19
Решив, что это соседка, Дэниэль, не задумываясь, открыла дверь и в ту же секунду застыла на месте. Прямо перед ней стоял Штэфан — в чёрных джинсах, чёрной кожаной куртке нараспашку, из-под которой торчало ещё что-то чёрное; на лице очки, а за очками не менее озадаченный, чем у Дэниэль, взгляд. — Прости… Не хотел тебя… Я думал уже уйти, — покосился он в сторону лестницы, словно ища пути отступления. — Что ты здесь?.. Как ты?.. — растерялась Дэниэль. — Как ты вообще узнал, где я живу? — Старушка с первого этажа подсказала квартиру, — виновато улыбнулся Штэфан. — Послушай, прости, я лишь… Ты не пришла, я подумал, может, у тебя опять что-то случилось… Ну, как в тот вечер. И номера твоего у меня не было. Глупо вышло, — усмехнулся он, потупив взгляд. — Нет, не случилось. Который сейчас час? — потёрла она ушибленный затылок. — Половина первого. Ты куда-то спешишь? — поинтересовался он и оценивающе осмотрел её непримечательную повседневную одежду. — Меня ждёт герр Краус, — словно самой себе пробормотала она под нос, но, поймав озадаченный взгляд Штэфана, поспешила пояснить: — Он берёт у меня уроки французского. — Ясно, — расплылся в заразительной улыбке Штэфан, не сводя глаз с Дэниэль. — Может, хочешь чая? — спросила она, осознав своё предложение уже после того, как оно прозвучало. — А как же встреча с Санта Краусом? — усмехнулся Штэфан, однако прошёл внутрь и, не позволив ей ответить, продолжил: — Тут живут лепреконы? — Разглядывая комнатушку, он стянул с себя ботинки.20
— Присаживайся, пожалуйста. Я поставлю чайник, — вежливо обратилась к нему Дэниэль. Но Штэфан, видя её напряжение, так и остался стоять у тихо тарахтящего холодильника, осматривая кухню: один стул, круглый стол, покрытый до неприличия белой скатертью, словно здесь и не обедают вовсе. Дэниэль суетилась у плиты, не замечая его замешательства. Неловкое молчание, повисшее в комнате, нарушил свирепо взвизгнувший за окном ветер. Холодом ворвавшись в чуть приоткрытые створки, он по-хозяйски распахнул их настежь. И невесомые крылья занавесок тотчас же вспорхнули вверх, под самый потолок. — Прости, — сказал Штэфан, собирая разлетевшуюся по всему полу бумагу. — Всё в порядке. — Не поняв, за что он извинился, Дэниэль пожала плечами и плотно закрыла окно, вернувшись к своим делам. — Это твои рисунки? — спросил Штэфан. Но Дэниэль не ответила — явно о чём-то задумавшись, замерла у раковины, глядя на полупустую полку. — Дэни? — тихо позвал он. — А? — вздрогнув, обернулась она. Штэфан сидел за столом и с крайне озадаченным, но заинтересованным видом рассматривал тетрадку, полную странных картин. — Это, — начала Дэниэль, ловя каждое движение мышц его лица, — это что-то типа сонника. — Для ночных кошмаров? — изучая очередное фантастическое животное, уточнил он. — Для… странных снов. — Довольно оригинальная идея. — Довольно, — грустно выдохнула она, и Штэфан оторвал взгляд от тетрадки, вопросительно посмотрев на Дэниэль. — Это всё моя мама, она — психиатр… — Воу! — присвистнул он. — О, нет-нет, я не её подопытный кролик. Это… просто привычка. В детстве я рисовала монстров из снов, а потом рвала на мелкие кусочки или раскрашивала в яркие цвета, тогда они переставали быть страшными. — Дэниэль выключила закипевший чайник и, виновато улыбаясь, посмотрела на своего гостя. — Что-то не так? — полюбопытствовал тот. — Чая нет. Совершенно забыла купить вчера, — развела она руками. — Не страшно, — живо подхватил Штэфан. — Вчера день такой был… — Мелькнувшие огоньки обиды в его глазах закончили мысль сами. — Прости, — подойдя к столу, бесшумно поставила она кружку рядом