Не смей говорить мне : "Прощай". 2 сезон.

— Ты чего же сразу не сказала, Марина? — возмутилась Павлова, узнав новость, о скором визите полиции, — о таких вещах не отмалчиваются, сама знаешь, дело Салтычихи еще не расскрыто, а если СМИ нагрянут? Мы же подготовиться, толком не успеем! — Простите, Ирина Алексеевна, я хотела, как лучше. То-есть не отвлекать вас, от ваших других важных дел. — Какие могут, быть дела, когда решается судьба, чуть ли не всей России? Убийца буквально под носом, а ты извините за выражение, молчишь в тряпочку, как испуганная косуля! — Я понимаю, Ирина Алексеевна, — соглашается с главврачом Нарочинская. — Вот и хорошо, — с ноткой веселья ответила женщина, улыбнувшись своей подчиненной, — кстати, Брагина давно не видать, ты случайно не знаешь, куда он мог, разом запропоститься? — К сожалению, здесь я вам помочь, не могу. Предоложить, вы и без меня можете, у вас все на этом? — Ладно, Марина, иди с Богом. Странно однако. Я до Брагина неделю дозвониться, толком не могу. Не берет и все, как сквозь землю провалился. Особняк Виктора. Село Троицкое, Санкт-Петербург. Жизнь в селе Троицкое, подвластное жестокому Виктору, текла размеренно. Местные жители заняты своими делами, кто-то вспахивал огороды, а кто-то следил за скотиной, оно по размерам не большое. Всего два футбольных поля. Друг друга занили все, и конечно без слухов тут не обходилось. Вдовца здесь не любили, сельчане боялись, разгневать его, приходилось, все бесприкословно исполнять. Видеть, как увозили новые трупы, для людей давно перестало, быть чем-то вроде новинки. Они только и могли, креститься, обреченно вздыхая, да провожать тоскливым взглядом очередные похоронные кортежи. Жаловаться полиции, бесполезнейшее занятие, все равно органы подкупят, подсунут белый конвертик, дело можно, закрытым считать, будто никто человека, и не убивал. Спускали Салтыкову с рук его жестокие, зверские убийства, избиения, изощрённые пытки, в качестве наказания своих слуг. — Вы посмотрите, бабаньки, что делается, — произносит женщина, краем глаза старуха замечает в окне, как увозили очередное тело несчастного, — ни день, то новые тела, сколько нам терпеть этого садиста? — С ума сошла, Наталья? —тихо упрекнула её другая, ни дай бог, кто услышит, какие речи тут говорили, сразу поминай, как звали, — кто заниматься им, ныне станет? У Салтыкова денег немеренно, он подсунет прокурору, дело замято. — Правильно говоришь, Семеновна. Я по телеку слышала совсем не давно, не скажу правда или нет, вообщем его самм президент боится, поэтому не трогает, слухи о нем мимо ушей пропускают. — Ой Танька, да бред все это, опять своего Малахова смотрела? Нашла, кого слушать, этот балабол всякого сказать, может. Как будто, не знаешь, — засмеялась над словами подруги Наталья, — его вся страна боится, президент всего лишь мелочи, — она махнула рукой, тяжко вздыхая. Бессмысленный, бабий треп прервал Сычев, его Виктор не давно назначил смотрителем своего поместья, то-есть главным над всей прислугой. Он к ним относился крайне строго, за просто мог, ударить за непослушание, маленькую провинность, невыполнение своих прямых обязанностей. Именно Сычев решал, кого наказать, если становился свидетелем, виновников сразу вел в комнату Виктора, где тот самостоятельно с ними разбирался. — Так бабы, а я не понял, вас совсем без присмотра, оставить нельзя!? — строго прикрикнул на них Владимир, — коль пасха скоро, работу никто не отменял, всем надеюсь, ясны мои слова!? — Простите Владимир Владимирович, это вон Наталья все устроила, мы и не думали, работу нашу бросать, — тут же сдала её Татьяна, сама же виновато опустила взгляд, страшаясь посмотреть на своего сурового начальника. — Чего Наталья-то сразу? Вы не подумайте, Владимир Владимирович, я просто в окне увидела, как тела новые везли, вот и вопросы возникли.. — В окне она увидела, меньше смотреть, надо туда, куда не просят! От же бабье любопытство вылезло. Ты меньше вопросов задавай, все равно тебе, никто отвечать, не станет. — Еще раз простите, — заикаясь отвечает женщина, — с вашего позволения, я вернусь к работе.. — Молодец, Наталья, правильные выводы делаешь. Работать надо, работать, — пожурил их Володя, после чего скрылся из комнаты, дверь прикрылась за ним, тоскливо скрипнув. Обернувшись по сторонам, Татьяна с некой задумчивостью в голосе, своим подругам и говорит: — Работать, надо, работать бабаньки. Виктор сидел у себя в комнате, медленно отходя от нового преступления, совершенного им сегодня. Застывшими глазами, изучал алые пятна крови на своих руках. Его дыхание сбилось, ощущал, как дралл горло из-за продолжительных криков. Карий взгляд застелила пелена предательских слез. Витя прикусил губу, не понимая, что вообще происходит. Боль окончательно заполняла собой усталый разум. Открывшаяся дверь, выдернула его из мрачных раздумий, тем самым вернула в суровую реальность бытия: — Виктор Робертович, простите за беспокойство, — в проеме появилась Рита, её видеть, сейчас не желал, как и всех остальных близких, — я хотела, спросить, где лежит книжка с детскими, церковными сказками? Николь хотела, почитать, я ей про Пасху рассказывала. — Убирайся.. — Простите, я не понимаю вас. О чем вы? Все в порядке, Виктор Робертович? — Ты тупая!? Я сказал, убирайся вон! Ненавижу тебя! — закричал, от нахлынувшей злости брюнет, вскакивая со своего места, — я по-моему ясно выразился, вали от сюда! Прочь! — Виктор Робертович, успокойтесь..— быстро протараторила певица. — Предательница! Всюду одни предатели! Никому не нужен! Все предали, Леша, Юра, Брагин, никого не осталось! Теперь и ты!? Жалкая тварь! Я знаю, вам только бабки нужны, ничего другого от меня не ждете! Ненавижу! Со скоростью света вдовец подлетает к перепуганной Рите, резко хватает за волосы, с силой сжав их, со всей дури валит на пол. Внимания на просьбы остановиться, мало обращал, Салтыков безжалостно бил её, своими ударами наносил все новые, и новые удары, чем уродовал красивое лицо девушки еще больше, чем в начале избиения. Рита держалась из последних сил. На грани потери сознания, казалось, еще не много провалится, в долгожданное темное забытие. Своего тела толком не ощущала, чувствовалась раздраюающая тошнота, суставы ломило из-за продолжительных побоев. Лицо перестало, быть прежним, на нем образовалось кучу ссадин, кровоточащих ран, синяков, из сломанного носа текла красная жидкость, пачкая собой, изуродованную кожу. Дакота ничего не слышала, кроме душераздирающих криков Виктора, который по-прежнему не оставил девчонку в покое. Она слабо помнила, как оказалась в пустом коридоре особняка, вскоре тьма поглотила Риту.