***
Сбежать из тюрьмы оказалось гораздо проще, чем ему представлялось. Правда, все пошло не по плану с самого начала, но умением импровизировать Арсений гордился с ранних лет. В тот день он с самого утра принялся жаловаться на резкую боль в животе, несколько раз отказываясь от посещения медкабинета. Спустя несколько часов, когда мимо камеры проходили охранники, Попов, демонстративно держась за живот, притворно потерял сознание. Насторожившись, охранники вызвали смотрителя, которого припадок Арсения вовсе не впечатлил. За двадцать лет работы в тюрьме ему довелось увидеть вещи куда более запоминающиеся, чем бледнеющий от боли заключенный. Но Арсений продолжал упорно изображать умирающего в судорогах, и смотритель все же отправил его к врачу. По дороге в медпункт Арсений еще несколько раз сползал на пол, закатывая глаза и хрипя. — Только попробуй сдохнуть в мою смену, поганец, — процедил сквозь зубы смотритель и дернул его за шиворот рубашки, ставя на подкашивающиеся ноги. — Слушаюсь и повинуюсь, — просипел Арсений, криво усмехнувшись. Мужчина на колкость только выругался, продолжая волоком тащить его по коридору. В медкабинете пахло хлоркой и ацетоном, спертый воздух настолько пропитался медикаментозным ароматом, что от него тяжелела голова и кололо в носу. Врач, осматривавший Арсения, долго хмурился, нажимая холодными пальцами в латексных перчатках ему на живот. Спрашивал про хронические болезни и аллергии, хмыкал, и продолжал давить. В какой-то момент Арсению показалось, что таким способом доктор пытается прощупать сразу его внутренности. Попов лежал на кушетке, поглядывая то на доктора, то на застывших у дверей охранников. Кабинет представлял собой коморку, в которой едва могло разойтись три-четыре человека. Но хотя бы радовал тот факт, что находились они на первом этаже, а от выхода во внутренний двор их разделяло два поворота. И тут врач решил нарушить все его планы, стянув перчатки и принявшись что-то записывать в журнал: — Думаю, это может быть язва, — пробормотал он, низко склонившись над столом, — Нужна госпитализация. Сейчас я вызову скорую, Вас срочно надо обследовать по-человечески. Иначе, если она прорвется, то будет поздно. — А может, не надо? — С надеждой в голосе спросил Арсений, неосознанно схватившись рукой за край кушетки. Доктор оценил его жест как очередной приступ и строго покачал головой: — В этом случае я обязан передать Вас в больницу. Даже если ситуация не критическая, консультация специалиста не помешает. Иначе с местным рационом Вы себе желудок посадите в ближайший месяц. Арсений стиснул зубы, лихорадочно соображая. Его выведут за пределы тюрьмы, что было ему только на руку. Но вот наручники и охрана, видимо, тоже будут идти в комплекте. Решив пойти ва-банк, он согласно кивнул, цепким взглядом наблюдая за доктором, набиравшим номер неотложки. Ждать скорую пришлось часа два: фельдшеры нисколько не спешили к заключенному, поставив в список приоритетов пациентов без криминальных «особенностей». Арсения посадили на стул у стены, приказав ждать машину. Ему уже осточертело корчить из себя страдальца, но другого выхода не было, и он то и дело протяжно вздыхал, хватаясь за живот и покачиваясь вперед-назад. Наконец, приехала скорая; фельдшеры всем своим видом показывали, что в иной ситуации они бы на вызов и не приехали. Но, так как работа и закон обязывают, они вынуждены находиться здесь. Арсений встретил их презрительным молчанием, передав инициативу разговора тюремному доктору. Тот вкратце рассказал о симптомах и изложил собственные предположения. Фельдшеры равнодушно покивали, не особо вслушиваясь в его слова, и отрывисто попросили отвести Арсения к карете скорой. Охранники, лениво привалившиеся к стене, будто