с непонятным свёртком, который заметила только сейчас. — Я только хотел услышать причину. Подумал, может, в самом деле что-то случилось. Может, повторилось то самое «что-то», из-за которого ты разбила телефон. И связи не было… потому я и решил… — взяв свёрток со стола, протянул он его Дэниэль. — Мой телефон? — по-детски удивилась она, достав аппарат из бумажного пакета. — Нет. Твой уже сложно назвать телефоном, — мягко улыбнулся Штэфан. — Но этот даже милее… розовый. Ты любишь розовый? — от нахлынувших тёплой волной эмоций, словно сейчас утро Рождества, спросил он с умилением. — Спасибо. Это… — Так и не найдя нужных слов, Дэниэль благодарно кивнула, а уголки её губ чуть растянулись в улыбке, отчего на щеках нарисовались озорные ямочки. — Так значит, чая нет? — вернулся к насущной проблеме Штэфан. Дэниэль виновато поморщила нос. — Кофе? — Да, сейчас. Только принесу тебе кружку и предупрежу герра Крауса, что задержусь! — выбежав из кухни, прокричала она уже из соседней комнаты. — Как скажешь, — отозвался Штэфан, шелестя страницами.21
Придвинув стол к самому окну, Дэниэль расположилась на широком подоконнике — стульев в доме больше не было. На единственном уцелевшем сидел Штэфан и, не отрываясь от её рисунков, пытливо расспрашивал о каждом. — Твой кофе, наверное, совсем остыл, — подметила Дэниэль. — Да-да, сейчас. А это кто? — пытаясь угадать животное, спросил он. — У тебя явно есть что-то общее с теми ребятами, придумавшими шоколад с фиолетовой коровой. Хм… даже не знаю, что бы мог рекламировать твой баран… или козёл? — расхохотался он. — Жираф, — смутилась Дэниэль. — Не выходит он как надо. Ума не приложу, в чём загвоздка. — Можно? — Штэфан потянулся за коробкой карандашей, лежавшей на подоконнике. — Ты забыла две очень важные детали. — Поправив очки, словно серьёзный профессор, он провёл пару линий от шеи животного вниз страницы. — Ну… как-то так, — протянул он ей тетрадку. — Длинная шея? Точно! — поразилась Дэниэль, громко отпив из кружки. — Всё гениальное — просто! — Не стоит благодарности, — шутливо поклонился он, положив ладонь на широкую грудь. — И что делал этот гость в твоём сне? Как та черепаха, вместо голубей гнездился под крышей? — Штэфан наконец потянулся и за своим напитком. — Нет. — Дэниэль отрицательно покачала головой. — Велик он для подобного. Просто наблюдал за мной, звал голосом отца, — прохрипел её собственный голос, вмиг потерявший все радостные нотки. — А где он сейчас? — Папа? — откашлявшись, переспросила Дэниэль, на что Штэфан кивнул. — Погиб семь лет назад… несчастный случай в Нигерии. Работал там вместе с «Врачами без границ». Их машина наехала на мину. А машина с волонтёрами, в которой была я, ехала следом, нас тоже задело. Я… — нервозно потёрла она лоб, явно не желая продолжать рассказ. — А твоя мама? — В Канаде, — коротко ответила Дэниэль и посмотрела на часы. — Тебе обязательно нужно идти? — Штэфан поймал себя на мысли, насколько жалостно прозвучал его голос. Однако Дэниэль будто и не уловила его огорчённой интонации, лишь, спрыгнув с подоконника, что-то буркнула на французском. — Дэни? — Прости, но вовсе не прийти было бы крайне неучтиво с моей стороны. Я… — растерялась она в неуклюжих извинениях. — Хорошо, ты права. Я сам отнял твоё время. — Переборов запротестовавшую гордыню, он всё же спросил: — Встретимся позже? — Штэф, — потупила она взгляд, — нет. Я только хотела извиниться. И я… я не могу принять твой телефон, как и дать тебе то, что ты хочешь. — Ты знаешь, чего я хочу? — удивился он. — Любовь? — Дэниэль робко заглянула в его глаза, окутанные пеленой