***
Йошитоки Вашу поджимает губы. Это театр абсурда. Два часа назад Кайко положил на его стол свежий номер газеты, ухмыляясь своей фирменной улыбкой. Сейчас издательство, выпустившее статью показало ему электронное письмо, отправленное с его почты, где содержался прямой приказ о публикации и угроза санкций, если приказ не будет выполнен. Интересно, отец уже знает? — Я не посылал этого письма. – Он терял терпения. Его пытаются выставить виноватым? — Я вам повторяю, — главный редактор пытался настаивать, но явно терял уверенность. – Позавчера ко мне пришли два ваших сотрудника с документами и статьей. Требовали публикации. Я лично написал на почту директору Управления, то есть вам. Я приложил сканы статьи. Мне пришел прямой приказ с подписью. Вы не можете меня ни в чем обвинить. – Ранее редактор наотрез отказался называть имена, но этого и не требовалось. Кишо. Йошитоки прекрасно понимал ситуацию, в которой оказался. Его брат вступил в сговор с гулями, предал их семью и предал общественности все «темные делишки» CCG. Воспользовался его почтой и превосходно подчистил следы. Правда не совсем превосходно – почту Йошитоки восстановили четверть часа назад. Чёрт, он явно недооценивал своего брата. Время играло против них. Он пришёл на работу позже — обсуждал дела с чиновниками. Статью ему положили в десять, ушло какое-то время чтобы узнать точный адрес издательства – телефонный разговор ничего не дал. Главного редактора не было на месте, а только он имел права снять статью. И снятие произошло только полчаса назад, после напоминания о смертной казни. Три с половиной часа у горожан был доступ к этой статье. Три с половиной часа. Что скажет отец? — Вас призовут к ответственности. – Йошитоки развернулся и вышел, досадливо поморщив губы. Главред ничего не сказал, но он явно ничего не знал. Статья хотя бы снята. И Кишо неизвестно где. Он был уверен, что мальчишка в его руках, черт, Кишо был последним, кого Йошитоки подозревал бы в чём-нибудь. У входа в Управление стоял Кайко, выделяясь своей неоднозначной внешностью. Он ухмылялся, как всегда. — Ваш брат и его сообщница доставлены в Кокурию. Они не сопротивлялись и признались в написании статьи, а так же в участии и организации заговора. – Правый уголок рта Кайко прыгал вверх. – Но больше ничего. Ни имен, ни дальнейшего плана. — Почему вы не узнали больше? – Ему с трудом удалось скрыть раздражение. — Ну так задача была арестовать, а не пытать. Я подчиняюсь приказам. – Ухмылка стала шире. Поэтому ты не попытался снять статью самостоятельно а отдал её мне? Йошитоки приказал себе собраться. — Что сказал отец? — О, Вашу-сан ещё не знает о предательстве сына.***
— Йошитоки-сан, вы это видели? Как вы объясните подобную мерзость? – Посреди коридора стоял разъяренный Мадо Курео, размахивающий газетой. Маруде подавил смешок. – Эти журналюги облили грязью всё наше Бюро, очернили наше благое дело. Надеюсь, вы будете отстаивать интересы CCG, да за такую статью казнить можно! Йошитоки Вашу, только что вышедший из кабинета отца, выглядел на редкость кислым. Давно его Маруде таким подавленным не видел. Но тем не менее, он оперативно увел Мадо подальше, чтобы не высыпали остальные. Маруде дважды прочел статью – грамотный язык, четкая подача информации, хотя некоторые слова были излишне яркими. Он был не идиотом, чтобы слепо поверить статье, и он верил в идеалы CCG. Но сомнения медленно проникали внутрь и грызли душу. В статье были приведены конкретные имена, а его должность поможет узнать, что случилось с этим людьми. Сверить другие данные. Конечно, Вашу – не клан гулей, но они явно многое скрывают. И что-то может оказаться правдой. Но раздел про Солнечный Сад затронул его на эмоциональном уровне. Четыре с половиной года назад ему поручили заботиться о подростке, о котором ничего не было известно кроме имени и того, что он прошёл подготовку. В некоем Солнечном Саду. Ни разрешения родителей на работу (потом