Летаргия

Матвиенко сверился с навигатором, третий раз за дорогу перепроверяя адрес. Нужный дом возвышался прямо перед ним, теряясь в невзрачном ряду одинаковых многоэтажек. Приглушив мотор взятого напрокат автомобиля, Сергей с сомнением побарабанил пальцами по рулю. Нет, определенно, это была идиотская затея. Непрофессиональная, это раз. Небезопасная, это два. В конце концов, иррациональная и бессмысленная, как стучать по дереву и плевать через левое плечо. Но и разворачивать машину и ехать обратно в аэропорт тоже было, мягко говоря, странно. А потому, глухо выругавшись сквозь зубы и помянув весь сонм чертей разом, он вышел на тротуар. С побега Попова прошло чуть больше года. В ту же ночь Матвиенко поднял на уши всю полицию города, ориентировки были оперативно разосланы по стране. Журналисты, как коршуны, почуявшие запах тухлятины, слетелись к отделу, требуя подробности. Коллеги отбивались от них самостоятельно, решив не дергать подполковника, мрачного и напряженного, как всадник Апокалипсиса. Матвиенко глухо бросал приказы, составлял оперативный план действий, созванивался с постами ДПС и отделами полиции чуть ли не по всей области. Но в его действиях четко прослеживался автоматизм, выработанный за годы службы. Он говорил, отвечал на вопросы, но лицо оставалось неизменным, словно мыслями он был далеко не здесь. Даже взгляд, обычно цепкий и внимательный, равнодушно скользил по людям и бумагам, ни на чем толком не задерживаясь. Действительно, он осознавал бесполезность их действий, но показать это сослуживцам не смог бы никогда в жизни. Сергей был уверен, что они не найдут Арсения ни по ориентировкам, ни с помощью свидетелей. Вероятно, он изменил внешность, как только оказался на достаточно большом расстоянии от дома Матвиенко. А не пользоваться своими документами и кредитными картами у него уж точно ума хватит. Но подполковник, как заведенный механизм шкатулки, продолжал чеканить приказы, мечтая остаться в тишине и выпить чашку крепкого кофе. С коньяком. Целый год у него ушел на расследование, которое заняло целиком его время и мысли. Имя Попова, как какая-то особая метастаза, прокралось в мозг, полностью подчиняя себе сознание. И без того редкий сон и отдых сократились втрое, поглощенные лихорадочной деятельностью. Обнаружился Попов ни много ни мало в небольшом городишке на другом конце страны. Далеко успел ускакать, паршивец, ничего не скажешь. Найти Арсения ему удалось практически случайно: тот прокололся с походом в больницу, мучаясь больным зубом. Для Сергея маленький кариес стал настоящим подарком судьбы. Ведь во время досудебного разбирательства Попову, помимо стандартных процедур взятия отпечатков пальцев и образцов ДНК, сделали слепок челюсти. Вдвойне повезло, что ассистентка узнала беглого преступника, хоть и до последнего сомневалась в том, что это был он. По ее словам, ни цвет глаз, ни волос с фотографиями на ориентировках не совпадали. Но слишком уж похожими ей показались нос и линия челюсти приветливого пациента. Она отправила письмо по электронной почте, очень туманно обрисовав его схожесть и, видимо, до конца сомневаясь в своем решении. Матвиенко отреагировал моментально, попросив прислать ему рентген. Который, как оказалось, на сто процентов сходился со сделанным ранее слепком. Но проблема заключалась в другом. Он осознавал, что должен был тут же предупредить отдел и сообщить всем о долгожданной находке. Он прекрасно понимал, что в его обязанности входило связаться с опергруппой в том городе и только потом вылететь к дому преступника. Но он ничего из перечисленного не сделал. И да, он ненавидел себя за это. Когда-нибудь он ответит, прежде всего, самому себе, почему