Грани темноты

Дазай всю дорогу молчал, думая над их разговором, ну и чувствовал себя всё ещё несколько неловко. Он, как и обычно, открыл дверь Достоевскому, потом сел за руль и сразу завёл машину. Дороги уже были свободными к тому времени, и поэтому на выезде из города в пробках они не стояли. Фёдор по пути до дома снова задремал. Он не знал, что ему скажут дома и немного переживал, но уснул он довольно быстро и не просыпался до самого дома. Как ребёнок, ей-богу! Когда припарковался, Дазай осторожно разбудил Фёдора и открыл перед ним дверь. Вернулись они как раз чуть позже начала ужина, поэтому в особняке было тихо и шанс наткнуться на кого-то был крайне невелик. — Кстати, отдай мне таблетки, — попросил альфа перед тем, как они вышли с парковки. Фёдор вздохнул и как-то нехотя отдал Осаму препарат. Соблазн принять ещё хоть пару таблеток, чтобы Киёхару даже не думал его метить, был слишком велик. Дазай мельком проверил целостность блистера и спрятал его во внутренний карман. — Это все? — уточнил он на всякий случай, направляясь в дом. — Их не так много, — фыркнул Достоевский, следуя за ним, — хоть и больше чем в прошлый раз, но немного. Дазай пропустил его немного вперёд. — Хорошо. Ну и цену они заламывают за это... — Ты же сам слышал, Мисима почти не пахнет. Вероятно, таблетки работают, пускай и опасны. — Да, но даже некоторые хорошие наркотики стоят немного дешевле. Хотя понимаю, что покупателям всё равно. — Они же из богатых семей, — пожал плечами Фёдор. — Вот именно, — согласился Дазай, снова открывая перед ним дверь, когда они вошли в дом. — А вам... там... не нужны, случайно... Мм... Подопытные? — К чему это ты? — Да просто... Я бы мог стать добровольцем при изучении препарата. — Не стоит, — покачал головой детектив. — Почему? — Потому что ты не подопытная крыса. Даже не думай об этом. — Ты не замечаешь, что слишком часто говоришь мне не думать о чём-то? — закатил глаза Достоевский. — Потому что сейчас ты думаешь об опасных вещах, которые навредят тебе. «Чувства к тебе — вот что навредит мне», — подумал Фёдор, но вслух сказал: — Я тебя понял. — Уверен? — спросил Дазай, немного понизив голос. — Да. Нельзя думать ни о чём, что может мне навредить. — Не обижайся... — вздохнул альфа, понимая, что Фёдору это мало нравится. — Ну почему ты всё время думаешь, что я обижаюсь... — он покачал головой. — Потому что ты так отвечаешь, как будто я тебе даже дышать запрещаю. — Я всегда так говорю. — Поэтому я всё время так отвечаю. — Ясно, — юноша направился к себе. Дазай сопровождал его теперь молча, чтобы на всякий случай не раздражать парня. Ну ничего нельзя было поделать с этими запретами, хотя они уже не первый раз говорили о том, чтобы Фёдор не делал себе хуже. Но у Дазая было достаточно терпения, чтобы не давать Фёдору лезть, куда не нужно, хотя его порывы и не вызывали злости или раздражения, но от них становилось грустно. *** В подземной лаборатории часто бывало слишком темно. Человек, работающий здесь, не слишком переживал из-за этого, как и его гость. Они оба работали в подполье не первый год и понимали важность происходящего. Мужчина с длинными белыми волосами и в халате лабораторного работника сидел за столом и попивал чаёк из именной кружки, параллельно просматривая рассчёты. — Так, говоришь, последний образец не столь опасен? — поинтересовался он обращаясь к своему собеседнику в чёрном пальто, стоящему неподалёку. Мори Огай прибыл в лабораторию ещё с самого утра, чтобы обсудить некоторые детали. И тут ему нравилось чуть больше, чем в офисе мафии. Он подошёл ближе к Шибусаве, когда тот задал вопрос, и спокойно ответил: — Да, именно так. Успехи уже есть. — Отлично, — тот ухмыльнулся, отпивая чай, — к слову... — он прищурился, — тебе ведь и самому, похоже, скоро придётся принимать подавители для омег. Не боишься спалиться, что не альфа? — Твою дрянь пока пить не буду, — Мори тихо усмехнулся и вальяжно устроился на угловом диване, единственной свободной поверхности для сидения. — Может, и спалюсь. Но кто мне что сделает! — Я уже вижу заголовки: «Президент крупной компании Мори Огай сменил пол!», «Как нас годами обманывают власть имущие!», и так далее, и тому подобное, — Шибусава мог бы мерзко захихикать, но это было не в его стиле. — Мне бы на их месте было страшно выпускать такие статьи. А ты хочешь позлорадствовать, да? — А ты бы не хотел позлорадствовать? — химик допил свой чай. — Было бы над кем, — Мори чуть улыбнулся. — Ну, ты как раз достойный объект для этого. — Я думал, мы с тобой подружки, — с укором сказал Мори, хотя, конечно же, не обижался совсем. — Я не нуждаюсь в друзьях, ты же знаешь, — покачал головой Тацухико, который был омегой, напоминая об этом Мори, который омегой не был. Он был гаммой. — Ужасно. Мне даже немного жаль тебя, — Мори чуть улыбнулся, слегка прикрыв