У Черного моря

– Аллахом клянусь, – говорила Хазан, подняв руку для пущей торжественности, – клянусь Аллахом, я запру Эдже в горной деревне. На ферме будет работать, масло будет взбивать, коров пасти будет! И одежду я стирать ей не буду, в ручье будет, руками стирать! И газовый баллон я возить ей не буду, будет дрова колоть, на печи готовить! – А Ясина, – Хазан продолжала яриться. – Ясина я посажу в клетку и в море опущу. Краном. Медленно. Ме-е-едленно. Ягыз покосился на нее и опять перевел взгляд на дорогу. Он ехал на огромной скорости по незнакомому горному серпантину в попытке догнать автобус, который увозил сестру его невесты в Стамбул. Ягызу отчаянно хотелось захихикать от абсурдности происходящего. Утро так нормально начиналось. Они с бабушкой попили кофе, дедушка читал газету на террасе, Ягыз разговаривал с ним о каких-то мелочах, из сада пахло цветами, утренний летний воздух потихоньку наполнялся жарой, Ягыз попытался заняться делами в кабинете, но бабушка выгнала его и отобрала ноутбук и, помявшись и послонявшись по саду, Ягыз забрался на крышу, будто бы чтобы проверить кровлю. Он ни черта не понимал в кровле, но, решил он, если там что-то будет не так, он увидит. В особняке Эгеменов в Стамбуле папа никогда сам не проверял кровлю. Он не возился с камином. Не раскручивал раковину, если та забивалась. На это в особняке Эгеменов были специально нанятые люди. Иногда, глядя на дедушку, умело орудующего ключом, Ягызу хотелось позвонить отцу и спросить, было ли время, когда отец пытался сам заниматься домашними делами? Не могло быть так, чтобы не пытался, в присутствии такого примера перед глазами. И Ягызу следовало привыкать жить также, иначе... Иначе он сам себя не сможет уважать, не говоря уже о деде. Не говоря уже о Хазан. В итоге его обследование кровли превратилось просто в лежание на жесткой крыше под палящим черноморским солнцем. "Ты Эгемен" – крутилось в его голове. "Ты сын и внук Эгеменов. Черное море в твоей крови" Этот город был в его крови. "Ты не можешь не чувствовать этого". "Это мой дом", подумал он, поднимаясь и глядя с крыши особняка на сад. "Я чувствую это" – подумал он, слушая пение бабушки. Он улыбался, когда раздался звонок телефона. – Доброе утро, жизнь моя! – раздался истерично веселый голос Хазан, и Ягыз обеспокоенно выпрямился. Через полчаса он ел с ней суши в японском ресторане, а еще через полтора часа гнал на своем мерседесе по незнакомому горному серпантину в попытке догнать автобус, который увозил сестру его невесты в Стамбул. Когда подруга Эдже позвонила Хазан, Ягыз был приятно удивлен: Хазан не запаниковала, не забилась в истерике. Она сжала зубы, в ее глазах зажегся злобный огонек. Она тут же позвонила своему кузену Алтаю, велев взять друзей и немедленно отправиться в аэропорт и остановить Ясина и Эдже, которые где-то час назад сбежали вместе в Стамбул. Ягыз уже смотрел в интернете расписание полетов аэропорта Орду. – Десять минут назад вылетел самолет в Измир, через пятнадцать минут вылетает рейс в Анталью, – сказал он, как только Хазан положила трубку. – Ты уверена, что они поедут именно в Стамбул? – Она сказала Гекче, что едет в Стамбул, и она всегда говорила, что сбежит в Стамбул, когда... – Хазан осеклась, и Ягыз улыбнулся. – Когда думала сбежать от меня? Хазан кивнула, и Ягыз нажал кнопку вызова. – Сефер, брат, мне нужна твоя суперсила... Суперсила брата Сефера сработала, и теперь Ягыз с Хазан гнали за автобусом, увозившим Эдже и ее возлюбленного к новой прекрасной жизни в великом городе Стамбуле. К новой прекрасной жизни, в которой у них даже не было денег на самолет. По уму, Эдже следовало позволить сбежать и вернуться с поджатым хвостиком через несколько месяцев, вот только... Вот