ashes of angels

Алек выдыхает — медленно, размеренно. Он готов. Проснувшись, он тут же угодил в объятия Мэдзи, затем Иззи и Джейса, Кэт, и наконец, Магнуса. Они рассказали ему о том, что сделали, что им удалось выяснить. Они тщательно обработали все доказательства: собрали магические текстуры, задокументировали воспоминания, показания его брата и сестры, даже отпечатки пальцев прикрепили. Все виновные уже находились под стражей. Он поставил палочки над каждой гребаной Т*, и даже больше. Пора действовать. Он расслабляет плечи и открывает скользящие двери в тренировочный зал, который, как ему известно, Консул использует днем — пока ночная смена еще не началась, а дневная, как правило, все еще загружена делами. Кивает охране и закрывает двери за собой. Ждет. Джиа не заставляет его ждать слишком долго. — Мистер Лайтвуд, — она стоит посреди комнаты, опираясь о шест, одетая в майку и простые черные леггинсы. И смотрит на него, не произнося больше ни слова. Он кивает в знак приветствия. — Хотел спросить, не могу ли присоединиться к вам, мэм? Ее брови взлетают вверх. Он ждет. Она отходит назад, изящно указывая на освободившееся перед собой пространство. Он берет со стенда на стене пару мечей, вращает их в руках, чтобы почувствовать баланс, и выходит на середину комнаты. — Не так уж много людей способны столь спокойно размахивать клинком над головой Консула, — Джиа чуть отклоняется назад, оценивая его пристальным взглядом. — Особенно в присутствии свидетелей. Алек вращает плечами. — Просто у вас никогда не было парабатая, мэм. Мой всегда рад помахать клинками у меня над головой. Рот Джии дергается. — Сомневаюсь, что для большинства людей это весомый аргумент? — Не понимаю, почему нет, — Алек позволяет себе неспешный выпад в ее сторону, слегка касаясь лезвием шеста, когда она блокирует удар. Повинуясь движению, он делает шаг в сторону, пытаясь обойти ее, она повторяет за ним, продолжая держаться к нему лицом. — И я уверен, вы согласны со мной. Он делает шаг назад, уклоняясь от ответного удара, пусть он и не сильнее его предыдущего выпада. — Уверен во мне, да? Алек пожимает плечами. — Редко. Она хмыкает, и они обмениваются еще несколькими ударами. Никто из них даже не запыхался. Она ниже его, как и большинство людей, но не позволяет его росту подталкивать ее к излишне поспешным или изматывающим действиям. Он бы расстроился, если бы она это делала. Он и так в ней уже немного разочарован и рад, что к списку не придется добавлять еще и это. — Вы вчера рано ушли с приема. Алек признает этот факт кивком головы. Она ждет еще один полукруг, за который ей удается нанести ему три удара подряд, заставив уйти в оборону без возможности как следует контратаковать. Однако она не выглядит по-настоящему довольной своим успехом, ее движения слишком резкие для пустого выражения на лице. — Никто из персонала не видел, как вы ушли. Алек сдерживает улыбку. Он вынудил ее заговорить об этом первой… надеялся, что так и будет. Он ничего не отвечает, просто отступает достаточно далеко, чтобы соблазнить ее на попытку поставить ему подножку. Она не ведется, совсем, но этого хватает, чтобы заставить ее хмуриться. — Так что? — Так что “что”, мэм? — он улыбается своей самой льстивой, совершенно неискренней улыбкой. — Вы не задали мне вопроса. Она делает резкий выпад, ему едва удается отвести его от центра груди, превращая в скользящий удар по руке. Он широко ей улыбается. Вот это другое дело. — Есть угроза для безопасности, о которой мне следует знать? — она чеканит слова, подкрепляя их шквалом ударов, которые не приносят ничего, кроме приятного ритма, отбиваемого шестом по лезвиям. Интересно, что она думает о том, почему он сюда пришел, потому что он слышит всего лишь незначительное раздражение из-за способности Магнуса свободно появляться и исчезать из Аликанте, ничего серьезного. — Члены Круга отравили меня вчера. Она