Topaz and Cornflower

В дороге Лютику было проще отвлекаться от боли. Седло заставляло его испытывать муки ада, но — ой, смотри, это что — крокусы на обочине? Его тошнило — то ли из-за раскачивающейся поступи Плотвы, то ли из-за беременности, но на деревьях с ветки на ветку прыгали белки, перетягивая внимание Лютика на себя. Дёсны болели так, как не болели со времён Бартека и плоскогубцев, которыми он орудовал у омеги во рту, но это всё было не так важно, потому что рядом с ним с невозмутимым видом шагал Геральт, а его волосы блестели в солнечных лучах. Через некоторое время, правда, даже окружающий пейзаж и разглядывание ведьмака перестали отвлекать Лютика от растущей боли. — Геральт? — Хм? — Долго ещё? Альфа задумался на мгновение. — Доберёмся затемно, скорее всего. Нужна остановка?  — Нет, — поспешно ответил Лютик. В первую очередь он хотел взять на руки свою дочь; остальное отходило на второй план. — Просто, мм… я тут думал… — он провёл языком по промежуткам между зубами: боги, почему дёсны так болят? — Вообще, я думал о многих вещах. — Мм? Лютик замялся. Он посмотрел на верхушки сосен: солнце просачивалось сквозь иголки и подсвечивало позолоченную пыльцу. Несмотря на холод, кругом чувствовалась весна. — Например… — он вздохнул. На самом деле у него было много вопросов, но он всё ещё не был уверен, какие из них можно задавать. Геральт сказал, что не причинит ему вреда; и тот факт, что он не тронул его после того, как узнал истинную сущность омеги, служил тому подтверждением. Но ведьмак не обещал держать Лютика при себе, если тот станет доставлять слишком много хлопот. А Лютику нужно было быть с ним рядом. По крайней мере, пока он не отыщет Клару. — Например?.. — напомнил Геральт, когда молчание затянулось. Из всего, что приходило Лютику в голову, он выбрал то, что ему показалось наименее навязчивым. Он повёл плечами. — Расскажи, каково это — быть ведьмаком? — Хм, — Геральт задумался. — Трудно сказать. А каково это — быть феей? Когда вопрос к нему вернулся, Лютик понял, что на него и правда не так легко ответить. Трудно сказать, каково это — быть тем, кто ты есть, учитывая, что у тебя не было опыта быть кем-то другим. — Ну, — протянул он. — Зачастую довольно страшно. Геральт коротко хмыкнул — прозвучало, как смешок. — Могу себе представить. — Тебе нравится быть ведьмаком? — Лютик наклонил голову вбок. — Люди рассказывают о них всякое. «Данделион, это ведьмак, — вспомнилось рычание Бартека прямо ему в ухо. — Ты ведь слышал о ведьмаках, не так ли?» Несмотря на затуманенное из-за боли и болезни сознание в тот момент, Лютика охватил страх. Он помедлил. — Это ведь неправда, что у ведьмаков нет чувств?  — Неправда, — фыркнул Геральт. — Просто… их не так легко показать. — Да, я уже догадался, — Лютик потряс головой, прогоняя воспоминания о Бартеке. — Думаю, если бы у тебя не было чувств, ты не стал бы мне помогать. — Кто угодно должен был бы помочь тебе, — пробормотал Геральт. — Тебя заковали в цепи, надели намордник и держали в подвале работорговца. — Вот тут ты ошибаешься, мой дорогой ведьмак. Хм. Он сказал «дорогой»? Это что-то новенькое. Слово как-то само собой слетело с языка. Геральт выглядел немного удивлённым, но промолчал, и Лютик продолжил. — После того, как меня продали, я тоже так думал. Первые несколько месяцев. Что происходящее со мной — ненормально. Что кто-то мне поможет, — он посмотрел на Геральта сверху вниз. — Но никто не помог, — омега задел плечо Геральта ногой. — Кроме тебя. Ведьмак тихо зарычал, и Лютик не смог подавить привычную дрожь, заставившую его отпрянуть. Он надеялся, что ведьмак этого не заметил. — Это… хм, — Лютик сглотнул. — Ещё одна вещь, о которой я думал. Почему ты помог мне? Он уже давно перебрал в голове все возможные сценарии — может, Геральт просто не хотел насиловать или перепродавать Лютика, пока он недостаточно окрепнет для этого? Или, может быть, Геральт почуял, что омега ждёт ребёнка и просто имел обязательство по кодексу чести помочь ему в этой ситуации, а на самого Лютика было наплевать? А может, Лютик настолько отчаянно нуждался в ком-то, кто был бы добр к нему, что не обратил внимания на вопиющую неправдоподобность тёплого к себе отношения… задаром? Ему нравилось, когда Геральт спрашивал разрешения помочь ему сесть на лошадь, обрабатывал его раны, засыпал рядом, не представляя собой опасность… Очень нравилось. — Хм, — снова произнёс Геральт. — Это было правильно. Лютик едва сдержал разочарование. Навряд ли это было правдой, по крайней мере — не