только в Орду такое было невозможно, и девицу надо было поймать немедленно, и поэтому Ягыз выживал максимум из своего прекрасного железного скакуна, спасибо дедушке, за "лучшую машину в Орду", "для лучшего внука Орду". Они выехали на длинную прямую между гор, когда увидели автобус на пустынной дороге. – Это они, – шепнула Хазан, и Ягыз кивнул, догоняя беглецов. Он обогнал автобус на несколько сотен метров, притормозил, развернув машину посреди дороги и вышел наружу, встав у двери. Он услышал хлопок двери и шаги Хазан. Автобус засигналил ему, но остановился на безопасном расстоянии, со своего места Ягыз отлично видел изумленное лицо шофера. Ягыз подошел к автобусу со стороны водителя и махнул ему рукой, призывая открыть окно. Мужчина средних лет настороженно высунул голову. – Легкой работы, брат, – сказал Ягыз, хватаясь рукой за ручку двери. – У тебя тут пассажиры, которых нам надо бы доставить домой. Открой дверь, Аллаха ради. Девочка не простилась с матерью, разве ж так можно? – Конечно, господин Ягыз, – проблеял водитель, и Ягыз постарался сдержать удивление. За несколько месяцев в Орду он пока не привык, что его знает в лицо почти весь город. Двери автобуса с шипением раскрылись, но никто не выходил наружу. В окно Ягыз видел, как люди крутят головами, выглядывая на улицу и глядя вглубь автобуса, внутри царила какая-то суета. Хазан обошла автобус и вошла в дверь, и через некоторое время громкие крики стали отчетливее, а на лицах пассажиров автобуса отразилась паника. – Брат, открой багажный отдел, заберем их вещи, – попросил Ягыз, и обошел автобус, выйдя к пассажирским дверям. Как раз в этот момент Хазан вытолкнула из двери Эдже, прямо в руки Ягыза, а следом за ней вылетел взъерошенный Ясин Демиркол, которого выскочившая Хазан тут же схватила за шиворот, что было довольно забавно, учитывая, что она была прилично ниже его ростом. – Эдже, сестренка, забери свои сумки, помоги господину шоферу, – велел Ягыз, не отрывая взгляда от кипящего от ярости Ясина. – Мы уезжаем в Стамбул, и вы не можете нас остановить! – Закричал Ясин, и Ягыз кивнул, оглядываясь на уставившихся на него пассажиров автобуса. – Не уезжаете, сынок, – сказал он, перехватывая сумку из рук Эдже. – Так ведь, брат, – повернулся он к водителю. – Они никуда не едут? – Они никуда не едут, господин Ягыз, – кивнул водитель, и Ягыз улыбнулся ему. – Спасибо, брат. Легкой работы тебе. Доброй дороги вам, уважаемые, – помахал он рукой пассажирам автобуса, и они загудели в ответ благодарности. – А вы, – повернулся Ягыз к беглецам, – садитесь в машину. Быстро. – Мы с тобой не поедем! – Заорал Ясин. – Мы никуда с тобой не поедем, понял! Вы не сможете нас остановить! Не сможете! Мы с Эдже любим друг друга, мы уедем в Стамбул и поженимся. – Заткнись, Ясин, – рявкнула Хазан. – Садись в машину немедленно. Эдже! Ясин рванулся к Эдже, хватая ее за руку и вставая перед ней, закрывая ее собой. – Я не позволю вам разлучить нас, поняли? Не позволю! Ягыз замер, уставившись в дуло наставленного на него пистолета. – Отпустите нас, ясно? Немедленно нас отпустите! – Кричал Ясин, размахивая пистолетом, переводя его с Ягыза на Хазан и обратно. Водитель автобуса, пискнув, попятился, из автобуса раздались крики. Ягыз поднял голову, отводя взгляд от пистолета, и посмотрел в глаза Ясина. Парень был в явной истерике, подумал он, его глаза лихорадочно бегали, лицо было бледным, по шее шли красные пятна. Второй рукой он отводил себе за спину Эдже. В ушах Ягыза зазвенело. Словно издалека он слышал гул из автобуса, голос Хазан. – Ясин, – сказал Ягыз, двигаясь навстречу мальчишке. – Не глупи, сынок, – шаг за шагом, он шел все ближе и ближе, глядя в глаза Ясина, и тот застыл, словно завороженный. – Не