The Neighbors Song

— Я просто не понимаю, как ты можешь быть таким лицемером, — горько бормочет Лиам, застёгивая до смешного узкие джинсы, которые ему дали. — Ты заставил меня выбросить штаны, потому что о боже, Лиам, они все порваны, как ты можешь их носить, а теперь отдаёшь мне эти. Как будто я ношу такое. — Они такие специально, а не потому, что им шесть лет, как твоим ужасным мешковатым джинсам, даже не начинай, Ли. Просто надень их.       Лиам раздражённо фыркает, пряча голову в рубашку, которую ему протянул Мейсон. Она ещё более узкая, чем джинсы, и подозрение, что Мейсон на самом деле не простил его и пытается задушить, всё укрепляется. — Ты такой бледный, — вздыхает Мейсон, критически оглядывая его. — Почему ты никогда не выходишь на солнце? — Я не люблю солнце, — импульсивно выдаёт Лиам, потому что к чёрту солнце, оно всегда на небе, сияет над всеми, как будто это превосходная вещь, но на самом деле оно просто дарит людям пот и рак. — Мейс, я не могу пошевелить руками. — Нет, ты можешь. — Да, могу, — честно признаётся Лиам. — Но послушай, каждый раз, когда я делаю это… — он поднимает руки над головой и слегка покачивает бёдрами, как будто танцует. — Рубашка делает так, — Лиам кивает на свой оголившийся живот.       Мейсон равнодушно пожимает плечами. — И? — Да я практически голый! — Вот именно, — красноречиво ухмыляется Мейсон. — В том и смысл.       Лиам фыркает. — Ах, смысл в этом? Почему я должен носить рубашку, если смысл в том, чтобы быть голым? Разве я не могу просто пойти голым?       Теперь Мейсон выглядит заинтересованным. — Ты готов так сделать? — Если ты достаточно мне заплатишь, я буду ходить голым везде, где ты захочешь, даже в церкви, — если его снова арестуют, у бывшего Тео не будет ни единого шанса, ты не можешь быть парнем хуже, чем тот, кто дважды оказался в тюрьме. В любом случае наркотики — для кисок, настоящие мужчины сидят за непристойное обнажение. — Я не буду платить тебе. — Тогда нет. — Надень рубашку. — Это рубашка Кори. — Тогда надень рубашку Кори. — Уже. — Хорошо. Не снимай.       Лиаму хочется разорвать рубашку в клочья, потому что кто-то решил, что это нормально для джинс, но не для рубашек, но он должен слушать Мейсона, если хочет, чтобы Тео поцеловал его. Мейсон знает, как это работает: ему удаётся заставлять Кори целовать его каждый божий день, даже когда он болен, и именно поэтому они всегда болеют одновременно.       Тем временем Мейсон воспользовался его рассеянностью, чтобы схватить карандаш, и теперь держит его в опасной близости к лицу Лиама. Тот быстро отскакивает назад, поднимая кулаки и обороняясь. — Ты ничего не нарисуешь на моём лице! — Не нарисую, — соглашается Мейсон. — Это карандаш для глаз. Дай мне… — Нет! Нет такой вещи как карандаши для глаз! Ты не кладёшь карандаши в глаза, какого чёрта, Мейсон? Ты собираешься попробовать использовать резиновую щеку в следующий раз? Точилку для носа? — Всего лишь немного подводки для глаз, — бормочет Мейсон, подходя ближе и заставляя Лиама прижаться спиной к стене. — У тебя красивые глаза, я уверен, Тео уже заметил это, но давай убедимся. — Он всё равно их увидит, даже если ты не будешь подводить их, он не дурак, они прямо у меня на лице. — Перестань двигаться. — Нет, пожалуйста, не надо… — оно трогает его. Карандаш касается его глаза, но уже слишком поздно. — Лиам, — очень спокойно говорит Мейсон, отодвигая карандаш всего на несколько дюймов от его левого глаза. — Я бы предпочёл сделать это, когда ты будешь в сознании, но я готов вырубить тебя, если понадобится. Ты пришёл сюда, ты просил меня о помощи, теперь ты в моей власти, ты не можешь ослушаться меня. Понятно? — Понятно, — кивает Лиам, потому что Мейсон страшен, и также он может быть прав, возможно, Тео не так умен, как кажется, и он не может найти его глаза без письменных указаний. Когда он увидит, какие у него на самом деле голубые глаза, у него не останется выбора, кроме как ответить на поцелуй. — Если ты меня ослепишь, я подам на тебя в суд, — на всякий случай добавляет он.       