вышли из анабиоза, одновременно надвигаясь на Арсения. Попов мученически вздохнул и протянул запястья. Наручники, нещадно натиравшие кожу, сомкнулись с неприятным клацаньем. План стремительно проваливался, а герои пьесы множились на глазах, внося коррективы в его идеальную линию повествования. Арсений поплелся к машине, чувствуя, как в мозгу с бешеной скоростью заработал адский механизм, генерируя новую тактику. Сейчас у него права на ошибку не будет, и надо воспользоваться шансом, каким бы призрачным он не казался. Как только они отъехали на достаточное расстояние от тюремного корпуса, и за окном показался безрадостный пейзаж из пустырей, Арсений мысленно нажал «пуск» в своей голове. Повернувшись на кушетке на бок, он подтянул ноги к груди, свернувшись в калачик. Отогнув край брючины, он достал острую пластину, которую предварительно вынул из браслета, принесенного Антоном. — Вы в порядке? — Скорее для протокола поинтересовался фельдшер, ехавший с ним в одном отсеке. Помимо него здесь же сидел охранник, благо, в больницу с Поповым отправили только одного. Водитель и медбрат находились в кабине, отделенной от основной части. Физической силой или боевыми навыками Арсений никогда не отличался, и образовавшаяся ситуация его ничуть не радовала. Но выбора не было, поэтому он сдавленно простонал, сильнее сворачиваясь в калачик. — Опять живот? — Менее безразлично спросил фельдшер, — Повернитесь на спину. Он ухватился за плечо Арсения, чтобы уложить его обратно, но тот лишь ближе притянул колени ко лбу. Парень в белом халате выглядел субтильным и чахлым, чего точно нельзя было сказать об охраннике. А значит, его стоит поставить в списке приоритетов на первое место. Арсений резким движением сбросил руку фельдшера с плеча, полузадушенно захрипев. — Помогите мне его повернуть, — после очередной безрезультатной попытки попросил парень, обратившись к охраннику. Мужчина молча кивнул и склонился над скрюченным Поповым. Дождавшись, пока его лицо окажется совсем близко, Арсений вскинул зажатую в руке пластину. Острие вошло аккурат в сонную артерию на добрых шесть сантиметров. Арсений дернул кистью, вспарывая кожу и расширяя границы раны. Кровь, полившаяся на него, была настолько ярко-красной, будто в нее подмешали акриловую краску. На несколько секунд глаза охранника расфокусировались, бессмысленно смотря перед собой. Потом он схватился за шею, издавая булькающие звуки, и свалился на пол. Алые потоки расплескивались по белой обивке, заливая рубашку мужчины и пачкая собой оборудование. Арсений перекатился на кушетке, рванув к застывшему от ужаса фельдшеру. Лицо парня стремительно побелело, слившись по тону с тканью халата. Руки его затряслись, а нижняя губа задрожала, будто он не был до конца уверен, начинать ли ему рыдать или нет. Арсений занес пластину для удара, но фельдшер вовремя очнулся, выставив перед собой руки в защитном жесте. Повалив его на пол, Попов навис сверху, несколько раз ударив его по лицу. Но парнишка отчаянно хватался за жизнь и молотил кулаками по воздуху, не давая даже приблизиться к себе. Испачканное в крови охранника оружие постоянно выскальзывала из пальцев, что дико мешало и злило Попова. Зарычав, Арсений подскочил на ноги, принимаясь наносить удары ногами по лицу и голове фельдшера. Парень изо всех сил старался уворачиваться, но узкое пространство автомобиля не позволяло этого сделать. К счастью и большой удачи Попова, он не додумался закричать и позвать на помощь коллег. В конце концов, Арсений точным ударом ботинка пнул его в висок. Парень разом обмяк, потеряв координацию. Все еще находясь в сознании, он обхватил голову ладонями, на голых инстинктах пытаясь принять безопасную позу. Арсений наклонился и стиснул