Краденое солнце

      Локи некоторое время колебался, размышляя о том, не слишком ли он поспешен. Но старая перечница так удачно отчалила с докладом к сестре, а его звезда смотрела на птицу с такой явной симпатией, что он не устоял. Принял свой облик и, не разрывая с ней зрительного контакта, спрыгнул с подоконника.       — Прошу, только не кричи, — хотя бы до тех пор, пока он не установит щиты и не выставит часового. Потом-то сколько душе угодно.       Кричать она не стала. Вместо этого улыбнулась, открыто и радостно, так, как никто в Асгарде не улыбался ему уже лет пятьсот, и понятливо кивнула.       Жмурясь от непривычного тепла в груди, Локи поставил щиты и наложил чары поиска. С потолка к ногам упал длинный черный шнурок. Червь-шпион. Как предсказуемо. Локи прихлопнул его сапогом и покосился на звезду. Та не выказала никаких признаков негодования по поводу жестокого обращения с червями. Она так сосредоточенно разглядывала его самого, что едва ли вообще заметила его маневры.       О чем при этом думала, одним норнам известно. Локи всегда читал чужие лица как раскрытую книгу, но выражение ее лица к несчастью еще ни разу не соответствовало ситуации. А лучистый взгляд совершенно сбивал с толку.       Она пока еще была загадкой. Волнующей загадкой, которую он, сложись обстоятельства иначе, разгадывал бы вдумчиво, не торопясь. Наслаждаясь.       — Здравствуй, — он даже слегка загрустил о несбыточном. И приветствие вышло идеально трогательным.       — Локи, — она произнесла его имя мягко, слегка потянув последний слог.       Его имя произносили со страхом, ненавистью или, по крайней мере, изрядным раздражением. Иногда с животной страстью. Но так нежно — никогда. Локи решил, что по возвращении к себе непременно сцедит воспоминания об имени и улыбке и сохранит их в етунхеймских хрустальных шарах. Там жадная пустота никогда до них не доберется.       Но это потом. Сейчас необходимо было отыграть партию. Он соорудил на лице одну из тех страдальческих гримас, что лучше всего пронимали его добросердечного брата.       — Знаю, что не должен был приходить, что недостоин твоего общества, — проникновенно заговорил он, нервно одергивая рукава камзола. — Но не смог удержаться. Так скучал!       Искренне, как же искренне вышло! Аж сам расчувствовался.       Она откинула одеяло — Локи сглотнул при виде белой кожи ее стройных ног — и хлопнула рукой по постели, предлагая ему устроиться рядом. Ну до чего простая! Понятия ведь не имела о том, что в Асгарде означал подобный жест. И хорошо, что не имела.       Локи вмиг оказался у постели и, всем своим видом демонстрируя смиренную скромность, присел на самый край. Звезда поежилась от налетевшего сквозняка и, к его вящему разочарованию, в попытке согреться натянула сорочку до самых щиколоток.       — Я много думала сегодня, — в бледном свете вечерних лампад ее глаза блестели особенно ярко. — И решила, что ты — самая подходящая мне компания.       При этих словах ее скулы очаровательно порозовели, и знакомый охотничий азарт окончательно завладел Локи. Застенчивые девицы были его специализацией.       Припомнив сюжет «Баллады», он, подпустив в голос хрипотцы, промурлыкал:       — Я счастлив уже тем, что вижу тебя, — слегка отошел от текста, но так было безопаснее. — И хотел бы видеть каждый день.       По законам жанра девица должна была немедленно растаять. Звезда же наоборот нахмурилась.       — А Хела что?       Ах, да.       — Я надеюсь в скором времени получить ее дозволение на встречи с тобой, но пока мы могли бы видеться тайно по вечерам. Здесь.       — Здесь? — теперь она смотрела на него с явным сомнением. Неужели суртову книжонку для леди все-таки успела прочесть? Надо было и ее сжечь.       — Да, будем беседовать, я расскажу тебе обо всем, что тебе интересно, — уточнил Локи на случай, если она вдруг успела обзавестись честью и начать за нее опасаться.       — Матти всегда со мной, — к счастью, приличия и девичья честь не волновала ее и вовсе. А вот вмешательство Матти — весьма. Не прочла, стало быть, книжонку. А если и прочла, то не вняла.       — Сокровище мое, — проворковал он, одаривая ее томным взглядом, — запомни одну вещь. Твое слово здесь — закон. Пожелай спать в одиночестве, и никто не посмеет тебе отказать.       — В самом деле? — недоверчиво спросила она. — Я попробую.       Локи тут же поздравил себя с убедительной победой над двухдневным младенцем, а часовой на двери негромко мякнул. Первое предупреждение.       — Мне пора, — его бы воля, побыл бы подольше. Окучивать ее было сплошным удовольствием.       Звезда вдруг потянулась к нему и замерла, едва не касаясь его щеки носом.       Ее настоящий аромат просочился сквозь виноградное мыло и розовый шампунь. Что-то похожее на согретый солнцем и облитый летним дождем металл. Он ошеломлял и дразнил одновременно.       Было еще что-то. Невидимое глазу, оно ощущалось легким покалыванием на коже, обжигало и ласкало одновременно. Еще не сияние, но его предвестие. Оно распаляло и влекло. Обещало могущество, обещало власть. Обещало согреть и заполнить пустоту в сердце. Нутро прошил голодный спазм.       Нужно уходить. Немедленно. Нужно… провести пальцами по нежной шее, запустить их в серебро волос. Намотать его на кулак, запрокинуть ей голову и попробовать, наконец, ее на вкус. Вытянуть из нее сияние, выпить досуха. Но сначала…       — У тебя глаза совсем черные, — даже за застившей разум пеленой он расслышал в ее голосе слабый намек на беспокойство.       Это отрезвило не хуже пощечины, на которые никогда не скупилась сестра. Которая, к слову, за подобные посягательства на свой эликсир молодости с него живьем шкуру спустит. И на полу своего кабинета расстелет.       Собраться. Срочно собраться.       — Это от волнения, — он судорожно выдохнул и как бы невзначай отодвинулся подальше. — Я так рад, что смог побыть с тобой.       — Я тоже, — улыбнулась звезда, снова сокращая расстояние между ними. Боги! Она смерти его хочет? Или своей?       — Твое сердце так сильно бьется, — еще и слух, как у Фенрира. Чудесно.       Осторожно, словно в любой момент готова была передумать, потянулась к нему. Дотронулась до руки, которой он уже всерьез измочалил свой рукав, дрожащими пальцами. Едва ощутимо погладила. И великий соблазнитель молоденьких девиц чуть не бросился наутек.       Слишком. Это было слишком.       Он не сомневался, что до конца жизни будет гордиться тем усилием воли, которое приложил, чтобы, не меняясь в лице, поймать ее ускользающую ладошку и прижаться к ней губами. Захватить чуть больше кожи, чем позволяли приличия, удержать чуть дольше.       Потеряться окончательно, но заслышав последнее предупреждение стража найти в себе силы шарахнуться прочь. Врезаться в подоконник, удавкой на горле затянуть завязки накидки. Расправить крылья и упасть в холодные объятия ночи.       И даже в облике птицы не найти покоя.

