***
Первым делом я нашёл глазами выключатель. Пожелтевшая от времени панелька с клавишей висела на привычном месте, возле двери. Пальцы дёрнулись. Дотянулся бы за секунду, даже в таком состоянии. Я был до смерти уставший и совершенно несчастный. Особенно почему-то теперь и здесь. Нагретый домашний воздух обступил со всех сторон — с носа тут же закапало. С большим трудом я вообще видел место, в котором оказался. В голове всё мутилось. Грохот техники, жёлтый свет, человеческие очертания… Ребята, которые привели меня сюда, уже потерялись, и хрен с ними. Они мне круто помогли, но дальше могли только всё испортить. Я вежливо оставил убитые кеды в лесу чужой обуви и закинул в угол потёртый скейт. Раздеваться не стал и вместе с рюкзаком упал в глубину мигающей, размазанной тусни. Было душно, потно — в миллиард раз лучше, чем на улице. Я перешагивал разбросанные по полу вещи и заглядывал в недоступные свету местечки, стараясь отыскать хоть один спокойный уголок. Сил оставалось на десяток движений. Вдруг справа распахнулась дверь, ванная выпустила двоих. Запоздало пошатнувшись, я глянул в свободное помещение. Нет, глупо было рассчитывать спрятаться там. До ночи выстроится очередь из желающих освежиться. Чёрт, как же мне самому хотелось по-человечески вымыться. Я легко представлял себе собственный запах. Кислятина. Дым костровой. И бездомность. Но это, пожалуй, было без шансов. И выключатель у ванн с туалетами всегда почему-то снаружи делали. В комнате за ванной гремел дискач. Я вдруг залип на чьи-то насыщенно-синие волосы, которые ловили все отблески. Чёрт знает почему. Наверное, температура, из-за неё у меня и раньше тупняки бывали. Наконец за углом обнаружилась кухня. Не особенно разглядывая, есть в ней кто или нет, я сделал над собой последнее волевое усилие — шаг в сторону углового диванчика у стола. Упал не слишком удачно: коленом об деревяшку ударился. Нитки на прорезях джинсов треснули окончательно. Но как-то подполз, как-то сгруппировался. И вырубился под смех жёлтого света и грохот человеческих очертаний. Спалось неспокойно. Спустя, может, час или полтора, когда тусовка, видимо, начала разлагаться, кто-то потряс меня за плечо, и я тут же вскинулся на сидении, не сразу сообразив, где оказался. — Малой, ты откуда такой? А? А? Какая-то панкушка в майке-алкоголичке склонилась надо мной и на максимум щурила подведённые глаза. Это она спросила, но в кухне была не она одна. Снова синий. Длинные волосы, оказывается, принадлежали парню-нефору. Они были растрёпанные и запутанные и доставали ему чуть не до середины голой спины. Наверняка дорогая краска. Прежде я видел только тусклые патлы после оттеночного шампуня. Нормас! Парень стоял, опершись на шкафчик, и смотрел на горящую конфорку, от которой и сам как будто светился газовым огнём. Одна его рука была в кармане низко сидящих штанов, а в пальцах другой дымилась от плиты походу прикуренная сигарета. На контрасте с чёрным напульсником кожа отдавала каким-то… прям трупным цветом. Девушку и меня чел не замечал, типа много чести. Над его головой, клонясь на сторону вытяжки, висело облако Крутоты. Оно впечатляло, несмотря на то, что меня никогда не тянуло на такой мрачный стиль. Металкорщик или вроде того. Тип был, конечно, крупноватый, но я знал, что по большей части такие — мирные. Поэтому не слишком нервничал. Побои вроде как не грозили. «Малой». Я насупился. Я выглядел довольно взросло. Уже собрался оскорблённо врать, но вовремя заметил, что девушка распотрошила мой рюкзак и выбросила на стол учебник по литре за девятый. Блин, во позорище. Давно пора было этот кирпич на растопку пустить, не пришлось бы дёргать по почтовым ящикам рекламки и каталоги. Не поднялась рука. Всё-таки я скучал большую часть своего бесконечно свободного времени. И иногда тянуло почитать, а учебник лучше издевательских журналов про ремонт и мебель годился. Хах, как раз незадолго до этого я наткнулся в одном из таких на статью «10 способов украсить вашу комнату», и чуть не заржал от горечи. Местечко, в котором я тогда торчал, не спасли бы ни стеклянные