Тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит. «Мастер и Маргарита» Михаил Булгаков
Холод. Холод охватил тело. Затмил он также и голову. Ледяной разум, но туман гулял в нём. Патриция смотрела в окно поезда. Погода тоже печалилась. Тучи заполонии всё небо. Ветер выл так, словно был готов разнести это стекло вдребезги. И весь вагон купе посечёт осколками внутрь. Она выплёскивала всё из себя на других, что не может сделать Картер. Патриция молчит уже как второй день. В купе царила напряжённая тишина, но иногда кто-то пытался завязать разговор, чтобы не впадать в этот водоворот смущения и недопонимания, что у них плохо получалось. Никто так и не знает ничего, кроме Эбигейл. Она сидит и молчит. Подавляет в себе все эмоции и слова, точно также. Джеймс или Скорпиус пытались вытащить что-то из неё, когда поняли, что Патриция недоступна. Дошло даже почти до скандала. Мистер и миссис Поттер также попрощались с ними сконфуженные и без единого понимания ситуации. Они напоследок загребли Альбуса в объятия, попросив, чтобы он сообщил им, если что-то станет ясно. Но ничего не станет никому ясно, пока это не выяснит Патриция. Том цокнул языком. — Потому что кое-кто постоянно приходит ко мне. Картер вопросительно глянула на него, а после того как Реддл отшагнул, из-за его фигуры вышла некая поменьше. Размером с котелок. Патриция распахнула глаза, заверещав. — Клякса! Моё сердце, — она взяла кошку на руки. — Я не понимаю, почему твоё животное лезет ко мне. — Ну, наверное, потому что ты ей понравился, — Картер улыбнулась. Том сморщился, а после выдал вздох. Снова делая вид, словно всё это для него бремя на плечах. Картер узнавала эту роль в его собственном театре драмы. Постель поглощала её тело всё больше. Медные часы на стенке били на новой цифре. И каждый раз Патриция плюсовала её. Шёл третий час, и стрелки снова сдвинулись на следующем числе. Плюс. Кажется, они начинают растекаться, плыть. Мягкие, словно плавленный метал. Прям как картина Сальвадора Дали «Постоянство памяти». Сообразно своему методу, художник объяснял происхождение сюжета размышлением о природе сыра камамбер. — Так глупо, — прошептала губами Картер в пустую стенку. Такой талантливый художник написал произведение искусства, которое будут почитать десятилетиями спустя, размышлением о природе сыра. — Бред, — уже в почти полный голос. Голова всё ещё раскалывается. То ли от пустоты, то ли он переполненности. Но тот факт, что она превратилась в эти самые часы на стенке, очень кстати. Работают по механизму, а не по собственной воле. Вибрируют с каждой переменой кривых стрелок. Что скажет профессор Снейп, если узнает, что она не присутствовала на уроке? Один Мерлин знает, сейчас её это не волнует. И она даже не знает, что волнует в первую очередь. Туман в мозгу сгущается. Кажется, он сейчас треснет, и всё в комнате покроется красно-багровой пеленой. Ноги задраны на быльце кровати, юбка Патриции беспорядочно оголила ноги вместе с бельем. Балдахин изумрудных оттенков колышется от малейшего сквозняка и старательно скрывает её за своим полупрозрачным шлейфом. Никто не войдет. Мощное заклинание заперло комнату на все возможные замки. Она опустила глаза. Картер медленно опускается на колени, руками упираясь в его бедра. Неотрывно смотрит в глаза. Патриция показывает, что не смущается, но такой жест выдает лишь её фальшивость. Ведь раньше она этого не делала. Реддл поражается тому, как умело она преподносит себя, хотя внутри скрывается сама невинность. Он бы не пережил, если бы у неё был кто-то до него. Тугой стон вырывается из груди. Её рука цепляет край юбки и вздёргивает вниз. Синяки на коленях ещё искрятся, словно северное сияние в полярную ночь. Ноги сами опускаются к туфлям. Спустя столько часов первые шаги в комнате ощущаются будто барабанная дробь по ушам. Тишина стала громче. Патриция вышла в коридор подземелья, а кирпичики позади тихо заслоняли проход для посторонних. Слизеринская черта — скрытность. Сейчас она оприходовала ею во всю. Воображение разыгралось. Глаза меряют пространство, и ей кажется, словно она в ловушке. Старые стены давят со всех сторон, облепляя её фигуру, заколачивая в угол на едине с самой собой. И, похоже, ей не выбраться из этого кошмара, что так давно залез и как въелся, сливаясь с бытием. Что Патриция даже готова обманывать себя дальше, лишь бы не копаться в этой тьме. Безмолвие коридоров Хогвартса сравнимо лишь с мёртвой землёй Запретного леса. Вот только из монстров тут только она, да и её предводитель, что как древнее существо обитает в Тайной, напрочь забытой всеми комнате, и выжидает новую возможность выпустить когти, обнажая невинность. — Знаешь, что, Патриция? Ты потеряла свою невинность дважды. Первый раз с Тёмным Лордом, а второй — когда раскрыла его. И она была права. На все сто. Её невинность разбилась на миллиард осколков, так же, как и тот лёд из окна, треснувший и врезавшийся в её кожу. Сломался образ послушной, примерной девочки, старосты Слизерина. — Я ничего никому не расскажу… — на придыхании клялась Картер, едва хватая воздух, и продолжала идти. Голос в голове доставался из бездны, желая выбраться из кандалов, сковывающий его всё это время. И это была она сама. Нет. Не она. Стена, что выше в несколько раз, расходится перед её малой фигурой. Выручай-комната интерпретируется в желаемую. Желаемую насильно. И всё же магию не обманешь, ведь желание попасть туда было неутолимо. Что-то внутри несло её сюда. И вот