его голову в своих руках. Быстрым точным движением он дернул ее вверх и вбок; послышался влажный хруст переломанных костей. Облегченно вздохнув, он дал себе несколько секунд отдыха. Затем пошарил по карманам охранника и, выудив маленький ключ, отстегнул наручники. Блаженно замычав, Арсений растер покрасневшие запястья, наслаждаясь свободой, после чего несколько раз постучал кулаком по перегородке, отделявшей его от кабины водителя. Теперь — оставшихся двоих по той же схеме. Машина затормозила, и через несколько секунд послышался визг отодвигаемой дверцы. Приготовившись, Арсений задержал дыхание.***
После освобождения Арсений направился прямиком к тайнику, который организовал незадолго до своей поимки. Большой целлофановый пакет был зарыт в перелеске за чертой города, терпеливо дожидаясь своего хозяина. В нем Арсений оставил вещи, которые понадобятся ему в первые дни побега: чужие документы, украденные с работы, наличность, одежда и запас париков, косметики и грима. Как бы он не любил свое лицо, светить им сейчас было противопоказано. В мотеле, где он нашел временную обитель, ярко накрашенного мужчину в парике и на каблуках, вероятно, приняли за проститута. Но, так как контингент постояльцев в любом случае не отличался адекватностью, администрация не обратила на это особого внимания. Арсений чертыхнулся, пытаясь ровно наклеить искусственные брови светлого оттенка. Этим вечером его ждет гранд-финал, но сначала необходимо разобраться с неоконченными делами. Завершив приготовления, Арсений критично рассмотрел свое отражение, выискивая малейшие недостатки в образе. Из зеркала на него смотрел совершенно другой человек, чьи золотистые волосы падали на плечи, а зеленые глаза приковывали взгляд. Над губой белой полоской проходил фейковый шрам. На носу благодаря гриму появилась харизматичная горбинка, полностью изменившая черты лица. Оставшись полностью удовлетворенным внешним видом, Арсений накинул безразмерную толстовку серого цвета. От украшений и сумок, по которым его будет легче запомнить, он отказался. Последний раз проверив грим и парик, он запер дверь, незаметно проскочив мимо стойки регистрации. Подходить к полицейскому участку, в котором он провел так много времени, было противно и волнительно одновременно. Арсений сразу вспомнил хмурые неприветливые лица и папки с документами, кавалькадой проносившиеся мимо него на протяжении недель. Раннее утро придало зданию пустой и заброшенный вид, лишая его всякой индивидуальности. Серый кусок бетона массивной глыбой выступал на фоне дымчато-сизого неба. Усмехнувшись, Арсений задумался о том, как же здешние работники не сходят с ума от созерцания подобного пейзажа изо дня в день. Не переходя дорогу, он остался ждать у перекрестка, внимательно наблюдая за сонными прохожими, спешившими на работу. Скоро здесь должен пройти его старый знакомый, чей график Арсений успел досконально изучить. И действительно, минута в минуту, будто часовой, из-за угла появился Олег Евгеньевич, держа кожаный портфель в одной руке и бумажный стаканчик с кофе в другой. Он чуть наклонил голову, тяжелым взглядом буравя дорогу перед собой. Со стороны могло показаться, что он идет против сильного урагана, хотя в действительности не было даже намека на ветер. Арсений качнулся вперед, приходя в движение и вальяжной походкой приближаясь к нему. Их разделял малолюдный перекресток с бесконечным потоком автомобилей, которые отрывисто двигались по дороге, чтобы через каждые несколько метров встать в очередную пробку. Дождавшись зеленого сигнала, Попов стал переходить дорогу, зажимая в кармане шприц с раствором стрихнина, который он нелегально приобрел на черном рынке. Поравнявшись с Олегом, он сделал вид, будто зацепился