бусы, ни фотки в рамках. Может, это и стало последней каплей. А ещё то, что в груди появились какие-то ненормальные сипы. Я осознал, что сыт этой романтикой по горло. Что не смогу так больше. И чё-то надо делать, как-то пора вертеться. Девушка ждала ответа, разглядывая меня. Вряд ли ей сильно нравилось то, что она видела. На руках — полураспущенное плетение беспалых перчаток, а на ногах — дырявая капуста непарных носков… Я машинально поправил чёлку и виски. Всю остальную голову мне по личной просьбе обрили в центре помощи после того, как свалялся колтун, который было уже не распутать. Еле отбился тогда от них. Зато после можно было спать и в кепке, и в капюшоне, уже не переживая. Под кепкой лысина не светилась. На виду оставались пожамканные пряди, которые среди ровесников меня не особенно выделяли. Я всё ещё походил на какого-нибудь убившегося тусовщика. Возможно, на фоне накрашенных ребят и девушек в юбках-пачках я показался бы даже чересчур обычным в старушке «Чикаго Буллз», жилетке и драной футболке на кофту. Лицо без щёк и на носу полоска, как будто заехали по нему и смяли, хотя на самом деле она возникла, потому что я слишком часто его чесал и тёр. Ещё прыщи и сутулость — у кого их не было? Вообще я знал, что выглядел нормально, но дьявол стопудов отовсюду торчал из деталей и просто орал: «Посмотрите-ка кто потерялся!» Я напрягся, вспоминая, как попал сюда. Познакомился с каким-то ребятами на площадке у «ОЛИМПа», где заканчивалась самая молодёжная улица города. Разговорились. Я спросил, куда они после, и не будет ли вписки. Та компания расходилась по домам, но они показали мне на своих друзей, которые планировали продолжение. Слово за слово, я увязался с незнакомцами. Куда мы шли — этого вообще в моей памяти не осталось. И с именами было не так просто. Их мне никак не удавалось выловить в растёкшихся от тепла мозгах, всплывали лица людей из той, первой компании. В итоге я промолчал. — Знаешь его? — девушка повернулась к нефору. Тот мотнул башкой. Лицо оставалось скучающе-лунатичным. Такое выражение я привык видеть по отношению к себе. Меня прям порадовало, что он им и ей ответил. — Я уверена, что никто здесь его не знает. — Извините за беспокойство в общем. Уже ухожу. Она немного смягчилась. Видимо, надо мной зажглась табличка «Не принесу проблем». — Чего вообще забрёл?.. — Да жить вот негде. Сколько раз я уже говорил это, серьёзно и «в шутку». Надеясь на что-то и просто так. Но никогда ещё за этим не следовало: — Ко мне не хочешь? Я подскочил на сидении. Это сказал синеволосый парень. Сказал так, как будто говорить — дело адски тяжёлое, и ему очень лень. Но всё же сказал, точно. Я повнимательнее к нему присмотрелся. Челюсть обрисовывала щетина, сбритая на лице и оставленная под подбородком. Красил ли он её тоже? По-моему она отдавала такой вот синевой у всех знакомых мне мужиков. В остальном обычная морда. Адекватная вроде. — Симо-о-он, — позвала девушка. — Опя-ять? Её он проигнорил. Просто смотрел на меня, но теперь во взгляде читалось дружелюбие. Девушка фыркнула и высказалась, прежде чем уйти: — Если свяжешься с ним, пропадёшь, как другие. Чё ж вас всех идиотов к нему так тянет? — Зависть — грех, — Симон подмигнул мне. Я не спешил сильно радоваться. — Денег нету. — Да я хоть что-нибудь сейчас вообще сказал про деньги, froglet? Чего? Да вроде нет. Я недоверчиво зыркнул. — Не потесню? Он кивнул на кухонный диван: — Не так уж много места занимаешь. И метров мне не жалко, а вот тебя… Всегда цепляли трагичные судьбы, если быть откровенным. — М-м-м, я могу убираться и всё такое. Он отмахнулся: — Мелочи потом. Я подумал, в чём мог крыться подвох. Видимо, с заметным подозрением уставился, потому что Симон растянул улыбку-почти-оскал. — А хозяев ЭТОЙ хаты ты как себе представляешь? Вроде тебе пофиг было, где вырубаться. Так и со мной не страшно. Поехали покажу. Ага. Ребята вроде меня никогда в предложениях не купались. Не стоило нос воротить, при том, что ещё одна ночь на картоне вполне могла стать для меня последней. Он поднялся со стула, забрал с подоконника куртку. Натянул её, побросал мои вещи обратно в утыканный значками рюкзак и посмотрел на него с сожалением. — Это весь твой багаж? — Ещё доска в коридоре. Доска Симона не заинтересовала.***