рот рукой. Однако сказать он ничего не успел — раздался звонок телефона, и Мори сразу ответил на него. Разговор вышел коротким, в ходе которого Огай сохранял холодный тон. Завершив звонок, он обратился к Шибусаве: — Похоже, у нас гости. Нужно подняться. — Мне обязательно покидать моё уютное гнёздышко? — осведомился Шибусава. — Сиди, так уж и быть, — Мори сам развернулся и ушёл. В лабораторию нельзя было войти без специального пропуска, поэтому нужно было встречать посторонних. На выходе из лаборатории он встретил Юкио, который и звонил ему. Мори не слишком был рад такому визиту, особенно сюда, и надеялся, что у омеги и вправду что-то важное. Они молча спустились обратно вниз. Мисима чувствовал себя немного неуютно рядом с таким человеком, как Мори, но держался он хорошо и выглядел, как и обычно, даже излишне самоуверенно. Шибусаву он видел второй раз в жизни, и то первый был мельком, они даже не успели познакомиться, поэтому сейчас омега первым делом поздоровался с учёным и представился. Тот удостоил его лишь быстрым взглядом и посмотрел на Мори: — Надеюсь, у человека вроде него действительно что-то срочное. Мне бы не хотелось думать, что он просто идиот, не понимающий куда попал. Не успел Мори что-либо ответить, как Юкио заговорил: — Не волнуйтесь, Шибусава-сан, я всё понимаю, — он мягко улыбнулся. — Я пришёл для того, чтобы рассказать кое-что об одном своём клиенте. Мори тем временем сел на прежнее место и весь обратился в слух. Он хорошо знал, чем занимается Юкио, и кроме того считал юношу прекрасным образцом для воздействия препарата. — Я был наслышан о том, что Шибусава-сан хотел бы опробовать препарат не только на омегах, поэтому предложил его одному немалоизвестному дельте. — Кому же? — живо заинтересовался старший омега. — Его зовут Фёдор Достоевский, но я не уверен, что вам это имя что-то говорит. Мори слегка нахмурился. Фёдор был из семьи Мацумото, а те сотрудничали с ним. У них могут возникнуть конфликты, узнай Мацумото-сан, что они используют юношу как подопытного. Чего уж там, Мори и сам рассматривал его как кандидата на эту роль, и был даже рад инициативе Юкио. Тем временем Мисима продолжил: — После пробной дозы я продал ему вторую, однако опасаюсь, что он ускользнет... — Мацумото-сан не выделяет своим заложникам денег на карманные расходы, — задумчиво проговорил Мори. — Да. Так и есть... — Вот как... — задумчиво протянул учёный, — в таком случае, нужно сделать так, чтобы он мог оплатить препарат. Дельты слишком редкостны, чтобы я мог упускать такой шанс. Юкио чуть кивнул. — Я предлагаю привлечь его в бизнес. Тогда у него будут средства. И он всегда будет на виду. Мори молча слушал его, задумавшись. Мацумото не будет рад, да и свободы действий у Фёдора не так много, чтобы он мог заниматься продажей. Это могло всё осложнить. Но идея Юкио ему понравилась. Возможно, получится как-то повлиять на Мацумото и не раскрыть истинных мотивов... Шибусава тоже задумался. Мори назвал этого человека заложником, значит продавец он не самый выгодный, но и терять его нельзя ни в коем случае. — Это возможно? — Шибусава вопросительно взглянул на Мори. Мори помолчал, но после недолгих раздумий кивнул. — Я смогу сделать так, чтобы Мацумото-сан ослабил хватку. Юкио слегка улыбнулся, незаметно радуясь такому ответу, однако Мори это заметил, но ничего не сказал. — В таком случае, сделай, — почти приказал Шибусава, — этот образец очень важен для нас. — Ох, вы оба на него как на новую игрушку набросились, — Мори слегка улыбнулся. Юкио сразу сделался серьёзным, чувствуя себя слегка неловко. — Судя по блеску в твоих глазах ты тоже непрочь, — фыркнул Шибусава. Вот уж кому-кому, а ему точно не было стыдно. — Вот-вот, так что не вздумай на него глаз положить, — Мори улыбнулся чуть шире, а после обратился к Юкио: — Мисима-сан, в таком случае сделайте господину Достоевскому при следующей встрече предложение. Для вас было бы лучше как следует уговаривать его, если он не согласится. На этом всё? — Да, я вас понял, — Юкио кивнул, — на этом всё. Шибусава, услышав это, лишь махнул рукой, показывая этим, что тот может быть свободен. Сам он уже обдумывал, как бы ему получше начать изучать реакции Фёдора. — До встречи, — Юкио снова чуть склонил голову перед мужчинами и направился на выход, не желая лишний раз мозолить им глаза. В этот раз Мори даже не шевельнулся. Выйти из лаборатории можно было и самостоятельно. — Что, глаз положил на этого дельту? — хмыкнул Шибусава, подымаясь с дивана, чтобы поставить чайник снова и собирая волосы в хвост, чтобы не мешали. Мори закинул локти на спинку дивана и без стеснения прошёлся ленивым взглядом по рукам сообщника, которыми тот собирал волосы. — Исключительно в деловых целях. Но он в целом интересный мальчишка. — Чем же он тебя заинтересовал? — омега закрепил волосы