ногой о его ботинок и вот-вот упадет на асфальт. Схватившись за плечо опешившего мужчины, Арсений вонзил шприц ему в живот. Тонкая игла легко прошла сквозь ткань рубашки, и он нажал на клапан, вводя мутно-белую жидкость внутрь. — Какого?! — Громко вскрикнул Олег, хватая его за руку. Он не мог понять, что произошло, и почему он чувствует странное жжение в месте, где находился кулак незнакомца. — Сладких снов, мой хороший, — прошипел Арсений и, оттолкнув его от себя, быстрым шагом скрылся за поворотом. Смешавшись с толпой и убедившись в отсутствии погони, он накинул на голову капюшон, сворачивая во дворы. Как бы ему не хотелось понаблюдать за мучениями Олега, позволить себе подобную роскошь он не мог. К тому же сейчас в любом случае смотреть было не на что. Яд начнет действовать только через полчаса, а затем придут судороги и невыносимая боль. Арсений прокручивал в голове картинку, в которой Олег падает на пол и, издавая нечеловеческие звуки, дергается в припадке прямо посреди коридора. Смакуя каждую подробность, он представлял, как тот задыхается, отплевывая кровь и пену, тщетно зовя на помощь врачей. По коже прошлись легкие мурашки, и Арсений улыбнулся, нехотя покидая разошедшееся воображение. С делами покончено, теперь можно было переходить к основному блюду. Арсений вернулся в мотель и смыл с себя грим. Не хотелось использовать чужое лицо при таком личном разговоре. Мельком взглянув на часы, он разочарованно застонал, поджимая губы. Стрелка показывала начало девятого утра, впереди — целый день. Пятнадцать часов, отделявшие его от последнего пункта его списка, показались ему бездонной пропастью. В номере не было ни телевизора, ни книг, а выходить в Интернет ему сейчас было крайне нежелательно. Арсений тоскливо осмотрел комнату в надежде подыскать себе занятие, которое сможет отвлечь его до вечера. Но голые стены и обшарпанная мебель с протертой обивкой хранили молчание, не в силах предложить ничего стоящего. Заметив на столе блокнот, оставленный предыдущим постояльцем, он заметно оживился. В голову пришла блестящая идея, и Арсений, забрав вещицу, упал на кровать. В подростковом возрасте он несколько месяцев был одержим мыслью стать художником. Разумеется, его концентрации хватило только на глупое чириканье зарисовок на полях тетрадей. Но почему бы хоть косвенно не закрыть старый гештальт? К вечеру блокнот оказался полностью заполнен набросками. И пусть их уровень нельзя было назвать даже средним, Арсений остался доволен работой. Встав с кровати, он сдавленно охнул, когда суставы защелкали по всему телу. Оказалось, он просидел в одной позе почти весь день, совершенно позабыв о времени. Судорожно сверив часы, он расслабился: нет, не опоздал. За окном потемнело, а значит, пора было собираться. Дом подполковника Матвиенко находился в частном секторе с аккуратными переулками и клумбами на участках. Сергей, только что вернувшийся со смены, умылся в ванной и переоделся в домашнюю футболку. Есть не хотелось, потому он решил не откладывать сон, дефицит которого сказывался на его настроении и самочувствии. Работы в последние несколько недель значительно прибавилось, и подполковник чувствовал себя как никогда вымотанным. Эпопея со сбежавшим маньяком набирала обороты с сумасшедшей скоростью, став главной новостью города, и без того окрещенного ехидными комментаторами Расчленинградом. Когда Арсений попал в тюрьму, Сергей почти расслабился и поставил рядом с делом галочку «выполнено». Но чертов Попов опять внес коррективы в его планы, перепутав в уравнении все известные и неизвестные местами. Выключив в ванной свет и проверив, заперт ли замок на входной двери, Сергей поплелся в спальню, мечтая о шести часах крепкого сна. По коже поползли