всей. — И… всё? Геральт поднял на него взгляд. — Ты ждёшь что-то конкретное? Лютик закусил губу. — Наверное, нет. Ведьмак, кажется, уловил перемену в его настроении. — Если бы я тебе не помог, — произнёс он наконец, — никто бы не помог, — он тяжело вздохнул. — Я сказал «должен» до этого. Кто угодно должен был помочь тебе. Но у людей не всегда получается делать то, что должно. Лютик задумчиво прищурился. — А у тебя? Это прозвучало более обвиняюще, чем должно было. Омега поморщился, ожидая, что Геральт в ответ огрызнётся или промолчит. Но ведьмак остался невозмутимым. — Не всегда. Но я стараюсь, — он рассеянно похлопал Плотву по боку и замолчал на несколько секунд. — Ты думал, что я чудовище. Это не был вопрос. Лютик слегка поёрзал в седле. — Ну… сам знаешь. То, что я слышал о ведьмаках и то, кем я являюсь… и ещё Бартек сказал… и когда ты… когда мы только встретились… — Лютик отвернулся. — Да, думал. Он покосился на Геральта — тот выглядел смирившимся. Его рука по-прежнему покоилась на боку Плотвы, словно локоть на плече старого друга. — Как и большинство. Лютик заколебался. — Настал момент тебе сказать, что большинство ошибается, да? Геральт снова хмыкнул. — Я мог бы. Но поступки громче слов. Да. Это правда. Геральт действительно совершал поступки. Он промыл и обработал Лютику раны, выкинул в камин его намордник. Он видел, как омегу ломает, и всё равно оставался добр к нему. Но ещё важнее было то, чего он не делал. Он не… чёрт. Он много чего не делал. Не обижал его. — Ох, — простонал Лютик. Голова шла кругом с того момента, как ведьмак впервые проявил к нему доброту. Чувство, растущее внутри среди образовавшегося спокойствия, крепло, как сорняк. — Геральт, я не понимаю. — Что именно? — Почему?.. — Лютик покачал головой, прежде чем Геральт успел заговорить. — Я не… — чёрт, ему не следовало спорить, но язык у Лютика всегда был без костей. — Не знаю ни одного случая, чтобы кто-то сделал что-то просто потому, что это правильно. Всегда есть какая-то выгода. Всегда, — он набирал обороты и почему-то совсем не боялся. — Любезность за сотрудничество. Еда, чтобы я мог продержаться ещё один день, что бы, чёрт возьми, ни делал со мной мой хозяин. Драное одеяло, чтобы было чем прикрыться во время лихорадки, и чтобы я помнил, кто был так чертовски щедр, когда… — он оборвал себя на полуслове, но что-то острое и настойчивое в груди не давало ему остановиться. Как долго это копилось? И почему вырвалось именно сейчас, после того как он проснулся умиротворённым и разомлевшим в объятиях Геральта? Возможно, это было всё, что требовалось. Он наконец-то доверился Геральту настолько, чтобы перечислить причины, по которым никому не доверял. — Ты говоришь, что не причинишь мне вреда, и я тебе верю, но… мне нужно знать почему, Геральт, если ты ждёшь чего-то взамен, мне нужно, чтобы ты сказал об этом сейчас, чтобы… чтобы я знал. Геральт остановился и остановил Плотву. У Лютика перехватило дыхание. Ведьмак заговорил после минуты мучительного молчания. Он повернулся к Лютику, и его голос был тихим, низким и резким, как галечный берег реки. — Когда я впервые тебя увидел, — медленно начал он, — я не знал, что чувствовать, — он не отводил взгляд от блестящих на солнечном свету глаз Лютика. — Боль за тебя. Ненависть ко всем, кто тебя ранил. Тошнота. Желание защитить. Чёрт, ты был так напуган, — он глубоко вздохнул. — Замешательство, потому что я не знал, почему чувства были такими сильными, — лесной ветерок трепал несколько выбившихся волос на его лбу. — Я не знал, что чувствовать, но знал, что делать; единственное, на что я был способен. Я сделал это, и делаю до сих пор. Как могу. Лютик почувствовал ком в горле. — Так что — нет, — сказал Геральт. — Я не жду ничего взамен. Я помог тебе, потому что мне в жизни ничего сильнее не хотелось, — он замолчал, удивлённый собственной искренностью. — Геральт, — выдавил из себя Лютик. — Чёрт, Геральт… Геральт, казалось, не знал, что делать с тем, что он только что сказал. — Хм, — он снова повернулся вперёд и потянул за собой Плотву. — Порядок? Лютик кивнул. — Это… — он судорожно выдохнул. Слова ведьмака ничего не значили: он мог лгать, всё это могло быть уловкой, но чувствовалось, как будто Геральт говорил чистую правду. Лютик почувствовал непривычную лёгкость в груди и ощутил, что снова может летать — с крыльями или без них. — Спасибо. — За что? Лютик не мог сдержать улыбку: он выспался, находился на пути к своей дочери, и он нашёл кого-то, кому действительно начинал верить. — За всё.