неверно рассчитывает удар и едва не спотыкается о собственные ноги. Опускает шест и смотрит на него пристально. — Что. — Все участники находятся в камерах Нью-Йоркского Института, — он делает паузу, медленно выдыхает. Он держит лезвия поднятыми, готовый отразить любую атаку. — Ну, почти все. Один из них в лазарете. — Ты передашь их Инквизит… — Нет, — заявляет Алек. Она задирает подбородок, ноздри гневно раздуваются. — Ты отказываешься следовать протоколу и игнорируешь прямой приказ? Алек вздыхает, позволяя недовольству просочиться наружу. — Это не по протоколу, если они являются членами Инквизиторской Службы. Джиа поджимает губы. Такое чувство, что она точно знает, кого именно они поймали, даже если об их вчерашнем заговоре ей ничего не известно. У нее плохо получается изображать удивление, она слишком ненавидит, когда ее застают врасплох, чтобы хотя бы попытаться это сделать. — Ты передашь их моей… — Нет, — качает головой Алек. — Я оставлю их у себя до тех пор, пока Безмолвные Братья не выберут подходящее место для публичного Суда с Мечом Душ. В голосе Джии слышится лед, когда она бросает на него взгляд свысока. — Намекаешь на то, что подозреваешь и мою команду в недозволенных действиях? — Нет, конечно нет, — Алек притворяется расслабленным и опускает мечи. Ждет, когда в ответ чуть ослабнет напряжение и в ее позе, прежде чем продолжить: — Я об этом прямо заявляю. Телохранитель у дальней стены давится кашлем. Алек не отводит взгляда, продолжая удерживать свое внимание на Джии. Она кажется совершенно невозмутимой, когда оглядывается назад. Однако он небезосновательно уверен, что она подумывает, не взять ли его под стражу. Интересно, позволят ли ему охранники сначала закончить свою речь. По тому, как она бросает взгляд в сторону, он догадывается, что она задается тем же вопросом. Она никогда не рискнет отдать приказ, если не уверена, что его исполнят. На этот раз он позволяет себе едва заметную улыбку. — Почему, — скорее требование, чем вопрос. Она видит его желание рассказать. — Мэм, — Алек заставляет голос звучать максимально снисходительным. И у него прекрасно получается, он может собой гордиться. — Никто не назначает опального и разжалованного Главу Института руководителем научно-исследовательского проекта, если только не собирается сделать его козлом отпущения. — Я не знала о том, что Элдетр… Алек фыркает, получается достаточно насмешливо, чтобы ее заткнуть. — Мы оба знаем, что вы не настолько глупы, мэм. Она качает головой, демонстрируя явную печаль и сожаление. — Спасибо за комплимент, Мистер Лайтвуд, но ведь каждый может ошибаться. — Уверен, Джиа, ваша дочь оценит это представление. Алек замолкает, когда горла касается основание шеста. Оба охранника замирают, положив ладони на рукоятки оружия, но ближе никто не подходит. Алек ждет. Джиа прищуривает глаза. Она достаточно хорошо его знает, чтобы понимать, что он не блефует, что если упомянул Алину, значит, у него действительно есть нечто, неважно насколько незначительное, чему, он уверен, Алина поверит. И что по каким-то причинам до сих пор это не использовал. Это все, что у него есть. То, что знает ее с детства, знает, что она безжалостна, знает, что умна, и он видел в ее глазах отголоски страха, когда она смотрела на Алину, после того как Элдетри свергли во второй раз. Он знает, что она отступит. Она отводит шест чуть в сторону. — Чего ты хочешь. Его поза остается расслабленной, а голос ровным. — Прибери за собой. — За собой? — она поднимает брови. Он пожимает плечами. — За собой, за моими родителями, за своим мужем. Ты продолжаешь их покрывать. Старая гвардия, Круг, продолжают строить свои планы, считая нижнемирцев врагами, даже теперь, когда популяция нефилимов истреблена до такой степени, что они остались нашим единственным шансом продержаться следующий десяток лет, не дав примитивным узнать о демонах, потому что мы