Полнолуние

Старик появился неожиданно. Юноша с обесцвеченными волосами был разочарован и разозлён. Уже шесть долгих лет он не выходил из этого состояния, но сейчас его особенно задели: прервали, когда он предавался скорби у могилы старшего брата. Он похоронил его на берегу, недалеко от старого заброшенного дома их отца. Без Шона дом не имел смысла, его давно следовало бы разрушить, но что-то сдерживало. Может быть, стоящий рядом деревянный крест с собственноручно вырезанным именем, вещицы брата и свечи с рисунком Девы Марии... Он давно не верил в Бога, израненная душа его ещё трепетала, когда он бывал здесь, но позабыл, что такое собственные слёзы. Он видел только чужие. Слёзы и кровь. Кто их звал? Шайка залётной шпаны с битами. Местные ни за что не решились бы напасть на него. Одинокий волк Даниэль Диас — его имя внушало ужас всем, кто слышал о нём. Некоторые считали его богом, а этим не понравилась причёска — типа нормальные пацаны не красят волосы, только пидоры. Будто ему не насрать на чьё-то мнение. Будто он не устал в отражениях видеть темноволосого парня, похожего на Шона... Ему хотелось разорвать их и выбросить ошмётки тел далеко в Калифорнийский залив, тем более что дело плёвое. Но Шон... Даниэль не хотел осквернять его могилу. Живой брат улыбнулся бы и похлопал по плечу: «Молодец, enano, ты сдержался!» Трудно сдерживаться. И непривычно. Он оставил придушенных идиотов копошиться в белом песке и побрёл прочь. Пусть скажут спасибо брату. — Как же я ненавижу тебя, Шон! Зачем ты оставил меня? 4 июля, День независимости. Когда-то весёлый праздник, который они встречали вместе с отцом и Шоном в другой стране. Теперь это самый чёрный день в году. Волны тихо плескались, облизывая берег под вечерним мексиканским солнцем, а ему больше всего на свете хотелось сдохнуть. Быть вместе с Шоном под землёй, разлагаться в обнимку, а ночами вдвоём вылезать на берег, разжигать костёр и слушать сказку про волков. Шон умел её рассказывать. «Обещай мне, что ты будешь сильным и смелым, настоящим воином», — просил его старший у границы, когда их машину окружали вооружённые до зубов копы. «Обещаю, Шон» — ответил он тогда. — Я всё проебал, Шон, — сказал он теперь. — Но я буду жить ради тебя. Хоть одну клятву выполню. «Выполни хоть одну, enano, или тебе слабо?» Он редко курил сигареты и особо не бухал. Уже пару месяцев был в завязке по наркоте, чувствовал себя лучше — устал крутиться в бесконечном бэд-трипе (терять Шона, находить, опять терять), оставлять вокруг кучу переломанных столов, стульев, игровых автоматов, трупов. Заделался вылитым пай-мальчиком, только чумазым немного, за последнюю неделю прикончил всего пятерых, набил татуху отца на груди, поиграл на приставке, сдал анализ на ВИЧ. Как ни странно, оказался чист. Чего не сделаешь, лишь бы мёртвый Шон перестал мучить. И он почти перестал, иногда только шептал что-то с издёвкой, сверля пустыми глазницами из темноты. Да пошло оно всё, хотелось закинуться. В его приходах брат иногда был живым. И пусть он постоянно терял его по разным причинам, но ведь перед этим находил! — Да-ни-эль Ди-ас! Юноша услышал, как кто-то произнёс его имя по слогам, и оглянулся. Старик сидел на краю обшарпанной лодки, хотя секунду назад там никого не было. «Откуда он взялся? Кто подослал?» Не совсем древний, но видно, что жизнь потрепала. Было в нём что-то узнаваемое. Где он мог его видеть? — Вот мы и встретились в твоей яме, veli susi. Присядем, пусть спешка идёт мимо. «Охуели бандюки, совсем я их распустил в последнее время», — подумал Даниэль и на всякий случай окружил себя защитным барьером. Вокруг него закружились песчинки, светлые волосы на голове приподнялись. Старик говорил по-английски с каким-то знакомым акцентом и со странной манерой — слова произносил громко, неторопливо, по слогам, будто общался с несмышлёным ребёнком. Он был смуглым, с растрёпанными серебристыми волосами, глазами неопределённого цвета чуть навыкате. В непримечательной спецодежде, будто работал поблизости уборщиком и решил вечерком зайти на пляж полюбоваться видом. На бандита совсем не похож, но Даниэль прекрасно знал, какими они бывают. Самые опасные старались ничем не выделяться, чтобы незаметно подобраться поближе. Но одного старик не учёл — местные не интересовались закатами, они с вечера готовились ко сну. Маленькая деревня Пуэрто-Лобос (Порт Волков) жила в позапрошлом веке и не имела ни школы, ни водопровода, ни электричества, все дела нужно было закончить до того, как сядет солнце. Туристам здесь жилось лучше, чем местным. Пара кафе и отелей средней паршивости, в одном из которых остановился Даниэль. Он просто хотел пройтись по песку и вернуться в номер, чтобы завтра свалить подальше. «Ох, Шон, может, и хорошо, что ты не дожил. На открытке Пуэрто-Лобос выглядит неплохо, а в реальности в нём