Мейсон, кажется, не беспокоится. — У тебя нет денег, чтобы нанять адвоката.       Чертовски верное замечание. Лиам также никогда не заплатит человеку, чтобы тот дрался за него, ведь драка с людьми — это единственное, в чём он хорош. — Я выучусь и сам им стану. — Как ты будешь учиться после того, как я ослеплю тебя? — равнодушно спрашивает Мейсон, меняя карандаш. Этот чувствуется более влажно. — Если ты собираешься ослепить меня, я надеюсь, что у тебя хватит совести хотя бы почитать мне что-нибудь после этого, — бормочет Лиам, стараясь не заплакать, когда Мейсон двигает веко. Знает ли он, что веко прикреплено к лицу? Лиам думает, что он должен знать такое, прежде чем делать что-то с лицами других людей. — Я не буду читать тебе для того, чтобы ты стал адвокатом и подал на меня в суд, Лиам, — говорит он, потому что, ну конечно, ты никогда не можешь ожидать альтруизма от людей, даже от своего лучшего друга. — Тогда я… — Заткнись, или я действительно ослеплю тебя.       Лиам замолкает. До тех пор, пока Мейсон не пытается перейти к другому глазу. — А что, если ты сделаешь только один глаз? — предлагает он. — В смысле? — Разве не будет лучше, если у меня будет один глаз с твоей странной штукой и один нормальный?       Мейсон смотрит на него. — Нет, не будет, — решает он, а затем приступает к истязанию второго глаза.       Лиам фыркает. — Ты можешь хотя бы нарисовать мне фальшивую татуировку? Или очень большой шрам? — Нет. — О боже, Мейс, его бывший в тюрьме, как я могу заставить его поцеловать меня, если у меня даже нет татуировки на лице? — Ты справишься. — Если это не сработает, я поцелую Кори, обещаю, — угрожает Лиам, когда Кори входит в комнату. — Привет, Лиам. — Привет. — Я не буду тебя целовать, ты всегда ешь странные вещи, — указывает тот, и это ложь. Диета Лиама — нормальная, а просроченный движущийся банан был несчастным случаем, спасибо большое. — Что вы тут делаете, ребята? — Я делаю Лиама неотразимым, чтобы его сосед поцеловал его, — объясняет Мейсон, прекращая пытать его, чтобы быстро чмокнуть в губы своего парня. Лиам смотрит с любопытством. Они делают это так легко. Что Тео знает об этом? — Лиам, как всегда, жалуется. — Это самооборона, — выпаливает он, когда Мейсон наконец опускает оружие и тащит его к зеркалу. — Как тебе?       Лиам изучает себя.       Всё кажется слишком тесным, и его глаза выглядят странно. — Я никогда в жизни не видел никого более горячего, чем я, — говорит он. — Вот именно! — Мейсон удовлетворённо похлопывает его по плечу. — Пойдём, уничтожим его! — Да! — Лиам ликует от возбуждения. — Я убью его к чёртовой матери!       Мейсон перестает ухмыляться.       Лиам прочищает горло. — Не в буквальном смысле.       Мейсон продолжает смотреть. — Уже ухожу.       Он идёт к двери, и Кори резко окликает его: — Лиам, помни, что бы ты ни делал, не целуй его первым. Он должен это сделать в этот раз.       Лиам задумчиво кивает, на его губах медленно появляется лёгкая ухмылка. Умный план. — Да, я заставлю его поцеловать меня первым, — соглашается он. — И тогда я скажу о! То есть сейчас ты хочешь! Слишком поздно! и уйду. Так ему и надо. — Или просто поцелую его в ответ, — добавляет он, когда видит неодобрительные взгляды Кори и Мейсона. Похоже, им это нравится больше, потому что они радостно кивают. Лиаму этот план тоже нравится больше.