резинкой, а после подумал, что забыл снять очки для работы, но забил на это и принялся набирать воду в чайник. Хорошее, всё же, местечко они выбрали. — Он достаточно умён, красив и у него хорошая хватка. На переговорах успел с такой уверенностью накинуться на меня с подозрениями, а сам даже бровью не повёл! — Да ты прям золото описываешь, — хмыкнул Шибусава, — м-да, такой как Мацумото не заслуживает кого-то вроде него. — Тебе не нравится Сэйтё? — Мори прикрыл глаза, всё ещё наблюдая за тем, чем занят собеседник. — Как он может кому-то нравиться? — Шибусава засыпал листья чая в маленький чайничек. — Ты не многим лучше него. — Как и ты. — Это ещё почему? — Потому же, почему и я, — омега помыл чашку, — ты чай будешь? — Чай буду. — С печеньем? — Можно и с печеньем. До скольки ты тут собираешься сидеть сегодня? — Ещё часика два посижу и домой, — отозвался Шибусава, — торопишься? — Пока нет. Всё равно Сэйтё ещё занят. — Хочешь решить вопрос побыстрее? — Да. Тем более, пока у меня есть на это время, — Мори закинул ногу на ногу. — К тому же я бы хотел дать господину Достоевскому немного времени на свободу, прежде чем Юкио сделает ему предложение. Это не должно выглядеть как совпадение. Между этими событиями вообще не должна прослеживаться связь. — Тоже верно, — согласился Тацухико, ставя перед Мори тарелочку с разноцветными макарунами, — хотя он и так неглуп. — Неглуп, — Мори чуть кивнул. — Но даже если узнает что-то, ничего страшного. Всё равно он теперь в одной лодке с нами. — Шантаж? — хмыкнул Шибусава. — Да. Но он не так глуп, поэтому до этого вряд ли дойдёт. — Даже интересно стало взглянуть на него, — хмыкнул омега. — Думаю, рано или поздно его приведут к тебе. — Я ведь могу его и себе оставить, если понравится, — шутливо предупредил Тацухико. — Тебе вряд ли понравится, — Мори тонко улыбнулся — Почему? С дельтами я ещё дела не имел. — Он вредный. Вреднее тебя. — Ого! Действительно существует кто-то, кого ты считаешь вреднее меня? — Да. Я сам крайне удивлён, — Мори слегка улыбнулся. — Что, действительно настолько вредный? — Тебе так не хочется отдавать кому-то своё первое место? — А почему бы и нет? — он отдал Огаю чай. Тот взял кружку в руки и слегка кивнул в знак благодарности. — Занимайся лучше своими исследованиями. — Звучит как попытка заткнуть мне рот, — хмыкнул Шибусава. — Сколько тебе лет, а? — Мори чуть улыбнулся и выпил немного чая. — Меньше, чем старику по имени Мори Огай, — парировал Шибусава. — Это тебя не оправдывает. Я тебе даю совет, а не затыкаю — Я прекрасно вижу когда ты советуешь, а когда увиливаешь. — Ты ведешь себя как ребёнок, вот уж соревноваться за место главного вредины не хватало! — Теперь ты меня обвиняешь, так и запишем. — Ещё пожалуйся на меня. — А я могу ведь, сам знаешь. — Конечно, я всегда знал, что у нас тут детский сад ясельная группа. — Теперь я знаю почему ты здесь, педофил несчастный, — омега изящно надкусил печеньку. Тот только тихо усмехнулся в ответ на это и вернулся к чаю, не особо желая продолжать этот странный диалог. Шибусава тоже не спешил с ним говорить. Он допил чай, дождался, пока это сделает Мори, и выпроводил его прочь, чтобы не мешал заниматься разработками. Покинув помещения лаборатории, Мори сразу отправился в офис к Мацумото, где тот сегодня работал. Пути было около часа, но Мори всё равно написал ему, что скоро заедет для обсуждения «одного дела». Он вполне должен был успеть к концу рабочего дня Сэйтё. Сэйтё был не слишком в восторге от того, что Мори собирается явиться к нему. Приезд Мори почти всегда означал появление новых проблем, а они никому не нужны. И тем не менее, он основательно подготовился к визиту Мори, уже зная, что будет говорить на конкретные претензии в случае чего. Мори прибыл к нему в течение часа и, когда поднялся в его кабинет, выглядел спокойным. Это говорило о том, что он не собирался скандалить или что-то ещё, а пришёл с мирными целями. Он поприветствовал своего партнера и сразу устроился в кресле, особо не дожидаясь какого-либо отдельного приглашения. Сэйтё скорее ради приличия предложил ему кофе, а после ответа спросил нетерпеливо: — По какому вопросу, Мори-сан? — Хотел кое-что обсудить с вами, — начал Мори, сцепив руки в замок. — До меня не так давно дошли не слишком приятные слухи, касательно вашей семьи. Некоторые влиятельные люди стали свидетелями стычек между вашим сыном и... его женихом. Знали ли вы об этом? Сэйтё мысленно выругался. Конечно же он знал, но надеялся, что это не так уж и заметно. Вероятно, ему стоило относиться к Достоевскому строже, чтобы тот не позорил их семью. — Это у них был просто сложный период, — решил соврать Мацумото. — Закончился он или нет, это не столь важно. Люди прекрасно видят сложившуюся картину. Я не осуждаю вас, но ради имиджа и нашего партнерства рекомендую вам ослабить