темнота обрастает вокруг. Как только «двери» закрываются, последние струи света позади неё испаряются, заодно и воздух в лёгких. Холодно и темно. Но Картер не страшно, рука тянется за палочкой в рукаве мантии. Люмос освещает четверть комнаты. «Максима» сжег бы её привыкшие к мраку глаза напрочь. Вечернего освещения с витражей окна недостаточно, оно открывает завесу в темноте лишь на часть содержащегося хлама. Несмотря на льющийся свет, идёт она практически наощупь. Ведь то, что хотелось взять, нужно было только почувствовать. Ноги естественно останавливаются возле потрёпанного временем деревянного шкафа. Ладони касаются ледяных ручек и проворачивают их в стороны. Истошный скрип режет гробовую тишину, но только на мгновение. Вот они. Часы. Видя их, Патриция запинается. Хотя до этого её решительности не было предела, как вдруг всё испарилось. Она продолжает гипнотизировать предмет острым взглядом, пытаясь понять, совладать с собой, пребывать в себе, а не во внешнем мире, когда ей нужно успокоится. Потенциальный крестраж. Она забрала его незадолго до поездки в Лондон на Пасху. Бывавший в древнем роду чистокровных волшебников и высоких знатей. Всё по поставленным критериям, так как нужно было. И стоящий целое состояние. Сейчас они не работают, но это до поры, как им не угодит завести их. Им… Патриция смакует эти две буквы. Он пока что только древний артефакт, не имеющий исключительной силы, но в нём уже что-то есть. Возможно, Том успел заложить какое-то начало, или это всего лишь остался отпечаток его грязной души. Всё, чего коснется — проклято. И опять голоса растекаются в сознании, шепчутся. Но слов не разобрать. Они будто снитч, за чем не угнаться. Стоять здесь становится невыносимо. Каждая клетка пропитывается этой симфонией, и все они чего-то хотят, или возмущаются… Руки леденеют, дрожат и еле удерживают часы. Достало. Достало. ДОСТАЛО. Артефакт столетней давности летит на пол и разбивается в щепки. Детали разбегаются по паркету, а луна со стрелками прокатывается к какому-то завешанному стеллажу, упираясь. Внезапно: «Тик», и стрелки сместились. И всё притихло. В комнате стало так резко тихо, что Картер напаривается на это остриё, едва не обезумев. Сердце бьётся об рёбра, пытается их разбить, чтобы выбраться. Голоса снова тянутся изнутри, но не её, а откуда-то со стороны. Последний вдох так и не выходит, лишь застревает комом в горле. Взгляд небрежно касается высокой стойки, обтянутой тёмной тканью. Той, об которую стукнулись часы, точнее быть, её остатки, сердцевина. Картер подходит ближе, почему-то даже не задумываясь, чем для неё это может обернутся. Хотя что это могло быть, если не какая-то старая задрипанная вещица. В эту интерпретацию Выручай-комнаты никто не заходил уже лет как 200, и вряд ли зайдёт в ближайшие. Носок туфли неосторожно касается лунки часов, и Патриция дёргается. Рука тянется вверх, цепляется за край ткани и резко тянет вниз. Она съезжает к ногам Картер, открывая обзор своего содержимого. — Мерлин… И это единственное, что вылетает из неё, когда она видит своё отражение. Золотая резная рама обрамляет зеркало Еиналеж. Патриция бросает клочок ткани с нарастающим чувством негодования. Делает медленный шаг назад. И ведёт взгляд снизу вверх. Выжженная надпись украшает верх зеркала между двух колон. «Erised stra ehru oyt ube cafru oyt on wohsi» Патриция освещает палочкой буквы и вдруг кривиться. «I show not your face but your hearts desire» — вычерчивается в её голове и в памяти, проясняя все детали. Непреодолимое желание сбежать отсюда одолевает её. Глаза бегают со стороны в сторону в неопределенности, как вдруг неспешно опускаются на своё отражение вновь. Палочка выпадает из руки. — Ты кто? — едва выдает из себя Картер, глядя прямиком на себя. Но зеркало молчит, просто наблюдает за ней. И вдруг Патриция понимает, что говорить оно и не должно, но в тот момент… ей хотелось чтобы оно заговорило… Ведь то, что она видела в его отражении, не поддавалось какому-то объяснению. — Нет-нет-нет! — выдает Патриция спустя какое-то короткое время, смеясь и размахивая руками перед зеркалом. — Это определенно игра моего больного воображения, это было раньше и это будет в этот раз! Патриция опускается за палочкой к полу и уже собирается накинуть на зеркало предназначенную ему ткань, как вдруг слышит голос. — Я рада, что ты пришла, Патриция, — подходит ближе к стеклу отражение, приветливо улыбаясь и глядя вниз на неё. Картер замирает в полудвижении, боясь даже повернуть голову назад. Когда спустя пару мгновений сознание возвращается, пальцы плавно, но шустро соскребают палочку с камня. Перспектива, что этот голос опять может звучать в её голове, кажется не такой уж плохой, вроде как даже успокаивает, и она решительно оборачивается. Отражение неотрывно смотрит на неё. Её глаза так прожигают в ней дыру, что хочется сделать что-либо, чтобы она прекратила это делать. — А я думала, когда же состоится наша встреча вновь. Ноги Патриции почти что еле удерживают её на весу. — Это же шутка… Картер подходит к зеркалу, в ответ оглядывая фигуру в ней. Внезапная догадка стреляет в сердце, разрастаясь. — Нет… этого не может быть… — трясёт головой Патриция, закрывая лицо руками и попятившись назад. — Я не хочу в это верить. Её же отражение не изображает каких-либо эмоций, таких же как Патриция тогда. Не делает того же, что и она, вновь уходя и закрываясь от остального мира. Она же, только с отличительными чертами, такими знакомыми