***

      Глаза Лиама выглядят такими выразительными после того, как его пытал Мейсон, а душная одежда Кори демонстрирует, насколько тренированным может быть тело, бегающее за жуками каждый божий день, поэтому впечатлённый взгляд Тео, когда он открывает дверь, действительно не удивляет. — Ух ты, — действительно, ух ты. Посмотри на то, что ты отказался поцеловать, тупой придурок. — Ты… — Ужасно горяч, я знаю, — кивает Лиам в знак согласия, потому что иногда нужно быть честным. — И на это не требовалось никаких усилий, — небрежно добавляет он. — Я просто такой горячий. — он гордо пожимает плечами, прежде чем понять, насколько вид Тео в светло-розовой рубашке улучшает его жизнь. — Ты тоже горяч.       Тео тепло улыбается. — Спасибо. На это потребовалось немного усилий.       Лиам так не считает. — Ну что, пойдём? — Тео хватает кожаную куртку и выходит за дверь. Лиам не двигается, потому что его уверенность застряла в квартире Тео, и тот закрыл дверь, заперев её внутри. — Мне нужно переодеться, — быстро объявляет он. — Когда я так делаю, то чувствую себя голым, смотри, — он поднимает руки, и рубашка поднимается следом. Тео смотрит на это, а потом снова в глаза Лиама — он не может их не заметить, они обведены. — Это мило, не меняй её.       Тео буквально сказал, что он был бы рад видеть Лиама голым в своей постели, другого объяснения нет, поэтому уверенность Лиама возвращается. — Не указывай мне, что делать, — упрямо бормочет он, потому что наденет походную палатку, если захочет.       Он оставляет рубашку.

***

      Тео уверенно идёт к синему пикапу, который Лиам проклинает каждый день, потому что он всегда припаркован на его любимом месте, и он внезапно чувствует такое облегчение, что никогда не поддавался искушению и не пробивал его колеса. Конечно, это пикап Тео, чёрт возьми.       Он также чувствует себя, будто предает свою машину, когда садится во врага, но это не его вина, если он влюбился в хозяина пикапа, он не знал и, естественно, не планировал это. Некоторые люди просто ходят вокруг, выглядя так, и на самом деле ожидают, что вы не влюбитесь в них и станете им просто другом, смешно.       Дело не в том, что он не хочет быть другом Тео, честно говоря, Тео наверно будет хорошим другом: тем, кто даёт вам еду, обнимает и не слишком обижается, когда вы бросаете в него жуков, но он также будет хорошим парнем, когда он научится целоваться и перестанет вас запутывать. — О чём ты думаешь? — голос Тео звучит весело, и Лиам перестаёт смотреть в окно и переводит взгляд на него. — Ни о чём, надеюсь, Скотт не подумает, что я его бросил. — Мы уехали десять минут назад. — Он начинает беспокоиться, когда я ухожу, — ложь. Скотт едва ли это заметил, потому что он — неблагодарная маленькая крыса, и пока у него есть еда в миске и подушки для сна, ему всё равно. Лиам — единственный здесь, кто беспокоится. Может быть, потому, что глаза Тео сегодня слишком зелёные, или потому, что Лиам всё ещё не понимает, что они делают, но его шея внезапно становится очень горячей, и его сердце начинает биться быстрее. Он глубоко вдыхает, пытаясь успокоиться, но обеспокоенный взгляд Тео не помогает. — Лиам? Что-то не так?       Он тут же качает головой, глубоко дыша. — Нет, просто… не мог бы ты немного открыть окно? — Конечно.       Холодный ветер приятно ласкает лицо и шею, и Лиам дышит медленнее, чувствуя себя немного спокойнее. — Ты в порядке? — спрашивает Тео через некоторое время. — Мы можем вернуться домой и посмотреть что-нибудь, если хочешь. — Нет, я в порядке, — нетерпеливо качает головой Лиам. — Я просто… я счастлив. Что мы делаем это.       Тео продолжает смотреть на дорогу, но нежная улыбка, которая играет на его губах и рисует морщинки в уголках глаз, заставляет Лиама немного растаять. — Я тоже счастлив, — говорит он, убирая одну руку с руля, чтобы быстро взъерошить волосы Лиама.       Лиам машинально тянется за ней, потому что он счастлив, раз Тео счастлив и он не уточнил ещё раз, что они идут как друзья, но прежде всего он счастлив, что Мейсон не видит, как рука Тео портит всю тяжелую работу, которую тот вложил в укладку волос, иначе у Тео больше не было бы руки.

