Мгла

На улице отвратный душняк и все тело покрывается липкой испариной, Шань одёргивает ворот рубашки в идиотской попытке охладиться. Жаль, чёртову форму нельзя послать куда подальше и выйти на работу в кои-то веки в обычной спортивке. Удобной, где не будет ублюдских складок на белоснежной маркой рубашке, которую приходится стирать через день, да форменных брюк. В них и не посидишь нормально. Визг покрышек заставляет его поморщиться, провожая взглядом идиота-водителя. Наверняка тот уже едет домой, туда где его ждёт горячий ужин и любимый человек. Шаню такого не светит явно. Единственное, что ждёт его — проклятый отчёт, который должен лежать на столе шефа к завтрашнему утру, ночное дежурство и холодный сэндвич из магазина напротив. И он смог бы гораздо быстрее управиться с писаниной, которая уже поперек глотки, да только напарника у него нет уже шестой месяц. Он думал, что любит тишину. Думал, что любит уединение, но мерный гул компьютера раздражает сильнее обычного, когда он остаётся в опустевшем кабинете, а второй стол, с которого безжалостно смели все следы бывшего напарника — только глаза мозолит. Единственным напоминанием о нем осталась общая фотография, когда семья Ким пригласила Шаня на выездной пикник. Через два месяца Джеха скончался от огнестрельного ранения. Так тупо. Пиздецки, блядь, тупо. Даже не на опасном задании, не во время перестрелки, схватки. В магазине, от рук какой-то мрази, что желала лёгкой наживы. Уже и злости не осталось. Да врёт он, конечно. Её он просто похоронил где-то за ребрами. Глубоко и надёжно, чтобы не достал никто. Чтобы пылилась и по ночам не давала спать. Шань вздыхает: ну вот начерта опять вспомнил. По карманам шарит в поисках дозы смоли, которая должна, обязана отвлечь и находит только мелочь на проезд. А перед носом ему уже машут сигаретой. — Спасибо. — Шань нервно дёргает плечом и принимает ее, не тащиться же за пачкой обратно. Энергозатрата и вся эта хуйня совсем не по фен-шую. Совсем не по нему. Поджигает смольную и тут же давится дымоганом, ведь трахею раздирает блядским шоколадом. Кто вообще способен курить такое дерьмо? Наверняка ещё и дорогущее. Какое-то время он совершенно бездумно пялится на сигарету, крутя ее перед глазами, разглядывает внимательно. Такие видит впервые. Может не там закупается, а может эта дрянь и вовсе с другого континента. Поднимает глаза на того, кто поделился и на долю секунды залипает на ответный холодный взгляд. Будь он хоть немного благоразумнее, отодвинулся бы от изучающего его мудака на ярд, а то и два, но он лишь отводит взгляд первым, потому что — ну вот нет, не интересно. Рассматривает неоновую вывеску напротив, призывающую купить блок пива по скидке. На нем бы реклама сработала, сию же секунду помчался бы туда за акционным хмельным, да только шеф потом устроит показательную казнь перед коллегами. Такое уже было не раз. Шань швыряет бычок в мусорку и тащится внутрь, где хоть немногим прохладнее. — Отчёт нужен мне к утру, Мо. — Капитан откидывается в кресле, заводя руки за голову. Проходить мимо его кабинета было не лучшей идеей, но голова уже не варит, а торговый автомат с пресным кофе только тут. И возможно он сам себя обманывает, но эта мерзость здорово помогает сосредоточиться. — Знаю. — тянет он, ожидая, пока истерично гудящая машина тонкой струйкой выплеснет его заслуженную порцию в коричневый пластиковый стакан. Отчёты, нескончаемый поток документации, результы экспертиз, ему даже в собственной кровати снится вся эта хуеплетень, не говоря уже о посмертных фотографиях жертв преступлений. Эти кошмары всегда заканчиваются пробуждением в липком холодном поту и случаются все чаще. Он давит в себе желание спросить у шефа было ли с ним такое. Потому что знает — было. Кофе обжигает кончики пальцев, он принюхивается и с уверенностью может сказать, что никаких зёрен перемолотых там и в помине не было, сплошная химия да порошок. В этом мире ничего правдивого, вокруг одна ложь. В глаза, в спину, куда угодно — одна только ложь. В кабинете темно, хоть глаз выколи, но свет он предпочитает не включать. Будет достаточно и синей мороси от монитора, только бы не выцеплять взглядом рабочее место Джеха. Он уже думал попросить себе новое помещение, да только слишком привязался к этим крохотным выбоинам в стенах да вечно мигающему люминесценту сверху. Не позволял даже починить эту проклятую лампу, хотя порывались многие. Оставит как есть. Он человек привычки. Или просто ебнутый, тут с какой стороны посмотреть. И все чаще казалось, что второй вариант все же подходит ему больше. Он