Back to preschool

       Лука вытирает слезы из уголков глаз и шмыгает носом, стараясь делать это незаметно, но ему кажется, что все смотрят на него. На самом деле все смотрят на его дочь. Он это знает, и это его злит. Он хочет послать их всех нахуй, хочет обнять Жанну и убраться отсюда. Блять, Лука никогда не любил школу и до сих пор не любит. Он ненавидит, как родители смотрят на нее с нездоровым любопытством. Но он плачет даже не из-за этого. На самом деле он не плачет, просто шмыгает носом, и из уголков его глаз выступают слезы. Но если он в таком состоянии, то только потому, что сегодня большой день, новый этап, который предстоит пройти, и он не уверен, что готов к этому.        — Все будет в порядке, пап. Я собираюсь повеселиться. Время пролетит незаметно, а потом мы встретимся в полдень, хорошо?        Лука хихикает, обнимая дочь. Он целует ее в лоб и обнимает в последний раз. Он сидит на скамейке в раздевалке, у шкафчика дочери, и это она его успокаивает. Лука знает, что все должно быть наоборот, но ему действительно трудно отпустить ее. Он даже сожалеет, что не позволил Дафне пойти с ним, возможно, она была права, и, возможно, Луке нужно было, чтобы кто-то был с ним в этот большой момент в жизни его дочери. Лука никогда бы не подумал, что первый день в школе так расстроит его.        — Я знаю, Жанна. Я тоже буду в порядке, обещаю.        Жанна недоверчиво смотрит на него. В свои три с половиной года она знает отца как свои пять пальцев. Лука смотрит на учительницу, которая идет к ним с милой улыбкой. Он знает, что она собирается сказать ему, что он может идти, что ему повезло, что его дочь так счастлива пойти в школу в первый раз, но, когда она открывает рот, чтобы заговорить, почти нечеловеческий крик эхом доносится из конца коридора, сопровождаемый громкими рыданиями.        — Не-е-е-е-е-ет!!! Нет, папа, пожалуйста! Нет! Я буду хорошим, я уберу свою комнату. Я больше не буду трогать твои кисти. Оставь меня, папа. Я хочу остаться с тобой.        Лука смотрит на кричащего маленького мальчика, красного от напряжения, сжавшегося в объятиях отца, прижимающегося к нему изо всех сил. Большинство родителей рассердились бы или объяснили, что так надо и что у него нет выбора. Большинство родителей умерли бы от стыда, что их ребенок так кричит, но отец оставался спокойным и нежно гладил каштановые волосы маленького мальчика, покачивая его. Он делает глубокий вдох, словно для того, чтобы придать себе смелости, и осторожно ставит сына на скамейку у шкафчика, рядом с Лукой.        — Дыши спокойно, Чарли. Все будет хорошо, мой малыш. Мы подождем столько времени, сколько тебе нужно. Мы сделаем это вместе. Посмотри, твое имя уже тут написано, мы можем положить твою куртку сюда, а потом посмотрим, как пойдет, ладно?        Лука должен уйти или, по крайней мере, перестать так настойчиво смотреть на этого отца, но он даже не может отвести глаз от его лица. Он определенно выше его, и это еще больше заметно теперь, когда он присел. У него каштановые волосы, находящиеся в творческом беспорядке, и, кроме всего, у него красивое лицо. Он поднимает голову по направлению к Луке и одаривает его широкой улыбкой, которая тут же заставляет Луку покраснеть.        — Знаешь, плакать — это нормально, — тихо говорит Жанна, наклоняясь к мальчику. — Это мой папа, который плакал всего пять минут назад.        Парень улыбается, прежде чем погладить сына по щеке, чтобы вытереть слезы, и Лука вздыхает, глядя на свою маленькую болтушку.        — Видишь, Чарли, даже взрослым грустно расставаться со своими близкими. Но я уверен, что у тебя будет хорошее утро, и я заберу тебя домой на обед, хорошо?        Мальчик осторожно кивает, вытирая слезы, и поворачивается к Луке.        — Ты действительно плакал?        Лука улыбается ему и пожимает плечами.        — Да, немного. Знаешь, папам тоже тяжело. Я уверен, что твой папа хотел бы, чтобы ты остался с ним, но он отводит тебя в школу, потому что здесь ты многому научишься.        — Я хочу научиться читать, — говорит Жанна с широкой улыбкой, — и писать. Я хочу рисовать и играть. У меня будет много друзей, тетя Алекс говорила мне об этом. А сегодня вечером, пока папа работает, я иду к дяде Базилю, и он сказал, что приготовил мне сюрприз. Я уверена, что это платье, потому что тетя Дафна сама создает такие платья для маленьких девочек и очень любит дарить их мне. Кстати говоря, меня зовут Жанна.        Лука закатывает глаза. Жанна иногда такая разговорчивая. Мика продолжает повторять, что если она так много болтает, то это потому, что Лука сам никогда не говорит о своей личной жизни. И понятно, что раз Жанна умеет разговаривать, то у Луки нет личной жизни, потому что она рассказывает буквально все. К счастью, у него никого не было с тех пор, как она у него появилась, потому что она рассказала бы их друзьям все.        — Ну, ты все расставила по полочкам, милая. Чарли, ты хочешь пойти на занятия с Жанной? Я обещаю, что приду до того, как ты услышишь звонок в полдень, хорошо, приятель?        Чарли смотрит на Жанну, встает, чтобы прижаться к отцу, а затем мягко кивает головой, прежде чем взяться за руку, которую протягивает ему дочь Луки.        — Почему у тебя белые волосы, Жанна? Я никогда не видел никого, похожего на тебя.        Жанна улыбается, трогает свои косы и, смеясь, идет к классу, таща Чарли за руку.        — Папа говорит, что это потому, что я исключительная, но на самом деле это потому, что у меня нет пигмента в коже и волосах.        — Ты такая красивая. Думаешь, когда-нибудь у меня будут такие же волосы, как у тебя?        Лука смотрит, как они исчезают в классе среди других детей, чувствует слезу в уголке глаза и быстро вытирает ее. Он так гордится своей дочерью. Отец Чарли улыбается, смотрит на него и протягивает руку.        — Меня зовут Элиотт. Спасибо, что помог мне с Чарли.        Лука пожимает плечами и отвечает на рукопожатие.        — Вообще-то, это заслуга Жанны в основном. Приятно познакомиться, я Лука.        Они оба смотрят на свои руки, соприкасающиеся друг с другом, и держат их соединенными дольше, чем это необходимо.        — Папа! Тебе нужно уйти прямо сейчас!        Лука вздрагивает, когда отпускает руку Элиотта и улыбается дочери.        — Ладно, ладно, я ухожу.        Они уходят бок о бок, идя по школьному коридору к выходу. На самом деле они последние родители, покинувшие школу.        — У тебя есть время выпить кофе?        Лука поднимает глаза, удивленный просьбой Элиотта, но тот лишь улыбается ему, как будто они давние друзья.        — Я не хочу возвращаться домой и оставаться один, так что, если тебе вдруг хочется… если только тебе не надо идти на работу.        Лука улыбается в ответ.        — Да, с удовольствием. Я работаю только вечером сегодня, так что да, с удовольствием.        Элиотт с улыбкой кивает.        — Круто.        Они находят местечко в кафе неподалеку от школы, и Лука не может перестать смотреть на идеальное лицо Элиотта. У него двух-трехдневная щетина, но она выглядит ухоженной, и интригующие голубые глаза, которые в зависимости от освещения переливаются от голубого к серому.        — Не думал, что я буду чувствовать себя так странно, оставляя его в школе, — вздыхает Элиотт. — Интересно, что они там делают.        Лука улыбается и задумывается.        — Они, должно быть, поют, или рисуют, или просто рассказывают кучу постыдных секретов о своих родителях. Учительница полюбит Жанну за это.        Элиотт смеется и берет чашку, чтобы сделать глоток.        — Да, она немного болтливая. Она такая милая.        Лука с улыбкой кивает.        — Итак? Ты художник или что-то в этом роде?        Элиотт удивленно смотрит на него и улыбается.        — Ага. Откуда ты это знаешь?        Лука улыбается.        — Чарли говорил о кистях, а у тебя на запястье следы от карандаша.        Элиотт смотрит на свое запястье и заливается смехом.        — Черт, ты меня раскусил. Да, я иллюстратор детских книг. Чарли любит приходить ко мне в студию. Обычно мне это нравится, но на днях он воспользовался тем, что я был в душе, чтобы пойти туда, и захотел воспроизвести то, что видел в документальном фильме о Поллоке. Честно говоря, я не знаю, как он смог нанести такой урон всего за несколько минут. Нам потребовалось несколько дней, чтобы все убрать.        — Его мама, должно быть, была счастлива, — смеется Лука.        Элиотт пожимает плечами, и его лицо принимает серьезное выражение.        — Мы с ним только вдвоем. Мать Чарли бросила меня в прошлом году и уехала жить на юг. Она сказала, что Чарли слишком похож на меня и у нее нет к нему никаких чувств. Наверное, материнство было не для нее. Вот почему Чарли не хотел идти в школу, он боится, что я брошу его, как это сделала его мать.        Лука удивленно открывает глаза и рот. Он просто не знает, что сказать, и, к счастью, Элиотт быстро меняет тему.        — А что насчет тебя? Полагаю, у вас с Жанной тоже есть история? Я вижу, у тебя тоже нет обручального кольца.        Лука улыбается, глядя на свою руку. Луке никогда бы не пришло в голову посмотреть, есть ли у Элиотта обручальное кольцо, но, очевидно, Элиотту пришло, и Лука не может не задаться вопросом почему. Интересно, заинтересовался ли бы им Элиотт? Нет, это просто невозможно. И все равно это ничего не значит, есть много родителей, которые живут в паре, не будучи женатыми. Элиотт спрашивает его об этом, чтобы узнать, свободен ли он?        — Тебе не обязательно говорить об этом. Извини, если это был слишком личный вопрос.        Голос Элиотта отвлекает Луку от его мыслей, и он смотрит на него, качая головой, с широкой улыбкой на губах.        — Нет, извини, я просто подумал кое о чем. Да, у нас есть история. У меня есть школьная подруга, которая работает в гуманитарной миссии в Африке. Три года назад я узнал, что мой жених мне изменяет, поэтому порвал с ним, а так как я работал на него, то также уволился с работы, которая мне все равно не нравилась. Мне нужно было сменить обстановку, поэтому я уехал к Манон, ее жениху и родителям в Танзанию. На третью ночь после моего приезда кто-то постучал в дверь посреди ночи. Так как я не мог заснуть, я пошел открыть ее, и она была там, лежала на полу, просто завернутая в полотенце, полное крови. У нее все еще была не отрезана пуповина. Жанну бросили, потому что она страдает альбинизмом. В ее стране быть альбиносом — проклятие. Даже волонтеры не хотели заботиться о ней, опасаясь, что злой дух придет за ними. Как только я увидел ее, я понял, что она моя дочь. Это был дар свыше. Поэтому я начал заботиться о ней. Родители Манон помогли мне, подделав ее медицинскую карту, и через два месяца я привез ее к себе типа как в приемную семью для больного ребенка. А два года спустя я действительно смог ее удочерить.        Лука смотрит на ошеломленного Элиотта.        — Ух ты. Это просто невероятно.        Лука мягко кивает.        — Да, я знаю. Мои друзья думали, что я схожу с ума, но я думаю, что это была просто любовь. Я не знаю, как это объяснить, но я все осознал с первой секунды. Любовь с первого взгляда, если в нее верить.        Лука не колебался ни секунды. Парни думали, что он сошел с ума, говоря ему, что у него будет достаточно времени, чтобы влюбиться в парня и планировать создать с ним семью, но, к счастью, девушки сразу же поддержали его. В любом случае, не имело значения, поддержали бы его или нет, потому что с того момента, как он взял Жанну на руки, он знал, что никогда не сможет ее отпустить.        — Да, кажется, я начинаю в нее верить, — отвечает Элиотт, поднимая брови. — А ты кем работаешь?        Лука широко улыбается.        — Я учитель музыки в консерватории. На самом деле я преподаю фортепиано, гитару, барабаны, скрипку и аккордеон, и у меня есть ряд обучашек на YouTube, чтобы научить начинающих играть. Иногда я работаю по вечерам, но в основном по субботам, и за Жанной присматривают мои друзья. А что касается YouTube, раньше я занимался этим во время ее сна, но теперь у меня будет время, пока она в школе.        Элиотт широко раскрывает глаза, совершенно изумленный.        — Ты играешь на всех этих инструментах? Их же, блять, дохрена. Я раньше бренчал на гитаре, когда был молод, но ничего серьезного.        Лука начинает смеяться.        — Когда был молод? Держу пари, тебе еще нет и 30!        Элиотт начинает смеяться, проводя рукой по волосам.        — Черт возьми, да, ты прав. Иногда мне кажется, что мне 50, но ты прав. Мне 27.        Лука хихикает, проводя рукой по волосам, скорее взъерошивая их, чем расчесывая.        — Я тебя понимаю. Мне 25, но иногда я немного забываю об этом. Когда у тебя есть ребенок, ты мгновенно взрослеешь, особенно когда ты одиночка.        Элиотт мягко кивает головой с улыбкой, и телефон Луки прерывает этот сладкий момент. Это его мама звонит ему, вероятно, чтобы проверить, как там Жанна, но Лука позволяет автоответчику делать свою работу, он перезвонит ей позже.        — Хочешь еще кофе?        Лука с улыбкой кивает, и в конце концов они с Элиоттом проводят все утро за разговорами. Когда они понимают, что уже 11 часов, они решают, что уже слишком поздно идти домой и заказывают два пива, ожидая школьного звонка.        Час спустя, когда раздается школьный звонок, они первыми стоят перед воротами, на их лицах две большие улыбки. Ясно, что Луке давно не было так хорошо с парнем. Он не может не винить тот факт, что Элиотт — натурал, потому что в противном случае он был бы идеальным для него. Он не позволит даже крошечной надежде зародиться в нем и подумать, что Элиотт может быть би, потому что, честно говоря, какова вероятность, что Элиотт проявит к нему такой интерес?        Двери открываются, и Лука сразу же замечает Жанну, сидящую на скамейке и обнимающую плачущего Чарли. Она гладит его по волосам и тихо разговаривает с ним, показывая ему на его отца, но даже это, кажется, не успокаивает маленького мальчика.        Элиотт срывается к сыну, который с плачем бросается ему на руки.        — Месье Демори, я хотела бы поговорить с Вами.        Лука наблюдает, как Элиотт кивает учительнице, и представляет, как он, должно быть, плохо себя чувствует из-за того, что его вызвали на ковер в первый же день. Он протягивает руку Жанне, но она не двигается.        — И Вы тоже, мистер Лалльман. Я хотела бы поговорить с Вами тоже.        Черт побери, Лука до сих пор так сильно ненавидит школу.