Mær er mér tíðari en manna hveim ungum í árdaga; ása ok alfa þat vill engi maðr at vit samt séim. Со страстью моей в мире ничья страсть не сравнится, но согласья не жду на счастье с нею от альвов и асов. («Старшая Эдда»)
Липкий комок нехорошего предчувствия шевелился в груди Сагра, когда он переступал границу Ярнвида, Железного леса, населенного необычными мифическими существами. Он пришёл сюда сам, по доброй воле, на территорию девяти кланов, в царство троллей, уродливых великанов и оборотней, питающихся кровью или жизненной силой других существ. Все средоточие зла, если оно когда-либо и существовало в верхнем мире, обитало здесь, в тени мрачных и раскидистых деревьев, чьи железные листья от малейшего дуновения ветра издавали пронзительный скрежет, проникавший, казалось, под самую кожу. Это была самая замкнутая из йотунских общин, не принимающая чужаков, не считающаяся с правилами внешнего мира, озлобленная и забытая всеми. Представители кланов предпочитали выбирать себе жён и мужей из своего же, либо соседнего клана, что порождало все новые мутации и уродства среди населения леса. Редкий путник отваживался войти в Ярнвид, чьи обитатели были известны далеко за пределами Асгарда своим свирепым характером и физическими несовершенствами. Во тьме этого леса, в чьи непроходимые чащобы никогда не проникал свет солнца, находили свой приют йотуны, презревшие нормы телесности, многие из них были козлоноги, клыкасты, покрыты шерстью или чешуей, а то и вовсе предпочитали большую часть времени находиться в телах животных, за что этот лес иногда также именовали и Лесом Оборотней. Путь ванира лежал по нехоженым тропинкам Ярнвида к обители хранительницы леса, богине всех ведьм, мудрой Ангрбоде, предводительнице вождей всех девяти кланов. Она была известной колдуньей и прорицательницей, могла открыть будущее и изменить судьбу, наложить или снять смертельное заклятие, отправить в странствие в любой из девяти миров. Даже всемогущие боги Асгарда боялись ее силы, трижды сжигали ее на костре, пронзив копьями, но трижды она воскресала. Сагр шёл просить ее о помощи, ибо вряд ли кто-либо другой был в состоянии ему помочь. Он даже не был уверен, сможет ли Ангрбода это сделать, а самое главное, захочет ли. При всей своей свирепости и жестокости, йотуны Железного леса могли принять тебя как своего, единственное, чего они не терпели — это малодушия и слабости духа. Ангрбода же не терпела этого в тысячекратном размере, малейшее колебание или сомнение, малейшие нотки страха в твоей душе, которую колдунья видела насквозь, — и ты мог распрощаться с жизнью навсегда. Если же она принимала тебя за своего — ты приобретал сильнейшего покровителя в ее лице, могущественнее которого не было, пожалуй, во всех девяти мирах. От одного из сильнейших целителей клана Кровавой Ольхи, обучавшего Сагра в юности, он слышал, что в качестве подношений могущественная Ангрбода больше всего предпочитает кровь диковинных животных, не обитающих в Железном лесу, и фрукты, произрастающие исключительно на плодородных землях Ванахейма. Поэтому с собой он нёс огромную флягу, до краев наполненную кровью редкого саблезубого вепря, обитающего лишь в лесах Альвхейма, и тяжелую суму диковинных фруктов из своего мира. Ванир очень надеялся, что могущественная ведьма примет его дары и согласится хотя бы поговорить с ним. Потому что сейчас она была для него последней надеждой. Время в лесу тянулось бесконечной вереницей часов, складывающихся в года, отсутствие солнца стирало временные границы между днём и ночью. Там всегда было мрачно, прохладно и безрадостно. Мягко ступая в сапогах из оленьей кожи по опавшим железным листьям, подернутым ржавчиной, Сагр, глубоко погруженный в свои думы, добирался