О потерях и приобретениях

— Гермиона? Миона, проснись. Гермиона мотала головой, борясь с магическими путами, которые пригвоздили её, беспомощную, как букашку, к полу поместья Малфоев. Она кричала, когда Беллатриса мучала ее заклятием Круциатус, снова и снова, но это не помогало. Это не избавляло её от боли; это не заставило никого прибежать ей на помощь. О боже, она не могла вынести этой агонии. Она хотела умереть. Беллатриса нависла над ней; лицо сумасшедшей ведьмы исказилось болезненным удовольствием, когда она вытащила свой серебряный нож и пронзила его острием кожу Гермионы. Гермиона скулила, дрожала и всхлипывала, ревущая грязнокровка, пачкающая проклятый идеально чистый пол Малфоев своей грязной кровью и соплями, и… «Пожалуйста, Драко. Помоги мне! — умоляла она. — Пожалуйста… Убей меня!» Слёзы текли по её лицу, сопли покрывали кожу над верхней губой, её глаза были плотно зажмурены, когда она умоляла Драко Малфоя покончить со всем этим ради неё. Желала, чтобы всё прекратилось. «Пожалуйста…» — снова выдавила из себя Гермиона, открыв глаза и умоляюще глядя на него, а Драко просто наблюдал за этим с испуганным, стыдливым выражением, и она задыхалась, рыдала и ненавидела его. «М-м-м!» Глаза Гермионы резко распахнулись, и она сделала глубокий вдох, бездумно выпрямившись, раздался глухой стук, и острая боль пронзила её лоб, перед глазами вспыхнули огоньки. — Ай! — пожаловался мужской голос — Рон — и Гермиона отозвалась таким же болезненным вскриком, поднеся руку к своему лбу и осторожно прижимая её к нему. — Рон? Гермиона откинулась на подушку, ошеломлённо моргая. Боже, это было чертовски больно. Лоб Рона оказался удивительно твёрдым. Она подняла на него глаза и в темноте смогла разглядеть только его голову, которая будто отделилась от тела, которого не было видно совсем. В темноте? Она только что поднялась в свою комнату, чтобы прилечь перед ужином, а теперь уже стемнело? Должно быть, заснула, запоздало сообразила она. Лицо Гермионы было мокрым от слёз, голова болела, из носа немного текли сопли. Она вытерла лицо рукавом и прерывисто вздохнула. Это был просто сон. — Я слышал, как ты кричала. Как чёртова баньши, — Рон неловко объяснил своё присутствие в крошечной спальне Гермионы. — Я подумал, что, эм, тебе, должно быть, приснился кошмар. — Так и есть. — Да, эм. — Рон выглядел крайне смущённым, потирая рукой шишку, без сомнения, появившуюся у него на лбу, когда изо рта против его желания вырвалось: — Ты хочешь поговорить об этом? Гермиона почувствовала, как внутри её распирает от смеха из-за неловкости успокаивающего ее Рона. — Нет, не совсем, — спокойно ответила она, когда слёзы медленно потекли по её лицу, смотря с подушки на бледное лицо Рона, парящее над её кроватью в слабом лунном свете, который едва просачивался сквозь занавески. Он кивнул с видимым облегчением. — Ах. Тогда ладно. Думаю, я просто, — он махнул рукой в направлении двери из спальни, отступая от кровати, и его неловкость заставила Гермиону улыбнуться про себя, — вернусь в свою кровать, — продолжил он. — Спокойной ночи, Миона. — Спокойной ночи, Рон. И… спасибо. Рон мотнул головой, словно говоря: «Без проблем», — и ухмыльнулся, сверкнув белыми в лунном свете зубами. Дверь за ним со щелчком закрылась, и Гермиона прерывисто вздохнула, вытирая липкие щёки тыльной стороной запястий. Почти каждую ночь, когда она позволяла себе спать, ей снилась какая-нибудь извращенная версия реальных событий. Иногда это было намного, намного хуже реальности, а иногда было намного, намного лучше. Но в большинство ночей, как и сегодня, она видела просто слегка искажённую версию произошедшего. Поэтому Гермиона часто засиживалась допоздна и спала меньше — иногда по нескольку дней не спала больше получаса за раз. Она ставила будильник, чтобы разбудить себя до того, как проспит достаточно долго, чтобы увидеть сон, поэтому дремала она обычно прерывисто и совсем не высыпалась. Никто этого не замечал; здесь, в Годриковой впадине, было так оживлённо, что спать можно было где и когда угодно. Но как бы она ни старалась избежать отголосков произошедшего, каждые несколько дней недостаток отдыха настигал её, и она засыпала неожиданно, неподготовленная. А затем начинались кошмары с криками «Круцио» и сверкающими серебряными ножами, трусливые серые глаза всегда были рядом, наблюдали за её пытками и унижением с бессильным страхом. Этому не было конца.