хватку, — Мори говорил обо всём этом спокойно, как будто они погоду за окном обсуждали, как давние друзья. — Мальчишка совсем юн, ему необходимо больше социального опыта, больше связей, чего он был лишён долгое время, вы ведь и сами понимаете это. Конечно же, и это Мацумото прекрасно понимал. Вот только он знал, что его сын не настолько хорош, чтобы кто-то вроде Фёдора ради него не стал бы флиртовать или что похуже с другими альфами или омегами. Тем не менее он кивнул: — Я учту ваши рекомендации. — Спасибо. Я надеюсь на ваше понимание, мне, как вашему партнеру, не слишком льстят негативные слухи о вас и вашей семье. — В таком случае, возможно, вам есть ещё что сказать? — поинтересовался Сэйтё, раздумывая, как вообще он должен давать эту свободу. — Нет, — Мори слегка улыбнулся. — Это всё, что меня беспокоило. — В таком случае, я приму меры, — пообещал Сэйтё. Мори провёл у него ещё около часа, обсуждая всякие новости, а после всё же не стал задерживать Мацумото и покинул офис. Ему оставалось надеяться, что тот прислушается к нему хоть немного, но понимал, что в таком вопросе давить было бы нельзя. Всё же и сам Мори рисковал. Несмотря на то, что рабочий день подходил к концу, у него возникли неотложные дела в мафии, которые нужно было решить сегодня, но Мори был даже рад чем-то занять себя. *** Когда вечером Мацумото вызвал к себе Фёдора лично и сообщил, что тот может спокойно посещать вечеринки без спроса, разве что в сопровождении охраны, тот, мягко говоря, удивился. Уж чего-чего, а этого он точно не ждал. Но, несмотря на сомнения, он был рад и поспешил сообщить об этом Дазаю. Осталось узнать где лучше оттянуться, чтобы отпраздновать эту мини-победу. Об этом Достоевский и думал последующие несколько дней, пока не начал замечать за телохранителем нечто странное. Решение Мацумото говорило о том, что теперь у Дазая будет в два раза больше работы, но одновременно с этим жаловаться он не мог. Только первое время думал о том, в чём тут может быть подвох. А Дазай чувствовал, что что-то не так, и какая-то мысль, что вертелась в уме, постоянно ускользала. Однако чуть позже эту мысль пришлось отложить на потом, потому что появилась забота намного важнее — гон. Несмотря на то, что Дазай сам же выпивал чуть больше нужной дозы подавителей, вкупе с антидепрессантами получалась какая-то адская смесь, от которой хотелось просто лежать. Обычно это не так ощущалось, но обычно он не закидывал в себя столько подавителей. Зато это дало более-менее нужный эффект — запах бергамота оседал на волосах, и его можно было почувствовать только при близком контакте, поэтому Дазай держался слегка на расстоянии от Фёдора, если сопровождал его куда-то, и старался не трогать лишний раз. Но через пару дней такого режима он понял, что всё это только осложняет работу, поэтому ему пришлось думать над тем, дозировку какого препарата лучше снизить. И ни один вариант его особо не радовал, поэтому он не слишком торопился с принятием решения. Когда в очередной раз он встретил Фёдора утром в коридоре, казалось, что он не пахнет вообще ничем, хотя это было лишь на первый взгляд. Дазай помнил, что юноша хотел куда-нибудь съездить и до сих пор ничего не сказал. — Доброе утро, — он как и обычно спрятал руки за спину и решил поинтересоваться сразу: — Так ты решил, куда хочешь поехать, раз тебе разрешили? Сегодня был будний день, Фёдору не стоило забывать об учёбе, да и в выходные могли нарисоваться внезапные планы, поэтому стоило заранее знать. — Нет, — покачал головой Фёдор, — я не совсем понимаю в каком месте лучше этим заняться. Он прищурился, наблюдая за Дазаем, в попытке понять, что не так. Что-то его очень сильно напрягало, но он никак не мог понять что. Разве что... — У тебя всё в порядке? — спросил он, понимая, что от Дазая, кажется, вообще ничем не пахнет. — Да, более чем, — телохранитель направился вместе с ним по коридору на завтрак да и ответил даже честно: сегодня он чувствовал себя не так уж плохо, даже хорошо. — А ты выспался? В последнее время Дазай не сидел с ним подолгу перед сном, скорее просто заглядывал, чтобы убедиться, что тот лёг спать или уже заснул, поэтому немного беспокоился о том, высыпается ли Фёдор. — Выспался, — кивнул Фёдор, — а ты... случайно не тестируешь те таблетки на себе? — Нет, конечно, — Дазай слегка улыбнулся, но вышло немного вяло. — Это обычные подавители, которые я уже давно пью. Поэтому ничего страшного. Фёдор удивлённо взглянул на него, но поскольку он был неглупым, то догадался, по какой причине Дазай мог бы пить повышенную дозу подавителей, и понимающе протянул: — Оу... Ты в таком состоянии, а я тебя напрягаю... — Это не должно мешать работе, так что всё в порядке. — А он у тебя часто бывает? Гон? — заинтересовался Достоевский. — Раз в сезон, — альфа вяло пожал плечами, — как и