до чертогов богини ведьм, очевидно, несколько дней. Ее чертог, окружённый частоколом из длинных копий, стоял на небольшой опушке. Сагр поставил суму на землю и почтительно произнёс: — Матерь Волков, прародительница ведьм всех девяти миров, великая и мудрая Ангрбода, позволь мне войти в твой дом, отдать дары, для тебя принесённые, и просить твоего совета! Тут же поднялся сильнейший ветер, закруживший опавшие железные листья, издалека донёсся протяжный вой целой стаи волков, от которого кровь стыла в жилах даже у самых смелых воинов. Острые края листьев, летящих мимо в безудержном вихре, ранили кожу Сагра, рассекая ее на открытых участках, рвали одежду, впивались в ремни и ножны, застревая в них. Ванир стоял как скала, не сдвинувшись с места, ни один мускул на его лице не дрогнул, лишь тонкие струйки крови стекали по скулам и пальцам рук, капая на землю, мгновенно впитываясь в неё. Внезапно ветер стих, и дверь в чертог отворилась, зияя чёрной пастью входа. Бог молча вытер кровавые ладони о рубаху, поднял с земли свою ношу и двинулся внутрь. В чертоге было темно, и непривыкшим глазам, трудно было что-либо разобрать, Сагр продвигался внутри почти на ощупь. Вдруг вспыхнула лучина, озарив посередине комнаты круглый деревянный стол, за которым сидела женщина с рыжими, почти красными волосами и вырезала ножом из дерева фигурку волка. Сагр почтительно склонился: — Приветствую тебя, Ангрбода! Она вскинула голову и посмотрела на ванира, ее волчьи зрачки блеснули в свете неверного огня. Поднявшись, она воткнула нож прямо в деревянную поверхность и скользящим движением запустила на противоположную сторону стола железный кубок: — Меня с утра мучает жажда, наливай! — голос весёлый и звонкий, но при этом властный и безжалостный. Сагр отвинтил крышку фляги и налил полный кубок крови. Ведьма тут же оказалась рядом, схватила кубок и одним глотком осушила его до дна. Ее глаза засветились изнутри белым светом: янтарные радужки, волчьи зрачки, все потонуло в нем. Из ее глаз били лучи, освещавшие теперь комнату лучше всякого огня. — Хммм, неплохо! Теперь я вижу мир глазами вепря: чувствую как морду мою холодит прохладный ветер, вижу долины и леса Альвхейма, мне радостно и свободно, — ее глаза погасли, вернувшись к исходному состоянию, — что ж, этот зверь, по крайней мере, был счастлив перед смертью. Она медленно обошла вокруг Сагра и задумчиво протянула: — Нуууу, а ты с чем пожаловал? — Мне нужна твоя помощь. Я хочу попасть в Мидгард так, чтобы никто из богов об этом не знал. Я должен найти там одну деву. Последние его слова потонули в раскатистом хохоте колдуньи: — Так, тааак… Влюбленный ванир? Интереееесно, — растягивала она, смакуя каждое слово, внимательно глядя на Сагра. Он не смотрел на неё, его взор был обращён прямо перед собой, он выжидал, пытаясь понять настрой своенравной ведьмы. Оглядев его расправленные плечи, широкие ладони, упершиеся в край деревянного стола, мужественную, статную фигуру, она подошла к нему вплотную и зловеще зашипела на ухо: — Ты меня не боишься, и это хорошо… Если б я почуяла страх, я бы сняла с тебя кожу живьём и скормила бы мясо своим волчатам, мясо у тебя, должно быть сладкое… — она приблизилась к ваниру так, что ее губы почти касались его щеки, — тебе поведали, что я люблю необычную кровь, вот и славно! А знаешь, кровь влюблённого ванира я ещё не пробовала, — и она провела языком по щеке Сагра, слизывая кровавую дорожку от свежих порезов, оставленных железными листьями. Молниеносно схватив нож, она снова с силой воткнула его в стол, теперь уже на этом конце стола, прямо между пальцев ванира, едва не задев их лезвием. Сагр выпрямился и внутренне улыбнулся, кровь — это меньшее из того, что он был готов