обиды. — Боже, Дэни! — вырвался у него смех. — Я лишь пригласил тебя… — потерявшись в правильных словах от столь категоричного заявления, впал он в ступор. — Тогда зачем ты хочешь, чтобы мы… — Также не находя нужных слов, она непонимающе пожала плечами. — Ты говоришь об отношениях. Это… это… — Чем дольше длилась пауза, тем больше длинных морщинок прорезалось на его лбу. — Тогда я совершенно запуталась… — опустившись на подоконник, сипло раскашлялась она из-за вдруг пересохшего горла. — Всё происходит не так. Не все люди начинают своё… общение, ожидая получить взамен нечто большее, чем мимолётное увлечение. Это просто rendez-vous! — скривив лицо, словно его заставляют принять горькую пилюлю, в мыслях отругал он себя за столь опрометчивую фразу. — Знаю, я слишком поспешна, но… в обоих случаях ничего не получится, — дрожал её голос так, словно она вот-вот разрыдается. — Прости, если напугал тебя, — только и смог произнести Штэфан. «Самое время. Стоило ли так изощрённо долго искать повод для встречи, чтобы вот так облажаться?» — в мыслях корил он себя. Но минутный порыв бурлящих эмоций, взявших над ним верх, — не самое страшное. Он был уверен, что сделает это снова. Снова захочет с ней встретиться, и осознание этого было куда страшнее. «Это моя катастрофа? или наваждение? или одержимость? Нужно было подсесть к тем ребятам в кафе, глядишь, и получил бы точное определение». — Хм? — Не поняв его смешка, Дэниэль хлопнула ресницами. — Меня вполне устраивает это «ничего не получится». — Штэф, — уже в привычной для неё манере растянула она гласную. — Хорошо. — Мой номер записан в твоём новом телефоне. Поэтому, если… — понимая, что большей инициативы от неё сейчас вряд ли дождётся, сказал он. — Я… — запнулась Дэниэль, — я заканчиваю через пару часов. Здесь, в соседнем доме. Встретимся у главной арки парка? — предложила она, вдребезги разбив его недавнее предположение.22
— А где мне найти герра Шмидта? На кафедре истории? — обратилась Дэниэль к герру Краусу. — Яков будет завтра в обед. Он растолкует лучше меня, — причавкивая измоченным в чае овсяным печеньем, ответил он так же — на французском. — Вы абсолютно правы, главное — начать что-то делать, — рассудительно сказала Дэниэль и взглянула на часы. — Ты спешишь? — подметив это, поинтересовался герр Краус. — Нет, — и в её голосе не было ни капли фальши. Она и сама толком не понимала, какие именно чувства переполняли её сейчас. Спешила не она, а секундная стрелка её наручных часов, подгонявшая двух менее расторопных коллег. И вот, уже сбегая вниз по каменным ступенькам своего дома, Дэниэль втайне надеялась, что время всё же станет её союзником и замедлит своё течение, позволив ей обдумать правильность принятого решения. — Штэфан! — едва не врезалась она в него. — Что-то случилось? — не понимая её расстроенного вида, обеспокоенно спросил он. — Не ожидала тебя здесь встретить, — отмахнулась она, насупившись ещё больше и застегнув молнию куртки по самое горло. — Добраться до твоего дома оказалось ближе, чем до арки, — неубедительно прозвучало объяснение.23