обычно. — А у всех так? — Если всё в порядке, то да, — Дазай тихо вздохнул. — Ага, — кивнул скорее сам себе Фёдор, — хорошо. В таком случае, мы можем переждать, пока это закончится. Это довольно сложный период, лучше не переносить это на ногах. Альфа молча слушал его, а после улыбнулся от этих слов. — Фёдор, я переношу свой гон легче, чем ты. Не стоит сразу запирать меня в четырёх стенах. Я тебе ещё должен целое одно свидание! — Не самое удачное время, чтобы вспомнить об этом, — заметил Достоевский. — Здесь никого нет, нас не услышат... — Я имел в виду твоё состояние. — Не беспокойся об этом, я как-то живу с этим, вот жив до сих пор. И к тому же... я под такой дозой, что при всём желании не смогу тебе навредить. Говоря о последнем, Дазай и не врал: он был спокойнее удава, а его либидо если не умерло, то отправилось в кому на ближайшее время. Правда, говорить о том, что так делать нельзя, Дазай парню не стал. — Что ж, тогда, раз ты должен мне свидание, сам и придумай, куда меня позвать, — сказав это дельта направился на завтрак. — Я так и собирался поступить, — Дазай чуть улыбнулся ему вслед, и не стал больше ничего говорить, потому что они как раз подошли к столовой и вокруг нарисовалось слишком много ушей. Фёдор снова мысленно вздохнул. Он не хотел снова сидеть рядом с Киёхару, но так было нужно. Мацумото сказал, что завтрак в кругу семьи обязателен. Достоевский решил, что сможет просто игнорировать будущего мужа, по крайней мере надеялся, что сможет. Он сел на привычное место, игнорируя вообще всех, даже не здороваясь, и лениво подпёр щёку рукой, зевая в ожидании Сэйтё. Киёхару уже был на месте, сидел подальше от Фёдора и также делал вид, что не замечает его после того, как чуть кивнул в знак приветствия. Больше он его даже взглядом не удостоил. Тактика игнорирования работала отлично. Они перестали трепать друг другу нервы и, в принципе, жили мирно. Фёдор радовался, что видит Киёхару только на завтраках поэтому весь день он жил спокойно не ожидая ужина в страхе, что вечером он вновь увидит этого недостойного человека. Весь день он думал о том, что когда ему дали свободу, он внезапно не знает, что с ней делать. И ещё о точто в присутствии Дазая его сердце больше не стучит слишком быстро. Оно сначала пропускает удар, а после ноет, пока Дазай не скроется из виду. Может, это и не любовь вовсе? Вдруг он просто болен? С такими мыслями он учился, с такими мыслями читал, сидел в интернете, кормил кота, и с этими же мыслями уснул. *** Дазай весь остаток дня спокойно выполнял свои обязанности, которых было не так уж и много. День даже скучным вышел. Кроме того Дазай даже успел написать отчёты за пару дней, которые пропустил, чтобы отвлечься от своего состояния. Заодно подумал, куда можно свозить Фёдора. Вариантов было так много, что мысли разбегались. Не то чтобы Дазай никогда в жизни не ходил на свидания... это скорее были прогулки для галочки по кафе и кинотеатрам, но тут это были даже не варианты. Фёдор много где не был, но и не в любое место его можно было сводить. И лёг спать Дазай не так уж и поздно, чтобы утром Фёдор не ругался на его синяки вокруг глаз. Надо же, когда это они успели поменяться местами? Спал он так крепко, что еле-еле открыл глаза утром. Ощущения были такими, будто его привязали к кровати, хотя несмотря на это, симптомы гона постепенно начали возвращаться. Однако в этот раз он выпил не так много таблеток, как в прошлый раз. Вроде бы, ему удавалось контролировать феромоны, да и продолжать в прежних дозах было уже нельзя. *** Утром Фёдор был немного грустным из-за вчерашних мыслей. Кроме того, от них сердце (или что-то около него) болело снова, поэтому он словно и не спал вовсе. И тем не менее, он снова сделал красивую причёску, чтобы хотя бы самому себе доказать, что красив и достоин внимания. И отправился так на завтрак, отметив, что от сопровождавшего его Дазая начало хоть чем-то пахнуть. И, хотя от его запаха закружилась голова, Фёдор всё равно был рад, что снова слышит шоколад с корицей. Дазай выглядел немного сонным, хотя вроде бы выспался, и отметил, что Фёдор особо не в настроении, хоть и выглядит замечательно. Поэтому первую половину пути Дазай шёл молча, а потом почти поравнялся с ним и тихонько хитровато спросил: — Господин Достоевский, как вам спалось сегодня? — Не слишком хорошо, — признался тот, — видимо погода испортилась, — он отметил, что когда Дазай поравнялся с ним, к головокружению добавилась лёгкая тошнота, а тело покрылось гусиной кожей. — А ты любишь снег? На днях должен пойти, судя по прогнозу погоды. Надеюсь, тебе станет лучше, — Дазай шёл рядом, контролируя свои феромоны, которые из-за утренних таблеток начинали слабеть, и он надеялся, что через некоторое время подавители окончательно подействуют. — Ты уже спрашивал, — брякнул Фёдор, пряча руки