Грани темноты

Фёдор встретил утро следующего дня безучастно. Судя по всему снова наступил тот момент, когда на всё стало откровенно наплевать. Хотелось уже поскорее закончить со всем этим и уехать в безопасное место. Туда где будут только он и Дазай. После того, как он поделился с Дазаем тем, что с ним происходит, начало казаться, что тот смотрит на него как-то не так. Будто бы старается определить момент, когда Фёдора снова накроет. Вполне вероятно, он сам нафантазировал себе это, но чувство, будто за ним следят, не отпускало. Именно поэтому, сидя сейчас с Дазаем в комнате, Фёдор старался не смотреть на него. Страшно было увидеть в его глазах то, что он думает обо всём об этом. Вечером накануне Дазай успел отослать информацию с флэшки в отдел, а так же вычленить из неё то, что могло бы помочь Фёдору забраться в базу с исследованиями. Однако принес он это только сейчас, положил флэшку на стол и не торопился нагружать Фёдора работой. Выглядел тот не слишком бодрым и радостным. Его вообще тормошить лишний раз не хотелось, видимо, сказались события вчерашнего дня, и ему нужен был моральный отдых. Осаму мысленно радовался тому, что у парня уже каникулы, и в целом пока что не доставал Фёдора вопросами. А Фёдор тихо радовался, что ему не задавали лишних вопросов. У него абсолютно не было желания выполнять лишние действия. Было настолько... лень и всё равно. На всё. Даже на успех дела. Однако молчал Дазай недолго. Устроившись по-турецки напротив Фёдора, он спросил: — Ты не передумал по поводу Нового года? — Не передумал, — качнул головой Фёдор. — Тогда не забудь на днях предупредить Мацумото. — Я свяжусь с Ацуши, — кивнул Фёдор. — Замечательно, — на лице Дазая промелькнула и пропала тень улыбки. — Не хочешь отдохнуть? — Я не устал. — Смотри, если я тебе надоем, можешь смело выставить меня отсюда. — Ты же знаешь, что я тебя никогда не выгоню. — Я надеюсь, что с этим правда всё в порядке, — альфа тихо вздохнул. — Почему что-то должно быть не в порядке? — Достоевский склонил голову набок. — Ты сегодня очень отстранённый, — всё же заметил Дазай. — Тебе кажется. Дазай слегка прищурился и окинул Фёдора внимательным цепким взглядом. Он точно видел, что тот снова о чём-то беспокоится, однако явно не хочет это обсуждать. Поэтому Дазай сдался: — Хорошо. Тогда можно вопрос? — Можно, — вяло пожал плечами Фёдор. — Что вчера произошло между Киёхару и Мори? — он тогда практически не слушал их, поэтому ему было интересно. — Практически ничего, — опять пожал плечами Фёдор, — Мори упрекнул Киёхару в том, что он оставил меня одного, и ушёл. — Поразительный человек этот Мори, — Дазай тихо усмехнулся. — Сначала пристаёт к тебе, а потом упрекает твоего жениха за то, что не ходит за тобой по пятам. — Киёхару, кстати, разозлился. — На Мори? — На меня. — Ну хотя бы отвадил от тебя Мори, — тяжело вздохнул Дазай. — Да уж... — он отвернулся, лёг щекой на сложенные вместе ладони рук, упиравшихся локтями в колени. — Тебя это беспокоит? — Нет, мне всё равно. Дазай ничего не ответил, только лениво потянулся и лёг рядом с ним на бок. Пока у него была энергия, может, он бы и гулять пошёл, но на улице пошёл противный мокрый снег, поэтому не очень хотелось. Фёдор тоже не говорил ему ничего. Он спокойно смотрел в окно, на пролетающие мимо снежинки и думал о том, как хорошо будет, возможно, когда-нибудь сидеть вот так с Дазаем в их собственном доме, где его комната не будет вызывать у него отвращения. Он бы готовил Дазаю чай, а Дазай ему