так поступил. Но явно не в этой жизни. Дома Попова не оказалось и, осторожно вскрыв хлипкий замок, Матвиенко проник внутрь. Квартирка выглядела ветхой и довольно убогой, хоть Арсений и попытался создать в ней привычный уют. На диване красовались стильные подушки, а на столе блестела новенькая посуда из толстого стекла. Но все же в двух тесных комнатках чувствовалось долгое отсутствие ремонта и запах старья, который не перебивался даже освежителем с запахом лаванды. Сергей осмотрелся. Арсений определенно успел обжиться, перекроив убитую хрущевку в личное убежище от внешнего мира. Мира, который его ненавидел и мечтал снова увидеть за решеткой. На стиральной машине в ванной обнаружился целый ящик с разнообразной косметикой и цветными линзами. Матвиенко невесело хмыкнул, представив, как тот тщательно рисует себе новое лицо, прежде чем выйти в магазин за хлебом. Побродив по комнатам еще немного, Сергей опустился в кресло, принимаясь ждать хозяина квартиры. Входная дверь щелкнула только спустя два часа, выводя его из задумчивости. В коридоре Арсений устало скинул с себя куртку и кроссовки, резким движением сдернув осточертевший за день парик. Вздохнув и выпрямившись, он поморщился, охнув от тупой боли, давившей на лоб. Весь день он провел на ногах, собирая по городу новые поддельные документы. Найти в городе нелегалов, промышлявших фальшивыми паспортами и снилсами, не составило труда. А вот договориться об адекватном способе их передачи оказалось в разы сложнее. И сейчас, вымотанный и выжатый до предела, он мечтал только о том, чтобы перекусить и завалиться с книгой в кровать. Но реальность припасла для него немного другие планы. Зайдя в комнату Арсений застыл и будто бы подавился воздухом. Сергей даже немного пожалел, что у него не было под рукой фотоаппарата. Потому что сбитый с толку Арсений, с приподнятыми бровями и приоткрытым ртом, был зрелищем уникальным. Как говориться, сюрприз удался. — Сергей Борисович! — очнувшись от первоначального шока, радостно воскликнул Арсений. В его голосе прозвенел такой восторг, словно бы он встретил старого друга, которого не надеялся больше увидеть. — Добрый вечер, Арсений, — негромко поздоровался тот в ответ. Он испытывал от встречи чуть меньший энтузиазм, хоть глаза его уже жадно впились в замершую фигуру Попова. Матвиенко отмечал про себя малейшие изменения: отросшие волосы, чуть вьющиеся на концах, очерченные мешки под глазами, ярче проступившую худобу ключиц и ребер. Бесконечные переезды и постоянная необходимость скрываться сделали его более собранным, замкнутым. В движениях стало меньше прежней расслабленности, на лице не играла шальная и беззаботная улыбка. И все равно перед ним стоял тот же Арсений, внутри оставшийся статично прежним, как и в первые дни допросов. — А как Вы…— видеть, как Попов растерянно переминается в дверном проеме, не отойдя от шока, было приятно. Матвиенко никогда бы не признал этого в слух, но пряное чувство власти помимо воли остро зашевелилось под ребрами. — Да вот так, — пожав плечами, ответил Матвиенко, медленно уложив обе руки на подлокотник. Несмотря на то, что Арсений выглядел довольным, почти что счастливым, подполковник ни на секунду не забывался и был на чеку. Попов мог напасть в любой момент, очнувшись от первоначального шока, после чего сбежать. И тогда, на другом конце страны в безликой квартире, тело Матвиенко найдут разве что спустя пару месяцев, когда характерные запахи начнут доходить до соседей, — Честно говоря, мы всем отделом хорошо попотели, прежде чем найти тебя. Я лично такого аврала на работе с начала нулевых не помню, — он хмыкнул, — Ты у меня отнял год жизни, Попов. — Извините, — с виноватым