ей во снах. Буквально всё похоже на неё. И острота черт, и уголки губ алых с длинной волос тёмных. Вот только глаза не те. Нет больше искры и бури той ветреной ночи с колотящимся юным сердцем. Той легкой пыли, что застлала глаза. Того взгляда, заволакивающего все чувства. Есть только отрешённый, словно всё уже так давно знающий. Она была всё такой же идеальной, такой неизведанной, чертовски неземной и красивой, но… мертвой. — Зачем ты явилась ко мне? — в полголоса проговаривает Патриция, словно кто-то выбил из лёгких весь кислород. В памяти вспыхивают моменты собственной гибели вперемешку с кровоизлиянием от нанесенных ран осколками. Она приоткрывает глаза из-под рук, дабы убедиться, что ей это всё ещё мерещится. — Ты сама меня нашла, Патриция, точнее быть, ты нашла саму себя. — Я всё еще думаю, что ты мираж. Плоть моих переживаний. Ты мертва. — Не нужно спешить с выводами, не разобравшись в действительности. Воздух, пропахший сыростью, заполняет её. Кажется, выдыхает она морозный, покрытый льдом. — Похоже, я снова схожу с ума, ничего нового, если сейчас всё происходит хуже некуда, — Картер поднимается на ноги, бродя по заполненной мраком комнате. Только синеватый цвет от зеркала отливает на полу возле её тени. Что-то внутри бастует, как бы её не несло в сторону дверей, не хочет покидать стены этой злосчастной Выручай-комнаты. В глубине души какая-то её чужеродная и такая закопаная часть хочет всё прояснить. — Хорошо, раз уж выхода нет, и единственный выбор — сидеть наедине с тобой, то я постараюсь сделать всё, чтобы понять это. — Умничка, — наконец на лице той появляется ухмылка, присущая её нутру. — А теперь, когда мы наконец пришли к этому. Я встретилась лицом к лицу с тем, что кошмарило меня ночами, я хочу услышать всё, — тревожность внутри нарастала, но Патриция старалась бороть её. Девушка в зеркале выглядела так же, как и в тот день, когда Патриция увидела своё отражение в отливе воды на месте смертоносного стекла. Чёрное платье в пол очерчивало её худощавую, точеную фигуру, а шлейф сзади тянулся мрачной тенью по ледяному полу. Тёмную ткань так же, как и её платье на Святочный бал окрашивали отливающие камни, словно сапфиры, звёзды, властвующие на ночном небе. Корона из серебра, собравшая все мириады света в этом мире, венчала её голову. Она удивляется. — Что именно ты хочешь услышать? — То, что ты скрываешь. — То есть, ты скрываешь сама от себя? Палочка хрустит в руке Патриции. — Что ты имеешь ввиду? — То, о чём я и сказала. — О, Салазар, слышать это от какого-то отражения — вещи страннее не видела. — И всё же это тебя пугает, не так ли? Патриция, отбрось свою гордость и рассуди наконец холодным разумом. Холод её голоса настиг Картер быстрее, нежели должен был смысл от застывшего ума. — Ничего не скрыто в этом мире, дорогая, просто есть люди, что не хотят это развидеть. — По сути, — волшебная палочка всё ещё тлела в руке Патриции в полной готовности к чему-то неизвестному. — Почему этот сон повторяется? — Лучше спроси, почему он появился, — она приподнимает в лёгкой улыбке острый уголок губ, и Патриция успевает уловить оскал, скрывающийся за ними. Она снова ощущает себя, как в тот момент, когда голову расшибёт от давления недопонимания, холода, мрака, мощи заглушающих чар… — Хорошо, — с чего она взяла, что палочка ей пригодится… Её противник наверняка представляет угрозу в виде сожжённых нервных окончаний. Хотя всё же, когда она в руке, создавалось какое-то ложное чувство безопасности. — Как так получилось, что именно этот сюжет крутится по циклу? — Обратись к себе. Спрашивать у меня, как у постороннего человека дело гиблое и не плодотворное. — Я понимаю твои мотивы, — клянётся Картер в угрюмой гримасе. — Нет, — улавливает отражение эту ложь, но после сразу смягчает тон, словно перегнула, — не понимаешь… А что она МОЖЕТ понимать в этом нескончаемом омуте загадок? Сколько это будет продолжаться? Как долго она ещё будет биться об закрытую дверь в помещении, где таких тысяча? Живот скручивает тошнотворным ощущением. Хочется выблевать все мысли. — Ты наследница чистокровного рода, берущего начало с самого появления на этот свет волшебников; в твоих жилах течёт всё то, от чего ты так беспощадно хочешь избавиться. — О чём ты? Моя кровь Картеров, пропитана лишь моими родственниками, жившими на этой земле столетиями ранее. — Не твои ли родственники были бы рады твоему благородству? Жить не среди серой массы, что начинает пропитывать тебя своим гнилым, простолюдным нутром. Стремиться к высшему. Быть с тем, кто выше на голову от остальных. Это у тебя в крови. И ты хочешь опорочить это имя? — с каждым предложением её голос кривился и казался вовсе нечеловеческим… Словно тяжёлый металл таскали по каменному полу. — Ничто не очерняет моё имя, я всё такая же, какая появилась на этот свет. Видно, как вскипает её альтерэго. Красивые скулы сужаются ещё больше. Теперь они похожи на ножи. Но она берёт себя в руки, лицо расслабляется. — Я желаю тебе только добра. Патриция подходит ближе к зеркалу, даже не сразу осознавая, что стоит уже к нему почти впритык. Касается его, и пальцы скользят по поверхности на лице отражения той. — Так это твой голос я слышала у себя в голове… — не вопрос, а утверждение. Не требовалась никаких доводов, чтобы это понять. Нахальный и честный. Та улыбается, не как маньяк жертве, а мать ребенку. Улыбкой, которая ей не к лицу. Она должна была остаться где-то в прошлом, в котором живет Патриция, но