свои бутерброды и ворчал бы что Фёдор мало ест. А ещё... Он мысленно запнулся, мысленно дал себе по лбу за такие мысли. Неизвестно ещё, будет ли всё так. Спустя минут десять Дазай ощутил, что начинает засыпать, поэтому сел и слегка тряхнул головой. Конечно, спал он сегодня мало, потому что вчера сидел за работой допоздна, но сейчас спать было не очень хорошей идеей, иначе об ужине можно будет забыть. — Фё-ё-ёдор, мне скучно, — протянул он, совсем не заботясь о том, что может выглядеть как капризный ребёнок. — Не уверен, что могу помочь, — покачал головой Фёдор. Дазай подобрался к нему и положил подбородок на его плечо, глядя на Фёдора щенячьими глазами. — Ты хочешь весь день просидеть в одной позе? — У тебя какие-то планы? — поинтересовался Достоевский, оборачиваясь к нему. Осаму тут же поднял голову и оживился. — Да. — Я слушаю? Дазай хитро сощурился и едва заметно улыбнулся, а потом без слов полез щекотать Фёдора, норовя ещё и забавно пофыркать ему в шею или на ухо. Достоевский настолько опешил, что поначалу даже не сопротивлялся, даже почти не почувствовал ничего, но потом он начал толкаться и пытаться отпихнуть Дазая. — Осаму, прекрати! — Не могу, — искренне отозвался Дазай, укладывая его на спину, чтобы было удобнее не дать ему отпихнуть себя, и начал действовать аккуратнее, но зато так, чтобы точно добраться до чувствительных мест и при этом не сделать больно. Фёдор попытался увернуться от его рук, затем попробовал отпихнуть ногами. С одной стороны он сам так себя вёл с Дазаем когда-то, но сейчас у него совершенно не было настроения на такие игры. Стало даже немного стыдно за себя, Фёдор даже перестал так яростно сопротивляться. Поняв, что это не особо помогает, Дазай умерил пыл, но сопротивляться не перестал, чтобы Фёдор его не спихнул на пол за такую выходку. С другой стороны он отчасти был доволен — Достоевский хотя бы признаки жизни стал подавать, — но сдаваться было рано. — Какой кошмар! — сокрушённо вздохнул он, сдувая со лба прядь волос и по-детски хмурясь. — Вы превратились в Принцессу Несмеяну! — Ты повторяешься, — сообщил Достоевский, пытаясь закрыться, — по крайней мере принцессой я уже был. — Был, — Дазай кивнул, уже не пытаясь снова на него напасть. — Придумай что-нибудь пооригинальнее. — Зачем? Я просто озвучил факт, — важно заметил он, а потом наклонился к Фёдору и пристально посмотрел ему в глаза. — Или ты хочешь быть уставшим котиком? Унылой булкой? Безвольной пельмешкой? — Последнее хотя бы ты ещё ни разу не называл, — вздохнул Фёдор. — Ты не похож на пельмешку, — тихо хихикнул Дазай и мягко ткнул его в щёчку, — вот какая из тебя пельмешка? — Без начинки, — проворчал Фёдор, намеренно опуская синоним этому сочетанию, который так и рвался наружу — пустая. — Нет, просто ты... хм... — задумался и пробормотал: — Лапша?.. Нет. Может... хм... пончик. — Тебе не кажется, что для пончика я слишком худой? — Пончики бывают разные. А ещё иногда их посыпают сахарной пудрой. — Это другие. Кстати с пудрой я люблю больше. — Вот. Тогда ты пончик с пудрой. — Хоть не принцесса. — Вообще ты больше принц, — Дазай наклонил голову, поцеловал его за ухом и тихо хихикнул, щекоча своим дыханием. — Такой аристократичный и красивый. — Рапунцель уже не та... — с видом философа сказал Фёдор, едва сдерживая улыбку. — А тебе бы пошли длинные волосы, — заметил Дазай, снова аккуратненько подбираясь руками к его животу, но уже не для того, чтобы щекотать, а чтобы осторожно погладить. — Они и так длинные, — заметил