он сказал, что сирота), ни медицинских данных, ни навыков социализации – ничего не было. Его напарник был прекрасным бойцом, хотя первые месяцы лез на рожон, Маруде до сих пор удивлен, что не поседел от его выходок. Но он не знал, что такое отчет и заполнял его с ошибками, хотя и искоренил их со временем. Он не знал, как общаться с людьми, а точнее, всё воспринимал как приказы, поэтому многое его стопорило. В первые месяцы он вообще казался двинутым, ни от мира сего, должно быть от этого Маруде спокойно воспринимал все ситуации, происходившие с мальчишкой. Ну после того, как привык к его неординарности. Сейчас он не мог понять, почему так поздно обратил внимание на его психологическое состояние. Изрезанные руки и ноги. Потом начал замечать больше. Осунувшееся лицо, воспаленные глаза – на лицо признаки истощения и недоедания. Маруде пытался аккуратно помочь, но понял, что его действия только разрушили те крохи доверия, что между ними были. Снова понял слишком поздно. А когда мальчишка перевелся, пытался убедить себя, что раздул трагедию из ничего. Если хотя бы половина из этой статьи о Солнечном Саде – правда, то Маруде облажался как никогда. Насилие и эксперименты над детьми. Евгеника. Воспитание убийцы. «Мне страшно». Маруде закурил. Снова начал курить, хотя бросал в прошлый раз тяжело. Нужно было во всем разобраться.***
Взрослые, окружавшие Акиру казались на редкость обеспокоенными сегодня. Она не могла понять почему, и это её тревожило. На самом деле после того, как гуль попытался её убить, её многое тревожило. Она никогда не ходила от дома и до школы короткой дорогой, спала с ночником и игрушечной кошкой, которая раньше пылилась в шкафу. Её оценки в школе упали, не сильно, но она больше не была отличницей, чёртов английский. И карате ей давалось труднее – она не могла сосредоточиться, потому что каждый спарринг напоминал тот день. Она говорила папе, что всё в порядке, просто ей скучно в школе. Папа был занят на работе, и не обращал внимания на некоторые изменения. Иногда Акире хотелось залезть ночью к нему в кровать, но она была намерена никогда не рассказывать папе о том гуле, поэтому иногда не спала по ночам. Она продолжала любить отца, но боялась, что тот действительно может причинить боль Это. Наверное, Арима и Это были единственными людьми, с которыми она могла поговорить, но они не появлялись с того дня. Сегодня папа пришёл домой после обеда, и он был очень расстроен. Акира тут же обняла его, чувствуя, как узловатые руки крепко обнимают в ответ. Обычный день резко стал днем исполнения желаний – они вместе пообедали в любимом ресторанчике карри, и папа расспрашивал её о уроках и карате. Хотя с его лица не сходило расстроенное выражение. — Знаешь, Акира, мы живем в странное время. – Вот что сказал ей отец в конце дня. – Ты знаешь, я всегда гордился и буду гордиться тем, что я следователь. Но многие перестали понимать, что мы приносим мир и ежедневно оберегаем их покой, рискуя собственными жизнями. — Ты про ту передачу? – Акира ужинала дома одна, когда её крутили по телевизору. Гули говорили, что хотят жить в мире. Женщина, потерявшая мужа и детей, никогда никого не убившая. Подросток, которому родители говорили ненавидеть себя за то, кем он родился. Ребёнок, живший на улице после убийства родителей, пока его не подобрали другие гули. Старуха, у которой была подруга, с которой они дружили всю жизнь, пока та не узнала, что она – гуль. Эти истории отдавались у Акиры в сердце. Папа назвал их провокацией. — Нет, сегодня нас обвинили в сговоре с гулями. Куда катиться мир? Мне страшно подумать, что тебе придется в нем жить. Ничего, я решу все эти проблемы, пока ты маленькая. – И он крепко прижал её к себе. Ночью Акира стащила свернутую газету из портфеля отца и уложив около ночника принялась за чтение. Больше всего она изменилась в том, что не была уверена, хочет ли она быть следователем.***