сейчас… она выглядит жутко. — Ах, ты помнишь, нет, ты знаешь, тех детей. Не так ли? Та молчит, всё так же не отрывая глаз. Она даже не моргает. — А почему не знать? Это ведь наше общее. Патриция мотает головой. Она пытается её запутать? Почему, когда картина только начинает складываться, то сразу рассыпается? — Откуда они пришли? Кого они потеряли? Кто они? Почему они звали меня мамой?! Патриции похоже становится труднее говорить, она давится словами, но продолжает пережёвывать это наново, лишь бы услышать что-то в ответ. Она продолжает смотреть на неё, ждёт её дальнейших объяснений. — Отвечай! Не молчи! Хватит меня мучить! — Мне не стоит говорить, ведь ты всё итак знаешь. Просто… не хочешь верить, — кривится она в каком-то омерзении. — Ты говоришь загадками, хватит. — Похоже, это ты вводишь себя в заблуждение. Ведь я — отражение тебя. — Хватит! — взревела она, цепляясь за рамки, — Мне не о чем мечтать, я имею всё, что хотела. Почему ты явилась ко мне? — Я тут, потому что ты сама этого захотела. Ты сама привела сюда себя, никто не тащил тебя против воли. — Я… ничего не могу сообразить, — руки опускаются, и слёзы накрыли щёки Патриции густым хрустальным ручьем. Вторая Патриция словно вытянула руку сквозь ограду стекла, что разделяла их. Ледяная рука обожгла тёплую кожу, как только Патриция коснулась щеки слизеринки. Казалось, её пальцы могли раскромсать череп в одно движение. Но вместо этого она взглянула на неё сочувственным видом, смазав большим пальцем подступающую слезу. Пальцы… её руки покрытые тенями, самыми кошмарными, что могли преследовать маленьких детей по ночах. Воздействие чего-то страшного, заклятия неисправимого, каковой ведомый всем как крестраж…? — У меня слишком много вопросов… — Все ответы, которых ты так жаждешь кроются только в одном месте. Картер тихонько всхлипывала, в её взгляде читалась мольба. Патриция медленно опустила руку, все ещё не сводя пристального внимания. Изысканная рука указала в её грудь. Слева, где находилось сердце. Патриция опустила взгляд, а после подняла его на свое отражение. Патриция улыбнулась, но не она, а её облик в этом отражающем пространстве. — Мать всех тёмных мыслей и душ, — с гордостью проговаривает Патриция из зеркала, и на этих словах её глаза поблескивают красным, чем берут внимание слизеринки. — Ты ведь не глупа, далеко не глупа. Патриция лишь хныкает, подтирая стёкшие слёзы. Под её ногами видна лужа, что медленно превращается в хрусталь… — Скажи… — вдруг подаёт слабый голос она, — тебе нравятся, когда тебя душат? Отражение не контролирует своё внезапное красноречивое удивление. Подобный вопрос её точно выбил из колеи. Она даже отступает на миллиметр, что даже почти что незаметно, но не для глаз Патриции. — А? — К чему это, Патриция? — Это ощущение… когда тебе сдавливают глотку со всей дури? Её величество старается держать маску невозмутимости, пока Патриция понимает, что может читать её, как открытую книгу, и воспоминания пробирают до мерзкой дрожи. Горло сдавливают его длинные пальцы. И снова нехватка воздуха, ещё большая из-за беспрерывного поцелуя. Отнимающая последние силы и вздымание оголённой груди. — Перекрывают кислород, чтобы показать свою силу? Чтобы показать, что ты всё равно ничего не сделаешь под напором этих пальцев. Отражение непонятно кривится. — Подробности твоих интимных моментов звучат несуразно. — А мы не про секс. Мне кажется, тебе это больше знакомо, Патриция? — Мне знакомо настолько твоя фантазия бурная, — задорно прыснула та. — Ты говорила, что мы одно целое. Знаешь… меня не покидают мысли, что я сама с собой разговариваю, вот только дилемма: мы разные, — говорит Патриция отражению. Багровые глаза неотрывно смотрели на неё, а после та засмеялась. Да так, что кровь застыла в жилах, и звук этого голоса разнесли голые стены Выручай-комнаты. — Ещё раз посмотри в зеркало. Она была настолько спокойной, и именно это её и пугало больше всего. Такую манеру она видела только у одного человека. — А ещё, ты говоришь чужим языком, — вздёргивает брови Картер, смотря на отражение убедительнее некуда. — Не понимаю, о чём ты. — Ты не я. Ты мертвая. Воображение, никак не причастное к реальному. Патриция в отражении кривится, ей явно не понравилось это. — Хватит меня преследовать, — цепляется руками Картер за раму зеркала и старается вытрясти всю дурю из него, но тяжесть зеркала побеждает. — Я Патриция Картер. Ты — ничего. — Это желание не моё, и я даже знаю, чьё… — Скажи, не тебе ли лучше знать чьё? Правда? — Тебе знать, — отвечает зеркало. — Я знаю и жду от тебя ответ. — Тот, кого ты любишь, хочет добра тебе. — Я поняла. Казалось, зима окутала это помещение, словно засасывая в свои страшные объятия вновь. Всё вокруг снова покрылось коркой льда, и ноги примерзли к полу. И пахнет всё так зловонно. Благовония смерти, затягивающие петлю на её глотке. И всё же до боли знакомые нотки в нём есть, такие, что аж слезы наворачиваются на щеках. Этот цветочный аромат черных роз и… Патриция вздыхает. И пожелтевших страниц книжек. — Мы — одно и тоже, — цедит на хриплых тонах отражение, и вдруг зеркало трескается напополам. В которой одна половина лица её, а вторая Патриции. Патриция наклоняется к стеклу в жуткой гримасе приближающейся истерики. — Нет, — она отворачивает зеркало от себя и то летит на пол, чтобы разбиться на тысячи осколков. Картер отскакивает назад, падая, как тут же тяжёлая рама приземляется вниз. Боль пронзает ноги, но лишь до поры, пока