Сладкое

      Сигукин не был сладкоежкой.       Не то чтобы он не любил сладкое — ему нравилось иногда полакомиться одной-двумя порциями дораяки¹ с ягодами или чашей какао-пудинга, но не больше. Он предпочитал более нормальную еду и отсутствие диабета.       Кроме того, свою злую шутку сыграл и тот факт, что такая сладость, как Летучий Шоколад, стала причиной большинства мирских бед, частью которых был и он сам.       Но вот Бачикин сладкое обожала, и медленно, но уверенно, прививала ему свою странную и страстную любовь к десертам. Что несколько иронично, учитывая то, что именно она была главной жертвой Шоколадной Фабрики, явно наевшись немало мрачной сладости под влиянием богини.       Теоретически, теперь она должна была избегать сладкое, как огня. Но практика показала обратное. — Отдааааааай! — Длинные загребушки отчайно машут в сторону поднятой руки икенумовца, пытаясь выловить драгоценную сладость. Но того было трудно обойти. — Неееет. — Монотонно и неуклонно отвечает Сигукин, отпихивая от себя подругу на растояние вытянутой руки. При этом все еще держа плитку шоколада у себя над головой, вставая на носочки, чтобы она не дотянулась. — Никакого шоколада, пока нормально не поедим. — Нечестно, бачи! Я для себя припасла, бачи! — Жалобно произнесла Бачикин, надув щеки и пыхтя: — Я взрослый человек, имею право решать сама, что есть и когда!       Сигукину пришлось приложить усилия, чтобы не прыснуть смехом после этой фразы, вкупе с выражением лица гастрономической бунтовщицы. Ведь, как ни странно, она сейчас и выглядела как ребенок. — Я не хочу, чтобы мои труды с Адукин ушли за зря. — Он отвернулся, закидывая шоколадку на самую верхнюю часть кухни — холодильник, после отряхивая руки.       А затем — мягко щелкнул подругу по лбу, дополнив свою речь: — Аппетит испортишь. — Но я есть хочуууу, — пробубнила Банджи², сев за большой, одинокий и пустой, как её желудок, стол. Лицо легло на деревянную поверхность, тем самым напоминая Сигукину немного смятое, пушистое мóти⁵ из-за положения её щек. — А вы готовить еще долго будете. — Жалобным голосом продолжила Бачикин. — Можешь готовить сама, я буду только за, — Ухмыльнулся Сигукин, передавая посуду лучнице рядом, что паралелльно тоже била по рукам группу бедных и голодающих, коим были икенумовцы — тоже пытались стырить партию онигири⁶, следуя примеру дамы в солнцезащитных очках.       Бачикин моментально (кто бы сомневался) отреагировала отказом: — Не-е-е, — она поднялась со стола под звучные пререкания Адукин с Джеком, скрываясь за поворотом: — Я в готовке отстой, сам знаешь, бачи. Потом еще убирать заставишь, бачи. — Ну да, конечно. — Закатил глаза Сигукин, переворачивая омлет на сковороде, зная — здесь Бачикин немного врет.       Бачикин была не особо хороша в готовке, это правда — от нее остается лишь хороший творческий бардак…       Сигукин резко отходит от плиты, прервавшись от мысли, и после, даже не повернув головы, ловит на лету матрешку. От вычурной деревянной игрушки отходит пара розовых электрических выстрелов, и теперь он держит за шкирку ранее, вроде бы ушедшую, Бачикин.       Она смущенно смеётся и ойкает, и Сигукин уже не знает, злиться ли ему или умиляться. Только обреченно вздыхает: — Старый трюк, не пройдет. Придумай что-то новое. — НУ БАЧИИИ, — она в отчаянии застонала, цепляясь ему за шею, усиленно пытаясь привлечь внимание друга на её страдания: — Ну отдай! — Жалобно хныкает.       Адукин оглядывается на Сигму как-то сочувственно, пока он тихо бурчит себе под нос, не зная, что и делать со своей прилипчивой сластеной. Ему же еще и с десертами мучаться, а у него вовсе нет желания бороться с ней в процессе…       Тут он смотрит на заготовки для мандзю³.... На Бачикин... Снова на мандзю...       И в голове уставшего героя возникает гениальная идея: — Поможешь с десертами, отдам.       Бачикин озадаченно хлопает глазами.       Бачикин не была хороша в готовке, это правда… Но так это было только при готовке нормальной еды. — Не-не-не, ты не правильно делаешь, бачи. — Бачинчин² аккуратно прерывает Сигму, хватая за руку, пока он засыпал какао в свое месиво. — А? — Он недоумевает, но послушно прекращает опускать тару к другой, после поднимая взгляд на подругу, — Что не так? — Какао надо добавлять постепенно, а не сразу, — она берет тару с темным порошком в свои руки, после небольшими колебательными движениями добавляя содержимое в тесто, при этом направляя руку Сигмы, размешивающую массу. — И размешивать нужно круговыми движениями снизу вверх, а не сверху вниз, бачи. А ещё сюда было бы неплохо сухое молоко. — Дополняет Бачикин. — А-а-а. — Он односложно тянет голос, наблюдая за движениями своей руки и руки Бачикин, после постепенно улавливая суть и повторяя маневры уже самостоятельно под надзором подруги.       …А вот в сладостях ей не было равных — дай лишь доступ к кухне, и она тебе сварганит самый настоящий шедевр кондитерского искусства из ничего. Она могла приготовить от самого простого печенья с шоколадом до гигантского торта с картиной Монолизы на разрезе (конечно, образно говоря — все-таки, Бачикин не была профессиональным кондитером). И даже потом чистенько будет, как на палубе…       Сигукина отвлекает от транса их монотонных движений и мыслей то, как Бачикин внезапно прерывается от наставлений, едва заметив движение краем глаза. Затем икенума хватает первый попавшийся черпак, и со всей дури заряжает по чужой башке.       Где-то из-за столешницы выпадает Эклер, с охапкой какой-то зеленой сушеной приправы, рассыпавшейся по полу. Часть присутствующих удивленно раскрывает рот.       Её бесцеремонно хватают за воротник, поднимая поближе к себе: — Только, блять, попробуй испортить мои брауни своей дурью — я тебе эту херню нахуй в задницу засуну, бачи. Ты у меня ей, блять, срать будешь, бачи. — Прошипела Бачикин, пуская розовые искры из глаз и отодвигая драгоценные бисквиты подальше от края.       …впрочем, и режим на кухне она в процессе устраивала, как на палубе.       Оцукин, ранее пытающийся что-то выпросить у Кориторы, тихонько поднимает на единственного (за исключением Марикина, который всю эту сцену снимал, тихо хихикая) спокойного в данной ситуации икенумовца взгляд, выражающее чистейшее недоумение и страх. Словно говорит: «Ты как с ней вообще живешь?»       Сигукин же беззаботно пожимает плечами, пока на заднем плане наркоманка с бывшей злодейкой пререкались о том, вкуснее ли брауни с наркотой, или нет: – он почти никогда не вызывал резких перемен настроения Бачикин. С ним, обычно, она не менялась из солнечной боевой девочки обратно в темного диктатора, так как в десертах он её слушался беспрекословно — это стало одним из их маленьких неписанных правил за время совместного проживания в одной палатке. — Вкуснааа, — И на то были веские причины. Причем, не заключающиеся только в щипитильности Бачикин к сладкому — она была действительно хороша в этом. Это было особенно видно по довольной морде Джека и остальных икенумовцев, согласно мычащих в унисон к его словам.       Сигукин кивает вместе с ними, и Бачикин улыбается во все зубы, пока смахивает испарину со лба — похвала делала её буквально сияющей от гордости. — А то, бачи. — она ставит еще одну тарелку сладостей, с тайяки⁴, на стол перед Адукин, пока Коритора убирает доеденный ребятами рамен — совместная готовка на всех стала уже традицией икенумовцев. — Это вам не магазинные полуфабрикаты. Там химия похуже, чем магия Шоколадной Фабрики, бачи. — Вот это, — ненадолго прервавшийся от телефона Марикин поднимает одно печенье в руках: — Единственное, почему я рад той истории с Фабрикой, несмотря на весь марафон, что мне пришлось пройти.       Бачикин как-то неловко усмехается, усаживаясь между ним и Сигукином. Она не стала поправлять Марикина о том, что разбиралась в сладостях еще до того, как стала служить Даэру — должно быть, чтобы не вызывать лишних вопросов, как думал Сигукин.       Она лишь хитренько стреляла глазами в сторону. — Аду, ты чего? — Напуганный Джек чуть уполз под стол, наблюдая, с каким остервенением и удовольствием грызет несчастную рыбную печеньку лучница, не обращая внимание на все вокруг – даже на поднятые на стол ноги картежника и пьянство Акса.       Сигма хмыкает, сводя взгляд в бок к своей соседке: — То ли она вошла во вкус, то ли ей чего-то подложили. Изволишь объясниться? — Ну-у-у~ — Банджи слегка чешет затылок, загадочно широко улыбаясь, пока Адукин яростно отрывает голову одной из тайяки зубами.       Тогда Кашикин, сидящая рядом с Аду, наклоняется к тарелке, выхватывая одну из рыбок. Всматривается, а после резко падает лицом об стол и истерично хихикает. Лишь только печенье приподняла, чтобы другие рассмотрели… — ЕБУЧАЯ РЫБА! —…и так же бы заржали после того, как увидили лицо Кирими. Благо, ученого не было рядом — карась отлеживался в больнице.       У Бачикин был талант в сладостях. Она не только разбиралась в них и умела готовить — Сигукин каждый раз поражался, как тонко она ощущала, какая именно сладость больше всего понравится кому-то, и как правильно её подать, как вышло в случае с Адукин и тайяки.       Это был не единичный случай. Однажды Бачикин даже разгадала секрет того, как можно задобрить такого адского цербера, как Тайо: приготовила какое-то особое тирамису, отправив с ним после к проповеднику Аракаву — единственное живое существо, к которому сия бог всевышний относится благосклонно, — в самый пик его гнева. При этом Бачикин приказала назвать это «амборзией».       