Мгла

Гуаньшань напряжённо думает над тем, где у Цзянь И выключатель и возможно ли его вообще в кои-то веки заткнуть. На нем срочно нужно вывесить стикер с пометкой «выключить», потому что бесконечный речитатив долбит отбойным молотом по вискам. Со вчерашнего дня ноющая боль, срывающаяся на прострел, никак не проходит даже под действием трёх таблеток блядского аспирина. И толку от того, что сейчас он глотает четвертую ровным счётом никакого. Но он продолжает надеяться, что боль уйдёт, впрочем, как и Цзянь, которому, видимо, совершенно нечем заняться. Сгрузив на стол Джиёна кипу макулатуры к пяти утра, Шань завалился на офисный диван и проспал целых четыре часа, что уже бьёт все рекорды. Белобрысый припёрся раньше остальных и растолкал Гуаньшаня со всей ответственностью заявив, что на работе спать плохо. Мо ответил бы, что на работе в принципе плохо, да только перебивать Цзяня было последним делом в списке намеченных. — Я таки его раскусил! — Цзянь восторженно машет руками, чуть не опрокинув свежесваренный кофе на себя, — чего ради бы ему оставаться в городе, притворяясь больным, когда жена уехала в деловую поездку? Любовница всему виной! Cherchez la femme! — Судя по твоим словам, фильм полнейшее дерьмо. — Шань тащит на другой край стола второй стакан с мазней логотипа известной сети кофеен, в которых Цзянь стал завсегдатаем, когда узнал, что Чжэнси частенько туда заглядывает, и валится на диван. Его подняли настолько бесцеремонно, что он до сих не пришел в себя. Остатки дебильного сна не сгоняет даже кофеин, которого не пожалели. И он готов заплатить за десяток порций, только бы выскоблить из сознания убогое марево сновидения, в котором ему зачем-то снился Хэ Тянь. Видимо ублюдок решил добить его окончательно, вчерашнего ему не хватило. У Шаня хорошая чуйка на людей. Шань насквозь всех видит. А ещё Шань не придает особого значения снам. Но только не сегодня. — Ну вообще-то да. Сиси заснул на половине и мне пришлось героически будить его во время титров, а это, знаешь ли очень опасно! Он спросонья злющий как чёрт, ну почти как ты в обычной жизни. Потом не менее героически провожал до дома, я бы ещё спать его уложил и в лоб на прощание поцеловал, но он почему-то отказался. — он разочарованно вздыхает, складывая документы на столе Мо по стопкам. Пожалуй, в этом Цзянь был очень полезным. Гуаньшань терпеть не может беспорядок, но разгребать всю эту хуеву кучу адски не хочется, тем более после целой ночи проведенной за экраном. Перед глазами до сих пор рябит, он прикрывает их, массирует, прикладывая чуть больше давления, чем требуется, будто если надавит сильнее, это поможет. — Прекращай. Провожать его это уже перебор, тебе не кажется? — упорству Цзяня можно только позавидовать. Отчаянной смелости, так тем более. Пусть эти двое и друзья детства, которые каким-то магическим, не иначе, способом, попали в полицейскую академию, а после и на службу, но иногда он напоминал настоящего сталкера. И как Чжань терпит это форменное издевательство одному богу известно. Шань уж точно давно бы двинулся. Кажется, даже уже двинулся, если ставит себя на место Чжэнси и представляет, как на самом деле здорово проводить с кем-то время, выбираться в кино, а ещё, прости господи, идти до дома и может ужинать. — Ты знал, что однажды он уснул прямо на улице? — в глазах Цзяня читается неподдельная нежность. Такая теплая и топкая, что Гуаньшаню кажется, что тот сию же секунду и сам ею и захлебнется. Он тут же вспоминает, как оказывать первую помощь при утоплении, мало ли что — Цзянь И непредсказуем. — Стоя, прикинь! Я всего на минуту отвернулся, поворачиваюсь, а он сопит в обе дырочки. Это было так давно. Мы ещё в школе