***

      Оказывается, Тео не умеет не только петь, но и танцевать.       Лиам не уверен, смешно то, как Тео просто беспорядочно разбрасывает все свои конечности, не заботясь ни о чём, или то, что напиток, который он пьёт уже третий раз, делает Тео таким смешным, но он не может удержаться от хихиканья. — Что? — Ничего, — он пожимает плечами, и у него вырывается сдавленный смешок. Может быть, это тоже вина выпивки, но, когда Тео пытается выдать странное извивание, которое было бы нормально только в случае удара током, за танцевальное движение, он почти плачет. — Да, я не умею танцевать, и? Перестань смеяться надо мной, я не вижу здесь полиции танцев. — Должно быть, она занята с полицией смеха, потому что я тоже её не вижу, — самодовольно ухмыляется Лиам, опустошая свой стакан двумя большими глотками, чтобы присоединиться к странному танцу Тео и показать ему верные движения.       Примерно в этот момент или немного позже, когда он выпил текилу, всё в его голове стало немного размытым и запутанным.

***

      Вот он танцует или, скорее, обнимает Тео, покачиваясь на месте, через секунду Тео говорит что-то о воде, и мускулистое тело, прижатое к нему, вдруг оказывается со светлыми волосами, его раньше не было.       Лиам продолжает танцевать, и его веки и голова кажутся такими тяжёлыми, что он в любой момент мог бы упасть на пол, если бы блондин, похожий на льва, не стоял прямо у него за спиной.       Громкий металлический голос просит всех поднять руки, и рубашка Лиама, вероятно, делает это снова, потому что он чувствует большие теплые руки на своей обнажённой коже, на бёдрах и животе, а затем слышит раздражённый голос Тео. — Эй, он пьян, разве ты не видишь? Отвали от него.       В руках у него бутылка с водой, он свирепо смотрит на кого-то, и Лиам машинально шагает к нему, но руки всё ещё на нем, и единственное, что удерживает его от падения на спину — чья-то большая грудь. — Нам весело, разве ты не видишь? — говорит грудь позади него, и челюсть Тео заметно напрягается. — Перестань его трогать, — рычит он, и его голос не звучал так сердито, даже когда Лиам вывел его из себя несколько недель назад. На мгновение Лиам задаётся вопросом, что же он сделал и как это исправить, но руки Тео теперь лежат на руке вокруг талии Лиама — на его талии рука, Лиам только что её заметил — и через секунду грудь больше не прижимается к нему. Он немного спотыкается и хватает Тео за руку, чтобы не упасть, но Тео занят тем, что откидывает Блондина назад. — Ещё раз тронешь его, и я сломаю тебе челюсть.       Лиам не уверен, что происходит, но Тео злится на Блондина, так что теперь Лиам тоже на него злится. — Слушай, приятель, я даже не знаю, кто ты такой, так что отвали, ладно? — хмыкает Блондин, прежде чем оттолкнуть Тео назад. Тео не спотыкается, как Блондин, но именно в этот момент Лиам обнаруживает, что ему не нравится, когда люди толкают Тео. Вообще.       Его правая рука немного побаливает, а Блондин лежит на полу, прикрывая челюсть.