Кокурия мрачно подсвечивалась серым цветом. Йошитоки зашёл с бокового входа и спустился на нижний уровень. Он зашел в одну из смотровых комнат, выискивая Кайко. — Доброй ночи. Так что сказал ваш отец? – Кайко неслышно подошёл сзади, так же ухмыляясь. Йошитоки ненавидел эту привычку. Шляпа и пальто смотрелись странно в помещении. Чика поджал губы – вспоминать разговор с отцом не хотелось. Когда в последний раз отец был так зол? Он не кричал, его голос не изменил темпа и громкости, даже интонация осталась той же, но лед резал. — Вас это не касается. Что нового вы узнали? — Ничего. Только ещё раз получил подтверждение. — Чем вы занимаетесь?! – Яд пропитал голос. – Вы должны были выбить информацию из них любой ценой. Неужели эта юная журналистка держит язык за зубами? Такая любого шороха испугается. – Лицо на фотографии было наивным и детским. Наверняка для девчонки всё просто игра, и она давно должна была понять, что это не так и пуститься в слезы. — Вы её явно недооцениваете. Впрочем, трудно поверить, что такая юная девочка – «Сова». – Йошитоки показалось, что его язык прирос к небу. Он ослышался? — Что? – Вопрос вырвался сам собой. — Имя под статьей – имя её матери. Девчонка наполовину гуль. И кстати, тот «миротворец» из Чёрных Псов тоже она. Я опознал её голос. Она крепкая. А вашего брата, — Он выделил интонацией «брата», — я обучал лично. Было бы скучно, если бы они сразу сдались. Скучно? Йошитоки собирался завтра подать иск на издательство за клевету. Это был самый разумный поступок в сложившихся обстоятельствах. Но скорее всего, союзники его брата на свободе и что-то планируют, и он должен знать что. И подготовить опровержение, поэтому надо было знать, что задумал брат. Кайко явно не собирался помогать. — И что вы пока сделали? – Он резко выдохнул. — "Сову" посадил в клетку, её сторожат четыре человека, она парализована. Её я ещё не допрашивал, как следует. Пока что занимаюсь вашим братом. – Кайко снова дернул угол рта вверх. Отец, как ты можешь так безоговорочно доверять этому человеку, он же скользкий, как змея? – Но я думаю, что стоит попробовать кое-что другое. – Ухмылка стала шире. – Кишо хорошо переносит физическую боль, но он слаб перед моральной. Особенно от кого-то, кто ему близок. Почему бы вам с ним не поговорить? Так он расколется быстрее. Я пока что не травмировал его сильно – вдруг он ещё пригодиться. Йошитоки сглотнул. В словах звучала доля правды, но ему не нравилось пытать кого-то. Особенно кого-то, кого он знал еще ребенком. Но он послушно прошёл в камеру за Кайко. Его брат сидел на стуле, связанный. Одна нога привязана к одной ножке стула, вторая к другой, руки зафиксированы на подлокотниках, спина к спинке. Голова свесилась, и темно-синие волосы закрыли лицо. — Что у него с рукой. – Голос Чики дрогнул, когда он понял что. На левой не хватало мизинца и безымянного пальца. — Не самые нужные пальцы, да? Но он молодец, совсем не кричал. – Кайко обошёл стул сзади и приподнял голову Кишо. На левой щеке зияла дыра. – Так старался не кричать, что прокусил щеку. – Глаза у Кишо были мутными и расфокусированными, и Чика понял, что у него шок. Вряд ли он что-то осознавал сейчас и даже не замечал его присутствия. — Обработайте ему для начала раны, я не хочу, чтобы началось заражение. — Конечно. – Кайко поклонился и забрав белую ёмкость, накрытую белым полотенцем, вышел из камеры. Смотря как обрабатывают руку брата, Йошитоки набрал номер сына. — Твое обучение в Германии заканчивается через месяц? Продли стажировку. Никаких но. Это приказ. Тебе не стоит возвращаться в Японию так скоро. – Жалость скребла горло Чики. Он взял стул и сел рядом с братом.***
Черная тень отделилась от стены и проскользнула к Кайко. — Девчонка продолжает устраивать провокации. — Надеюсь, вы к ней не прикасались, как я и велел? — Не проще ли пытать её? — Если Йошитоки окажется слабаком, как я и думаю, мы скоро перейдем к этой части. – Он распахнул дверь в соседнюю камеру.