смешком отозвался Арсений, наконец, отмирая и проходя вглубь комнаты. Он легко опустился в кресло напротив, чуть подавшись вперед и сложив кисти рук на коленях. Сергей Борисович тут же вспомнил период допросов, когда Попов с точно таким же энтузиазмом тянулся через весь стол, отвечая на его вопросы, — Совсем не ожидал Вас здесь увидеть, — он усмехнулся, чуть опуская взгляд. Пушистые ресницы дрогнули, будто крылья потревоженного мотылька, — У меня даже нет ничего к чаю… Сделать Вам кофе? — В следующий раз, — качнув головой, Матвиенко отклонил предложение. Фраза была брошена скорее на автомате, не неся в себе никакого подтекста. Но Арсений, по-видимому, так не считал. В следующее мгновение его взгляд вспыхнул и замерцал чередой эмоций, будто новогодняя гирлянда, которую внезапно перемкнуло. — «В следующий раз»? — уголки его губ заломились в лукавую усмешку, а брови поползли вверх, — Значит, будет еще и следующий раз? Сергей Борисович поборол в себе импульсивное желание закатить глаза. В который раз он обругал себя за глупый, нет, попросту идиотский поступок. Какого, спрашивается, черта, ему пришло в голову тащиться сюда одному? Какого черта он сейчас сидит и мило беседует с этим психопатом, вместо того, чтобы заломить его руки и отправить в ближайшее отделение полиции? Окинув ерзающего в кресле Арсения еще одним нечитаемым взглядом, он стиснул зубы. А действительно, хотел бы он этого? Отыскать — да, определенно. А бросить в колонию без возможности когда-либо выйти на свободу?.. — Будь добр, не цепляйся к словам, — одернул он его, возвращаясь к прерванному диалогу, — Лучше расскажи, как тебя, такого смышлёного, угораздило так глупо проколоться? — Так а где же я прокололся? — самодовольно хмыкнул Арсений, закинув ногу на ногу. Но по напрягшимся плечам и раздувающимся от тяжелого дыхания ноздрям Матвиенко понял, что тому действительно интересно. Он не понимал, где совершил ошибку и, разумеется, нервничал из-за этого. Не только потому, что его нашли, это проблема вторичная. А потому, что в его идеальный план пробралась червоточина, разрушившая непоколебимый фундамент башни, что он вокруг себя возводил. — Как зубы? — ответил вопросом на вопрос Сергей Борисович, — Вылечил? Арсению понадобилось несколько секунд, чтобы обработать и осмыслить услышанное. Но вот недоумение на его лице сменилось осознанием, а затем, глубоким разочарованием. — О боги, нет, — с горестной интонацией протянул он, от досады и злости на себя стукнув ладонью по подлокотнику, — Из-за такой мелочи!.. — Забыл, что мы делали слепок твоей челюсти? — снисходительно хмыкнул он. Арсений понуро кивнул, — Вот забывчивость и вышла тебе боком. Арсений коротко простонал, плескаясь в жгучих волнах собственной злости. Он чувствовал себя эквилибристом, сорвавшимся с натянутого под потолком троса из-за пылинки, попавшей в глаз. Казалось бы, такой пустяк, ничего не значащий поход к врачу, и вот на следующий день под дверью оказываются твои преследователи. А ведь Арсений с детства был уверен в том, что в прятках равных ему нет. Стоило ему забраться в шкаф между старых коробок или залезть на самую высокую ветку дерева, и его не могли найти несколько часов подряд. Он обожал, когда сверстники, расстроенные неудачей, громко признавались в проигрыше и просили выйти из укрытия. — Ладно, а я уж было подумал, что у вас в отделении научились работать, — ехидно заметил он, барабаня пальцами по подлокотнику. Матвиенко мысленно отметил, что за год у того нервных жестов только прибавилось. Если раньше его неусидчивость не особо бросалась в глаза, то сейчас дерганность и непроизвольные движения усилились втрое. Руки Арсения будто жили отдельной