отдать за исполнение задуманного. Он медленно вытащил нож и обрезал ремни на кожаных наручах, скрывающих его запястья. Пододвинул ближе к себе железный кубок, занёс над ним руку и полоснул ножом. Кровь, горячая и багряная заструилась по ней, стекая рубиновыми каплями в сосуд. Глаза ведьмы блеснули во тьме, она молча наблюдала за действиями ванира. Когда кубок наполнился, она схватила его руку и медленно провела языком по ране, слизывая остатки крови. Сагр с удивлением заметил, что рана сразу же затянулась. Ангрбода подняла кубок вверх, словно желая произнести речь, но лишь молча кивнула блондину и закрыв глаза, сделала первый глоток. И снова ее глаза засветились, освещая комнату и весь чертог. В ту же секунду, как зрачки ведьмы загорелись, Сагр упал на пол сжимая виски. Его голову словно стянул огромный раскалённый железный обруч, нестерпимая боль пронзила всё его тело, он согнулся вчетверо и впился ногтями в деревянные доски пола, думая только о том, чтобы не закричать, с силой сжимая челюсть до хруста в ушах. Он почти физически ощущал, как ведьма копается в его голове, поднимая из глубин памяти самые болезненные воспоминания.***
Подбородок Лив упирается в грудь ванира, затем она приподнимается на локте и заглядывает ему в глаза: — Я люблю тебя, Сагр. Ее обнаженная кожа обжигает его тело, ее взгляд проникает в душу: — Я люблю тебя сильнее, — он привлекает ее голову к себе, целуя волосы, пропитанные ароматом луговых цветов. Она запрокидывает ногу, и в одну секунду оказываясь на нем сверху, заливисто смеётся: — Кто тебе сказал? — Просто знаю, — его руки обвивают ее тонкий стан, и одним движением уже он оказывается сверху. Нависает над ней на вытянутых руках, всматривается в стальные глаза, с огненными искорками на радужках, целует приоткрытые губы. Она принадлежит ему, а он принадлежит ей. Лив обхватывает его руками и ногами, прижимая к себе, сокращая расстояние между ними до сотых дюйма, и он чувствует, как в его теле снова поднимается волна возбуждения. — Хочу, чтобы ты всегда был рядом. Максимум, на расстоянии вытянутой руки…- она выдохнула ему в губы и приникла к ним, как умирающий от жажды путник к живительной прохладе родника. Ее голос утонул в водовороте страсти, которая накрыла их обоих, сжигая дотла сомнения и страхи, и возрождая к жизни хрупкие надежды на счастливое будущее. «Буду, Лив, буду. Чего бы мне это не стоило.»***
Голос Мимира, звучащий громче раскатов грома: — Вернуться в свой мир прекрасная дева должна. Оставшись, встретит на землях Асгарда безвестную смерть и род ее славный прервется. Глаза Лив, полные слез, обращены на Сагра. Даже услышав предсказание, она готова остаться с ним. Мысль о возможной разлуке с любимым для неё больнее мысли о смерти. А внутри ванира — целый вихрь бушующих эмоций. Он не может ее потерять. Он готов положить своё счастье на алтарь ее жизни: если так необходимо для ее же блага, она отправится в Мидгард. Он преодолеет все сложности, закончит свои дела в Асгарде и найдёт ее, во что бы то ни стало. — Лив, оставь нас с Мимиром одних, — ванир сжал ее ладонь, скользнув пальцами вверх по запястью. Как только Лив скрылась из вида, Сагр посмотрел на великана, но прежде, чем успел что-то сказать, тот произнёс: — К смерти ты близок, но я излечу тебя. Снова будешь здоров и силён, ванов сын. Родни не коснутся твоей ни тяжкое горе, ни скорбные слёзы, о муж благородный! Ванир кивнул, он и забыл, зачем изначально шёл к мудрому великану, теперь все мысли в его голове были заняты только Лив: — Мне нужно зелье забвения. Мимир наклонил голову, прищурившись и усмехнувшись в густую бороду. Его светящиеся глаза прожигали насквозь, казалось, он легко читал мысли Сагра: — Знаешь ли, просишь о чем