Наверное потому, что у него был грёбаный байк. Вообще я прежде ездил вторым номером, на мопеде, несколько лет назад. Но тут всё было как-то иначе. — Садись на хвост. Я перебросил ногу, разместился, торопливо поправил висящую сзади рубашку, которую носил повязанной на поясе. И не без колебаний зажал водителя коленками. Правда, сложить руки в замок не мог из-за скейта. Пришлось держать подмышкой свой собственный транспорт, левой обхватив чужие рёбра. А волосы свои он предусмотрительно заткнул за ворот, и они меня вообще не касались. Чтобы видеть дорогу впереди, я положил подбородок на его плечо. Стартанул-то Симон спокойно и вообще не прям чтоб гнал. Но я всё-таки проснулся достаточно, чтобы усиленно засоображать. Чел при деньгах? Реально? Мне так повезло? Что, блин, за сказочка? Мы были «Мыши-байкеры с Марса» и скользили под равнодушными обычно многоэтажками, но сейчас одна из них… готовилась принять меня? Это напоминало один из тех моих сахарных снов, в которых за мной приходил кто-нибудь большой и хороший, и изгнание заканчивалось. Наивно наверное, но в глубине души я всё ещё не мог поверить, что в этот раз никто меня не заберёт. И теперь эта глубина кайфовала. Я знал, я знал, я знал! Я старался не слишком ёрзать и повторял за ним как хорошая двойка. Ехали долго, пешком бы точно задолбались плестись. Когда Симон загнал свой байк на стоянку, мы ещё и ногами потопали вглубь чужого массива. На ходу не болтали, но я чувствовал, что думал он обо мне. С его-то ростом он шёл быстрее и украдкой поглядывал через плечо. Не на меня, как будто просто по сторонам осматривался. Но вдруг протрезвел на воздухе и прикидывал, как от меня избавиться? Я ждал, что он скажет что-нибудь типа: «Слушай, э… как тя там». Он ведь даже не знал, как меня звали. Я привык плыть по течению и не задумываясь брать всё, что дают. Не то чтобы я сразу увидел в Симоне свой единственный шанс. Просто позволил пристроить меня — даже обо мне позаботиться могло быть приятно, нет разве? К тому моменту я как-то уже пропитался возможностью и комфортом, которыми Симон меня поманил. И выплёвывать крючок с наживкой оказалось больновато. Мне самому хотелось вцепиться в него, но я понимал, что этим только скорее нарвусь на от ворот поворот. Поэтому я шагал чуть поодаль, как будто по своим делам, и старался его не напрягать. Бесполезно: он наверное всё равно напрягался. И в очередном дворе напряг достиг критической отметки. Он вдруг остановился, и я налетел на него. — Слушай, froglet. Я тут вспомнил… — Да бля. — Я закатил глаза не в силах скрыть раздражение. Ничё хорошего для меня он явно не мог вдруг вспомнить. Родня должна нагрянуть? Ремонт? Тараканов травит? Мама не разрешит? — Мне скоро придётся надолго уехать, так что… — Ну, тож вариант. И куда мне было теперь идти в незнакомом районе? Нафига он увёл меня с той вписки? Ведь я наверно имел какие-то шансы там ещё задержаться. С его стороны это было вообще не гуманно. Я понял, что не зря изловчился и вытащил у него из кармана радиобрелок. На стоянке оказалось теплее и суше, чем я представлял. Опять же, крыша над головой. А охраны не завезли почему-то. Неплохое место, чтобы переночевать. На самом Симоне я уже поставил крест и даже в лицо ему больше не смотрел, хотя он как будто ждал моей реакции. Напоследок я пробурчал: — Но вообще-то так не поступают. Ты сам меня уговорил. Моя бездарная смерть останется на твоей совести. Он чутка завис, потом усмехнулся. — Ну не преувеличивай. Посидишь один, не умрёшь. Не думал, что моё личное присутствие там для тебя так важно. Я открыл рот. Всё не так понял? Или это дешёвая манипуляшка на него сработала? Даже на моих родаков и то не работала! К подъезду мы направились вдвоём. Странный получился разговор… И подъезд был не очень — противный, честно говоря. Видал я и получше, на которых даже замков кодовых не было. А тут прикрыто, просторно и с лестницей