Достоевский, непроизвольно втягивая живот. — Относительно да, — немного подумав, согласился Дазай и поцеловал его в плечо, — но до Рапунцель тебе далеко. — Хочешь я куплю длинный парик? — предложил Достоевский. — Нет, это лишнее, — тихо хихикнул альфа, а после всё же лёг рядом и сгрёб его в объятия, зарываясь носом в волосы. — Мне твои очень даже нравятся. — Мне твои тоже, — признался Фёдор. В объятиях истинного было спокойно и уютно. — Прости, что я, возможно, недостаточно эмоционален для тебя и... Если я что-то делаю не так, просто скажи. — А говорил, что не устал, — вздохнул Дазай. — Как это связано? — Эмоциональное перегорание тоже можно назвать усталостью. — Это не эмоциональное выгорание. — А что тогда? — поинтересовался Дазай, приподнимаясь на локте, и погладил его сначала по груди, потом по плечу. — Я всегда такой был. — Не-е-ет. — Наверное, мне лучше знать, — насупился Фёдор. — Но я видел, каким ты бываешь. Ты не такой. — Это редкие случаи... — Неправда, — упёрся Дазай и тоже насупился. — Дазай, мы знакомы от силы два месяца, как ты можешь знать? — он покачал головой. — Ладно, не бери в голову. — Иногда и одного дня достаточно, чтобы понять человека. Я ещё понимаю, если бы у тебя было биполярное... А так — нет. Ты не всегда такой безвольный, и обычно если и не особо активный, то точно не такой, как сейчас. — То есть, по-твоему, я безвольный? — уточнил Фёдор. — Сейчас — да. И безразличный. — Хорошо, — он безразлично двинул плечом, хотя в душе уже жалел что выпалил те извинения невпопад, — раз ты так считаешь, я не буду отрицать. Сколько у меня времени на взлом базы? Дазай тяжело вздохнул и упёрся лбом в его плечо. Ну что ты будешь делать... теперь Фёдор точно не захочет с ним разговаривать. — Просто сделай это до Нового года, — всё же негромко пробормотал он. — Хорошо, — кивнул Фёдор, — я справлюсь быстро, не волнуйся. — Я уверен, что ты отлично справишься, — отозвался уже охотнее Дазай. Фёдор улыбнулся краешком рта, ответил как-то медленно: — В твоей вере в меня я не сомневаюсь. — А в чём тогда сомневаешься? — Ни в чём, это я просто к слову. — Надеюсь, это так. Но если тебе будет нужна помощь, можешь обращаться. — Обязательно, — кивнул Фёдор. Конечно же, он был уверен, что помощь ему не пригодится. Осаму снова замолчал, но уходить или отпускать Фёдора не стал, просто закрыл глаза и молча лежал рядом, чтобы лишний раз его не беспокоить, пока они не поругались из-за этого. Фёдор тоже не стал ничего говорить, просто спрятал нос в чужих волосах, приятно пахнущих шоколадом. Этот запах всегда успокаивал. Всегда становилось легче, когда Фёдор мог вдохнуть его. Наверное, он уже слишком привык успокаиваться именно так, но что поделать... Память услужливо подкинула воспоминания о том, как Дазай впервые увёз его из дома и предложил погулять в ТЦ, а Фёдор чуть ли не паничку словил от количества людей и Дазай вынужден был успокаивать его феромоном. Наверное, Осаму очень терпеливый, раз всё ещё не оставил Фёдора одного разбираться со своими проблемами... Дазай был не против того, что делает Фёдор, и даже расслаблен. Он понимал, что тому так спокойнее, и от этого ему становилось немного грустно. Не от того, как он действует на Фёдора, а от того, что ему, скорее всего, будет не по себе, если Дазая не будет рядом. Осаму и не хотел его оставлять, просто сама мысль о том, что тот настолько разбит, вызывала мурашки и сожаление. Никто из них не виноват, но последствия приходится разгребать именно