её внимание не перецепляет задорный смех, расползавшийся с каждого куска разбитого зеркала, хор, доносящийся отовсюду. Туманные сгустки поднимаются с мест руины, сгущаясь, клубясь в помутневшем воздухе. Руки стараются нащупать камень пола, пока она отползает дальше от наступающего дыма. Но пальцы кровоточат, калечатся, насаживаясь на стекло по пути, и Картер уже не реагирует на это. Слёзы запылили глаза, а голос Патриции беспрестанно бился об стены. Кажется, что толстая плеть отбивается об землю, крегтя своей мощью. Она кричит едва различимые слова, бурю, что копиться в ней, гнев, чей не стерпеть никому другому. Гнев верховной правительницы, что желает выбраться из этой оковы зеркального помещения для казни того, кто не повинуется. Эта участь для неё. Сейчас всё остановится. Что-то произойдет, или даже Том прийдет и всё исправит, спасет её, как делал это всегда, и всё испариться, словно этого и не было. Но никто не придёт. И эта мысль укреплялась в её голове всё больше, когда мрак подкрадывался к ней, отползающей на корачиках дальше к стенке позади. Внутренний враг оказался сильнее внешнего. Горло уже не выдерживало крик, кажется, она начнет отхаркивать кровь со стенок изнутри. Но ей не оставалась чего-то другого. Похоже, наконец, страх поглотит её целиком, раззявив свою огромную голодную пасть, сверкая рядами смертоносных клыков, зловонно веющих запахом смерти. Как вдруг всё прекратилось. На последнем вздохе Патриция распахнула глаза и кроме пустой комнаты, наполненной стеклом, и разбитого зеркала Еиналеж ничего перед собой не увидела. Синий цвет отливал с окон. Картер хотела разогнуться, но поняла, что она забилась в стенку позади. Кровь стекала по рукам и ногам, а слёзы размазали чёрную тушь по всему лицу. — Как ты ко мне относишься? — спросила Патриция. — Влюблён, — ответил Том, засматриваясь ей в глаза. Коридор Хогвартса наполнен непривычной тишиной. Наверное, большинство учеников на занятиях, только часть заселилась в укромных местах, чтобы заняться домашними работами или поболтать с однокурсниками. Патриция проснулась на следующее утро после посещения Выручай-комнаты с ощущением, словно в ней пробили дыру. И сейчас с ней она пытается существовать в обществе как обычно, словно ничего не было. — Патриция… — доносится до уха Картер, и её сердце аж подпрыгивает. Напротив неё остановилась Эбигейл. Она выглядела такой непонятной, каковой Патриции ещё не удавалось запечатлеть. Наверное, она была сконфужена её присутствием, и это всё объясняет. Патриция медленно останавливается рядом. — Что, Эб? Та хмурится. — «Что, Эб»?.. Патриция оглядывается. — Это всё, что ты хочешь мне сказать? «Что, Эб»? Где ты пропала? Картер возвращает спокойный взгляд на когтевранку, стараясь не трястись. — Я никуда не пропадала, всё время была в Хогвартсе. Митчелл хмурится ещё больше и трясет головой в отрицании. — Нет, ты не в Хогвартсе. — Что ты имеешь ввиду? — входит в лёгкое недоумение Картер, осматривая подругу, что кажется ей теперь другой. — Ты в себе. Молчание, они лишь смотрят друг на друга, и вокруг едва уловимые разговоры. Пауза затягивается. — Что? — Хватит, Патриция. Я всё вижу. Мы играем в кошки-мышки? Ты убегаешь от меня или как? — Я не… — Ты наконец расскажешь мне, что происходит? — Митчелл подходит немного ближе, дабы их не слышали, и переходит на полушёпот. — Почему я не могу знать, что происходит? У Патриции словно язык отняло, она в тупую глядела на неё, пребывая в вакууме, который возник вокруг их обеих. — Я ведь как без глаз сейчас, мало того, что сердце не на месте, — в уголках глаз Эбигейл образовалась вода, а руки стали беспорядочно жестикулировать. — Когда такое происходит, а ты вместо сближения отдаляешься… Как так можно? — А ты имела какие-то ожидания? — внезапно говорит Патриция, вскидывая бровь. — Я надеялась на разъяснение ситуации, а не её замалчивания. — Если ты не участвуешь в этом, то это не означает, что ничего не происходит. Или ты привыкла, что всё решается только с тобой? — Я думала это касается и меня, это всегда касалось нас обеих… — Откуда такие мысли. Я не маленький ребенок, чтобы меня обхаживать. Ты привыкла, что я беспомощная и вечно плачу, что теперь не мнётся тебе, — Патриция продолжает смотреть на бедную Эбигейл, что старалась спрятать льющиеся из уголков глаз слёзы, и ей становится тошно. — Тебе нужно перестать быть матерью-героиней, выбей из себя эту дурь и успокойся. — Мне не всё равно на тебя, поэтому я стараюсь заткнуть какие-то дыри, что болят. — Я не просила. — А я не спрашивала тебя. Ты моя подруга, близкий человек, я не могу иначе, — гнёт Митчелл. Патриция оглядывается вокруг на людей, выдыхая, подходит ближе. — Ты ведешь себя как полоумная, зачем поднимать это при других… — Тебя не поймать ни в одном углу этой грёбанной школы! Ни одна карта не видит твоего имени, а другие ни сном ни духом, когда ты была последний раз замечена! — Закройся уже наконец. Где твоя стрессоустойчивость, Эбигейл? Ты её всю растратила на бесполезные вещи? А? Наполняемость коридора густела. — Когда ты всегда была такой невозмутимой, а сейчас сопли жуешь по делу, которое тебя ебать в помине не должно? — Прекрати, Патриция. — То, что ты старше, не дает тебе больше полномочий на меня. — Ты не понимаешь… У тебя голова поедет, если ты в одиночку будешь справляться… — Хватит, Эбигейл, бегать за мной! Я сама в праве и состоянии решить свои проблемы! — вскрикнула Картер, пройдя за её спину. — Я не бегаю за тобой. Я