учились, эх, золотые времена! — Я уверен, ты и мертвого разбудишь, кстати, тебе не пора в свой кабинет или на сбор? — он знает, намеками И не пронять и выгонять его практически не хочется, но паскудное желание поваляться в одиночестве хотя бы пять минут берет верх. Не привык он к долгим разговорам с кем-то помимо Джеха, хотя эта наивная откровенность блондина подкупает. Он по всем параметрам хороший человек, без всяких там пресловутых «но» и «если». — Ты такой жестокий, опять гонишь бедного меня, а должен бы утешить! Мне ужасно скучно, Сиси ещё не пришел, а без него я чувствую себя…- Цзянь щёлкает пальцами, словно вылавливая нужное слово, застывшее перед ним в воздухе, когда его взгляд стопорится на несколько дюймов выше амбального шкафа с цветастыми папками, а приоткрытый рот тут же захлопывается. — Неуютно? Шань давится вдохом и кашляет, словно вот-вот выхаркает лёгкие. Пытается убедить себя, что это произошло от неожиданности, а не от того, что его слух снова натурально резануло ледяным. Неожиданность, точно говорит, другого и быть не может. Не в этой вселенной. Не в этом городе. Не с Шанем. — Много куришь, скоро сдохнешь. — прилетает следом уже с усмешкой откуда-то сбоку. Шань поворачивает голову, чтобы лично прожечь взглядом несколько угольных дыр, что оплавят кожу, сотрут к хуям эту блядскую усмешку, а натыкается лишь на мерзлое безразличие, граничащее с чем-то не читаемо опасным. Тёмно-серая радужка будто с самой настоящей наледью, колко жжет уже его самого. Подумать только! И с этим обмудком ему ещё работать. Гуаньшань нехотя признает, что лучше уж с этим, чем с Шэ Ли. На того стоит лишь один раз глянуть, чтобы понять, что тот та ещё мразь. — Я, конечно, сейчас лезу не в свое дело, но это исключительно с заботой о ближних наших, в основном о новичке! — Цзянь тараторит пуще прежнего, вклиниваясь между ними, точно он блядски хорошо считал эмоции Шаня только что. — Задирать Рыжика опасно для жизни, по себе знаю, говорю как эксперт в области Гуаньшаньлогии, профессор наук по изучению такого редкого явления, как Моизм, в общем, по моему скромному мнению, это чревато ужаснейшими последствиями и сотнями жертв с осколочными ранениями! — Оу, правда? — Тянь меняется на глазах и теперь больше заинтересованный, чем безразличный взгляд скользит по Цзянь И, будто прикидывая насколько он может оказаться хорош. В чем конкретно Шань даже предполагать не станет. — Вчера мне так не показалось, он больше похож на ленивого злющего кота. Твоя теория принимает во внимание этот факт? Шань не желает слушать весь этот бред про котов, бездарные теории, прочую пиздливую поебень и встаёт, с упрямым намерением выкурить сигарету, а может две за один заход. Вообще-то именно этим он и собирался заняться сразу после пробуждения, но Цзянь как всегда заболтал. Он потягивается, хрустит позвонками, которые, кажется уже пора в ремонт сдавать, хватает пиджак и вываливается на улицу, даже не заметив, как преодолел коридор. Как там этот ублюдок говорил: «много куришь, скоро сдохнешь»? Пожалуйста, получите, распишитесь. Это куда лучше, чем терпеть его надменную рожу. *** Шаню давно не поручали серьезных дел. С тех самых пор, как ушел Джеха. Его травили уебанскими разбойными нападениями, кражами да мошенничеством, которые уже оскомину набили. Что там, говорите? Убийство? Нет, Гуаньшаню его давать нельзя, он же у нас мозгом повредился. Давайте лучше спихнем ему сранную квартирную кражу, пусть опись имущества делает, пусть допрашивает бесконечно тупых свидетей, да потерпевшего, который из-за пары тысяч юаней развел сопли да слюни. Скорбящих так не жалеют. Их так убивают. И Джиён сдался бы раньше этих пяти с лихуем месяцев, если бы