странные беспокойные мурашки, а тело напряглось в ожидании. Рационально идентифицировать их природу Матвиенко не мог, но интуиция еще ни разу его не подводила. Он замер перед дверью комнаты, чутко вслушиваясь в тишину дома. Посторонних звуков не было, но он готов был поклясться собственным званием, что слышал приглушенные шаги. Стараясь не производить лишнего шума, он прокрался на кухню, где была спрятана бита. Поудобнее перехватив ее, он вернулся к спальне и осторожно толкнул дверцу. В непроглядной темноте, которую едва разбавлял свет из коридора, невозможно было увидеть что-либо, и Матвиенко сделал несколько пружинистых шагов вперед. Держа наготове биту, Сергей щелкнул выключателем. — Можете положить ее на место, она все равно Вам сейчас не поможет, — раздался знакомый голос со стороны окна, и Матвиенко молниеносно отскочил назад, занеся оружие над головой. Присев на подоконник, Арсений вскинул руку с пистолетом, не скрывая предвкушающей полуулыбки. — Что ты здесь делаешь? — Заметив снятый с предохранителя огнестрел, Матвиенко опустил биту, оценивая ситуацию. На реакцию он никогда не жаловался, но вряд ли он успеет вырубить Попова с такого расстояния за несколько секунд. — Захотелось навестить Вас перед отъездом, — ответил он, наслаждаясь растерянным видом подполковника, — Сами понимаете, остаться в городе мне не получится. Придется подыскать другое место, где атмосфера будет… поспокойнее. — Олег утром попал в больницу, — льдом, веявшим от голоса Сергея, можно было заморозить континент, — Твоих рук дело? -Ну а чьих еще? — Арсений заговорчески подмигнул ему, — Кстати, как он? — Скончался в двенадцать пятнадцать в реанимации. — Как жаль, — поджав губы в притворной скорби, подытожил Попов, — А тот мальчик, который постоянно вокруг Вас вился? Такой замечательный, старательный. Знаете, он ведь так сильно мне помог, передадите ему мои слова благодарности? Я бы передал их лично, но все времени не хватает заглянуть на огонек. Я ведь и так ради Вас очень сильно задержался. — Антон уволен твоими стараниями, — отчеканил Сергей. Расслабленная поза Арсения, его уверенный и дружелюбный тон бесили его, выводили из себя. Хотелось скрутить его и превратить смазливое лицо в кровавое месиво. Матвиенко пораженно моргнул. Жаркое марево схлынуло так же быстро, как и накрыло. Он никогда не замечал за собой подобных приступов агрессии, предпочитая любую эмоцию держать на коротком поводке. Арсений будто бы заметил в нем перемену, с любопытством вглядываясь в глубину его зрачков. — Обидно, перспективный, наверно, был парень, — вернулся он к теме разговора, чуть отклонив голову назад. Дуло пистолета стало едва заметно покачиваться из стороны в сторону, вероятно, рука устала находиться в статичном положении. — Долго еще тянуть будешь? — Поинтересовался Сергей, прикидывая дальнейшее развитие событий. Есть маленький шанс, что он успеет спрятаться за дверью, если Арсений все-таки выстрелит. Но, даже если Матвиенко получится увернуться от пули, узкое пространство коридора не позволит быстро укрыться от новых выстрелов. — Тянуть с чем? — Уточнил Арсений, чуть ерзая на подоконнике. Он ощущал несравнимый кайф от уязвимости подполковника, упиваясь своей властью над ним. Особенную прелесть моменту добавляло осознание того, что вряд ли кто-то из окружающих мог лицезреть такого Сергея Борисовича. Нет, это было позволено только ему, Арсению. И Попов чувствовал от подобных мыслей почти физическую дрожь. — Ты же пришел сюда застрелить меня, — вернул его в реальность голос Сергея, — Разве нет? — Что? — Арсений удивленно заморгал, — Нет, конечно! У меня и мысли не было убивать Вас. — Тогда для чего ты пришел? — Не знаю, — честно признался он, пожимая плечами, — Наверно, захотелось