жизнью, не желая подчиняться своему хозяину. Он постоянно трогал ладони и пальцы, успокаивающе потирая или сжимая их, теребил оторвавшийся кусок обивки на кресле и колупал ее ногтями. Видимо, за это время нервы у Попова стали совсем ни к черту, и неизвестно, во что опять выльется его психоз. — Скольких ты убил за этот год? — в лоб спросил Сергей, решив не оттягивать главный вопрос, который он хотел задать еще в начале беседы. Ему действительно было важно узнать, скольких ему не удалось сберечь за время, что они искали Арсения. Но тот только пожал плечами, медленно покачав головой. Матвиенко начал терять терпение, — Что? Не помнишь или не считал? Нормально отвечай словами! — А что Вы на меня голос повышаете? — Арсений даже отпрянул от обиды, хмуро глядя на подполковника исподлобья и глухо проворчал, — Нисколько, если Вам так интересно. — Правда? — Сергей услышанному не поверил. Он ставил на одного, а то и на двух. Но что Арсений сам уйдет «в завязку» стало для него абсолютной неожиданностью. Если, конечно, он не пытается юлить и врать. — Разве я Вам когда-нибудь врал, Сергей Борисович? — со сладкой улыбкой поинтересовался Арсений, отвечая ему почти влюбленным взглядом, — Честное пионерское! Даже пальцем никого не тронул, — он снова подался вперед, — Я молодец, да? — На комплименты напрашиваешься? — Матвиенко дернул бровью, отгораживаясь от него железобетонными блоками равнодушия и выдержки. Арсений досадливо подался назад, проглотив кислый ком из неоправдавшихся ожиданий. Хоть бы раз подполковник ответил на его провокацию, хоть бы раз подарил ему крошечную возможность насладиться реакцией. Но из раза в раз Арсений бился о глухую стену, разбивая в кровь желания, плотно засевшие в голове. — И что, даже ни разу не хотелось? — уточнил Сергей, прекрасно замечая затухающие огоньки азартного блеска, плескавшиеся в его глазах. — Ну… Хотелось, — немного подумав, все же признался Арсений, — Особенно в последнее время. В последние два-три месяца… Но, как видите, я делаю успехи, — с натянутой улыбкой закончил он. В детстве у Арсения была игра: вечерами, когда родители уходили в магазин или отвлекались на просмотр новостей, он тайком пробирался на балкон с полными карманами заранее собранных камешков или скатанных в шар газетных листов. Последние плохо подходили на роль снарядов, но он придавал им веса, заворачивая во внутрь куски пластилина или ненужные детали конструктора. Стоило неосторожному прохожему пройти мимо их подъезда, и самодельные ядра вмиг достигали цели, метко врезаясь в затылок. Но все, что они могли заметить, это юркнувшую вниз темную макушку. Арсений, тяжело дыша и закрывая рот обеими ладонями, принимался выжидать, дрожа от переизбытка адреналина. Когда сдавленная ругань под окнами стихала, он осторожно выглядывал наружу, и вскоре игра повторялась. Он получал острое удовольствие от вседозволенности и безнаказанности, воображая себя снайпером в засаде или средневековым лучником на башне. Так продолжалось до тех пор, пока в их дверь не постучались недовольные соседи по подъезду. В тот вечер Арсений спал на животе, давясь слезами боли и вселенской обиды. — Дай угадаю, — вкрадчиво проговорил Сергей, заставляя Арсения сконцентрироваться на последующих словах, — Позывы вернулись, как только ты достаточно обосновался в этой квартире и хорошо изучил район. Они возникают в тебе против воли, иногда как вспышка или бесконтрольное желание где-то на уровне подсознания, — Попов заметно вытянулся, с жадным вниманием слушая его предположения, — Но при этом внутри тебя сейчас находится как будто бы стоп-кран, не позволяющий что-либо с этими желаниями сделать. И в итоге ты чувствуешь себя, как на