*

      Стоило Локи исчезнуть, как в комнату вернулась Матти.       — Не скучала, принцесса?       — Нет, — ответила она, рассеянно касаясь своего запястья пальцами другой руки.       Поцелуй Локи все еще горел на коже. Теперь она знала наверняка — все в книге правда. И про касания, и про поцелуи.       И как повезло, что у нее тоже есть принц. Он придет к ней завтра. И никто не помешает ей погрузиться в самые волнующие ощущения, которые ей довелось испытать в новой жизни.       — Я хочу теперь спать одна.        Матти всплеснула руками и забормотала что-то о том, что у каждой юной леди должна быть компаньонка, что спать одной неприлично и небезопасно. В конце концов она, Матти, может обустроиться в смежной комнатушке для хранения одежды. В которую даже двери нет.       — Я хочу одна, — повторила она с нажимом. Впервые требуя. Странное было ощущение. Неуютное.       — Вот и характер обнаружился, — покачала головой Матти. Похоже, наличие характера не приветствовалось в Асгарде. — Я передам Императрице твое пожелание. А она уж пусть сама решает.       Она испытала некоторое разочарование, убедившись в том, что законом в Асгарде были все-таки не ее желания, а Хела. И робкую надежду на то, что хозяйка города не захочет ее огорчать.       Матти продолжала бормотать себе под нос что-то про тяжкую долю, трудную должность и бессовестных аферистов, но она, увлеченная своими впечатлениями, впервые совершенно ее не слушала.       Кто бы мог подумать, что прикосновение может вызывать такой интенсивный отклик. Удивительно! Она попыталась проанализировать собственные ощущения, разложить их на нервные импульсы, оценить и взвесить, но быстро осознала, что… совсем не хочет этого делать. Детальный разбор впечатлений разрушал их очарование. Ей впервые совсем не хотелось размышлять. Хотелось ощущать. И… разве не затем она воплотилась, чтобы чувствовать? Жить. А не перекатывать в мозгу сухие и ненужные определения тому, что познавало ее тело.       Завтра. Она жила совсем недолго, а потому только теперь заметила, как по разному может ощущаться время. Время ожидания не шло, а еле волочилось. Она легла на живот и уткнулась лицом в подушки. Ее постель как-то незаметно пропиталась его запахом. Пахло… она не знала, из чего именно состоял этот запах, но он определенно ей нравился. Царапал нервные окончания и скручивался в щекотный шар где-то внизу живота.

*

      Локи спланировал на террасу, стянул с плеч накидку. Скользнул в темноту своей спальни. И застыл, уловив в непроглядной тьме слабый шорох. Никто посторонний пробраться к нему, конечно же, не мог. Но в Асгарде порой свои были страшнее чужих. Он беззвучно выдернул из поясных ножен кинжалы. Сделал шаг. И тут же учуял знакомую темную ауру. Выдохнул и щелкнул застежками, загоняя ножи обратно.       — Ами, ты однажды плохо кончишь, — проворчал он, зажигая свет.       — Главное, чтобы ты кончил хорошо, — съязвила Амора, которая возлежала на его постели и скабрезно улыбалась, — должна сказать, видок у тебя весьма… неудовлетворенный.       Ну разумеется. Кому, как не ей, подмечать за ним любые мелочи. Локи уже и припомнить не мог, сколько лет эта несносная ведьма была подле него. Хотя она наверняка считала, что это асгардский принц был подле нее. Уж что-что, а самомнение Аморы ничуть не уступало его собственному.       — Я истосковался, — протянул он, подкрадываясь к постели. Рассчитывая быстренько сцапать ее, вдохнуть знакомый запах и снять напряжение. — Ждал твоего возвращения.       Амора насмешливо ухмыльнулась.       — Кто ж тебе так круто от ворот поворот дал, хотела бы я знать. Прямо перед десертом.       — Ты — мой десерт, — злорадная стерва. Ну ничего, самое оно сейчас. Как вовремя она вернулась!       Он втянулся на ложе и уже навис над ней, когда Амора с неподобающей даме силой уперла ему в грудь ладонь. Нажала острыми ногтями.       — Перебьешься. У меня на сегодня другие планы. Я свою часть сделки выполнила. Гони мое зелье.       Не было печали!       — Всенепременно. Завтра же.       — Сейчас! Я не шучу, Локи, — ее глаза сверкнули опасной зеленью.       Локи раздосадованно рыкнул. Оттолкнулся от ее руки, поднялся.       — Сейчас принесу.       Он отправился в кабинет и перерыл все полки в поисках чего-нибудь, что могло бы дать похожий эффект. Наткнулся на эйфорическую настойку. Которая в комплекте с Аморой, по идее, должна была оказать должное воздействие. Недолговечное, конечно. Но, быть может, ему повезет и Тор не сразу утратит к ней интерес.       Взвесив на ладони пузырёк, Локи подумал о том, что за сегодняшний день нагадил брату лет на десять вперед.       