проиграли. Она подается назад, в широко распахнутых глазах читается искренний шок. — Все не так плохо. — Все именно так, вы просто не хотите это признать. Джиа открывает рот. Алек сверлит ее глазами, и она снова закрывает его. — Ладно, — она опускает плечи. — Твоя взяла. Он вздыхает. Слишком легко. Слишком хорошо отыграно. — Докажи. Она сжимает челюсти. Он обидел ее. Отлично. — Мое слово, — начинает она. Но он обрывает ее. — Ничего не стоит. Та же охранница, что подала голос в прошлый раз, давится воздухом, и Джиа сверкает на нее глазами. Девушка поднимает руку в знак извинения, и Джиа возвращает внимание Алеку, подходит ближе, пока они не оказываются на расстоянии ладони. — Да как ты смеешь. — Они опоили меня пыльцой пикси, — Алек не отклоняется, не отступает. Он повышает голос ровно настолько, чтобы убедиться, что охранники не пропустят ни слова. — Посреди официального приема, в самом сердце Аликанте, потому что, черт возьми, знали, что им сойдет это с рук, потому что знали, что ты позволишь этому случиться. Ее глаза расширяются, он знает, она прокручивает в голове каждый возможный исход. Она прекрасно понимает, что именно могло бы произойти, что именно случилось бы с ним, с Нижним миром, если бы он уступил действию яда у всех на виду. Он либо утянул бы Магнуса за собой, демонстрируя нефилимам, что маги развратны и ненадежны, либо случайно коснулся бы кого-то другого и доказал бы всему Нижнему миру, что нефилимам нельзя доверять, что они всегда будут нарушать обещания, данные кому-то, кого считают ниже себя. От того факта, что первый вариант сломал бы Магнуса, а второй разрушил бы до самого основания Алека, он вряд ли сможет когда-либо полностью оправиться. Его собственные люди посчитали, что подобная жестокость приемлема… А если бы он умер, Магнус бы отреагировал, совершил бы что-нибудь жестокое и оправданное, но в глазах Круга совершенно непростительное. При любом раскладе едва наметившееся перемирие в Сумеречном мире было бы разрушено. И несмотря на все, несмотря на ее склонность готовиться к худшему из возможных сценариев, несмотря на ее недоверие к нижнемирцам, несмотря на твердую уверенность в том, что они навсегда останутся их потенциальными врагами, на потребность найти способ превзойти их, просто на всякий случай, Алек понимал, что Джиа этого не хотела. Но если бы это все-таки случилось? Она бы сомкнула все ряды, не позволила бы ни одному нефилиму понести наказание, потому что объявила бы их своими, потому что ей нужно было бы, чтобы они оставались на ее стороне. Она никогда не попросит за это прощения, но, по крайней мере, поняла, что ее использовали. В этот раз, когда она отходит назад, он точно знает, что ему удалось достучаться до нее. Что она его выслушает. Впервые за всю его жизнь, она выглядит на свой истинный возраст. — Чего ты хочешь? — Надлежащую коллегию на судебном процессе с представителями от каждой расы. Разрешение нижнемирцам присутствовать на всем процессе, даже во время совещания. Никто не доверяет нам судить собственных людей. Джиа качает головой. — Я не могу позволить нижнемирцам судить сумеречных охотников, это спровоцирует восстание. — Тогда пятьдесят на пятьдесят, — он ожидал этого. — Маг, фэйри, оборотень, вампир и четыре нефилима, чтобы их уравновесить. — А когда они проголосуют по расовому признаку и у нас будет ничья? — Считаешь, что не получится найти четырех нефилимов, которые будут голосовать по существу дела? — голос Алека звучит до невозможного ласково. — Доказательств у нас в избытке. Выслушав от семьи всю историю целиком, он отправился в лазарет Гарда, прошел медосмотр и сдал кровь на анализы, чтобы убедиться, что никто не сможет оспорить показания Катарины. Джиа не отвечает. Они оба знают, что им не удастся найти никого, кто бы стал голосовать по существу дела — не на этом процессе, не сейчас. — Инквизитор всегда имел решающий голос на