в карманы. Дышать стало совсем чуточку легче. Он открыл дверь в столовую и прошёл, как обычно молча, надеясь поскорее уйти. Ему повезло, что почти сразу после его прихода в помещение явился Сэйтё. Дазай ничего не ответил, но зато придумал, куда поведёт Фёдора, и от этой мысли ему очень захотелось улыбнуться — не то от предвкушения, не то от лёгкого коварства. Однако он сдержался и внешне никак не изменился, а когда они зашли в столовую, спокойно встал на своё место. Стало жутко скучно. Киёхару уже находился там и проводил Фёдора взглядом, но сегодня не поздоровался. Да и сидел он не через место. Фёдор присел почти на краешек стула, подальше от Киёхару. Не слишком хотелось находиться рядом с ним. Аппетита тоже не было, но он и не планировал есть. Так, поковыряться в тарелке, выпить чай и уйти прочь. Киёхару молчал и в принципе игнорировал Фёдора, но обратил внимание на то, что тот так и ничего не поел. Поэтому надолго его молчания не хватило, и он осторожно поинтересовался у того: — С вами всё в порядке? Фёдор с лёгким недоумением взглянул на него, словно не ожидал, что тот вообще с ним заговорит. В принципе, так и было. Обычно, никого не заботило состояние Достоевского, но похоже Дазай был прав. Они боятся, что тот потеряет товарный вид. — Всё лучше некуда, — ответил он и отвернулся, беря отчего-то подрагивающими руками чашку и отпивая из неё. — По вам нельзя этого сказать. Неужели вас не вдохновляет решение моего отца? — Киёхару поинтересовался шёпотом, так что другие не могли его услышать — Меня не вдохновляет тот факт, что вы слишком быстро меняете решения. Ещё недели две назад вы решили меня игнорировать, так что же изменилось? — он отвечал тоже шёпотом, но даже по шёпоту было ясно, что он недоволен. Дазай, насторожившись, слушал их перепалку, но только слегка раздражённо сжал губы, видя, что Фёдору это не нравится, однако Киёхару такое не останавливает. — Простите, — продолжил Мацумото со спокойным видом, — но в такой ситуации я не могу вас игнорировать. — Чем эта ситуация отличается от обычной ситуации? — напрягся Достоевский. До него внезапно донёсся какой-то очень странный запах, но дельта никак не мог понять, что это и откуда. И это вызывало тревогу. — Вам нужно нормально питаться. Особенно сейчас, когда вас не так контролируют. Это ваш шанс показать себя, как взрослого человека, а вы всё равно устраиваете чёрте-что, — похоже Киёхару был совсем не в духе сегодня, но не видел ничего ужасного в своих словах, как всегда считая себя абсолютно правым. Дазай чуть повёл плечом и постарался успокоиться, понимая, что из-за низкой дозы подавителей слишком легко раздражается. Он чувствовал лёгкий запашок бергамота, но ничего не мог с этим поделать, поэтому только понадеялся, что стоит на достаточном расстоянии от Фёдора. — Не устраивайте скандалов, Киёхару-сан, — ответил Достоевский, отпивая чай и понимая, что перед глазами начинает темнеть, — ваше поведение мало того, что далёко от достойного, так ещё и появлению аппетита не способствует. Киёхару явно был недоволен, но тем не менее сел ровно и вернулся к завтраку. Конечно, если не прекратить, Фёдор точно устроит скандал. Тем не менее, несмотря на то, что Киёхару оставил его в покое, Достоевский не почувствовал себя лучше. Перед глазами темнело, голова кружилась, а запах становился всё ярче. Он поставил чашку на стол, чтобы не уронить её из внезапно ослабевших рук, и почти сразу после этого ощутил, как зашатался под ним стул. Запах стал ярче, Фёдора пронзила мысль, яркая и внезапная, и прежде чем он понял, что теряет сознание, в голове его пронеслась мысль: «Чёрт возьми, да ведь это же бергамот!» и мир погас для него в ту же секунду. Дазай, всё это время наблюдавший за ним, сразу заметил, что с Фёдором что-то не так. И если сначала ему казалось, что это от раздражения, то осознание пришло к нему буквально за несколько секунд до того, как Фёдор отключился. Именно поэтому Дазаю удалось вовремя к нему подбежать и не дать свалиться со стула на пол. Киёхару же вообще не сразу догнал, что именно произошло, поэтому сначала слегка удивился, но даже чуть позже, когда остальные засуетились, на его лице не промелькнуло ни капли обеспокоенности. Он лишь для галочки поинтересовался, прежде чем это успел сделать кто-то ещё: — Может, стоит вызвать врача? — Не нужно, — слегка резко отозвался Дазай, за что мысленно себя отругал и как можно спокойнее пояснил: — Господин Достоевский с утра жаловался на лёгкое недомогание из-за погоды. — «И он не любит врачей», — добавил Дазай мысленно и решил не повторять вслух, вместо этого добавил: — Можно, чуть попозже, если ему не станет лучше. Всё равно Киёхару наплевать. Куда больше Дазая сейчас волновал сам Фёдор, которого он обрызгал водой, любезно принесённой кем-то из прислуги, и слегка похлопал по щекам. На