ты? Зелье испив, вмиг забудет и может не вспомнить тебя никогда прекрасная дева. Твои же тревоги, отчаянье, боль — возрастут троекратно. Не радость познаешь, но тяжкое горе до самого дня вашей встречи. А коль она вновь не сумеет в тебе распознать своей бывшей великой любови, ты будешь взамен обречён любить ее вечно, в тоске без неё будешь мир озирать и молить лишь о близкой кончине. Так ли любовь твоя велика, чтобы всё это вынесть? Сагр присел на камень, открыто взглянув в глаза мудрецу, от которого не могло укрыться ни прошлое, ни настоящее, ни будущее, и, ни секунды не сомневаясь, ответил: — Я знаю. Знаю, что она может не вспомнить меня. Но я не могу позволить, чтобы она ждала меня и страдала, пока я за ней не вернусь. Я не знаю, сколько времени займёт мое излечение. Мое сердце будет истекать кровью, зная, что где-то там, в Мидгарде, Лив каждый день ждёт меня, теряя надежду и погружаясь в отчаяние. И однажды наступит день, когда она разочаруется и перестанет ждать, подумав, что я предал ее или отказался от нашего счастья. Но ты же знаешь, Мимир, ты можешь читать в моей душе. Ответь на свой вопрос сам, так ли велика моя любовь? Мимир лишь снова усмехнулся, огладил бороду и протянул Сагру круглую баночку с ярко-голубой жидкостью: — На зелье сие, по воле твоей, заклятье забвенья кладу.***
Небесно-голубой цвет стен Химинбьорга отражается в заплаканных глазах Лив, и именно сейчас они почему-то кажутся глубокими и синими. Он целует ее лоб и губы, проводит рукой по линии профиля, пытаясь запечатлеть в памяти ее лицо, запомнить прикосновения к ее коже, чтобы потом долгими одинокими ночами рисовать в голове ее образ и чувствовать ее тепло на кончиках пальцев. Горячие капли ее соленых слез падают ему на кожу, а проникают в душу. Если бы только она знала, сколько воли ему требуется для того, чтобы спокойно стоять здесь и держать ее в своих объятиях, зная, что через несколько мгновений, когда Хеймдалль опустит радужный мост, он отправит ее домой, обратно в Мидгард, дав ей выпить особое зелье Мимира, которое сотрёт все ее слёзы и унесёт все печали, вместе с воспоминаниями о нем. Боль от разлуки стократно усиливается от необходимости соврать той, что стала для него целым миром. Но он не может открыть ей правду сейчас. Лив обвила его плечи руками, уткнувшись носом в грудь: — Обещай вернуться ко мне сразу, как только получится. — Обещаю… — … и не езди без меня в Бьёрканар, — она лукаво заглянула ему в глаза. Сагр горько усмехнулся, подхватив ее на руки. Его милая, хрупкая девочка, даже сейчас она пытается шутить. Ему вдруг впервые стало страшно и невыносимо тяжело отпускать ее домой. Покружив ее в воздухе и поставив на землю, он произнёс: — В моем сердце живешь только ты, для других там нет места. — А в моем только ты. Там, на земле, я буду вспоминать каждый наш день, проведённый вместе. Сагра, как от разряда тока, передернуло от ее слов: «Как же ты ошибаешься, Лив» Он сжал в кулак круглую бутылочку с ярко-голубой жидкостью, лежащую в его кармане. Правильно ли он собирается поступить, имеет ли право лишать ее воспоминаний, в своём желании уберечь от страданий? Хеймдалль сердито покашливает в стороне, всем своим видом показывая, что времени у них осталось совсем мало. Секунду спустя, яркой радугой из белой стены Асгарда опускается мост. Время прощаться. Ванир приникает к губам Лив в глубоком и чувственном поцелуе, никто из них не хочет прекращать его первым, но время не ждёт. Лив отстраняется, смотрит на него своими серыми пронзительными глазами и идёт к мосту. Бутылочка Мимира раскалённым угольком прожигает ладонь. — Лив, подожди! Я совсем забыл, — он торопливо достаёт из кармана зелье, — вот, выпей это, оно поможет тебе безболезненно