только хочу помочь, ведь это наша проблема. Ты ходишь сама не своя уже неделю, думаешь, мне всё равно? — Нет, Эбигейл, это касается только меня. Занимайся своими делами, — на этих словах Патриция развернулась и, столкнув двух младшекурсников, направилась по лестнице наверх. — Если нас застукают, я не буду жалеть об этом всю оставшуюся нам жизнь, — выдохнул горячим дыханием Том ей в лицо, держа Патрицию на руках с трясущимися ногами. Явно не разбирая, о чём говорит, ведь разрядка близилась. — Твоя настырность заставляет меня дрожать ещё больше, — еле как промямлила Патриция в ответ, а после прижалась к нему, сжав его мантию, когда толчок в неё спазмировал. По глухому холлу раздался стук обуви. Патриция сделала последний шаг, соступив с с лестницы на Астрономическую башню. Весеннее солнышко не озаряло небольшой балкончик, как это было обычно, на замену чистое небо, укрытое туманом. И никого вокруг. Ноги потянули её к перилам, чтобы снова насладиться прекрасным видом с высокого этажа. Чтобы вновь почувствовать сильный ветер, ударивший ей в лицо, разогнав все волосы в ужасном порыве. Ветки деревьев колыхались в своем привычном бурном танце апрельского дуновения. Картер опёрлась об каменную стенку, когда почувствовала, что уже не может стоять, и медленно сползла вниз. Должно быть, туфли такие тяжелые. Она носит их уже больше двух лет. Рука потянулась в карманчик клетчатой юбки и элегантным движением высунула чёрную коробку с зажигалкой. Крышка расчехлилась, пальцы достали продолговатую сигарету. Щёлк, и огонёк вспыхнул, заколыхавшись. Патриция прикрыла его, пригнувшись. Первая затяжка прошла легко, едва Патриции хотелось блевануть, как дым скатывался по нежным, нетронутым чем-то гадким складкам гортани. Огонь сжирал свёрток шустро, он был рад притупить её молодость хоть на короткий срок, но Патриция не успевала удовлетворится этим. Она жадно хватала оборванные куски блаженства, когда уже привыкла, как дым погружался в лёгкие, но после поняла, что это бесполезно. Ей стоило немного успокоится с этим занятием. Глаза заслепило, когда она переводила взгляд на пейзаж за балкончиком. Башня высокая. И ветер хлыщет как не весной, словно сейчас хмурая зима? — Пат, что ты здесь делаешь? Картер даже не стоило оборачиваться, чтобы понять, кто это был, она просто продолжала курить и пялить в одну точку. — Это конец, Эб, — без единой дрожи в голосе произносит Картер спустя недолгую тишину, делая затяжку, и фитилёк сгорает, опусташаясь. Пепел оседает на холодный камень. — Сейчас все узнают, что произошло из-за моих рук. И меня посадят на пожизненное в Азкабан, или убьют на месте, как самого ужасного преступника, ничем не уступающему Волдеморту, или чего хуже стану изгоем всего Магического мира. И каждая собака будет знать, проклинать моё имя, пока я не сгнию в четырёх стенах старого особняка. Митчелл молчит, но никак не смущает этим Патрицию. Теперь ей нравится молчание, оно не угнетает. Хотя всегда намного хуже слов. — Прости, Эбигейл, за то, что втянула тебя во всё это. Ты не виновна. Ты всегда хотела мне только добра и счастья. Единственная, кто действительно хотела, — и снова другой конец сигареты пламенится. — Пат, выбрось этот бред из своей головы и сигарету также, — приказала Митчелл. — Я верю, что ты сыграешь шикарную свадьбу с Северусом в долине у моря, ты родишь ему прекрасных детей, чтобы он наконец обрёл счастье, на которое заслуживал всю свою жизнь. Я уверена, Снейп — чудесный отец. — Патриция. Наконец Картер замолкает, слышно лишь как она вдыхает и выдыхает. — Посмотри на меня. Но она не хочет, Патриция не сможет смотреть в её зелёные глаза, потому что боится, что слёзы слетят быстрее, нежели просто смотреть в одну сторону. — Выбрось. — Нет. — А Том? — Хах. А что Том? — Картер закашляла после новой затяжки. — Пат, выброси. — Уже ничего не будет из-за одной сигатеры, Эб, — равнодушно ответила Патриция. — Ничего. Красивые губы снова обхватывают тонкие края сигареты, всасывая яд. — У кого ты взяла их? Отвечай. Патриция молчит, лишь смолит, а дым распространяется вокруг Эбигейл большим маревом, ощущая себя Алисой рядом с гусеницей в большом хмуром лесу. — Кто-то из старших дал? Или ты украла. Картер снова закашляла, прикрываясь рукой. — Ты не умеешь курить. Курить она не умела, и вправду, но от этого Патриции никак, ведь звучало это скорее как констатация факта, нежели оскорбление от одногодок. — Кто не помнит прошлого, обречены на его повторение… — Что? — переспрашивает Эбигейл. — Кто не помнит прошлого, обречены на его повторение… Ведь так происходит цикл всех исторических событий? — М… да, но это понятие размытое и с нюансами. — Я думаю, оно очень правдивое, — предчувствуя нелёгкое продолжение, Картер тянется за следующей порцией никотина. — Столько воин было… ведь люди не знают истории. Столько ошибок совершенно, когда люди думают, что они особенные существа. Зачем им чужой опыт, когда свой выйдет куда лучше? Эбигейл сжала ладони, все ещё стоя над сидящей Картер. — Почему именно я? — кажется, этот вопрос после паузы эхом расходится в стенах башни. — Я что-то плохое кому-то сделала? Мои предки замолвили за меня словечко, сотворив нечто ужасное? — Нет, Пат. Причина точно не ты. Сыграло твоё доброе сердце, да и только. Но разве оно виновник бед? Патриция смолчала. Она не знает, как ответить на этот следующий вопрос из всех остальных в её арсенале, ведь он мучил её иначе, как загноившаяся рана. — Точно — нет. Виновник