им. Постепенно Достоевский уснул в тёплых объятиях Осаму, забывая обо всех проблемах. Рядом с Дазаем не хотелось думать о плохом, хотелось просто обниматься, уткнувшись в его плечо. Дазай заметил это, и осторожно потянувшись за одеялом, укрыл их. Всё-таки в комнате было прохладно. Он сначала позалипал в телефоне, а потом и сам немного задремал. *** Проснулся Фёдор от того, что ему стало жарко. Он посмотрел на спящего Дазая сонным взглядом, и улыбнулся. Захотелось чмокнуть альфу в аккуратный носик, что Фёдор и сделал, мысленно прося прощения, если разбудит. Дазай спал не слишком крепко, поэтому сразу почувствовал это, но приоткрыл глаза чуть позже. Оказалось, что почему-то это не так просто. Теперь хотелось спать дальше и не вылезать на холод. Фёдор улыбнулся ему снова, погладил по волосам. — Ты опять мало спишь, да? Дазай уткнулся лицом в подушку и проворчал: — Только сегодня... честно... работы было много. Фёдор на это ничего не сказал, но взгляд его был осуждающим. Конечно же, он не одобрял подобное. Дазай чуть повернул голову и осторожно посмотрел на него, а потом заявил: — Вообще-то, ты первым заснул. — Это потому, что ты тёплый, — невозмутимо отвечал Фёдор. — Или потому, что ты мало спал ночью? — Дазай сощурился. — Ты сам меня уложил, потому что я уснул в машине. Тебе ли не знать сколько я спал. И, да, если ты думаешь, что таким образом сможешь перевести тему, ты ошибаешься. — Я смотрю, тебе уже лучше, да? — Дазай слегка улыбнулся, кутаясь получше в одеяло. — А тебе, похоже, нет, — нахмурился Фёдор, — ты что-то слишком сильно мёрзнешь. — Да, прохладно. А тебе разве нет? — Нет, — покачал головой Достоевский, — я проснулся от того, что стало слишком жарко. — Ну да, не похоже на тебя, — тихо ответил Дазай, а потом сел и слегка нахмурился, чувствуя, как от резкого движения голова отозвалась болью. — Осаму... — неуверенно позвал Фёдор, — дай пощупать твой лоб. Дазай вздохнул и наклонился к нему, позволяя. — Только не ругайся. Фёдор убрал со лба его чёлку, прикрыл глаза и, склонившись к Осаму осторожно коснулся губами горячей кожи. — У тебя температура, — констатировал он. — Да? Тогда тебе лучше держаться подальше, пока у меня не начался кашель или что-то ещё. — То есть ты настолько плохого мнения обо мне, что думаешь, будто я брошу тебя болеть одного? — будь Фёдор более эмоционален, уже руки в бока упёр бы. — Нет, но у тебя и так не слишком крепкое здоровье, — он всё же уложил голову обратно, потому что так она не болела. Видимо, валяние в снегу и вечная беготня среди кучи людей вылились в переутомление и простуду, в лучшем случае. Дазаю это вообще не нравилось, не вовремя совсем, теперь придётся делать всё, чтобы скорее избавиться от этого состояния. — И что? — дельта поднялся с постели. — Я сейчас принесу градусник, потом схожу тебе за чаем и только попробуй его не выпить. — Хорошо, но при условии, если ты что-нибудь поешь, — Дазай невольно попытался получше закутаться в одеяло. — А ну-ка без манипуляций! — Фёдор скрестил руки на груди. — Это было не условие, а факт. Я сделаю чай и ты его выпьешь. — Фёдор, тебе тоже нужно поесть, — Дазай постарался говорить серьёзно, хотя улыбка так и норовила всё испортить. — Я уже ел вчера. — Фёдор Достоевский! — Уже 17 лет как. — Вот именно, уже целых семнадцать, а тебя нужно уговаривать поесть хоть что-нибудь. Что это такое? — Ты можешь и не уговаривать, — парень пожал плечами. — Фёдор. Я сейчас встану и пойду с тобой на кухню. — Ты не дойдёшь, — фыркнул