порть себе жизнь, мальчишка, – сказал Ягыз, едва слыша себя от частого стука сердца в ушах. Он постарался как можно незаметнее вытереть о брюки вспотевшие ладони. – Перестань, – сказал он, когда подошел так близко, что дуло пистолета уперлось ему в грудь. – Иди в машину, – сказал он, осторожно перехватывая пистолет и забирая его из рук Ясина. Ясин стоял, замерев, бледный, потрясенный собственным глупым поступком, и Ягыз стоял напротив него, не отрывая от него взгляда. Он не глядя разрядил пистолет и заткнул его за пояс брюк, поворачиваясь к Хазан, которая потрясенно смотрела на него. Он кивнул ей и повернулся к автобусу. – Простите нас за задержку, уважаемые, – сказал он, подойдя к пассажирской двери. – Доброй дороги вам. Он развернулся, не дожидаясь окончания ответов пассажиров, и, взяв Ясина за локоть, повел его к машине, где посадил на пассажирское сидение спереди, бросив в багажник вещи Эдже. Хазан усадила сестру сзади и села рядом с ней. – Что теперь с нами будет? – Спросила заплаканная Эдже, и Хазан шикнула на нее, буравя взглядом затылок Ягыза. Ягыз посмотрел на нее в зеркало заднего вида и кивнул, но удивился, когда в ответ она почему-то показала ему кулак. Всю дорогу они молчали, и только на въезде в город Хазан вдруг схватила его за плечо. – Притормози! – Крикнула она, напряженно глядя на стоявшие у обочины дороги машины. – Это дядя Кудрет! – Пискнула Эдже, и Ягыз напрягся. И правда, при виде него из машины выскочил Кудрет Чамкыран, и притормаживая рядом с ними Ягыз узнал в пассажирах других машин Алтая Йылдыза, каких-то других кузенов Хазан и своего кузена Сефера. – Сидите в машине, – скомандовал Ягыз и вышел навстречу Кудрету, и с раздражением отметил, что Хазан вышла вслед за ним. Кудрет стоял, держа в опущенной руке пистолет, и он не отводил взгляда от Ясина на пассажирском сидение. – Добрый день, брат Кудрет, – поприветствовал его Ягыз, и Кудрет кивнул. – Значит, догнал их, зятек? – Кудрет одобрительно покивал. – Хорошо сделал. Эй ты, – скомандовал он, поднимая пистолет, – а ну вылезай из машины! – Дядя Кудрет, – Хазан пошла к нему, пытаясь ухватить его за руку. – Дядя Кудрет, не надо! Не надо, дядя Кудрет, мы разберемся, ты не волнуйся! – Конечно разберемся, племянница, – прорычал Кудрет. – Конечно, разберемся. Я этого Демиркола сейчас на ремни порежу. Ты у меня молить о смерти будешь, мерзавец! – Заорал он, добавив еще пару словечек. – Ясин, сиди в машине! – Скомандовал Ягыз, услышав, как открывается дверь, но Ясин выскочил наружу, подбегая к Кудрету и наступая на него. – Что? Что ты мне сделаешь, а? Убьешь меня? Убьешь? Ну давай, убивай! – Крикнул он, разводя руки в стороны и грудью надвигаясь на пистолет. – Ну давай, застрели меня! Убей! Мне нет жизни без Эдже! Кто ты такой, чтобы судить нас? Кто ты такой, чтобы судить нашу любовь! – Ясин! – Закричала Эдже, выскакивая из машины. – Любимый, пожалуйста! – В ее голосе слышалось рыдание. – Любимый, не надо, умоляю! – Стреляй! – Орал Ясин, рванув на груди рубаху. – Ну давай, убей меня! Убей меня ради моей любви, на глазах моей любимой! Ради нее я от любви сгораю, думаешь, на смерть не пойду? – Думаешь, я не выстрелю в тебя, щенок? – Прорычал Кудрет, взводя курок, и Ягыз дернулся было к нему, но его опередила Хазан. – Дядя! – Она встала перед Ясином, повернувшись лицом к Кудрету. – Дядя, не глупи, перестань. – Нет, пусть, пусть стреляет! – Завопил Ясин под рыдания Эдже. – Пусть! Кто вы такие, чтобы судить нас? Вы не знаете любви, никто из вас не знает любви! Ты! – Заорал он, указывая на Ягыза. – Тебе совсем нет дела, на ком жениться! Женишься, на ком тебе укажут! И ты! – Повернулся он к Хазан. – В один день ты зовешь его козлом, бесчестным и Промышленным