужно. Вытащив вату, бинты и антисептик, он вернулся к Фёдору, поставил всё на столик у кровати. — Ваша работа следить, чтобы я не сбежал, — Достоевский не отводил взгляда от его рук, на всякий случай, чтобы не упустить никакого движения. Так Дазаю стало кое-что понятно — если его и не били члены семьи, то вот охранники, скорее всего, иногда пытались. — Вы могли бы свалить это на врача. — Нет нужды, — Дазай протянул ему руку, безмолвно прося, чтобы тот подал свою. — Врач бы не смог приехать раньше, чем завтра днём. И не сделал бы ничего из того, что не могу сделать я. Фёдор только вздохнул, выполняя немую просьбу, и облизнул губы. — Вам не тяжело рядом со мной? Вы всё же альфа… — Тяжеловато, — честно признался Осаму и осмотрел его разбитые костяшки, потом начал аккуратно и спокойно их обрабатывать, — но если бы я ничего не сделал, было бы ещё тяжелее. Запах медикаментов немного отрезвил разум, и Дазай наконец смог сосредоточиться, чтобы усилить свой феромон. Только на этот раз корицу было практически не слышно, в основном преобладал шоколад, и он, в отличие от прошлого раза, был почти ненавязчивым, обволакивающим. Дазай понимал, что рискует, поэтому делал всё максимально осторожно. Раньше он умел лишь давить на других, причём со страшной силой, а вот пытаться кого-то успокоить не доводилось. Вскоре Дазай заметил, что Фёдор и правда немного успокаивается. Шоколад пах так приятно, успокаивающе. Он почти не чувствовал боли, когда Дазай обрабатывал руки, поэтому снова прикрыл глаза, позволяя себе расслабиться. Закончив с обработкой, Дазай взял бинты и стал осторожно забинтовывать повреждения. Он знал, какими неприятными будут ощущения от этих ран, ведь руки приходится часто использовать. Тем временем запах шоколада становился немного глубже и начинал казаться сладковатым, молочным, но всё ещё не был навязчивым или приторным. — Я отпросил вас от занятий на два дня, — сообщил Дазай, когда закончил с одной рукой и взялся за другую. — Спасибо, — юноша вдохнул полной грудью. Его собственный запах почти исчез, теперь вся комната пахла только шоколадом и это успокаивало. Даже захотелось спать. — Но через четыре дня вас могут отправить на светскую вечеринку, — за работой продолжил говорить Дазай. — Но, думаю, к тому времени всё уладится. Со второй рукой ему пришлось провозиться дольше, но зато он сам начал постепенно успокаиваться, так как нервирующий запах прошёл почти бесследно. — Опять… — чуть ли не простонал Достоевский, — почему снова?.. — Вас никто там не тронет, — Дазай начал забинтовывать и вторую руку размеренными движениями, стараясь не сделать больно. — Я не хочу быть экзотической зверушкой, — Фёдор сжал одеяло свободными пальцами. Альфа мельком перевёл взгляд с его руки на лицо и совсем немного усилил запах. Он и не знал, что на это ответить. Любой ответ казался неправильным и неуместным, если бы прозвучал из уст простого телохранителя. — Когда-нибудь это точно закончится, — в итоге произнёс он успокаивающе-тихо и вернулся к забинтовыванию руки. Фёдор снова глубоко вдохнул, решившись, и осторожно сжал пальцами руки, которую бинтовали, кисть Дазая. — Останьтесь со мной, — он поднял на Осаму умоляющий взгляд беззащитного существа. Очевидно, Достоевский не очень отвечал за свои слова и подсознательно просто хотел оказаться в безопасности в такой период, которому сам даже не знал названия, но Дазай не был уверен, что оставаться здесь — хорошая идея. Вернее, это была ужасная идея, потому что если кто-то узнает об этом, могут пойти очень неприятные слухи, а лишаться работы ему очень не хотелось. Но взгляд Фёдора был таким печальным и умоляющим, что отказать ему было невозможно. — Хорошо, — Дазай мягко перехватил его руку, чтобы закончить с бинтом. Можно будет остаться до тех пор, пока Фёдор не заснет, или уйти очень рано утром. — Спасибо, — Достоевский вздохнул, чувствуя, как постепенно проходит головокружение. Собственный запах он уже не слышал, всё в комнате пропиталось шоколадом, и Фёдору это нравилось. По крайней мере, не отвратительный имбирь, который ему так надоел за эти годы. Дазай потянулся к его голове, намереваясь её коснуться, но вместо этого потрогал полотенце. Оно всё ещё было прохладным. Тогда Осаму поднялся, подошёл к окну и оставил совсем маленькую щель, но так должно было стать не слишком холодно под утро, если жар не вернётся. Потом он, зевнув в кулак, устроился на стуле рядом с постелью Фёдора и закинул ногу на ногу. Достоевский укутался в одеяло и, пробормотав по-русски что-то невнятное, уснул. Он больше не просыпался и даже не дёргался во сне, спал крепко благодаря успокаивающему аромату шоколада, поэтому Дазай ушёл ближе к середине ночи, надеясь, что в ближайшее время его подопечный не проснется. Самому спать уже не слишком хотелось, но он всё же немного подремал, прежде чем встать и начать собираться. Предстоящий новый день обещал быть не менее трудным.