американских горках: сначала импульс нарастает, достигает пика, но потом резко обрывается и оставляет ощущение пустоты или неудовлетворенности. Возможно, даже депрессивное состояние, — закончив, Матвиенко опустил подбородок, глядя на него, как доктор на нового пациента, — Я в чем-нибудь ошибся? — Ни в чем, — со смесью удивления и восхищения выдохнул Арсений, — Умеете читать мысли, подполковник? — Нет, просто хорошо знаю таких, как ты, — ответил он, и очередная фраза снова подействовала на Попова, как волнорез на шумный поток воды. — Таких, как я, — разочарованно цокнув языком, повторил Арсений, — Понятно. Давайте теперь в ясновидящего поиграю я. Можно? — он оскалился и, дождавшись, пока Матвиенко сдержанно кивнет, продолжил, — Под «такими, как я» Вы имеете в виду психов, которым не место в нормальном, — с ядом растянул он, — обществе. И, конечно же, «таких, как я» от этого самого общества необходимо изолировать, желательно до конца дней. И сейчас было бы как нельзя кстати, если бы за дверями дежурил ОМОН или хотя бы парочка местных участковых. Но вот незадача, — он закусил губу, специально делая паузу, будто актер драматического театра на премьере. Матвиенко с трудом сдержал себя, чтобы не вздохнуть тяжело и раздраженно. Уж сцена по Арсению плачет кислотными слезами. Он до сих пор помнил его выкрутасы в суде и перекошенные лица судьи и прокурора, доведенных его выходками до белого каления. Он и сам тогда едва выносил ехидные уколы, которые сыпались из Попова, как из рога изобилия. Бедные родственники жертв чуть было не устроили тогда суд Линча, только чудом не разорвав его на куски. Да и остальные, казалось, были в паре шагов от того, чтобы присоединиться к ним, — Никто сюда приехать не должен. Вы ведь не вызывали подкрепление, правда? — с придыханием закончил Арсений, жадно блестя словно бы стеклянными глазами-бусинами. Они слабо и влажно мерцали в неприятном желтоватом свете люстры, размывающем контуры фигур. Такой свет больно давил на глаза, будто окутывая предметы маслянистой пленкой, из-за чего приходилось лишний раз напрягать зрение. «Догадался, гаденыш», — с недовольством заметил про себя Матвиенко, и только кивнул в подтверждение его слов. А толку скрывать, если сюда действительно никто не планировал заявляться? Арсений довольно вытянулся в кресле, будто бы отпуская внутри себя невидимую пружину. Он, наконец, позволил полностью захватить ум мыслям о том, что Сергей Борисович здесь и сейчас находится на его территории, совершенно один. Надо же, какая роскошь! Подполковник, собственной персоной, безоружный и запертый в его квартире. О таком Арсений, признаться, мечтал с момента их первой встречи. Исход фантазии зависел от его настроения и состояния, но центральным сюжетом всегда служило связывание и удушение. Иногда подполковник в воображении Арсения приходил в себя, и игра продолжалась. Но чаще всего его глаза закатывались, а губы приобретали насыщенно сливовый оттенок. Голова безвольно откидывалась назад, и Арсений мог срезать с шеи туго накинутую удавку. Подобные фантазии он мог прокручивать в голове часами, каждый раз добавляя новые детали. Нет, он совсем не хотел убить Матвиенко в реальности, не допускал и малейшей возможности превратить воображаемые сцены в действительные. Но менее приятными и навязчивыми мысли от того быть не переставали, и сейчас Арсений ощущал странное подобие дежавю. — Прекращай так самодовольно улыбаться, — голос Матвиенко выдернул его из мечтательной дымки, — Если я пришел сюда один, это не означает, что в будущем ты не будешь задержан и отправлен обратно в тюрьму. — Серьезно? — издевательски уточнил Арсений, разозленный, что его оторвали от созерцания