~***~

Раздался громкий стук в дверь, и Рон вскочил на ноги. — Я открою! — нервно пробормотал он и метнулся из столовой в прихожую, как испуганный кролик. Гермиона услышала, как Фред выругался в гостиной, и со своего наблюдательного пункта за столом увидела, как он тоже спешит к входной двери. В последнее время они обычно подходили к двери парами… просто на всякий случай. Гермиона встревоженно посмотрела в сторону прихожей, её сердцебиение участилось. Вряд ли Пожиратели Смерти найдут их до того, как кто-нибудь предупредит Орден, но, когда кто-то отправлялся на задание с возможностью оказаться пойманным и подвергнутым пыткам каждый раз, когда кто-то стучал в дверь, обитатели дома замирали. Обычно члены Ордена трансгрессировали прямо в прихожую; не было никакой реальной причины подходить к двери. — Рон, ты же знаешь, что мы не должны открывать дверь в одиночку, когда люди на заданиях, придурок. — Услышала Гермиона слова Фреда, и Рон невнятно запротестовал. Все ждали, затаив дыхание, когда Фред спросил через дверь: — Пароль? Ни один магл не мог даже увидеть дом, а любому волшебнику или ведьме он должен был показаться заброшенными руинами. Похоже, это было больше не так. Было возведено достаточно магических барьеров, чтобы скрыть армию от глаз Сами-Знаете-Кого, но, как и другие, Гермиона никогда не могла заставить себя расслабиться, когда кто-то без предупреждения стучал в дверь дома. — Лунный человек. Гермиона напрягла слух и уловила смущённый голос Римуса Люпина из-за двери. Это была его собственная кодовая фраза, сообщающая, что его никто не принуждал, если по какой-то причине ему нужно было попасть в дом через дверь будучи снаружи. Фред и Джордж составили список паролей — одному богу известно, почему им позволили сделать эту работу, — и Римус, казалось, с трудом выдавливал его из себя каждый раз, когда ему приходилось им пользоваться. Она слышала, как он жаловался жизнерадостной, но не сочувствующей ему Тонкс, что это «ребячество». Близнецы тогда заключили пари на то, сколько времени потребуется Римусу, чтобы сломаться и потребовать новый пароль. При звуке голоса Римуса, звучащего бодро и энергично, мёртвая хватка Гермионы на своей книге немного ослабла. Она с облегчением взглянула на Гарри, который улыбнулся в ответ, выражение его лица отражало её собственные эмоции. — Похоже, с ним всё в порядке, — сказала она, вспоминая тот день почти ровно месяц назад, когда Мракоборец отправился шпионить за поместьем Малфоев и трансгрессировал обратно со вспоротой грудной клеткой из-за засады и очень неприятного заклинания. Несколько волшебников и ведьм, которых Гермиона знала не так хорошо, просто вышли и… так и не вернулись. — Со мной двое пленников, — крикнул Римус через дверь. — Один в сознании, но без палочки и готов сотрудничать, а другая под Империусом, без палочки и послушна. Спина Гермионы выпрямилась, и её пальцы снова вцепились в книгу. Она бросила взгляд на Гарри, который уже подскочил на ноги, спеша к входной двери с палочкой наготове. Гермиона колебалась долгую секунду, а затем встала и последовала за ним, вытаскивая свою собственную палочку. Миссис Уизли, Джордж и Кингсли сделали то же самое, выходя в прихожую из гостиной, находящейся напротив столовой. Кингсли, Джордж и Гарри заняли оборонительные позиции в центре комнаты, Гермиона и миссис Уизли наблюдали за происходящим из арочных проёмов, расположенных по обоим сторонам маленькой прихожей. Пальцы Гермионы на палочке были скользкими от пота, сердце бешено колотилось, и миссис Уизли ободряюще улыбнулась ей. Фред приоткрыл дверь и выглянул наружу, только его голова и палочка торчали из-за неё, затем он кивнул и открыл дверь до конца. — Ну, разве это не ёбаный хорёк, — прорычал Рон, у Гермионы все сжалось внутри, когда Драко Малфой вошёл в дом. Её охватила паника, и в голове помутилось; казалось, она не могла вдохнуть, лёгкие требовали воздуха, но она словно забыла, как дышать. Она покачнулась и отшатнулась назад, роняя палочку с тихим стуком, вспомнив. Она увидела Малфоя, и вся испытанная боль словно