самом деле Дазай сам не слишком верил во влияние погоды, так как та не менялась уже пару дней, но он с трудом верил в то, что ему дурно от феромонов. Меры, принятые Дазаем, помогли не сразу, хотя бы потому, что источник отравления всё ещё находился рядом с Фёдором, даже стал ближе. Но всё же, спустя примерно минуту, Фёдор слабо приоткрыл глаза, после чего сразу же попытался заслонить их рукой. Свет в столовой был для него слишком ярким. А ещё, он прекрасно понимал теперь, что слышит бергамот. И гон в этом доме сейчас был только у одного единственного человека. Киёхару, как только Фёдор зашевелился, тут же обратился к нему: — Господин Достоевский, как вы себя чувствуете? — он даже потянулся к нему, чтобы коснуться плеча, но Дазай инстинктивно смахнул его руку в сторону, чем сначала вызвал лёгкое недоумение, но в целом Киёхару было всё равно, и он продолжил и так дожидаться от Фёдора ответа. Тем временем поняв, что Фёдор очнулся и мог сидеть без посторонней помощи, Дазай тут же отстранился от него, чтобы не находиться слишком близко. Он только мысленно вздохнул с облегчением, хотя понимал, что ещё слишком рано расслабляться. Запах бергамота почти исчез, и для этого Дазаю потребовалось немало концентрации усилий воли. Теперь же ему оставалось ожидать распоряжений от главы дома и самого Фёдора. — Всё нормально, — ответил Фёдор, когда до него в принципе дошла суть вопроса, — я в порядке. Он не смотрел сейчас ни на кого в этом помещении, кроме своего телохранителя. В его взгляде было невозможно ничего прочесть, но отводить глаза просто так Достоевский не собирался. Дазаю не нужно было даже напрягаться, чтобы понять, что теперь Фёдор обо всём знает. Не утешало даже то, что никому кроме Фёдора не слышен этот его запах. И от этого стало ужасно тяжело на душе, даже говорить что-либо не хотелось. Однако с ролью болтуна легко справлялся Киёхару, который решил, что это его шанс побыть хорошим женихом: — Полагаю, раз вам сегодня настолько плохо, вам не стоит идти на занятия. Поэтому вы можете отдыхать до конца дня. Сэйтё, до этого единственный оставшийся на своём месте и продолжавший завтракать, теперь подал голос: — Поддерживаю, — и поднялся, завершив таким образом завтрак. Он никоим образом не заинтересовался ситуацией, и как ни в чём не бывало отправился на работу, оставляя сына разбираться со своим женихом. Впрочем, какое бы решение ни приняла семья, Фёдора это не волновало. Его мысли были заняты совершенно другим. — Вас проводить? — спросил Киёхару, только кивнув отцу перед его уходом, и сам встал из-за стола. Фёдор хотел было отказаться, но после подумал, что Киёхару может снова до него доколебаться, поэтому кивнул: — Если вас не затруднит. В таком случае Киёхару помог Фёдору встать из-за стола. Возиться с ним не хотелось, но раз уж Фёдор плохо себя чувствует, то вряд ли начнёт вредничать лишний раз. И сам Киёхару собирался только проводить его. Фёдор, хоть ему и помогал будущий муж, смотрел всё равно на Дазая, этим взглядом давая понять, что их ждёт серьёзный разговор, когда Киёхару уйдёт. Дазай ощущал себя слегка виноватым как минимум потому, что не смог удержать в узде свои эмоции и навредил Фёдору. Но зато теперь хотя бы знал, что тот довольно чувствителен к таким вещам и что стоит быть ещё осторожнее. Киёхару же всю дорогу поддерживал Фёдора за локоть на тот случай, если ему снова станет дурно. Но он надеялся, что этого не произойдёт. Когда они дошли до комнаты, Киёхару остановился, не решаясь зайти, чтобы лично посадить Фёдора, поэтому взглянул на Дазая, который шёл чуть позади. — У вас ведь есть номер нашего врача? — Конечно. Я позвоню ему, если снова что-то случится, — спокойно отозвался Дазай, стараясь вложить в голос как можно больше холода, что вышло даже отлично. — Поправляйтесь, господин Достоевский, — Киёхару снова обратился к Фёдору и отпустил его, решая воздержаться от комментариев по поводу его питания и упрёков. Хотелось уйти. — Благодарю за беспокойство, — сказал Достоевский, стараясь не шипеть на него, — спасибо, что проводили. Киёхару развернулся на пятках и скрылся в комнату, бросив на Дазая взгляд, которым буквально приказал идти за собой. Киёхару проследил за тем, чтобы Дазай остался с Фёдором, и потом сразу же ушёл. Из-за этого всего он уже начинал выбиваться из графика, и это раздражало. Дазай же молча проследовал за Фёдором и закрыл за собой дверь. Было очень сильно не по себе. Фёдор, конечно, должен был узнать об их общей тайне наверняка, но Дазай надеялся, что не так скоро, хотя в то же время понимал, что это было неизбежно в первый же его гон. Достоевский присел на кровать, чувствуя, что не слишком-то он пришёл в себя. — Ты давно узнал? — спросил он, касаясь пальцами висков. — Достаточно давно, — вместо того, чтобы сесть, Дазай взял со стола стакан и ушёл, чтобы