Нечего по уху бить. Ухо-то не казенное. Да и страдает Тор ради благой цели. Когда Локи взойдет на трон, в девяти мирах наступит мир, и брату больше не придется заниматься ненавистными вещами. Локи о нем позаботится. К тому же Амора в постели страсть как хороша. Горячее в Асгарде и не найти. Так что пусть не жалуется, подумал Локи с таким раздражением, словно Тор уже стоял перед ним и предъявлял претензии.       — На, — он подбросил пузырек, и Амора поймала его в воздухе. Победно улыбнулась, — желаю вам с Тором семейного счастья.       Она поднялась с постели, подошла к нему вплотную, по-кошачьи сощурила глаза.       — Что-то здесь нечисто.       — Тор того и гляди завалит какую-нибудь полотерку, а ты все медлишь, — съехидничал Локи. — Придется в очереди постоять.       Амора испарилась мгновенно.       Локи, не раздеваясь, упал на ложе, уткнулся лицом в подушку. Знакомый аромат Аморы, дерзкий и терпкий, раздражал. Воспоминания о полной профнепригодности в роли совратителя приводили в глухое бешенство.       Близость к звезде стала неожиданным откровением. Вывернула его наизнанку.       Он припомнил их самый первый контакт в лесах Умара. Ни ее близость, ни ее касание тогда не произвели столь сокрушительного впечатления. Ей владели боль и ужас и, быть может, оттого она ощущалась простой перепуганной девочкой. Локи поначалу все дивился ее обыкновенности. Пока не увидел короткий проблеск сияния, разумеется.       Теперь же она освоилась, успокоилась. Расцвела, как чудесная альвийская орхидея. Со смертельно ядовитой пыльцой. И окончательно отравила его разум.       А ведь Хела сразу все про него поняла и приняла единственно верное решение. Локи, увенчанного тьмой и обглоданного пустотой, просто нельзя было подпускать к подобному созданию. Тор вон на звезду не реагировал совершенно. Она была рядом с ним в безопасности.       А Локи и без дополнительных раздражителей порой балансировал на грани безумия.       Но что ему до грядущего безумия, если оно идет рука об руку с невообразимым могуществом? В конце концов еще ни один безумец за собой этой неприятности не заметил. Да и живется сумасшедшим весело и страшно. Как и ему все эти годы. Так что разницы никакой.       Провертевшись в постели с добрые полчаса и в конце концов смирившись с тем, что поспать сегодняшней ночью не выйдет, Локи разлучился с измятой подушкой и поплелся в свой кабинет. Жаль нельзя было оставить в постели и разъедавшие разум мысли.       Кабинет Локи в свое время намеренно расположил рядом со спальней, чтобы, в случае появления во сне очередной гениальной идеи, не терять времени зря и сразу же воплотить ее в жизнь. Из всех своих двадцати восьми комнат он по большому счету нуждался всего в трех. В глубине души Локи был аскетично-равнодушен к окружавшей его роскоши, но будущему Императору полагалось существовать не хуже, чем родственничкам, а потому комнаты были набиты ненужным, но роскошным хламом, и содержались в идеальном порядке благодаря усилиям множества слуг.       В кабинете, куда он пускал лишь Амору, да и то не всегда, царил привычный и отчасти даже уютный бардак. Пузырьки настоек и зелий заманчиво поблескивали в свете ночных звезд. Локи подумал было отправить какую-нибудь из своих тварюшек проведать Тора, но быстро понял, что не настолько любопытствовал относительно успехов Аморы, чтобы узнавать подробности.       В час волка все казалось смазанным и ирреальным. Асгард словно застыл во времени, как муха в янтаре. И только звезды бессовестно сияли в небе, красуясь и дразня.       Могли бы падать и почаще. Чтобы всем хватало.       Локи отвернулся от окна, присел к рабочему столу. Зажег парившие над столом сферы. Достал из встроенных ящичков стола два хрустальных шара. Один — для улыбки. Второй — для имени. Восстановил в памяти все до мельчайших подробностей и вытянул из разума серебристые ленты воспоминаний. Осторожно поместил их в шары. Теперь не пропадут, не достанутся вечно голодной пустоте.       Потом занялся настойкой, надумав удалить из ее состава компрометирующую мяту и заменить ее другим стабилизатором. Сестра-то, может, и больна на голову, но соображает иногда до прискорбного резво. Ничего, Локи проворнее и хитрее. Он всегда на шаг впереди.       Промучался до самого рассвета, но замену так и не подобрал. Стоило убрать мяту, как получалась сущая отрава. Сестру постылую, конечно, не отравишь, а вот себя — запросто. Пришлось оставить как есть и надеяться, что Хела какое-то время подвоха не заметит, он уж позаботится, чтоб ей не до того стало. А если и заметит, как-нибудь, да отвертится. Не впервой.