Они неторопливо вышагивали вниз по улице к парку. Штэфан увлечённо говорил о разной ерунде, порой посмеиваясь над собственными шутками, и, сам того не замечая, смехом прогонял последние страхи и тревоги, терзавшие Дэниэль. А она зеркально отражала его игривое настроение, хохоча и энергично жестикулируя. — Что-то рано в этом году похолодало, — сказал Штэфан, когда выглянувшее из-за властных туч солнце коснулось макушек деревьев и так же быстро спряталось. — Помню, в прошлом сентябре выступали мы на одном фестивале, так народ стоял ещё в футболках. — Ты музыкант? — удивилась Дэниэль. — А тебе по вкусу священники? — улыбнулся он. — Был уверен, ты знаешь. — Нет. Откуда? — пожала она плечами. — Ну, — озадаченно протянул он, — может, хотя бы видела моё выступление в тот вечер. — Какой вечер? — непонимающе переспросила Дэниэль. — Пока что он у нас был один, — тенью мелькнула задорная ухмылка на его лице. — Когда я встретил тебя перед кафе, — уточнил он. — Я выступал там с блюз-бэндом… — О, я забежала внутрь лишь для того, чтобы согреться. Помню певицу… — Это была уже следующая группа, — неприкрыто огорчился Штэфан. — Так значит, ты играешь блюз? — настал черёд Дэниэль управлять ситуацией и поддерживать хорошее настроение. — Не только, — подметив это, улыбнулся он. — Со своей основной группой музыку потяжелее… Начав с незапамятных времён, когда, ещё ребёнком, он сидел в песочнице и отстукивал совочком ломаный ритм по дну перевёрнутого ведёрка, Штэфан рассказал о наиболее интересных моментах из истории своей группы и сделал это настолько эмоционально, словно для него самого большинство событий были в новинку. К моменту окончания длинного монолога они истоптали узкие тропинки на добрый порядок сотен метров. Парк зажёг огни, а ночная прохлада опустилась на землю тяжёлым сумрачным одеялом, прячась повсюду: в листве, траве, заполненных дождевой водой оврагах и вот теперь, крадучись, пыталась пробраться ледяным дыханием и под одежду, заставляя зябко передёргивать плечами. — А я думал, наши песни и на французском радио крутят, — омрачённый словами Дэниэль о том, что она и слышать не слышала о такой группе, сказал Штэфан. — Я не слушаю радио, — объяснила она. — Возможно, в этом проблема. — Но ведь, кроме радио, есть ещё множество источников, из которых можно узнать о музыкальных новинках, — не унимался он. — Дело в том, — сдалась Дэниэль, — что в какой-то момент я перестала слушать музыку… просто не могла слушать. Она стала вызывать неприязнь. — Но как же это возможно?! — поразился Штэфан. — Не знаю. — Дэниэль пожала плечами. — Знаешь, сегодня выступают одни мои знакомые, думаю, они смогли бы поменять твоё отношение к музыке, — предложил Штэфан, на что Дэниэль скептически покачала головой и остановилась у нависшей над дорожкой ивы. Победоносно оскалившись, страхи, которым Дэниэль так боялась дать имена, опустились тенями по длинным ветвям дерева, схватив её за горло, не позволяя вымолвить и слова. — В вашем прекрасном языке есть очень подходящее выражение — «déjà vu». — Штэфан заглянул в её широко раскрытые глаза. — «Déjà vécu» — «уже пережитое», — поправила она. — Ты делаешь мне больно, вынуждая вновь отказывать. — Ты делаешь мне больно, вновь отказывая, — улыбнулся он. — Быть может, если бы твои действия не были столь категорично-нелогичными, мои… — Так будет правильно! — не позволив ему закончить мысль, не желая слышать его ложных догадок, почти что прокричала она. — О каких правилах ты сейчас говоришь? — пожал он плечами. — Что это за правила, запрещающие нам общаться? — Просто общаться? — вновь оживился её голос. — Ведь это не так, и ты сам это понимаешь. — Хорошо. В таком случае, как насчёт pari? — тогда предложил он. — Пари? — сорвался с её губ лёгкий смешок. — И в чём же суть? — явственно послышались в её голосе нотки любопытства. — Сегодня днём ты обронила фразу — «в обоих случаях ничего не получится», сейчас же, как оказалось, то были лишь поправки к твоим правилам. — Шагая по устланной мокрой листвой широкой дороге парка, Дэниэль с весьма озадаченным видом посматривала на Штэфана. — Тебе не нужны отношения… — продолжил