Холодильником, а на второй день спокойно идешь к нему в невесты! Вы бесчувственные, бессердечные роботы, вы оба, вы оба не имеете права нас судить! Ягыз усмехнулся, услышав эти слова и коротко кивнул ошеломленно оглянувшейся на него Хазан. Он подошел к невесте и встал перед Кудретом, закрывая собой Ясина. – Брат Кудрет, прошу тебя, – тихо сказал он, – опусти пистолет. Мы вместе со всем этим разберемся, но не так. – Ягыз повернулся к Хазан. – Посади Эдже в машину, – велел он, и снова посмотрел в глаза Кудрета. Серые глаза дядюшки с подозрением прищурились, но Ягыз кивнул ему, и Кудрет опустил пистолет. – Алтай, – позвал Ягыз и бросил ключи от мерседеса кузену Хазан. – Отвези Эдже в дом ее деда. – Хорошо, брат, – кивнул парень, быстрым шагом удаляясь к машине, и Ягыз развернулся, глядя на тяжело дышащего Ясина. – А с этим что будем делать? – Спросил Сефер, когда мерседес тронулся с места, увозя заплаканную Эдже. – Кстати о промышленных холодильниках, – сказал Ягыз, покосившись на Хазан. – Хазан, позвони в порт, в хранилище. Попроси их приготовить пару бочек льда, скажи, мы приедем через полчасика. – Хазан недоуменно приподняла брови, и Ягыз усмехнулся, поворачиваясь к Ясину. – Значит, говоришь, от любви сгораешь, парень? Стало быть, надо тебя чуть-чуть охладить. За его спиной раздался хохот Кудрета Чамкырана. – Сколько минут рекорд задержки дыхания? – Будничным тоном спросил Кудрет Чамкыран, придерживая затылок Ясина, голова которого была опущена в бочку с водой. – Понятия не имею, – ответил Ягыз, полуприсев на бочку и скрестив руки на груди. – Хазан? – Вроде минут двадцать, – ответила та, – дядя, выпускай, хватает уже. – Не, еще чуть-чуть, – помахал тот рукой. – Брат Акын, ты сколько можешь под водой просидеть? – Да я минуты две только продержусь, – ответил помощник Хазан, – курю же я, да и не молод уже. – Эй, щенок, – Кудрет поднял Ясина за шиворот и дернул за связанные за спиной руки. – Ты у нас не куришь? – Спросил он задыхающегося парня, который судорожно пытался надышаться. – Не, он не курит, он у нас спортсмен, – ответил ему Сефер, грызший семечки за столиком. – Ну, молодец парень, – обрадовался Кудрет, снова макая того головой в бочку. – Давай, сынок, охлади голову. Потом опять остальное тебе охладим, – сказал он, глядя на бочку со льдом, в которую они до этого посадили Ягыза. – Брат Кудрет, а может уже хватит? Сколько раз ты его уже макнул? – Спросил Ягыз. – Давай опять его в лед, что ли? – Да ну тебя с твоим льдом, зятек. В такую погоду я и сам во льду посижу с удовольствием, хотя идея хорошая, конечно, была, но больше льда надо было. Эй, Толга! Дуй-ка в холодильник, скажи, еще бочку льда хотим, кати сюда. – Он опять поднял Ясина. – Что, сынок, охладил голову? В лед хочешь уже? – Пошел ты на … – Выкрикнул тот, и Кудрет опять опустил его головой в бочку. – Какой невоспитанный, – посетовал он, пиная Ясина в щиколотку. – Испортилась молодежь Орду, испортилась. Мы в его возрасте старших уважали, – ударился он в воспоминания под усмешку Хазан. – Как же воспитывать молодежь, когда взрослые на Эгейское море сбегают? – Ядовито спросила она, но тот сразу нашелся с ответом. – От таких баб, как твоя мамаша Фазилет да его мамаша Шухрие как не сбежать, скажи, племянница. Твоя мамаша воспитала дуру, а Шухрие воспитала идиота. Идеальная парочка, аж благословлю их, когда макать устану, – пообещал Кудрет, снова доставая Ясина из бочки. Вся эта экзекуция, с сажанием Ясина в бочку со льдом под непрерывный ор Кудрета, да последующее макание, здорово улучшили ему настроение и, к облегчению Ягыза, увели его мысли от убийств и прочих смываний кровью. – Легкой работы, сынок, – услышали они голос за спиной, и Кудрет тут же снова макнул