набрать воды на всякий случай. Вернулся он быстро и поставил воду на столик у кровати, а сам сел на стул, стараясь держаться на некотором расстоянии, хотя благодаря таблеткам бергамот практически не ощущался, если не стоять совсем вплотную. — И что ты думаешь об этом? — решил не затевать разборок с претензиями Фёдор. Ему хотелось только узнать, считает ли Дазай важным то, что они истинные, и может ли он хоть на что-нибудь рассчитывать. — Раньше меня это беспокоило, потому что это могло поставить все под угрозу, — честно ответил Дазай после недолгой паузы, — но я решил помогать тебе независимо от того, чем это всё закончится. И сейчас я не отступлюсь от этого, но теперь переживаю лишь о том, что тебе придётся от этого факта тяжело. Поэтому мне хотелось скрывать это как можно дольше. Извини. — Не извиняйся, я бы тоже скрывал, — он поднял руку в останавливающем жесте, — и мне вовсе не тяжело. Теперь мне хотя бы понятны мотивы твоих поступков и резкого улучшения отношения ко мне. Меньше причин для рефлексии. — То, о чём я говорил тебе ранее об отношении, тоже правда, — выдохнул Дазай. — Я понял тебя, — кивнул Достоевский, на самом деле не слишком принимая ответ Дазая. Но если это так, рассчитывать ему, всё же, было не на что, — не нервничай так больше, это вредит обоим. — Я вовсе не нервничал, — Дазай устало вздохнул и закрыл глаза на несколько секунд. — Тогда почему я потерял сознание? — дельта изогнул бровь. — Хочешь сказать, ты нарочно усилил феромон в столовой? — Нет не нарочно. Просто Киёхару меня слегка разозлил, вот и всё. Я постараюсь больше так не делать. — Об этом я и говорил, — сказал дельта, — не нервничай. — Это другое... — Хорошо, — легко сдался Фёдор, — наверное я не всё понимаю. — И кстати о твоём обмороке... я и подумать не мог, что ты настолько чувствителен к этому. Ты уверен, что это не могло наложиться на что-то ещё? — Я не знаю, — покачал головой Фёдор, — возможно, я болен чем-то, в последнее время у меня частенько болит сердце. Тот факт, что оно болит только при Дазае, Фёдор решил игнорировать. В конце-концов, это не показатель. — Что ещё тебя беспокоит? — Дазай чуть склонил голову набок, спокойно слушая его. — Не знаю, — повторил Фёдор, —  больше ничего, кажется. Дазай задумался над его словами, поэтому ничего не ответил. Да и не знал, что ещё сказать. Всё же, несмотря на все слова Фёдора, где-то на задворках сознания Дазая маячила мысль о том, что тот не до конца честен и, возможно, будет очень сильно беспокоиться обо всём этом. Дазай же прекрасно помнил о его боязни привязываться к людям, поэтому возможно, что факт их истинности только оттолкнёт парня от него. — Я попробую поспать, — сообщил Достоевский, поняв, что Дазай не собирается отвечать, — ты тоже попробуй, ладно? — Я не хочу, — Дазай отрицательно покачал головой и поднялся с места. — Как скажешь, — юноша пожал плечами и лёг в постель, даже не разобрав причёску, — в таком случае, просто позаботься о себе. — Спасибо, — ответил альфа немного тише и впервые за этот диалог его губы дрогнули в едва заметной улыбке, словно он боялся обнажить клыки. — Я зайду к тебе вечером. На этом он покинул его комнату и закрыл за собой дверь. Только тогда Дазай позволил себе нервно взлохматить свои волосы. Он жалел, что всё получилось именно так, потому что понятия не имел, о чём теперь подумает Фёдор. Об этом нужно было поговорить раньше. И поговорить нормально. А сейчас, видимо, говорить нормально не способны они оба, потому что от их разговора стало только тяжелее. Вернувшись к себе, Дазай всё же лег и уставился в потолок, потому что спать ему и правда не хотелось. Зато он мог как следует подумать, разложить свои чувства по полочкам, чтобы не утонуть в них, а через пару часов такой рефлексии ему стало ясно, что ему ужасно тяжело из-за страха, что он потеряет Фёдора. Пытаться не думать об этом было очень трудно. *** Фёдор, вопреки своим словам, тоже спать не стал. Он откровенно не понимал, что ему следует делать дальше. Едва ли то, что они истинные, имеет какое-то значение для Дазая. Он очень легко флиртует с людьми и ему не так сложно влюбить в себя кого-то, судя по тому, что Фёдор видел. Проблема была в том, что для самого Достоевского это значило многое. Он осознал чувства раньше, и сейчас факт истинности был лишь дополнительным фактором, чтобы ещё сильнее привязаться к Дазаю. Вот только Фёдор для Осаму, вероятно, лишь жертва преступников, которой он должен помочь. Ну, и друг. Правда быть просто другом Фёдору не хотелось, а вот рассчитывать даже на броманс он вряд ли мог... В конечном итоге, он пришёл к выводу, что в их отношениях ничего менять не стоит. Разве что, теперь Достоевский опасался говорить об ухудшении своего состояния, чтобы Дазай не посчитал, что им манипулируют, или, что хуже, не принял на свой счёт.