он. — Отношения, любовь, физическая близость, — в очередной раз прервала она его на полуслове. — Да, я это понял. Но ты не против дружбы… — Против! — Видимо, всем его мыслям суждено стать обрывками предложений. — Речь шла об общении… не слишком близком. — Даже так, — произнёс он, сдерживая улыбку. — Ну, хорошо. Если я захочу от тебя большего, чем то, что входит в твоё понятие «общения», ты вправе всё прекратить. Но, если большего захочешь ты, — выдержал он театральную паузу, наблюдая за её реакцией, — то я сам всё прекращу, — и протянул ей «маску-удивление». Сейчас она была открытой на последней странице книгой, а он наглым образом прочитал всё то, что было там написано. Прочитал в её глазах, полных непонимания, смятения и печали. В её глазах, на которых не было ни грамма косметики, когда она вместе с ним вышла из дома, направившись на занятие к герру Краусу. Сейчас же её пушистые чёрные ресницы и мерцающие в рассеянном свете фонарей тени громогласно кричали о его победе, однако по-прежнему оставляя избитый вопрос «почему?». — Идёт? — вырвал он её из раздумий.24
Поглотившая всё в округе холодом и потёмками ночь заставила их выбраться из парка наверх, к цивилизации. Туда, где можно было раздобыть чего-нибудь горячего. Впрочем, это не составило труда, ведь осенняя ночь довольно условна — большинство заведений ещё вовсю работало. Купив по стаканчику ароматного капучино в каком-то фастфуд-кафе, они продолжили прогулку уже в кипящем жизнью городе. Дэниэль достала из рюкзака тёплый шарф с шапкой и, согревшись, окончательно расслабилась. А Штэфан не стал донимать её вопросами, занозой засевшими в его голове, лишь наслаждался воскресным вечером и своим напитком, молча слушая её невесёлый рассказ о герре Краусе — рассказ, поразивший его до глубины души. На что только ни способна вера человека! Так и Ганс Краус, старик, разменявший девятый десяток, отчаянно держался за последнее, что у него осталось, — веру. История его жизни непомерно печальна, а история старости пронизана куда большей скорбью. Молодым парнем ему было суждено посвятить себя служению Рейху в войсках СС. Его основной обязанностью было поддержание порядка в одном из концлагерей для военнопленных, где он и повстречал свою будущую жену Мари — французскую разведчицу. Чудом им повезло пережить войну и остаться вместе, но из-за проблем со здоровьем Мари уже не могла иметь детей, из-за этих же проблем она скоропостижно скончалась двадцать лет назад, оставив мужа и сына — приёмного еврейского мальчишку. И теперь, пребывая в ожидании скорой смерти, герр Краус страшился не старухи с косой, а самой жизни, решившей сыграть с его памятью злую шутку и сжечь мостик, что некогда связал его с женой. Именно поэтому он и брал уроки французского у Дэниэль и так отчаянно верил в жизнь после жизни. Верил, что там ждёт его горячо любимая жена, увидев которую, он сказал бы: «Tu m'as tellement manqué» — «Я так по тебе скучал». — И как он справляется? — поинтересовался Штэфан. — На удивление полон энтузиазма и рвения. Слова вовсе не стёрты из его памяти, их нужно лишь вытащить наружу, — отрешённо произнесла она, взглянув на часы. — Я провожу тебя? — предложил Штэфан, но Дэниэль отрицательно мотнула помпоном забавной шапки. — Тогда в «Калейдоскоп»? — В смысле, не нужно провожать, — через мгновение стёрла она своим ответом его поспешную радость. — Отсюда до меня ходит трамвайчик. Может, послушаем музыку в другой раз? — растерянно посмотрела она. — Завтра начинается мой первый рабочий день, вдобавок я с раннего утра на ногах… я… — Всё нормально. В другой раз, — улыбнулся Штэфан.