Ясина в бочку. – Спасибо, папа, – ответил он, придерживая дергающегося Ясина. Дядя Джихангир обошел вокруг собравшихся и покрутил головой по сторонам. К нему тут же подбежала Хазан, пододвигая стул, и Джихангир Чамкыран благодарно сел, опираясь обеими руками на трость, и Хазан встала за его спиной, положив ему руку на плечо. – Подними, сынок, подними, – велел он и уставился на задыхающегося Ясина. – А лед у вас зачем? – Мы его туда сажаем, когда устаем, дядя Джихангир, – ответил Ягыз, и дядя Джихангир удовлетворенно кивнул. – В такую жару только лед и помогает. Как не загореться да в такую жару, а, сынок? Горяча кровь Демирколов, ох как горяча. Сунь его в лед, сынок. Кудрет с кузеном Сефером на пару затолкали Ясина в бочку со льдом, как раз когда юный Толга прибежал с небольшой тележкой из холодильника. – Значит, от любви сгораешь, сынок? – Спросил Джихангир Чамкыран, подслеповато уставившись на похитителя его внучки. – Это все, что вы придумали, или еще что планировали? – Поинтересовался он. – Хазан хотела еще закутать его в сеть и макнуть в море с помощью крана, – поделился идеей Ягыз, и дядя Джихангир удовлетворенно закивал. – Моя школа. Так и сделаем. А пока послушаем-ка парня. Эй, Демиркол, как там тебя. – Ясин, – подсказал кузен Сефер, и дедушка Хазан кивнул. – Ясин, значит, говоришь, внучку мою любишь. Это хорошо, это похвально. А вот ходить за ней да без разрешения ее семьи, разве это дело, сынок? Разве не надо было сначала спросить ее мать, а? – Я спрашивал, – Дрожащим голосом ответил Ясин, и дед прищелкнул языком. – Значит, запретила она тебе, – сурово сказал он. – Значит, не надо было ходить. А ты и бегал за ней, пока она другому была обещана. Это вторая твоя вина. И голову ей задурил, из дома сбежать, словно бесчестную какую-то, заставил. Это третья твоя вина. А к тому же еще и в моего будущего внука из пистолета целился, – повел он рукой в сторону Ягыза, и все, кроме Хазан, удивленно уставились на него. – Разве ж ты думаешь, мы после этого не макнем тебя в море, сынок? Еще как макнем. Кудрет, дорогой, макайте его в бочку до самой темноты, или пока не устанешь. – Не волнуйся, папа, – пообещал Кудрет, – я уже поел, долго не устану. – Молодец, – кивнул дедушка. – Что ты скажешь, Ягыз? Что нам потом с ним делать, да и с Эдже этой глупой? – Насчет Эдже, я думаю, пусть решает Хазан, – задумчиво сказал Ягыз, поднимаясь с бочки и подходя к дяде Джихангиру. – А насчет этого парня… – Ягыз повернулся к Ясину. – Дядя Джихангир, – сказал он. – А чем именно вам не нравится этот парень? – Бездельник он! – Твердо сказал дядя. – Работает спустя рукава. Школу бросил и уже три года только автобус водит, да и то плохо. А автобус-то немытый всегда, грязный, сам грубый, невоспитанный, только и знает, что со шпаной водиться. Вот чем нам не нравится этот парень, сынок. Ягыз пожал плечами. – Тогда, я думаю, – сказал он, повернувшись к Хазан и подмигнув ей, – у меня есть идея. Он подошел к бочке, из которой торчала голова Ясина, и поднял его лицо за подбородок. – Пойдешь работать в артель господина Чамкырана, – решил он. – Вот под присмотром брата Кудрета, на его корабле и поработаешь, или к Хазан пойдешь, кому удобнее будет. И если будешь работать хорошо, и не найдется на тебя жалоб, – Ягыз выпрямился и повернулся к дяде Джихангиру. – Если брат Кудрет и Хазан не будут иметь на тебя жалоб, тогда пойдешь к дяде Джихангиру, поцелуешь ему руку и попросишь у него разрешения встречаться с его внучкой. А вот дядя Джихангир тогда еще и подумает. – И подумаю, – кивнул дядя. – Молодец, сынок, хорошо придумал. А теперь давайте его и правда в море окунем, сеть несите. Ягыз засмеялся, повернувшись к Хазан, и та покачала головой, закатывая глаза.