широкой, но вообще неуютно. И всё же я зашёл, потому что больше, чем выметаться из дома, привык в него заходить. Если зовут — поторапливайся, пока не передумали. Заноси свой зад в тепло, на месте мозгами раскинешь. Как-то так. Я последовал, потому что это был всё равно что рефлекс. Настроение у него так и осталось не особое. Как только мы переступили порог, Симон скривился: — Чёрт, надо бы проветрить. Пахнет тут, конечно… Извиняй, забыл мусор вынести. Я отвлёкся от коридорного выключателя и переспросил: — Что? Нифига не чувствую. — Шмыгнул носом и вспомнил вдруг о негласном кодексе вписанного: — Э-э-э, давай я вынесу, пока не разулся. Вопреки моим ожиданиям, Симона это предложение не обрадовало. Он помолчал, как будто я сказал чёт не то. И наконец выдавил: — Забей, грейся. Ты вон и так больной уже, нос не дышит. Я, честно говоря, смутился от такой заботы. Но тут же понял, что именно ему в моём ответе не понравилось. Типа по свалкам шарахался — нюх и отбило. Я потянулся к переносице: — А, это хроника. Синусит… Всегда хотел себе бридж прямо как у тебя, но с этим не советуют. Поругал себя за подробности. Мне просто хотелось сказать, что я единомышленник, что не заразен и всё такое, можно не брезговать. Получилось дебильно, но сработало — Симон, кажется, успокоился. И чтобы исключить развитие бомж-паранойи, я сразу же попросился в душ. Заодно получил разрешение воспользоваться стиралкой.***
Осмотрев ванную, я чуть не присвистнул. Так вот ты какой, раздельный санузел, блин! Только умывальник со шкафчиком и длинная плотная шторка. Как любой уважающий себя бродяга, на дне рюкзака я всегда таскал кое-какие средства личной гигиены. Мыло, всё такое. Но вытряхнув патошное содержимое в поисках нужного пакета, я обнаружил, что тот как-то совсем опустел. Походу, тупое мыло где-то потерялось. Но одной водой такую корку грязищи было не отмыть. Я дёрнул занавеску — по краям ванной не стояло бутылочек. Пришлось открывать шкафчик. Джекпот! Битком набитые полки, прямо как в магазине. Дорогие шампуни для окрашенных волос — объяснимо — и видавшие виды дешманские средства 3-в-1, едва ли вступавшие в контакт с шевелюрой Симона. Такое-то я и прихватил, забираясь в ванную. Тёмный потолок как-то морально придавливал сверху. Кто-то заклеил наглухо вентиляционную решётку. А дно всё было в синюшных разводах. Я отодрал со ступней пластыри, окатился горячей водой и до красноты натёрся своей колючей мочалкой. Долго ждал, пока вода сольётся, а она всё не уходила. Потом долго думал, мог ли воспользоваться чужим полотенцем. В итоге вытерся, но решил компенсировать полезным. Нашёл щётку и средство, засыпал в ванную порошка и хорошенько пошкрябал поверхность. Разводы сходили на удивление плохо. А штуки от засоров вообще не нашлось. Пришлось признать: вряд ли старания будут замечены. Я думал, что Симон давно ушёл в свою комнату или на кухню или куда там ещё, и никак не рассчитывал застать его в коридоре. Поэтому спокойно открыл дверь ванной в одних трусах — натягивать шмотки во влажности не хотелось. Но он оказался там. Стоял спиной ко мне, держась за ручку двери, как на стоп-кадре. Затем шагнул назад и подозвал меня: — Есть разговор. — Ща сек, оденусь. Я хотел закрыться в ванной, но он обернулся с таким взглядом, что пришлось подчиниться. Я вылез в коридор, чувствуя себя на редкость стрёмно. Встал позади него. — Нашёл тебе ключи. Ага, спасибочки большие, оч вовремя. Забрал я их и не знал, куда теперь деть. Стоял как дурак, зато с ключами. Совсем чуть-чуть моё счастье от них омрачалось. Считается, видимо, что бродяги совсем бесстыжие и плевать хотели на какие-то неловкости и тому подобное. Ну так это не про меня, никогда не было. Я вообще настолько привык к одежде, что уже и сам не знал, как выглядел без неё. Но Симон не обращал на это внимание. Сам он явно застенчивостью не страдал со своим не до конца застёгнутым ремнём. И думал совсем о другом: — Видишь? Да блин, конечно я видел эту дверь. Такая же, как остальные, но в глубине квартиры. Не дождавшись ответа, Симон сказал: — Её ты не трогаешь. Ни при