Фёдор. — Что мне помешает? — Дазай снова сел. — Головокружение. — Всё не настолько плохо, — голова и вправду стала ватной, немного кружилась, но встать он мог и даже неплохо держался. — Ты себя переоцениваешь. И вообще, ты обо мне заботишься даже в таком состоянии. Хватит. Тебе это не пойдёт на пользу. — Я бы ничего не сказал, если бы ты сам заботился о себе в вопросе еды, — Дазай всё же встал с постели и устало потёр глаза. — Осаму, я позабочусь о себе, лежи! — Ты уверен? — Я уверен. Дазай отнёсся к этому скептично, но в постель вернулся. Снял с себя кофту и, оставшись в футболке, закутался обратно в одеяло. Стало гораздо теплее. Он вообще едва ли помнил, когда болел в постели в последний раз, потому что вечно переносил простуду на ногах. Фёдор вытащил из тумбочки аптечку, нашёл там градусник и сунул Дазаю. — И чтобы без обмана, — предупредил он хмурясь. Осаму молча взял градусник и сунул под подмышку. Он и не думал врать по поводу своей температуры. Фёдор быстро метнулся за чаем, всё время опасливо оглядываясь в коридоре, а когда вернулся, крепко обнял Осаму. — Ты же понимаешь, что теперь я буду о тебе заботиться? — спросил он, дожёвывая мандзю, которые стащил с кухни и запихал за щёки в коридоре. — Понимаю. Но если кто-нибудь узнает, будет плохо, ведь меня могут отправить на больничный. Но хорошо, что у меня есть лекарства на этот случай, — пояснил Дазай немного тише. — Не думаю, что ты можешь позволить себе больничный, — Фёдор вытащил у него градусник, присвистнул и сунул Дазаю в руки чай, — что болит? — Голова, — он взял чашку в руки, немного отпил из неё и сказал: — Мацумото вряд ли захочет ещё и тебя лечить потом... — На Мацумото, — дельта скрестил руки на груди, выдержав пафосную паузу, — мне плевать! Дазай продолжил пить чай, решая не отвечать. Скорее всего, его действительно могут отстранить от работы, и вовсе не из заботы о нём, а для того, чтобы не перезаражал тут всех. Хотя был ещё вопрос: от кого заразился сам Дазай, может, это кто-то из прислуги? В конечном итоге они решили не говорить никому о болезни Дазая, чтобы его не отправили домой. Дазай добыл из своей аптечки несколько пакетиков лекарства от простуды, присоединили к нему такие же пакетики из аптечки Фёдора, который взяв лекарство, буквально умчался готовить его. На самом деле ему всё это совершенно не нравилось. Если Дазай будет болен, у них могут быть проблемы с выполнением задания, не говоря уже о том, что медным тазом накроется их Новый год... Пока Фёдора не было, Дазай ушёл к себе, заодно сходил в душ, переоделся в другую одежду. После душа особо лучше не стало, только кости начало ощутимее ломить, поэтому он предпочёл сразу лечь в постель и дожидаться Фёдора, который принёс разведённое в горячей воде лекарство из пакетиков, и заставил его выпить. Лекарство было не таким уж неприятным на вкус, как могло бы быть. Только тогда, когда кружка оказалась пуста, он вернул её на место и снова завернулся в одеяло. — Ты останешься? — Останусь, — кивнул Фёдор, — только схожу накормить Тацу. — Хорошо, можешь принести его с собой. Достоевский улыбнулся: — Ладно. Он поцеловал Дазая в лоб, и быстро смотался за котёнком, которого по возвращении сунул Осаму в руки. Тот молча спрятал кота у себя под одеялом, пока тот был не против, и сам высовываться не стал — только глаза, чтобы наблюдать за тем, что делает Фёдор. — Ещё что-то есть? Насморк, кашель, горло болит? — деловито поинтересовался Достоевский. — Немного першит в горле, — тихо