***

— Они всё время меня выгоняют, я не понимаю, — скулит Лиам, а Тео продолжает прижимать бутылку с водой к его губам. Лиаму это не нужно, он и так в основном состоит из воды, но всё равно приоткрывает рот и делает глоток, чтобы порадовать Тео. — Думаю, это как-то связано с тем, что ты врезал тому мудаку. — Он толкнул тебя. — Это очень мило, Лиам, но… — И ты тоже его ударил, — настаивает Лиам, отодвигая бутылку. Он — жидкость, он больше не хочет. — Ну, он собирался убить тебя. — Нет, не собирался, — отрицает Лиам, потому что он помнит это, и он был готов. Блондин смотрел на него с пола, и Лиам был полон силы, стоя самостоятельно, без чьей-либо помощи. Практически непобедимый. Блондин шёл навстречу смерти, когда встал и бросился на него. Тем не менее, было забавно, что Блондин просто упал обратно, когда Тео ударил его. — Он разозлил тебя, — настаивает Лиам.       Тео вздыхает и снова закрывает бутылку крышкой. — Он не злил меня. Это был ты. — Я? Я тебя разозлил? — недоверчиво спрашивает Лиам, когда Тео застёгивает ему рубашку до подбородка. Лиам опускает глаза и озадаченно смотрит на него, потому что не помнит молнию на рубашке, но всё, что он видит — это кожаная куртка. Он не помнит, чтобы надевал её ночью. Очень странно. — Я не злюсь. Ты заставил меня… ты знаешь.       Забавно, что Тео думает, будто он знает, хотя Лиам даже не помнит свою фамилию прямо сейчас. — Да, да, да. Мы победили? — спрашивает он, потому что у Тео на подбородке синяк, и эту часть он не помнит. Он помнит, как Тео и Блондин катались по полу, и помнит, как решил присоединиться к ним и преподать урок Блондину, но как только он сделал шаг вперёд, он споткнулся о свою ногу, а следующее, что он помнит — Тео поднимает его. — Да, мы победили. — Он мёртв? — Нет, — усмехается Тео, качая головой. — Ты пьян. Пойдём домой. — Ты злишься? — Нет, конечно, нет. — А я? — Никто не злится. Мы едем домой. У тебя болит рука? — Однажды я ударил кулаком в стену. — Хорошо, но ты хочешь, чтобы я убрал лёд или… — Я сломал стену. — Да, но прямо сейчас, Лиам, сосредоточься, как твоя рука… — Я плохо себя чувствую.       Вот тогда-то его рвёт.

***

      Его голова продолжает биться об окно на каждой кочке.       Лиам понятия не имеет, что с этим делать. Он даже не уверен, возражает ли он против этого. В любом случае он не очень хорошо чувствует свою голову.

***

      Он не помнит, как вышел из машины и как поднялся по лестнице, но в какой-то момент Скотт виляет хвостом в темноте, пока Тео помогает ему добраться до своей комнаты.       Он падает на кровать и уже почти засыпает, когда Тео снова заходит в комнату. — Тео, — бормочет Лиам, когда Тео ставит бутылку с водой на прикроватный столик, и его голос звучит жалобно, потому что он думал, что Тео ушёл навсегда. — Тео, жуки. Ты можешь остаться? Они залезут мне в уши, ты можешь остаться и закрыть мне уши? — В твоих ушах ничего нет, Лиам.       Лиам стонет от боли, потому что не чувствует своей головы, и его бросают на съедение жукам. — Просто останься и прикрой их, пожалуйста, — настаивает он, пытаясь сделать несчастные глаза, даже если темно и он не может чувствовать свои глаза, так как они находятся в его голове, а он уже давно её не чувствовал. — Ладно, я закрою тебе уши, — вздыхает Тео, садясь на кровать рядом с неподвижным телом Лиама.       Затем он кладет обе руки по бокам головы Лиама, чтобы нежно зажать уши, и тот с облегчением закрывает глаза. — Спасибо, — бормочет он, чувствуя себя защищённым и любимым теперь, когда его уши закрыты. — Ты смешон, — хихикает Тео, не двигая руками. — Спасибо, — повторяет Лиам и засыпает.       В какой-то момент Тео уходит, и Лиам не уверен, было ли мягкое прикосновение губ ко лбу просто сном.