посмотреть на Вас в неформальной обстановке, поговорить. А то во время суда Вы на меня даже не посмотрели ни разу. — А тебе бы этого хотелось? — В тоне Сергея появилась тонкая насмешка, в лице мелькнула снисходительность, которую так часто Арсений видел во время допросов. — А может, и хотелось, — с вызовом ухмыльнулся он. — Раз ты пришел, чтобы поговорить, так расскажи, чего ты добивался. Зачем стал убивать? — Матвиенко прищурился, расправив плечи, — У тебя была престижная работа, неплохая жизнь. Чего ради ты перечеркнул все и встал в один ряд с теми, кто и при желании не сможет стать частью нормального общества? Какое-то время Арсений молчал, погруженный в себя. Выждав момент, Сергей было попятился к двери, но дуло тут же встрепенулось, указывая ему вернуться на место. — У Вас когда-нибудь бывало такое чувство, будто Вы всю жизнь находитесь во сне? — наконец, Арсений заговорил. Медленно, будто нехотя, слова шелестели по комнате, чуть слышными обрывками долетая до Матвиенко, — Как будто вокруг Вас декорации, а все окружающие — подставные актеры, у которых на руках есть четкий сценарий. Вот только у Вас этого сценария нет, и разбираться приходится самостоятельно. Но все, чего Вы в итоге добиваетесь — серое и безликое, абсолютно ненужное соответствие чужой роли. Роли, которую Вы не выбирали и не хотели. И так год за годом, как в гребанном «Дне сурка». Как будто вместо реальности Вам подсунули летаргическое состояние, из которого не выбраться, — Арсений тараторил на одном дыхании, словно боясь, что не успеет донести до Сергея смысл сказанного, — И что Вас будет ждать в конце? Ни-че-го. Плоская крышка и черви, — он сполз с подоконника, встав на внезапно ставшие ватными ноги, — Я просто изменил свою реальность, стал чуть более живым. Что в этом плохого? Впрочем, — он вздохнул и тряхнул головой, проводя ладонью по лицу. Еще никогда он не чувствовал себя настолько обнаженным перед кем-то, будто все его тело за секунду полностью лишилось кожи, — Вам все равно не понять. Но, может, Вы сделаете для себя какой-нибудь вывод или получите ответ на вопрос. А мне уже пора, я что-то слишком заболтался. — Не надейся, что тебя не найдут, Арсений, — в глазах Сергея боролись понимание и чувство долга, одновременно занимая лидирующие позиции, — Я лично тебя из-под земли достану, поверь мне. — Охотно поверю, Сергей Борисович, — Арсений улыбнулся, нежно и солнечно, — Но как-нибудь в следующий раз, хорошо? А пока, я пойду… А, чуть не забыл. Я принес Вам небольшой подарок. В память обо мне. Достав из кармана куртки блокнот, Арсений помахал им в воздухе и положил на подоконник. — Я буду скучать по Вам, Сергей Борисович, — искренне признался он, — А Вы по мне? — И не подумаю, — отрезал он, чем заставил Попова обиженно нахмуриться. — Как знаете, — откликнулся Арсений и легко перемахнул через оконную раму, до последнего держа Сергея на прицеле, — До встречи, подполковник. Надеюсь, что не до скорой. И он исчез в темноте улицы, резво петляя между участков. Не видя смысла в дальнейшей погоне, Сергей взял с подоконника блокнот, пролистывая мятые страницы. На них резкими карандашными росчерками был изображен он сам в различных позициях. Все рисунки объединял сюжет его убийства самыми изощренными способами, с помощью ножа, веревки и других, более нестандартных предметов. И, если первые листы содержали в себе сцены расправы, то к концу к ним примешивался кардинально другой мотив. По спине прошел неуютный холодок. На этих рисунках Матвиенко представал без одежды, а умерщвление происходило от чужих рук, до боли напоминавших кисти Арсения. Долистав до конца, Сергей обнаружил приписку, красовавшуюся на внутренней стороне обложки: «С любовью, Арсений».