И, на всеобщее удивление, это сработало.        Тайо, сам, мать его святую церковь, Тайо, резко успокоился: перестал кричать; выпрямился; озадаченно взглянул на Аракаву; взял тарелку в руки; заинтересованно потыкал вилкой десерт, украшенный каким-то вычурным цветком из застывшего белого шоколада, и начал просто есть.       Без слов. Без оскорблений. Просто есть.       Мало сказать, что все были в шоке.       Сигма даже задумывался и интересовался у Бачи: широкие ли это познания в области взаимосвязи людей и вкусов, или какая-то кондитерская психология (черт бы побрал его фантазию придумывать странные словосочетания), или что-то другое? Но Бачикин лишь пожимала плечами с простой фразой: «Должно быть, просто чуйка, бачи.» — Название тирамису происходит от итальянской фразы «подними меня вверх» — из-за его свойств хорошо поднимать настроение и успокаивать, бачи. Словно приводить к нирване. — объяснилась тогда Бачикин, прослывшая героем дня. При этом она сама смаковала на языке очередной кусочек нежного кремового десерта, празднуя победу. — Иногда его даже называют «пищей богов», бачи. А амброзией в мифологии как раз и зовется еда богов, дарящая им бессмертие и вечную молодость. Так что я подумала, что если обозвать тирамису амброзией, то это и потешит его божественную натуру, и заодно и успокоит. — Хах. — Несколько озадаченно усмехнулся тогда жнец, глядя на умиротворенную рожу впереди, вкушающего божественную сладость — глаза, мягко говоря, все еще не верили в существование этой картины, и в голову закрадывались мысли сходить сразу и к окулисту, и к психиатру.        Кто бы мог подумать, что какой-то тортик мог спасти всю Сохоньяму от божественной кары самого бога Тайо?       Собственно, именно благодаря Бачикин Сигукин и начал немного теплеть к сладкому вкусу на языке. И даже немного разбираться в дессертах — благодаря частой дегустации сладостей, что она ему давала. Хоть, конечно, саму Бачикин он в этом не переплюнет.       Приучала она его ненавязчиво — просто иногда предлагала что-то попробовать, или рассказывала о своих самых-самых любимых сладостях. Которых у нее было, на самом деле, целый вагон и маленькая тележка. — Ты обязан попробовать гонконгские вафли, бачи. Они офигительные. — Как бы между делом говорит Бачикин, пока они идут в Нанаме, чтобы закупиться продуктами и заодно выполнить парочку Пасири-заказов. — Гонконские вафли? — Переспрашивает Сигма, чуть недоуменно склоняя голову в бок от нового странного названия в её лексиконе. При этом придерживая подругу за руку, чтобы она никуда ненароком не умчалась: потискать там, цыпленка, или закупиться очередными мармеладками в дорогущей торговой палатке.       Она поясняет: — Мм, это, короче, бачи, большая пушистая вафля, завернутая в форме кулечка и наполненная начинкой, бачи. — с трудом избегая слов-паразитов попыталась объяснить икенума, чуть покачивая рукой друга. — Кремовая начинка обычно. А еще там мороженка. И-и-и иногда ягоды, бачи. Может заменить целый завтрак. Тебе должно понравится, бачи. — отмечает Бачикин, и он хмыкает — раз уж говорит, что понравится, значит так и будет. — Звучит как еще один способ заработать диабет. — Засмеялся Сигукин, чувствуя, как его недовольно тянут и крепче хватают за руку, в итоге заставляя еще больше прыснуть смехом из-за очередной лекции о плюсах сладостей.       На самом деле ему очень нравилось слушать то, что рассказывает Бачикин. Не только о сладостях, хоть это и было её основной любимой темой, помимо оружия, но и в принципе обо всем. С её уст это всегда звучало интересно, да и её горящий энтузиазмом взгляд, проглядывавший сквозь солнцезащитные очки, завораживал.       Бачи, конечно, сама по себе была активной девушкой. Но именно в такие моменты можно было увидеть её настоящий восторг. Она начнет сладко щебетать о чем-то — и внутри невольно распускается что-то теплое, нежное, и лишь малость шипучее с её счастливого вида.       Сигма уже не помнит, как давно это начало с ним происходить, и как давно ему описывала что-то подобное Бачикин. Какая-то еще одна сладость, наверное. — Да я тебе говорю, за эту штуку многие поубивать друг друга готовы, лишь бы получить лишнюю порцию, бачи! — Закончила на подобной ноте свою защиту диплома сластены Бачикин, после поворачивая голову в сторону чьих-то возгласов: — Вот прям как те парни. — и она указала в сторону, откуда была видна драка каких-то людей.       Сигукин поднял голову, вглядевшись в указанную точку. Затем устало вздохнул, нехотя отпуская руку подруги, ранее переплетенные пальцами — вечно кому-то наровится прервать хороший момент и устроить разборки в мирных городках. — Доставай пушки. Похоже, до наших опять доебываются. — Заводя руку за спину, чтобы вытянуть косу, произнес Сигма.