голосованиях Клэйва, — Алек делает шаг назад, поворачивается к ней спиной, чтобы вернуть лезвия обратно на подставку. — Тебе нужно просто назначить правильного Инквизитора. — Себя предлагаешь? — сухо интересуется Джиа. Она явно думает, что отчасти ради этого он сюда и пришел. Алек качает головой и снова поворачивается к ней. Встает в строевую стойку, расслабленно складывая руки за спиной. — Я — жертва, мэм. Я не могу выступать судьей в собственном деле. Джиа смотрит на него с выражением на лице, значение которого он не может понять, оно мягче, чем он привык видеть, особенно с тех пор, как Алина перестала быть ребенком. — Так ты на самом деле не ищешь себе работу? Алек фыркает. — У меня и так ее полно, спасибо большое. — Но кто еще сделал бы ее должным образом, мистер Лайтвуд? — Джиа наклоняется вперед, зажегшиеся у нее в глазах огоньки откровенно пугают. — Кто еще стал бы вникать в существо дела, несмотря на то, какую боль оно ему причиняет? Кому еще стал бы доверять Нижний мир, когда он выносит решения, кого еще уважали бы нефилимы? Ты пережил Валентина с его фанатизмом, прошел через Эдом, не позволил Нью-Йорку погрузиться в хаос. Алек моргает. Так она серьезно. — Хотите назначить меня Инквизитором? Тень омрачает ее лицо, следующие слова требуют заметных усилий: — А кто еще остался, Алек? Он сглатывает. Она права. Они потеряли… многих за последние несколько лет. Не говоря уже о том, что так и не оправились после Восстания двадцать лет назад. Он смотрит на нее пристально. Она смотрит в ответ. Очевидно, что в этот раз в гляделки ему не выиграть. Он не знает, он не может… — Я не могу переехать в Аликанте. — Ты хотел сказать, твой муж не может переехать в Аликанте, — Джиа поднимает руку, и он не перебивает ее. — Нам же придется впустить их на суд? Нам придется впустить всех. Любого, кто захочет посмотреть на него, на нас, всех, кто посчитает, что нам нельзя доверять. Алек кивает, не найдя, что на это ответить. — Я попрошу Патрика взять на себя обязанности Инквизитора, — Джиа улыбается, расчетливо и отчасти мечтательно. — Он бывший член Круга, все решат, что это кумовство, чтобы спасти их. Они подумают, что ты проиграл. И проиграют. Алек обдумывает предложение. Ведь рано или поздно ему придется ей довериться? Поверить, что она согласилась, что не хочет, чтобы они проиграли эту войну, не с ней во главе, даже если это означает уступить этот конкретный бой. — Вам пора начинать готовить Идрис к открытию. — Я разошлю официальные приглашения в Спиральный Лабиринт, наиболее видным Альфам и Лидерам Кланов, а также в Благой Двор. Узнай, что им нужно, пусть выберут своих представителей. — Неблагой Двор тоже нужно пригласить, — Алек выдавливает слова, чувствуя их тяжесть на языке. — Иначе через сотню лет мы снова вернемся туда, откуда начали. — Пять к пяти вместо четырех к четырем? — задумывается Джиа. — Думаю, ты прав. Алек пожимает плечами. Спасибо? Он не был уверен, что получит хоть что-то из того, за чем пришел сюда, за гораздо меньшим… — Вы уверены, мэм? — голос звучит тихо и достаточно мягко, чтобы она остановилась и внимательно посмотрела на него, перестав планировать, просто ожидая. — Если вы это сделаете, то превратите этот суд в настоящий, если назначите меня на должность после… пути назад уже не будет. Я наведу порядок у тебя в доме, чего бы это ни стоило. Она делает ему одолжение и действительно обдумывает его слова, это заметно по тому, как взгляд ее обращается внутрь, как замирает она на время. — Да, — кивает она. — Уверена. Он протягивает руку, и она пожимает ее — уверенно и твердо. — Спасибо, мэм. Она качает головой, и он чувствует завершенность, неизбежность этого решения. — Не за что. Она выпускает его руку и кивает на дверь. — Вперед. Думаю, тебе нужно кое-что обсудить со своим мужем. — Верно, — кивает Алек в ответ. — До скорой встречи, Консул. — До скорой встречи, Инквизитор.