Пойдем со мной

      Тело императора сползает с трона и падает на пол.       Люк смотрит на него, на меч в руке Вейдера.       Вейдер понимает, что, обезглавив императора, подписал себе смертный приговор. Кажется, он подписал его еще тогда, когда впервые увидел ясные голубые глаза, которые смотрели на него.       Люк подходит спокойно — победно. И обнимает. Крепко, собственнически.       Он в своем праве.       С прикосновением живого, теплого тела сына реющая впереди смерть перестает иметь даже то малейшее значение, которое имела. Все перестает иметь значение настолько, что Вейдер отвечает. Люк — победитель, он празднует победу, он прижимается, требуя, чтобы на его празднике было все так, как он хочет. Вейдер — проигравший и должен преподнести ему то, что он хочет. Даже если не понимает, зачем это ему.       — Иди, — говорит он, когда Люк его отпускает.       — Куда? — спрашивает Люк.       — Туда, где все, ради кого ты боролся за победу.       — Я и так здесь, — наклоняет он голову набок.       Ясные, уверенные голубые глаза смотрят прямо, и Вейдер понимает, что это совсем не скрываемое в них — любовь.       У него плохие отношения с любовью: он убивает тех, кого любит. Жаль, что сыну это тоже передалось.       — Иди, Люк, — говорит он.       — Я никуда без тебя не пойду, — отвечает Люк таким тоном, как будто это простейшая аксиома.       Юный. Прекрасный. Совсем неопытный. Не понимает, что означает смерть императора. Смотрит убежденными в своей правоте глазами. Такими же, как всегда.       Вейдер не смог устоять перед этим взглядом. Хотелось бы, чтобы реальность сдалась Люку так же, как он сам; жаль, что реальность сильнее, чем он.       — Если я уйду, тебя уничтожит Альянс, — говорит Люк.       Он понимает, проносится мысль.       Это Вейдер ничего не понимает.       — Если ты хочешь этого избежать, тебе придется сохранить Империю, — озвучивает он то, чего не мог ждать от Люка.       Люк отвечает:       — Трон свободный.       Вейдер знает, что мог бы взять власть после смерти императора, но оказывается совершенно не готов к тому, что ему ее предложит Люк.       — Мне не нужен трон.       Люк на миг теряется. У него нет второго решения, хотя оно кажется очевидным.       Еще более очевидным — когда он в доли секунды справляется с растерянностью и берет Вейдера за плечи. У него маленькие ладони и по сравнению с Вейдером немного сил, но Вейдеру кажется, что он не смог бы высвободиться, даже если бы хотел.       — Я тебя не отдам Альянсу, — говорит Люк. Он все еще не знает, как решить возникшую проблему, но уверен в том, что реальность ему подчинится.       Вейдер уже знает, что она подчинится. Перед ним они с ней одинаково слабы.       — Я тебя отобрал у императора, и больше никто тебя у меня не отберет, — говорит Люк.       Во взгляде за мягкой океанской голубизной даже не уверенность — сталь. В нем струятся такие потоки Силы, что все вокруг легко подчинится ему по одному движению руки.       — Я тебя не отдам никому, — говорит Люк так тихо, что почти шепчет. — Ты мой, отец.       Вейдеру кажется, что его голос звенит на весь тронный зал.       Он не собирается отрицать сказанное. Опускается на колено и касается лбом руки Люка.       — Клянусь вам в верности, мой повелитель.       Кажется, это единственный раз в его жизни, когда каждое слово клятвы он произносит искренне.       Когда он поднимает голову, из глаз Люка как раз исчезает растерянность. Он смотрит на Вейдера. И на трон.