усаживается на кресло, второй раз перечитывая написанное и ничерта не понимает. Букв много и все плывут, хотя должны стройным рядом рассказывать о месте преступления. Слишком устал, пахал без отдыха все эти чертовы пять месяцев, только бы не спиться. А ведь хотелось. И до сих пор чертовски хочется завалиться в бар да вылакать все, что будет наливать бармен. Без разбора. В дверь постучали и не дожидаясь ответа открыли ее, пропуская в темень желтоватый просвет. — Долго отвлекать не буду, — начальник пропустил вперёд высокого парня, который поделился с Шанем отвратным куревом, — у тебя новый напарник, присмотри за парнем. Шум от процессора смазался, перемежаясь с нарастающим писком в ушах. Ему, должно быть, показалось. Шеф Чонг явно не это сказал. Опять, видимо, припёрся напомнить об отчёте, просто воспаленный мозг Мо уже, наверное, не воспринимает информацию от слова совсем. И зрение тоже подводит, ведь тот, кто зашёл вместе с ним, как-то слишком уж по собственнически валится на кресло Джеха. — Не смей туда садиться! — шипит Мо, в пару широких шагов оказываясь рядом с ним и наматывает на кулак свободную ткань чужой футболки. Ещё немного и второй прилетит в челюсть его «новому напарнику». А тот даже не дёргается, не рыпается, смотрит возмутительно спокойно, пока внутри Шаня разрывает ядерную бомбу. Пока там ублюдский вой, который он слышит отчётливее, чем свой собственный голос. — Не думал, что ваши подчинённые настолько наглеют. — он кривит рот в приторной улыбке, как будто Шань такой идиот, что не заметит как тот притворяется. В глазах мглистых читается издевательское: «ну же, рискни, попробуй, посмотрим что будет». И он уверен, что будет пиздец Потому что сдерживать паскудную гневную дрожь в руках уже попросту невозможно. Потому что ни один говнюк не займет место Джеха. Никакого морального права на это не имеет. Потому что Шань ещё не смирился и кажется, не смирится уже никогда. — Гуаньшань, на минутку. — голос капитана сочится как сквозь толщу воды, заставляя Шаня ослабить хватку, а спустя долгие секунды борьбы с самим собой и вовсе расцепить руки да выйти в коридор. — Ты совсем страх потерял? — Чонг тяжело вздыхает, опираясь спиной о стену, потирает переносицу да косится на все ещё открытую дверь. О нет капитан, он всего лишь потерял напарника, вы всего-то пихаете нового, словно бы это в порядке ебаных вещей. — Я скажу ещё один раз и повторять не буду. Это твой новый нап… — Мой напарник Джеха, а этот мутный тип к праотцам отправится, если сейчас же не встанет с его места! — Шаню основательно поебать, что он в наглую перебил Джиёна, что его слышно, кажется, даже на улице. Пусть слушают. Пусть, блядь, услышат. Здравый смысл идёт на хуй вместе с желанием продолжать работу. — Выполняй что велено и не смей перечить начальству. — мужчина настойчиво игнорирует возмущение Гуаньшаня. Должно быть привык. — И смотри чтобы ему было у нас комфортно, он из семьи Хэ. Надеюсь тебе не нужно напоминать кто это такие. Ещё бы ему не знать о начальнике Пекинской полиции, о котором разговоров в департаменте хуева куча. Шаня передёргивает, распаляет, но протесты стрянут в гландах, когда он понимает, что нахуй его возмущения никому не нужны. Никому не сдались душевные терзания и скорбь, которые окисью углерода расползаются по телу, ввинчиваются в клетки да заставляют его медленно дохнуть от нехватки кислорода. От нехватки элементарного понимания. У него тут потеря жуткая. У него тут посттравматический. У него сил уже не осталось — вот-вот сорвётся. — Да будь он хоть из фуэрдай, мне какое дело? Пусть выметается! Я могу работать один. — Слабая попытка, которая, он уверен, результата не принесет. Дрянную привычку Чонга решать что-то окончательно и бесповоротно он выучил ещё в начале службы. Пожалуй, с этим было смириться куда труднее, чем с адским графиком, когда дома он появлялся всего-то раза три в неделю и то на пару-тройку часов. Давно привык спать в офисе прямо на кресле. Давно привык, к здешним едва ли отделенным друг от друга душевым да к полуфабрикатам, ведь домашнюю еду ел только когда приходил на ужин к Джеха, его жена готовила бесподобный юккеджан. Кстати, как она там? Надо позвонить, надо приехать, узнать нужна ли помощь. Ей куда тяжелее. Ей явно хуже, чем ему сейчас. — Ты совсем ненормальный? — на вопрос это не похоже, скорее, на сухую констатацию неоспоримого факта. И поделом. К нормальным Мо себя давно уже не причислял. Ненормальный, двинутый на всю голову. И жутко злой, потому что ему в напарники назначили какого-то выблядка, который, Шань