не хуев Ше Ли, который, стоило только на горизонте замаячить чему-то действительно стоящему, несся к шефу докладывать, что Шань опять пристрастился к спиртному. Чертов ублюдок. Теперь приход Тяня не кажется таким уж вселенским дерьмом, как вчера, хотя сам Хэ все ещё остаётся смердящим куском ебаного дерьма. Им хотя бы поручили расследовать исчезновение девочки, что уже тянет на серьезное преступление. Он бестолково глядит на чуть ли не единственную дорогую тачку на департаментской парковке. Белая, дохуя выебистая, пиздецки обтекаемая, на такой явно разгон до ста за пять секунд, а лошадиных сил в ней хуиллион целый. На такой не ездят обычные служащие. Да ему, Гуаньшаню, на нее даже смотреть страшно, ещё вырвет случайно своими неуклюжими граблями зеркало или оцарапает дверь. То ли дело его байк. Дешёвая жестянка, которую не жалко разъебать в хлам. Хотя, тот и так уже весь разваливается, поэтому в ремонт и отправил, пора бы задуматься о покупке нового, да денег осталось совсем ничего, а впереди рента за дрянную третьесортную квартиренку. Перед зимой нужно сменить окна, иначе на рождественские праздники окоченеет совсем. Да и обустроить ее не помешало бы. Мебель поприличнее купить, может, даже приставку, как у Чжэнси. Вполне возможно именно тогда у него появится хоть сколько-нибудь стойкое желание возвращаться домой, а не дневать и ночевать в департаменте. — Чего застыл? Или тебе особое приглашение нужно? Я могу подойти и открыть тебе дверь, Малыш Мо. — Тянь кривит отвратительную улыбку, обходя его и действительно, кто бы мог подумать, открывает дверь пассажирского. — Ты мне ещё тут, блядь, покомандуй. — он передёргивает плечами, вкладывая в этот жест все свое щетинистое раздражение и усаживается на обволакивающую кожу. Спину тут же леденит, а в нос ударяет уже знакомый запах озона и пряностей, черт бы их побрал. Нахуя в машине-то такой смердью брызгать? — И чё ещё за Малыш Мо, совсем ахуел? — А что, как по мне, неплохое прозвище. Тебе не нравится? — рафинированная до тошноты улыбка Хэ, захлопнувшего только что водительскую дверь, заставляет его внутренне содрогнуться. Это выглядит дохуя пугающе, а вовсе не мило и стоит бы сообщить об этом, да только Шань не из тех, кто втупую признается, что его что-то в этом блядском мире вообще может привести в ужас. Непробиваемый он. Не признавать своих слабостей и переть вперёд с упертостью танка — вот два главных правила Мо. Основа мироздания, принцип, первичная истина, называйте как хотите, значение один хуй останется тем же. — По мне видно, что мне нравится, когда здоровый лоб зовёт меня малышом? — Шань не смотрит на него. Руки в кулаки сцепил и сидит слишком уж смирно. Тут совсем неуютно. Даже дышать как-то припизднуто-стыдно, когда на приборной панели загорается распиздатый планшет. Наверняка такой же дорогущий, как и все, что окружает Тяня. Наверняка последней модели с ультрановыми функциями, каратным золотом по кромкам боковин, да платиновой кнопкой по середине. Наверняка, такой же он не увидит ни у кого другого. Механический женский голос желает приятного пути и прокладывает маршрут до места назначения. Когда Шань выезжает из дома на своей развалюхе, ему желают сдать ее на свалку металлолома. Вот тебе и разница социальных статусов, чё. — Спасибо, что заметил. Да, думаю, нравится, Малыш Мо. — Тянь перестает тянуть убогую лыбу, стоит ему только понять, что Гуаньшаню совсем уж до пизды, что там на его лице за выражение. Смотрит в зеркало заднего вида и выезжает с парковки. До места ехать не так уж и долго, тем более, если свернуть по главной дороге налево и через развязку по прямой каких-то десять минут. И желание выебнуться перед новоиспеченным