воображаемых конвульсий подполковника, — И что же Вы планируете делать дальше? Придумали для меня что-то особенное? — Да нет, просто пришел поговорить, — отозвался Матвиенко, усилием воли заставив себя не двигаться, когда Арсений плавным движением сполз на край кресла, бессовестно вторгаясь в его личное пространство. — О чем? — Попов сцепил руки в замок, сжимая их так сильно, что пальцы оставили бледные следы на тыльной стороне ладони. Он улыбался умиленной улыбкой, чуть склонив голову в бок, напоминая ребенка, которому пообещали интересную сказку на ночь. — О том, что ты планируешь делать дальше, — Матвиенко расставил локти шире, опершись ими на подлокотники, расправляя задеревеневшие после долгой поездки за рулем плечи, — Ты ведь совсем не глупый, должен понимать, что долго так продолжаться не будет. Рано или поздно тебя узнают по ориентировкам. Даже твои парики и краска не спасут, поверь мне. — Охотно верю, — отмахнулся Арсений, переводя скучающий взгляд с лица подполковника на его предплечья, — Могу себе представить, как какая-нибудь особо бдительная старушка узнает мое лицо в очереди в «Пятерочке», — он хмыкнул, — К чему Вы ведете? Матвиенко на секунду представил, какая каша сейчас находится в голове этого человека. Загнанного куда-то на отшиб, как зараженного бешенством зверя, закованного в собственные больные фантазии. Пусть Сергей самолично вел его дело, раз за разом перечитывая заключения трижды именитых психиатров, поверить во вменяемость Арсения у него никак не получалось. На мгновение он сбился с мысли и задумался, а уж не пытается ли таким образом оправдать его? — Тебе нужно самому сдаться в полицию. Потому что чем дальше ты с этим тянешь и играешь в гребанные кошки-мышки, тем хуже для тебя же. Арсений поперхнулся от услышанных слов. Он вскинул брови и посмотрел на Матвиенко так, будто тот совсем выжил из ума и несет откровенный бред. — Интересное предложение, — поджав губы в притворной озабоченности, ответил он, — Я подумаю над ним в свободное время, — резко прекратив разыгрывать сцену, он покосился в его сторону, — Сергей Борисович, ну Вы серьезно? — Вполне, — Матвиенко подавил поднимающуюся в груди волну непонятного чувства, название которому он не мог дать. Жалость? Искреннее желание помочь? Банальный недосып и усталость от сложившейся ситуации? Играть в игру «сам себе психолог» Сергей никогда не умел, а потому отодвинул чужеродные ощущения, как отодвигают ненужный хлам подальше на антресоль, — В твоем положении это будет наилучшим вариантом. Так хотя бы у тебя получится выбить более-менее нормальные условия до суда, а там, если получится, списать случившееся на особое психологическое состояние. — Сергей Борисович, — прервал его Арсений, — Я очень ценю Ваши советы и, может, какими-нибудь из них однажды воспользуюсь… Но не в этот раз, сами понимаете. Кстати… Как там мой подарок? Он Вам понравился? — он состроил горделивую гримасу, — Я, между прочим, целый день над ним старался. — Какой? — на секунду задумавшись, Матвиенко понятливо кивнул, — А, ты про альбом…— он хмыкнул, — Он лежит у меня в кабинете в первом ящике стола. Время от времени перелистываю в обеденные перерывы. — Рад, что Вам понравилось, — Арсений, кажется, засиял от его слов. В его голову вязким туманом начали проникать образы, запечатленные в блокноте. Видимо, что-то такое промелькнуло и в его лице, потому что Матвиенко помрачнел еще сильнее, следя за каждым его жестом. Вот только марево в черепной коробке было уже не остановить и, задумавшись на несколько секунд, Арсений решил действовать. Слишком сильно хотелось нарушить эту оцепеневшую тишину и снова поколебать осточертевшее спокойствие