преодолеть временное пространство. Лив доверчиво протягивает руку, продолжая идти задом и делает глоток из бутылочки. Вдруг спотыкается, оступившись на камне, и склянка с недопитым зельем выскальзывает из ее рук. Она спиной летит прямо в радужную гладь моста, выставляет руку в попытке схватить Сагра за плечо и остановить падение, но рука соскользнув, хватается за фибулу, скрепляющую на плечах Сагра плащ, отрывает ее и вместе с хозяйкой исчезает за пеленой пространственно-временного предела. Ванир остаётся стоять на обрыве, в оцепенении глядя на разлитое зелье. Боль отпустила так же резко, как и возникла, и Сагр без сил, ничком падает на дощатый пол. До осколков замутнённого болью сознания доносится заливистый смех колдуньи: — В твоей крови и правда чувствуется привкус отчаянья и боли, старик Мимир был прав, — она опускается на пол рядом с Сагром и, обхватив подбородок, поднимает его голову, заставляя посмотреть ей в глаза, — …но в ней ещё чувствуется великая сила, честь и бесконечная любовь. Великолепный коктейль, как по мне. Ты точно хочешь в Мидгард? Подумай, целый год минул с тех пор, как вы расстались с той девой. Я ведь могла бы подыскать тебе местечко и здесь, в Железном лесу. Ванир усилием воли поднялся и сел на полу, прислонившись к стене. Из прокушенной насквозь в приступе боли губы шла кровь. Он сплюнул ее на пол и спросил: — Так ты поможешь? — Охотно. Она забегала по комнате, открывая какие-то короба, горшочки, вытаскивая из мешочков перетертые травы и порошки, и раскладывая все это на столе. На дне железного кубка все ещё оставалась кровь Сагра, ведьма по очереди стала добавлять к ней волшебные ингредиенты, бормоча вполголоса какие-то заклинания. Потом, удовлетворившись, схватила кубок и снова опустилась на пол рядом с ваниром. — Слушай меня внимательно, потомок древнего рода ванов, ты окажешься в Мидгарде сразу же, как выпьешь до дна все, что находится в этом кубке. Я даже решила не лишать тебя на людской земле твоих сил. Ты сможешь пользоваться магией, но она будет не очень сильна. Если не хочешь, чтобы сыны Асгарда нашли тебя, пользуйся ею редко и крайне осторожно. Я не знаю, где живет твоя дева, но те, кто связан нитями судьбы, притянутся друг к другу в любом мире, и ты ее точно встретишь. Но ты для неё будешь лишь один из многих прохожих. Время тебе — четыре сезона. Если за четыре сезона, последовательно сменивших друг друга, ты не сможешь добиться ее любви, ты вернёшься в Железный лес и будешь служить мне до конца своих дней. Если же она вновь полюбит тебя, то первый кубок, поднятый на вашей свадьбе за счастье молодых, будет мой железный кубок, до краев наполненный твоей кровью. Ты принимаешь мои условия? Сагр кивнул. Он слушал ее внимательно, боясь упустить даже малейшую деталь. Колдунья продолжала: — Чистое сердце, светлые помыслы, дар врачевателя и в том мире принесут тебе признание и уважение. Что до людских дел, то за что бы ты не взялся, все с легкостью тебе покорится. И в благах ты не будешь нуждаться, и золото будет с тобою. От вездесущих очей Одина — Хугина и Мунина, защитит тебя этот амулет, — она сняла со своей шеи волчий клык на кожаной тесьме и надела на Сагра. — Пусть задуманное исполнится, а предначертанное сбудется, — и она поднесла к губам ванира свой кубок. Сагр сделал глоток, и терпкая горечь разлилась по языку, мир покачнулся. Ангрбода заставляла пить дальше, не отнимая кубка от его рта. Все вокруг сжалось до маленькой точки и завертелось водоворотом, тело словно переливалось из одного мира в другой, как текучая жидкость сквозь гигантскую воронку. Сознание уплывало вслед за ним, выхватывая из темноты последние одобрительные слова ведьмы и прикосновение горячих пальцев, вытирающих его губы.