ничего нет для волков. Думаю, ты был бы разочарован». — Даже сорока красива, коль редко её видишь, йах-ха-ха, — засмеялся старик, показав крепкие зубы. «Он что, читает мои мысли?» — Ты меня не помнишь, а я... — Завали ебало, — перебил Даниэль. Старик был не прост, но вежливость и долгие разговоры не были коньком юноши. — Кто тебя прислал и что им надо? — Добро идёт медленно, — сказал старик. — Мы не могли встретиться раньше, ты был не готов. — Не готов к чему? — Наступило время кое-что исправить. Юноша подобрался, разговор принимал интересный оборот. Обычно вслед за такими словами откуда-нибудь (чаще со спины) прилетала пуля, а то и не одна. Он хорошо помнил, как его чуть не убили несколько лет назад — на левой щеке с тех пор красовался шрам, придавая смазливому лицу грозный вид. Мужик спокойно отсасывал ему в подсобке недалеко от реслинг-арены, потом вытащил пистолет и выстрелил в лицо. Даниэль в это время как раз стал кончать и откинул голову, что его и спасло. Мужика, конечно, никто не спасти не смог. С тех пор минет он не любил, предпочитая грубо трахать всех желающих сзади, не теряя из виду. «Не дёргайся, сучка, или я порву тебе влагалище!» — рычал он. И не дёргались, потом с гордостью рассказывали, что их отымел сам Одинокий волк. После покушения пришлось задуматься о защите. Обладание телекинезом делало его могущественным, но он оставался уязвимым. Нежданная или шальная пуля могла покончить с ним за секунду, поэтому тренировки пошли по иному пути. Он постоянно был настороже и искал уединённые места для отдыха. Потребовалось немало времени, чтобы научиться создавать барьер мгновенно. Иногда он возникал сам собой, стоило юноше лишь почувствовать намёк на опасность. — Я знаю, ты кое-что можешь, чего не могут другие, — сказал старик, кивая головой. — Я тоже могу кое-что. Даниэля бросило в жар, песок под босыми ступнями показался холодным. Он не ожидал услышать подобное от бандита. Других обладателей суперспособностей он не встречал, но это не значит, что их не существовало. — Окей-окей... — выдохнул он неуверенно. Он давно не чувствовал себя неуверенным, и от этого ему стало ещё неуютнее. — И что ты от меня хочешь? — Младший в стае всегда остаётся ребёнком, это дар для него. Даниэль начал злиться, вихрь вокруг него закрутился быстрее. — Я больше не верю в дары и не верю людям. Никому не верю! — Perkele, вот где собака зарыта, — вздохнул старик. — Ошибки не исправят себя сами. Нужен ты. — Я не понимаю тебя! Можешь объяснить толком? Волосы старика затрепетали, будто от сильного ветра. — Успокойся, veli susi, лучше спроси, что я могу предложить. Попытка не пытка. Обычно, когда люди видели раздражённого Даниэля, они торопились испариться, а в глазах старика не было ни страха, ни тревоги, только спокойное ожидание. Проверять силу на нём не хотелось — мало ли, чем он мог ответить. Вдруг испепелит на месте? Умирать было не страшно, но он нарушил бы клятву. — Что... — спросил он севшим голосом, — что ты можешь предложить? «Что может этот старик? Он издевается? Мне ничего не надо... кроме...» — в глаза будто попал песок. Было кое-что, было... Но это же невозможно. «Тебе нужен я, enano? Хочешь убить меня ещё раз?». — Йип-пи! — обрадовался старик. — Я могу вернуть маленького волка назад во времени, чтобы братья стали сильными и смелыми. ВМЕСТЕ. Он особенно выделил последнее слово и теперь глядел вопросительно, явно ожидая какого-то эффекта. Не прогадал. Сердце Даниэля замерло и ухнуло куда-то вниз, упав камнем на диафрагму. — Но как... Откуда вы знаете? «Я готов отдать что угодно, Даниэль, лишь бы повернуть время вспять», — говорил ему Шон на границе. Но Шон не мог, он тоже не может. Что, если этот старик способен на такое? Что, если бесконечный кошмар, в котором пребывал юноша, можно просто отменить, будто никогда и не было? — Умоляю вас, скажите, что вам нужно? — Даниэль упал на колени, голос его сорвался. — Я сделаю всё, что захотите! Бог превратился в подростка, плачущего на песке. — Рыдай, мой мальчик, — сказал старик. — Омой душу слезами, станет легче. И он рыдал и не мог остановиться, пока от его никчёмного мира не осталось ничего, лишь он сам и этот странный старик в рабочем комбинезоне, с глазами навыкате. Больше не было ни земли, ни неба, ни света, ни тьмы. Ни грязи, ни крови. Всё обратилось во прах и уносилось потоком слёз в бескрайнее море. Но кое-что осталось. «Как же я люблю тебя, Шон! Мне так тебя не хватает...» — Дай мне то, что ему принадлежало. Он вытащил из-за пояса потрёпанный дневник и отправил старику. Тот поймал вещицу двумя ладонями. — О, ты носишь с собой его жизнь! — благоговейно произнёс старик. — Будет нетрудно. Даниэль вдруг испугался: — А что, если у меня не получится? — Утро вечера мудренее. Ты готов? — Да, — ответил он, затаив дыхание. Будто мог ответить что-то другое.