всегда тот, кто пользуется этим. В свою выгоду. — Эб, — она резко обрывает её, — я шлюха. — Что? Патриция опускает глаза, струшивая пепел себе на ноги. А ему всё мало. Впивается в неё силой по самое основание, и слёзы блестят из-под ресниц. Удовольствие граничащее с болью. Стоны, срывающие голос. — Правильно Маркел говорил… как в воду смотрел. — Что ты такое говоришь?! Этот неуч не воображает, о чём толкует. Нахватался слов и раскидывается ими налево и направо… Патриция также сидит, даже не пошевелившись. Похоже, она прибывает в каком-то своем трансе, мыслях, но осознает присутствие Эбигейл. — Я думаю, тебе следует воспринимать это по-другому. В удивлении Картер даже впервые поднимает голову на неё. Ждёт её ответа. — Любовь. Патриция всматривается ей в лицо, не отрывая взгляда, затягивает. — Волдеморт не способен на любовь. Он способен только на убийство. Эбигейл хотела что-то сказать, но после слов Картер затихла и не могла смотреть ей в глаза дальше, а старалась устремить свой взор вдаль, за ограду перил. — Мне нравится, как люди говорят о тех, кого они любят. Патриция внезапно вытаскивает сигарету изо рта: — О чём ты? — Ты всегда говорила по-особенному. Словно я читала книгу, но не трагедию с романтической линией двух недоумков влюбленных, чьи сердца беспощадно тянутся через тернии бытовых проблем. Митчелл тихонько засмеялась, и Патриция улыбнулась стенке напротив. — Словно это находилось за гранью, того, к чему мы привыкли прикасаться. Говорить, слушать, чувствовать. Возможно, за мерой понимания человека. — Возможно, за мерой понимания человека, — Патриция одновременно повторила за ней, чем вызвала непонятный прилив эмоций у Эбигейл. На ней едва появилась старая улыбка, и что-то внутри Картер ёкнуло также. Митчелл вдруг останавливается, глядя на неё сосредоточенным взглядом. — Я тебе не говорила разве об этом? Патриция просто смотрит на Эбигейл, не подбирая ни слова. Очерчивает её линии лица, уголки приподнятых губ, взмытые ресницы, русые волосы, зелёные… глаза снова наливаются, глядя на эту зелень глубокого леса в них. Рука тянется, чтобы прикрыть половину лица, поддавшегося эмоциям. Ветер продолжал завывать в нескончаемом потоке, толкая туман дальше по небу. — Я не хочу быть девушкой его мечты, я хочу быть его наихудшим кошмаром. — Тому не сняться кошмары. Он кошмар, — говорит Эбигейл. — Тогда почему мне так нравится то, что меня разрушает? Перед ответом Митчелл понадобилось какое-то время. — Наверное, все мы не без греха. Эбигейл направляется в сторону лестничного прохода. Патриция сбрасывает последний пепел и тушит сигарету о серебристую голову змеи на своем пальце. Изумруд переливается под остатками сажи.***
Скатывающаяся вода из ржавых труб почти доводит до белого каления Патрицию. Она по малому капает ей на мозг, как и Эбигейл своими речами. Хотя она очень осторожна в словах, но всё же режет лезвием по её коже. Туалет Плаксы Миртл их остановка. Поздний вечер накрыл Хогвартс своими чарами сна, чтобы все студенты затворили двери своих гостиных. Синий свет в витражах действует триггером для Патриции, и она старается смотреть в глаза Эбигейл. — Мне нечего тебе больше говорить. Ты знаешь лучше. Погружённая в свой вакуум Картер даже не заметила, как позволила себе первую за этот день эмоцию, вскинув бровь. — Я знаю, как это тяжело… — продолжает когтевранка, глядя на руку Патриции, её пальцы тянутся к ней. — Хотя, чёрт подери, не знаю… Кожа Эбигейл холодна как лёд, при памяти Патриции такого не было. Она сжимает и разжимает её руку, гоняя кровь, словно от этого Патриция могла ожить. — Но одно я знаю точно, что сильнее девочки нет. Патриция слегка ухмыляется, уголки губ расползаются на её бледном измученном лице, дабы также прибавить на коже Митчелл пару складок, которые возникали у неё в счастливом времени. Улыбка Картер спадает. — Мне страшно. Эбигейл моментально меняется, будто окаченная холодной водой. Тревожность маскирует её лицо. Она переходит на полушёпот: — Если это из-за… — Если кто-то знает о возвращении Тёмного Лорда Волдеморта. Такое внезапное заявление заводит в ступор, и когтевранка хмурится, от прежней, даже малейшей улыбки не останется и следа. — Никто ничего не знает. — Мы не можем быть уверены, да и вообще у меня давно были подозрения… — На счёт чего? Кого? Джеймса или Скорпиуса… — Альбуса или Нэнси, да. — Да ну, они бы никогда… — Да, я знаю, это звучит глупо и предательски по отношению к ним, но… ещё три года назад, когда всё только начиналось, они были посвящены в наши походы в Тайную комнату и другое. Я вот чего боюсь, они могли понять моё поведение за тем обедом, пазлы собрались воедино, когда что-то всплыло в их памяти. Это не выходит из моей головы уже больше двух недель. — Не волнуйся. Я думаю, поводов для сомнения в них нет. Они бы не за что никому не проболтались, зная о подробностях. — Страх неизвестности мог сыграть с ними злую шутку. Даже не в плохих намерениях это могло произойти. И кто-то сейчас держит рот на замке, чтобы открыть его в нужный момент. Патриция не знала, почему вдруг что-то проснулось внутри неё. Почему она как с цепи сорвалась, только сейчас беспокоясь обо всех вещах, каких должна была ранее. Сейчас уже поздно, но от этих ощущений, от тревоги, что накрыла, словно лавина, хотелось умереть. Быстрой и безболезненной смертью. Она разрывала сердце на части. И не знала, что разорвет больше, ведь ей предстояла встреча с Томом. Патриция оглядывается, словно кто-то