*

      Тор потратил остаток вечера и полночи на то, чтобы смотаться в Мидгард и убедиться, что его горе-валькирия встречена и устроена в новом мире. И, главное, жива-здорова, хоть и несколько подавлена. Но это ничего, все проходит.       Вторую половину ночи Тор посвятил пьянству и самобичеванию. И первое, и второе получалось у него на редкость талантливо.       Добивая второй кувшин, он раздумывал о том, что тошнотворные душевные терзания уже превратились в некий ритуал, которым он в какой-то степени даже упивался. И что он был жалок. И что кувшин отчего-то все никак не заканчивался, словно волшебным образом вдруг оказался бездонным. Но Тор, в свою очередь, оказался бездоннее кувшина, а потому последний в итоге был осушен.       Ближе к утру он притащился в свои покои, предвкушая беспробудный пьяный сон. Если повезет, то в компании с лучшими воспоминаниями детства. Прогнал Алкая, который услужливо предлагал помочь раздеться, ну или хотя бы сапоги стащить. Подумаешь, сапоги. Он и сам…       — Дай помогу, — Тор неохотно разлепил глаза.       Он валялся в своей постели, до которой уж и не помнил, как дошел, а в ногах у него сидела любимица Локи. И тянула на себя сапог.       — Ты чего здесь? — спросил Тор обалдело и сипло. Локи прислал, не иначе. Тор вспомнил о подлом поведении брата на казни и тут же излил негодование на Амору, — если Локи чего нужно, то пшел он Нидхеггу в…       — Я Локи не прислуживаю, — перебила она ледяным тоном, отпустив сапог.       — Тогда зачем ты здесь? Я аудиенций в своей спальне не назначаю, — ведьмам уж точно.       Амора продолжала сидеть и смотреть. Тор чертыхнулся про себя и принял вертикальное положение. Затылок тут же потребовал положить его туда, где он так славно покоился. Тор покосился на прикроватный столик. Знакомый кубок стоял на привычном месте. Алкай оставлял его там всякий раз, когда его господину приходила в голову идея напиться. Довольно часто, надо признать.       Тор дотянулся до кубка, опрокинул в себя прозрачную жидкость. Несколько непривычную на вкус. Стоило ее проглотить, как прилив нездоровой бодрости ударил по многострадальному затылку, как колотушка. Мгновенно вымыл из мозгов остатки разума, оставив лишь небывалое расположение к окружающим. Которых в комнате была одна единица.       Амора приятно улыбнулась ему, и Тор тут же расплылся в ответной улыбке. Ну до чего хороша! Полные губы, роскошная грудь, крутые бедра. Локи всегда умел отхватить себе самое лучшее. Мысль о брате была лишней, и он отбросил ее. Тем более, что Амора как раз подалась ему навстречу.       — Я здесь за тобой, — наконец ответила она на вопрос, о котором он уже давно забыл. Ответ Тору понравился. — Я давно хочу тебя.       Тор притянул ее к себе, устроил на коленях. Она поерзала на нем, устраиваясь поудобнее. Такая холеная, развратная. Совсем не похожа на его Сиф. Мысль о Сиф тоже показалась ему лишней.       — Ну так за чем же дело стало? — спросил он, вдыхая ее ядовитый аромат. — Вот я. Бери.       Амора победно улыбнулась и лизнула его в губы.