Непридуманная история

Ненавистный будильник, заливавшийся раздражающими трелями, яро хотелось разбить, желательно об чью-нибудь голову. Мин разлепил глаза, и в голову тут же ударила острая боль, сродни зубной. Так начиналось его очередное утро. Тело ужасно ныло: он снова уснул в мастерской прямо за мольбертом, откинувшись на жесткую спинку допотопного стула. Мини недовольно глянул на картину. Портрет пожилой дамы с карликовым пуделем был закончен, но не приносил никакой радости. Оставалось только утешать себя мыслью, что за эту работу хорошо заплатят. Так оно и вышло: вдовец, заказавший портрет покойной супруги по фотографии, был необычайно доволен качеством и сроками проделанной работы, поэтому Мин выручил втрое больше, чем планировал. Дожидаясь в банке своей очереди, он думал, как поступить с излишками, но, не найдя гениального применения, решил отложить их на непредвиденные расходы. Казалось, он уже тогда начал готовиться к чему-то. - Номер шестьдесят четыре, пройдите к первой стойке, - автоматический оператор называет его номер, и Сонмин, поднявшись с уютного бежевого диванчика, подходит к приветливо улыбающейся служащей банка. - Я хочу перевести триста тысяч вон на счет номер 1078956-02. - Подождите минутку, - девушка защелкала клавишами, набирая необходимую информацию. - Вы Ли Сонджин-ши? - Я спонсор, который желает остаться неизвестным, - Мини обворожительно улыбнулся, прося девушку об услуге. Поддавшись его чарам, сотрудница оставляет несколько полей незаполненными, но удостоверение личности проверяет. Мини уже не впервой подобным образом класть деньги на счет своего младшего брата: он регулярно переводил донсену часть средств, вырученных с продаж картин. Мин никогда не оставлял своих данных, чтобы та семья не смогла связаться с ним, потому что вот уже пятнадцать лет в семействе Ли есть только один сын, Сонджин. Канин и Итук считают, что Мина бросили родители, но на самом деле все совсем не так. Они действительно тогда были с ним на перроне, просто в какой-то миг маленький Сонмин отпустил руку мамы и ушел на другую платформу, где его «потерявшегося» нашли Ёнун и Чонсу. Уже тогда он решил для себя, что не желает быть ни для кого обузой, поэтому предпочел уйти. Пусть одному тоскливо и больно, зато родным не так тяжело… Его семья принадлежала к роду андских кошек, небольших, но проворных, а он был самым сильным и опасным хищником. Как говорится, в семье не без урода… Уже к семи годам дикие повадки начали разительно проявляться в поведении Мина, а в детском возрасте из-за силы и веса его духовного облика, превышавшего половину центнера, с ним не могли тягаться даже взрослые хищники. Он вел себя агрессивно по отношению к окружающим и, что было самым страшным, бросался на собственную семью. Однажды, заигравшись и потеряв контроль над духовным обликом, он чуть не разорвал собственного младшего брата. К счастью, тогда его отпугнул запах крови. Но Сонджин с тех пор боялся его. Родители всеми силами успокаивали тигра, говорили, что все будет хорошо, но Мин уже не верил. Он не мог себе простить того, что случилось, хотя и осознавал, что его поведение естественно: инстинкт охотника было невозможно сдерживать в пределах досягаемости добычи. Если бы у Тыковки была возможность снова вернуть на перрон и выбрать, он бы, не задумываясь, ушел, чтобы встретить свою новую семью, эту толпу придурковатых ребят. Сонмин с самой первой минуты в новом доме понимал, что рано или поздно ему придется уйти и отсюда: такое чудовище трудно сдерживать даже с таким безупречным контролем у него, особенно когда у кошек начинается период течки. Особенно весной. Особенно сейчас, в мае. Мини боялся и не хотел терять никого из своей семьи. Это было невыносимо для него – просто подумать о том, что придется расстаться со старым другом Донхэ, с самым близким хёном Шиндоном, с новым, но не менее близким другом Хёком, с любимым донсеном, с их вечным макнэ, и с этим крохой-котенком, которого он когда-то спас. Невыносимо, отчего все движения становятся более резкими, и он уже не может так мягко рисовать. Широкий неровный мазок черной краской. Ну вот, в очередной раз нужно было исправлять неправильную линию. Неосторожные движения постоянно мешали писать картины, стоило только погрязнуть в меланхолии или грустных мыслях, которым последнее время часто предавался Сонмин – и вся работа валилась из рук. К угрюмости и раздражению прибавилось еще одно чувство. Снова на него накатили жар и удушье, затем начали неметь кончики пальцев, поэтому пришлось отложить кисти, чтобы не испортить картину окончательно. Перебравшись на диван, Мин откинулся на жесткую спинку, прикрывая глаза. Медленные вдохи носом он чередовал с резкими выдохами через рот. Соленый вкус во рту, из-за которого неимоверно хотелось пить, стал постепенно ослабевать. Напряженные, словно перед броском, мышцы начали расслабляться, внезапно возникшее возбуждение, заставлявшее мерцающим эффектом появляться и исчезать тигриные лапы и хвост, спало, оставив после себя неприятное ощущение неудовлетворенности. Сонмин устало провел рукой по лицу. С этими приступами нужно было что-то делать: либо приводить личную жизнь в порядок, либо брать эмоции и душевные переживания под контроль. Но не успел он окончательно прийти в себя, как в мастерскую беспардонно вломились Шиндон, Кю и Донхэ, явно несшиеся сюда наперегонки. - Хён, все уже собрались! Ждут только тебя! – Тыковка совсем забыл, что сегодня они отмечали третий день рождения близнецов. Все трое любопытно уставились на художника, ожидая хоть какую-нибудь реакцию. Быстро сориентировавшись, Мин как всегда ярко улыбнулся, скрывая наличие проблем от братьев. К счастью он был хорошим актером –даже Кюхену не удалось заметить, что его Солнце больше не грело, оно лишь излучало искусственный свет.