каких обстоятельствах. И даже когда я уеду — особенно тогда. Считай, ничего здесь нет. — Окай, — легко согласился я и развернулся, чтобы смыться. Но не тут-то было. Дверной инструктаж продолжился с того же места. — Тебе не интересно, что там. — Как факт. Я согласился: — Да вообще не особо. — И ты туда не полезешь? Ну тут уж я решил успокоить его по полной: — Чува-а-ак, у тя, блин, трёшка. Кроме этой вижу тут две комнаты, ванную, кухню и два, мать их, туалета. Да в одном твоём коридоре можно комфортно жить! Я заблудиться боюсь, если чесн. Он выслушал это и зачем-то объяснил: — Там на самом деле ничего интересного. Просто кладовка, где я храню свои вещи. Она заперта, но у тебя есть ключ. Я подкинул связку, и она рассыпалась на ладони. Забавная висюлька в виде скелета с подвижными частями. Длинный, тяжёлый ключ от всей квартиры. И мелкий серебристый ключик с острой, рваной бородкой. Как будто только нарезанный, такой поцарапать может или прорвать карман. — Давай я просто сниму его с колечка и верну тебе? — Это решение показалось мне самым очевидным. На месте Симона я бы сразу так сделал. Но он запротестовал: — Не надо. Просто не хочу, как вернусь, обнаружить, что какие-нибудь твои кореша оставили там только стены. — Никаких корешей, чувак, будь спокоен. Я самый одинокий лох в этом грёбанном мире. Он на секунду прикрыл глаза, а потом как будто только заметил, в каком виде я с ним беседовал. Внимательно осмотрел меня. И задал странный, дико неловкий вопрос. — У тебя была девушка? Внутренне я офигел, но ответил в, типа, прежней тональности: — Ни корешей, ни девушки. Слово «одинокий» значит примерно это. — Нравились? Многие вписывающие любят о жизни поспрашивать, но где-нибудь под вечер, обогрев и споив. Проще было ответить: «нравились». Но я почему-то признался: — Да как-то не до этого было. Серьёзно. Я полжизни провёл до обмороков голодный. И сейчас от голода почти не осталось сил. Ноги тряслись, их последний ресурс я потратил, держась за Симона на байке, а правая рука безвольно болталась после того, как минут пятнадцать поливала тело из лейки душа, капец. Я мог бы вырубиться прямо в прихожей, уже не дойдя до чего-нибудь мягкого, как в прошлый раз. На моё счастье Симон это, кажется, понял. Он позвал меня на кухню и открыл холодильник. О, холодильник! Божественная штуковина! Достав оттуда масла и молока, он прихватил из шкафчика коробку овсянки. Для меня новость была потрясающей, но с Симоном каша совсем не вязалась. Чел заметил мой взгляд и понял его по-своему. Снова полез в холодильник — как мне показалось, забитый просто — и кинул на стол глазированный сырок. К кастрюле на плите добавился чайник. Я блаженно растёкся с сырком во рту и стал терпеливо ждать. У Симона получилась неплохая овсянка. Теперь похоже было, что он всю жизнь готовил её одну. Мы покушали как в детском садике. Бичара и металлист! В такой душевной тишине. Больше разговорами Симон меня не грузил и теперь уже выгодно отличался от обыкновенных вписывающих. — Я потом отдам. За еду. — Не надо, и вообще ешь что захочешь. Ну-у-у. Предложение, от которого не отказываются. Ночью я ещё не раз открывал холодильник, всё никак не мог отожраться. Он выделил мне диван в гостиной. Диван раскладывался! Балдёж такой. Впервые за долгое время я не сжался в комок, а раскинул конечности в разные стороны, потому что в доме ещё работало отопление.***
Утром я получше познакомился с квартирой. Получил полноценную экскурсию. И вот что: Симонова трёшка была трындец какой странной. Я везде встречал вещи, которые вряд ли мог купить один и тот же чел. Плоский телек с домашним кинотеатром и тут же откровенное хламьё. Сломанные плееры, зарядки от телефонов, убитые кеды в шашечку — рынок блошиный. Скоро я решил, что он вообще всю квартиру использовал как склад, не только ту свою закрытую комнату. Какое-то нездоровое накопительство. Бродя туда-сюда, он заодно заливался пивом, и вот очередную бутылку открыть у него почему-то никак не получалось. Крышка не поддевалась ни зажигалкой, ни другой бутылкой. Я в недоумении смотрел, как он