точно уверен, человеческого языка не понимает. Попросил ведь «почти» вежливо, чтобы зад свой поднял с чужого места. Так нет же. Тот до сих пор сидит как ни в чем не бывало, словно не слышал, что Мо орал минутой ранее. — Просто дайте мне работать одному. — уже спокойнее, но с тем же напором. Сдаваться не по нему. Эта херня, тоже видимо не по фен-шую, раз он так рьяно отстаивает невозможное. Тут работают только в парах да в командах. Он уже наработался. Больше не хочет. Ещё раз точно не выдержит. — Отказано. Я жду отчёт, приступай. — капитан отмахивается от него и засунув руки в карманы уходит к себе. Конечно, было до нелепости очевидно, что мнение Шаня он не учтет. Приказ есть приказ и подобная хуйня, которая должна бы его успокоить уже не действует. Он и так был на грани ебаного срыва библейских масштабов. Кажется теперь, можно переквалифицировать его во вселенские. *** Напряжение между ними почти осязаемо. Протяни руку и вмажешься в липкую дрянь, только мараться не хочется. Мертвенную тишину разбавляет лишь хренов процессор, который, кажется, скоро и вовсе сломается да неясный виброотклик, когда отпрыск Хэ печатает нескончаемые сообщения на смартфоне. Кто с ним вообще по доброй воле общается? То ли дело Шань, которому сообщения приходят разве что от метеослужбы да из банка. На те и отвечать не надо. Мо отпивает остывший кофе, отчего вкус ещё более гадкий и приторный, словно в его чашку бу́хнули пять ложек сахара, когда по стандарту полагалась лишь одна. Отчёт не пишется. Мысли не думаются. А он разваливается. И это уже походит на закономерность. Рыжий откидывается в кресле и трёт лицо, возвращая себе хоть сколько-нибудь рабочего настроя. — Чего ты так противился работе со мной? — мглу режет дочерта незнакомый голос. У Джеха был мягче. У Джеха забота в тоне искрилась, а этот слишком хриплый. Слишком напористый, грубый, ледяной. Шань вспоминает, а если точнее, пытается воспроизвести где-то в пухнущей черепушке интонации Кима, только те путаются, звучат откровенно неправильно, искаженно пятью месяцами молчания. Уже забыл. И черт его знает вспомнит ли снова. Запах тут тоже уже чужой. Вклинивается в привычный, впитывается в обивку, в жалюзи, почти под кожу лезет так же нахально, как и его обладатель. Шлейф озона с пряностями, господи-боже, кто только додумался это совместить, забивается в нос почти до раздражённого чиха. — Не твое дело. — Гуаньшань прекрасно знает, что если продолжит копаться в этой теме, то натурально выроет себе могилу. Без лопаты и прочих вспомогательных, голыми руками. Это он умеет. Практикует почти каждый день. Это, если хотите, его ебанный конёк. — Нам работать вместе и мне нихуя не улыбается перспектива выслушивать твои истерики. — от Хэ сквозит усталостью на грани меланхолии. Почти такой же, какую на своей шкуре ощущает и сам Гуаньшань. Только вот, он в толк взять не может, от чего это сыновья высоких чинов могут уставать. От бесконечного потока бабла или вседозволенности? — Вот и отлично. Отъебемся друг от друга и будем контактировать только по делу. — чеканит Шань, чувствуя, как головная боль перерастает из терпимой в невыносимую. Виски начисто просверливает, будто ввинчивая в плоть ржавые гвозди. Он открывает ящик, нашаривая на дне блистер аспирина. — Блядский боже, в комиссии совсем не смотрят на кадры, которые идут устраиваться в полицию? — даже в темноте пристальный взгляд этого недоделка кажется отрезвляюще тяжёлым. Таким пришибают к вертикальным и горизонтальным поверхностям. Таким давят морально. — Как ты себе это представляешь? — Блядь, я не знаю, просто оставь меня в покое. — от чего-то в выточенное четкими линиями лицо напротив смотреть стало дохуя напряжно. Чужое присутствие сводит к нулю все его жалкие попытки быть в порядке. Темная фигура словно бы нависает сверху, закрывая собой дурацкий блик уличного фонаря и кажется неестественно огромной, полонящей пространство, съедающей его. Ещё мгновение и то схлопнется к чертовой матери, погребая под собой Гуаньшаня. Шань ждёт. Пространство не схлопывается, оставляя его, как запутавшуюся в сетях рыбу глупо смаргивать перед тем, как переключить все внимание на монитор. Где всё те же непонятные буквы. Тот же недоделанный отчёт. С ним ебаться ещё полночи и он уже шлёпает пальцами по клавишам, внося поправки. Ещё немного потерпеть и дело можно будет отправить в прокуратуру. Ещё немного и Хэ заебется смотреть на деланно сосредоточенного Шаня, который кожей ощущает этот бесцельно блуждающий взгляд. От лица до шеи, с шеи до рук и обратно. Ещё немного и все это закончится.