подполковника. Разумеется, он не планировал навредить ему… сильно. Немного отклонив корпус вбок, он сделал резкий выпад, будто бы намереваясь напасть. Но Матвиенко будто предугадал желание и, молниеносно уклонившись, перехватил его руки, заломив их за спину. Повалив Попова на пол, он прижал его голову к ковру, поставив колено на поясницу. Арсений сдавленно охнул, ощущая на себе вес его тела. Несколько секунд они провели в полной неподвижности. Арсений окончательно потерял связь с реальностью, плавая в мире тактильных ощущений, а Сергей не спешил его отпускать, строго зафиксировав под собой. — И что ты опять творишь? — процедил Матвиенко, сильнее стискивая его запястья. Арсений зажмурился, чувствуя табун мурашек на коже. Его немного потряхивало от напряжения, от собственной беспомощной позы и ощущения чужих ладоней, которые сейчас вполне могли выдернуть руки из плечевых суставов. — Остыньте, подполковник, — выдохнул он, пытаясь приподнять голову от пыльного ковра, — Это всего лишь небольшая шутка, — он чуть поерзал под ним и, поняв, что оказался полностью обездвижен, поинтересовался, — Может, слезете с меня? — А кто мне даст гарантию, что ты сейчас не представляешь опасность? — не без иронии в голосе спросил Сергей, но хватку немного ослабил. — Вы же сами прекрасно знаете, для Вас я никогда не был опасен, — рвано вздохнув и поморщившись от запаха старого ворса, Арсений добавил, — Ладно-ладно, сдаюсь. Отпустите меня на кухню умыться? А то, кажется, я собрал на лице всю плесень, цветущую здесь со времен товарища Хрущева. Матвиенко молча разжал ладони, позволяя ему подняться на ноги. Вернувшись обратно в кресло, подполковник жестом показал Арсению, что тот может идти. Сворачивая в тускло освещенный закуток, выполнявший роль кухни, Попов продолжал чувствовать спиной его пронизывающий взгляд. Щелкнув выключателем, Арсений как можно тише подкрался к окну, осматривая стены и карниз. В теории, он мог забраться на крышу, благо, этаж был последним. Его роста должно хватить на то, чтобы зацепиться за край крыши и подтянуться вверх… Вот только хлипкий скрипучий подоконник доверия не вызывал, как и расстояние до земли в четыре этажа. Может, в случае неудачи он и останется жив, но лететь придется явно долго. Втянув воздух сквозь сжатые губы, Арсений включил воду в раковине на полную мощность, стараясь как можно тише открыть створку окна. Та, будто назло, тонко всхлипнула, но поддалась без проблем. Вспомнив все дешевые боевики, что он смотрел в детстве по телевизору, Арсений забрался на подоконник, каждые несколько секунд оглядываясь через плечо. Он искренне надеялся, что дальновидность подполковника отключится на ближайшие три минуты. Асфальт внизу показался бесконечно далеким, будто его с Арсением разделяло как минимум пара километров. Сжав губы и усилием воли заставив себя успокоиться, он повернулся к улице спиной. Изо всех сил зацепившись за перекрытия крыши, ловко вскарабкался наверх, отталкиваясь ногами от выбоин в кирпичной стене. Оказавшись наверху, Арсений поскорее откатился от края, неловко вставая на ватные ноги. В глазах потемнело от чрезмерных усилий и, чего уж скрывать, животного страха, отдававшегося в груди гулким стуком. Упершись руками в колени, он дал себе короткую передышку, чтобы восстановить дыхание и прийти в себя. В конце концов, не в его возрасте заниматься подобной акробатикой… Во дворе замигали ядовито-синим цветом мигалки, множась отблесками в окнах соседних домов. Послышались хлопки автомобильных дверей. Определенно, он недооценил дальновидность подполковника, который успел-таки вызвать подмогу, пока тот возился с окном на кухне. Арсений азартно улыбнулся. В этот раз один-один.