ещё мог быть в заброшенном туалете. — Я стараюсь верить им. — она делает паузу, — Но кто-то знает. Внезапно со стороны выхода почуялся странный звук. Треск обвалившегося каменного пола пронзил эхом ванную комнату. Патриция замирает, глядя на Эбигейл и обе не спускают взора с друг друга ещё какое-то время. Неожиданно Патриция оклемается, чтобы поспешно среагировать, ведь времени мало. Она пробегает глазами помещение, но ничего не замечает, как и Эбигейл. Они не бросают ни слова в поисках источника шума, переговариваясь лишь какой-то силой мысли, не задействуя легилименцию. Девчонка неровно вбирает спертый воздух коридора. Её лопатки плотно прижаты к пронзительной прохладе стены, что пробирает сквозь мантию. Тело пульсирует под вой собственного сердца, пытаясь найти долгожданный покой, да вот чувствует, как чья-то рука крепко сжала её плечо. Тёмный пол украшается светлыми кудрями. — Сука, — единственное, что выходит из Картер, когда она видит Рейчел, молниеносно сползающую вниз, когда две фигуры предстают перед ней. Она прикрывается руками, зажмурив глаза. Слышно лишь её скулящие вздохи, прерывисто выбивающиеся из груди. В какой-то момент Мур спускает защиту, открывая вид перед собой. — П-патриция, Эбигейл… — Не очевидно, не так ли? — выдает Патриция, оглянув пуффендуйку, и скосила голову в бок. — Что ты здесь делаешь? Ты не староста Пуффендуя, и не школы тем более, чтобы расхаживать по ней в такое позднее время, — встревает Эбигейл. — Это что вы тут делаете? Вы снова встряли в какую-то передрягу, чтобы подставить всех нас? Рейчел даже понемногу встает, запыхавшеяся, но с места не сходит. — А ты как всегда в нужный час в нужном месте, — подытоживает Патриция без излишней агрессии, хотя внутри горит настоящий котёл чёртиков. — Ты! — Рейчел сжимает кулаки, смотря на Картер, — Ты снова всё портишь! Как ты достала своими выходками, выкрутасами, лишь бы получить внимание. Картер едва сдерживает смешок. — Это ты точно про меня говоришь? — Все узнают про возвращение Волдеморта, и вам конец. Слетит твоя корона с головы, Патриция, на дно Черного озера, где только ужасные твари ждут твоего возвращения. — Полегче, подруга, — тормозит её Митчелл. — Ты кажется забыла своё место. Или напомнить, что было на последней вечеринке Слизерина? Мур заметно мнётся, но гордыня распирает, чтобы молчать. Она похожа на собаку, что гавкает на любое слово. — Чем лучше твоя? Подстилка для Тёмного Лорда! И этот котёл разжигается. Патриция цепляется в глотку Рейчел, прижимая ту обратно к стене. Мур обхватывает её руку, когда она стискивает захват сильнее. — Шлюха шлюхе же не будет говорить подобных слов? Эбигейл дергается. — Пат, что ты делаешь? — Несёшь всякую чушь про всех за спиной, а в лицо сказать, так язык всегда засунут глубоко подальше, а сейчас поверила в себя? Пуффендуйка хватает воздух, явно перепугавшись, ведь огонь уверенности в глазах стал утихать. — Тебе стоит успокоится, пока не стало хуже. Той удаётся слегка опустить руку Патриции, чтобы высунуть голову вверх. Взгляд голубых глаз направлен вниз на неё: — Пошла ты, — Мур позволяет себе ухмыльнуться, как дурачок Маркел перед верным поражением, но Картер знает как поступать с такими. Её рука кидает свою добычу на пол. Девчачий визг прокатывается по коридору второго этажа. Мур ударяется лицом об заостренный угол камня, и прежде чем отпрянет и зажмёт его рукой, замечает как кончик волшебной палочки заискрит в пальцах Патриции. — Что? — переспрашивает Картер, выдавая что не расслышала. Блондинка отползает от неё, держась за щеку с одной стороны. Она переводит дыхание, чтобы внезапно её верещащий голос не разнесся в каждой клетке Патриции и Эбигейл: — Я не позволю, чтобы ты опять всё испортила! Мур не успевает поджать покалеченную ногу, как вдруг Патриция подходит ближе, взгляд нижней наполнен животным ужасом. Элегантная рука хватает копну блондинистых волос и тянет Рейчел вверх. Душераздирающий стон вырывается из неё. А далее Картер не помнит, как её жертва оказалась на полу ещё раз, и ещё раз, итак несколько раз. Как серый камень окрашивался кровью, а на белоснежной коже оставались ссадины, требующие срочного медицинского вмешательства. Как истошный крик медленно стухал, становясь хриплым вздохом. Ногти крошились от малейшего столкновения об землю, а губы покрывались шрамами. Как голос Эбигейл звучал в унисон и пыталась оттащить Патрицию, чьи глаза налились багряным. Мур лежала в собственной луже крови, крегтя сломанными ребрами, спуская оставшийся воздух лёгких в разгоряченный камень рядом. Волшебная палочка уткнулась в её щеку, кончиком исследуя остатки живой кожи, надавливая со старанием, чтобы образовалась впадина. — Обмолвишься хоть словом… я закопаю твой гроб лично. Рейчел не шевелилась. Она то ли боялась подать признаки жизни, то ли не могла. Лишь зрачки пошатывались со стороны сторону, наверняка, единственный орган, ещё реагирующий на действия. Эбигейл стояла позади Патриции, прижавшись к стенке и прикрыв рот рукой. Её вид выдавал крик, что так и застрял у неё в горле без возможности выйти. У неё не осталось сил на это. Слёзы уже застыли на её щеках плотной плёнкой, а в глазах полопались сосуды. Единственное, что она сделала, это налетела на Картер с объятиями и палочка вылетела с руки той. Её рука стала поглаживать волосы на макушке Патриции, и вдруг что-то разбилось внутри. Стеклянные глаза смерти треснули, и слёзы хлеснули бездонной рекой, впитываясь в синюю кофту Эбигейл.