напарником оказалось бы сильнее, чем скорое прибытие к пострадавшей. Он бы петлял по городу, покорно следуя советам бестолкового навигатора, отстоял бы пару-тройку пробок, заехал бы в итоге в тупик, где на неделе начали ремонтные работы, если бы не одно большое «но». Тянь блядски много знает о похищенных детях и их похитителях. Тянь готов в четвертый раз в своей никчёмной жизни молиться, только бы его опасения не подтвердились. Господи, пожалуйста, если ты там, пусть это окажется не тем о чем он думает — Завязывай бля, припизднутый. — Шань щурится, ведь солнце выжигает сетчатку и кажется, вот-вот пробьет в глазах хе́рову брешь. Осень не должна быть настолько солнечной. Шань бы вообще запретил проклятое солнце, если бы мог. Ему бы в дождь, в ливень проливной, в непроглядный, чтобы стеной стоял и ебашил по крыше этой дочерта быстрой игрушки Хэ. Чтобы только не слышать, не видеть, не вспоминать, как они с Джеха практически так же выезжали на вызовы. Шань проходится рукой по короткой рыжине, ладонь неприятно царапает. Он откидывается на кресло и смотрит в окно, где проносятся машины, которые Тянь с профессиональной точностью обгоняет, оставляя их далеко позади. Ну круто, хули. — Ты тоже можешь придумать мне прозвище. — Тянь снова, уже, кажется в десятый раз за день провоцирует Шаня. И ему это, блядь, чертовски нравится. Торкает, штырит, доставляет давно позабытый кайф на грани сраного адреналина. Хотя, казалось бы, каким хуем сюда адреналин вообще упёрся? Он и сам не знает, но реакция Рыжего заставляет в его грудине слабо шевелиться ту мерзопакостную херовину, которая качает кровь. А ему-то казалось, что ее уже никакая божеская сила не заведёт. А тут так легко — вставил ключ зажигания и за ребрами тихо заурчало. Красота. И он жилы из него тянуть будет, эмоции эти всратые, гнев, раздражение, все вытянет и впитает в себя до последней капли, потому что ходить мертвым телом уже заебало. Хэ Тянь, хоть и моральный, но все же урод. Да, знает. Да, не раз слышал. Да, оправдает это с лихвой. — Да его и придумывать не надо и так на роже все написано. Хэ, ебаный, Тянь подойдёт. — Шань уже откровенно заебался. Просил же этого обмудка молчать. А не ответить на эти выебистые выпады просто невозможно. На них Шань молчать не станет. Шань кусает, рвёт, зубами острыми в глотку впивается, Шань ядом плюется, а тому хоть бы хны. Ну точно мазохист. Определенно ебнутый. И если про Мо говорили, что он повредился головой после смерти Джеха, то этот явно повредился психикой. У Тяня ебаный талант по выеданию мозга короткими и бесячими фразами. Эй, кто-нибудь, выдайте ему уже главный приз и унесите нахуй с глаз долой. Тянь заебал. — Ты со всеми такой грубый или только со мной? Я ведь могу подумать, что ты как-то по-особенному ко мне относишься. — Тянь откровенно наслаждается. Он так не веселился с самого перевода из Пекина. Все, кто встречался в этом городе, через час, а то и его четверть казались смертельно скучными, неинтересными, серыми. Из-за своей блядской привычки доводить все живое до исступленного безумия, Хэ пару раз встревал в драки, да и те с натяжкой можно было назвать весельем. Набить ему морду не так то просто. Для него скука — двигатель жизни, а не эти ваши ху́евы мотивации. — Завались уже и не налажай при встрече с потерпевшей, я за тобой дерьмо разгребать не собираюсь. — он закатывает глаза, тянется к планшету, впиваясь пальцами в дисплей. Матово-черная кромка приятная на ощупь, но долго на ней он не задерживается и выключает мут, который нахуя-то поставил Тянь. Перепонки разрывает бас-гитарой вперемешку с лютым боем барабанов. Не так уж и плохо, хотя один хуй по-дебильному, если уж это музыка Хэ ебаного Тяня.