перебирает невероятные варианты, хотя я только пять минут назад видел в кухонном ящике классный швейцарский нож. Когда сказал ему об этом, Симон притворился, что вспомнил, но получилось у него так себе. Симон как будто ни разу не видел и половины мелочей в своём доме, и я осмелился спросить: — Чёрт, чел, откуда у тебя столько всего? Воруешь?.. Я, если что, не против. — И сам до сих пор брелок парковочный не вернул ему. — Гости оставляют. Даже не трогаю. Гостей тут явно перебывало много, и вскоре я получил возможность познакомиться с его вечеринками. «Моя» большая комната была прямо площадкой для таких мероприятий. С декорациями. Он понавешал в ней целую тонну плакатов, мерчевых флагов и футболок, которые уныло плющились, распятые булавками. Наверняка ни разу даж и не надёванные. Тупо напоказ. Коридорный разгром тоже можно было этим объяснить. Коридор прям просил ремонта. На обоях понаделали надписей: номера телефонов, какие-то послания. И каракули морд. Целая гора из курток наглухо заслоняла вешалку. Вряд ли её вообще реально было разобрать, проще взять и букетом выкинуть. Но вот кухня например явно не пользовалась популярностью. Судя по виду, она могла принадлежать скорее деду, чем челу за двадцать. И продукты хранились как у престарелого выживальщика какого-нибудь, с запасищем. Но тут тоже находились всякие неожиданные штуки. И вот ещё что странно: те чашки с именами, не его размера носки, походные столовые приборы — всё, что меня коробило, прям сразу и исчезало. Я не рыскал специально, просто бросал на окружение случайный взгляд, так что в итоге даже не был уверен, реально ли это барахло там было, или мне примерещилось, что вполне могло произойти, потому что воздух вокруг был мутный как при тумане. Но, думаю, всё сомнительное он по мере возможностей убирал. Потом он отвлёк меня окончательно. В его спальне мне адски понравилось. Оказалось, у Симона была чёрно-белая электрогитара Фендер-Страт-и-чё-то-там с кучей всяких переключателей и ручек. Он слушал музыку из огромных, явно упёртых с какой-то сцены колонок и расчёсывался перед створчатым зеркалом, в котором отражалось аж три Симона. А для посидеть имел блестящее кожаное кресло. Но ещё там стоял стеклянный короб. Как аквариум, только воды в нём не было. Не трепались водоросли, и всяких штук для красивостей на дне тоже не лежало, только веточки и коряжки на насыпи из земли и немного натыканный мох. Всё было синим, в цвет горящей лампочки. Симон похвастался: — Мой скорпион. Он что-то нажал. Освещение стало почти нормальным, но в глубине короба вдруг проявилось неоново-голубое существо. — Практически чёрный, но в ультрафиолете светится. Только ему это не по душе, поэтому обычно горит лампа лунного света. Ни разу не слышал, чтобы кто-то держал скорпиона дома, но мне зверь понравился. Я даже заинтересовался. — А чё он ест? — Скверну всякую. Мух и червей. Особенно любит опарышей. — И где ты это берёшь? — Покупаю. Как он тебе? Боишься таких соседей? — Да с чего бы? Я с детства привык ко всяким тараканам. А недавно оставил рюкзак не до конца застёгнутым, и в него залезла крыса. Зря я понадеялся впечатлить его крысой. Он начал говорить про символизм, и мне пришлось узнать, что скорпионы символизируют дофига всего: тьму, злую силу, наказание и возмездие. У Симоновского скорпиона даже было имя — Палач. — Кроме них хороша символика у стрекоз. У меня была стрекоза вида красотка-девушка, тоже питалась мухами. Но они маловато живут, в неволе особенно. Этот продержится намного дольше, его месяцами можно не кормить. А чё, удобно. Так-то с ума сойдёшь каждый день добывать опарышей. Я порадовался такому плохому аппетиту и тому, что сам не входил в список скорпионовских любимых блюд. Не, вид этой штуки меня совсем не пугал. Но какое-то время я потратил на раздумья, каковы были шансы, что она окажется снаружи и ужалит меня. И надо ли будет тогда вызывать скорую. В общем, странное чувство тревоги, когда ты в гостях, и всё чужое, которое мой образ жизни казалось бы выдавил, здесь вдруг вернулось. И в первый день мне было реально не по себе.