отозвался Дазай. После выпитого ему постепенно становилось жарко, даже озноб начал потихоньку проходить. — Может принести мёд? — Можно, чтобы был. Если тебе не трудно. — Не трудно. Через две минуты на тумбочке стояла небольшая баночка мёда. — Надеюсь, ты хотя бы сам будешь отдыхать? — поинтересовался Дазай, когда тот вернулся. — Конечно, я же не дурак. — Смотри мне! — Осаму, хоть сейчас подумай не обо мне. — Ты такой замечательный, не могу не думать о тебе, — переключился на игривый лад Дазай, чтобы Фёдор не ругался, и уткнулся носом в одеяло, прикрывая саднящие от температуры глаза. — Можно я лягу к тебе? — спросил Фёдор. — Можно, но принеси ещё одно одеяло, — согласился после недолгого раздумья Дазай, хотя понимал, что разрешать не стоило, потому добавил: — И, наверное, лучше использовать маски. — Осаму, я не заражусь, — он фыркнул и ушёл за одеялом. Дазай его слишком сильно опекал. Дазай только вздохнул, но не стал возражать. Может быть, Фёдор и правда не так плох здоровьем? Вон, валялись в снегу оба, а заболел только Дазай. Он решил пообнимать кота, пока Фёдора рядом не было. Шевелиться лишний раз не хотелось вообще. Когда Фёдор вернулся, то расправил одеяло, и юркнул под него, обхватывая тонкими руками комок из другого одеяла, в котором был Дазай. — Спи, — прошептал он куда-то, в мокрые каштановые кудри. Дазай тихо угукнул, потому что пока Фёдора не было, почти заснул. Теперь-то ему вообще было всё равно, сколько времени. Думать о подобном совсем не хотелось, и было спокойно из-за присутствия Фёдора. Достоевский не стал больше ничего говорить. Прижимая мужчину к себе, он и сам пригрелся и уснул, не задумываясь вообще ни о чём. Даже не было страшно, что заболеет. Дазай проснулся ближе к утру, весь в жару, и не сразу понимая, где он находится, и Фёдору пришлось принести жаропонижающее, а потом сунул ему подмышку градусник. Горло болело, в глаза словно песка насыпали, и Фёдору пришлось пшикать ему в горло спреем. — Если к вечеру лучше не станет, я позвоню Оде и попрошу его как-нибудь найти тебе врача, чтобы об этом не узнали Мацумото. — Спасибо, — ответил Дазай всё так же шепотом, слегка улыбаясь. — Ты очень милый. — Не такой я и милый, — закатил глаза Достоевский, — давай сюда градусник. Фёдор опекал его целый день, стараясь по максимуму сделать его лежание комфортным и устранить симптомы. Пришлось даже показательно поесть, чтобы Дазай успокоился и позволил о себе заботиться и дальше. Честно говоря, Достоевскому и самому становилось легче, когда он всё своё время посвящал заботе о Дазае и не думал ни о чём, кроме этого. Так тревожные мысли посещали реже. Ближе к вечеру Дазай стал чувствовать себя немного лучше, у него хотя бы спала температура, но добавился кашель. Из-за помощи Фёдора вообще становилось легче, и Дазай старался с ним не ругаться. Дазай покорно и молча сносил всё — пока температура измерялась, брызгалось спреем в горло, приносилась чашка с бульоном, давалось жаропонижающее, менялась пропитанная потом одежда, и вообще его всячески окружали всемерной заботой и теплом, как человеческим, так и кошачьим, о чём позаботился Тацу. И всё время между ними сквозило одно — страх, чтобы о его болезни не прознали Мацумото. Но здесь всё обошлось. Таким образом, Фёдор заботился о Дазае пока градусник не показал заветное 36,6. На самом деле ему нравилось заботиться о ком-то, но больше нравилось сейчас собирать вещи для поездки на Новый год. Намного лучше праздновать, чем весь праздник проболеть.