навалилась с новой силой. Гермиона слышала, как Беллатриса кричала: «Круцио!» — и помнила, как та издевалась над ней, видела Малфоя, стоявшего над её магически связанным телом с затравленными, трусливыми глазами, ничего не предпринимающего, — она снова почувствовала всепоглощающий ужас и отчаяние, которые уже однажды пережила. — Гермиона, моя дорогая, — голос миссис Уизли ворвался в разум, погруженный в тяжёлые воспоминания, и тёплые руки женщины обхватили плечи Гермионы, когда она нежно обняла её. Её материнские руки гладили Гермиону по спине, когда она уводила девушку из прихожей обратно в столовую — подальше от Малфоя. Потребовалось некоторое время, чтобы приступ паники прошёл, и Гермиона почувствовала себя собранной. Когда она, наконец, подняла ясные глаза, то снова сидела за столом, её палочка лежала рядом, миссис Уизли сидела рядом с ней на корточках. — С тобой всё в порядке, дорогая? — взволнованно спросила миссис Уизли. — Что случилось? — Просто… паническая атака, — удалось ответить Гермионе, язык ворочался с трудом. — Я в порядке. Честно. Она огляделась: с того места, где она сидела, просматривалась гостиная. Она могла видеть Драко Малфоя, сидящего на диване с поникшими худыми плечами, его губы шевелились, когда он разговаривал со стоявшим перед ним Гарри, который держал палочку наготове и сохранял холодное, суровое выражение лица. Гермионе пришлось побороть себя, чтобы снова не поддаться панике при виде Малфоя, и она сосредоточилась на своём дыхании, а глаза опустила в пол. — Вот. Миссис Уизли сунула ей в руки кружку, и Гермиона отхлебнула из неё не глядя, ахнув, когда огневиски обжёг ей горло. Должно быть, она выглядела довольно плохо, если Молли Уизли решила прибегнуть к помощи алкоголя. Она улыбнулась в знак благодарности и сделала ещё глоток, алкоголь немного успокоил её нервы. — Ты уверена, что с тобой всё в порядке, Гермиона, милая? — Со мной всё будет в порядке, спасибо, миссис Уизли. Это был просто… шок. — Воистину, это он и был. Глаза миссис Уизли были прикованы к тому, что происходило в гостиной, и Гермиона почувствовала, что взрослая женщина хотела быть там — услышать, что происходит. — Вы можете идти… — Гермиона махнула рукой в сторону напряжённой картины, развернувшейся в гостиной. — Я просто посижу здесь ещё минутку. — Ты уверена? — Да, да, пожалуйста. Я в порядке, правда. — Тогда просто позови меня, если я тебе понадоблюсь, дорогая, — миссис Уизли похлопала Гермиону по колену и поспешила в комнату напротив. Гермиона наблюдала — ей не хотелось смотреть на Малфоя, но она заставляла себя делать это. Она не собиралась позволять его присутствию таким образом влиять на неё. Она не могла позволить себе расклеиться, просто увидев кого-то, кто был там. Эта неосторожность могла бы стать причиной того, из-за чего она и окружающие её люди могли погибнуть, случись всё во время битвы. Гермиона собралась с духом и сказала себе, что она сильнее этого, даже почти поверила в это. Малфой всё ещё разговаривал с Гарри: похоже, отвечал на вопросы, но Гермиона не могла разобрать, что он говорил. Диван, на котором он сидел, скрывал полный профиль, в основном она видела его затылок, уголок рта, двигающийся, когда он говорил, кончик его острого носа, его левую руку, которая часто и апатично жестикулировала. Ненависть и страх текли по венам Гермионы в равных количествах. Но она больше не паниковала. Она продолжала невольно потягивать огневиски и наблюдать за допросом. Через некоторое время Гарри резко кивнул и подошёл к Гермионе, проводя руками по своим взъерошенным волосам. Он сел напротив неё за стол. — Ты в порядке, Миона? — Его зелёные глаза были полны беспокойства, а губы плотно сжаты от напряжения. Она кивнула. — Теперь да. — Она бросила взгляд в гостиную на сгорбленную фигуру Драко Малфоя. — Что происходит, Гарри? — Малфой хочет сдаться нам в обмен на нашу защиту, — резко выпалил Гарри, и глаза Гермионы расширились. — Ты шутишь. — Боюсь, что нет. — Почему? — Лоб Гермионы нахмурился, когда она попыталась понять причину, но не смогла. Гарри тяжело вздохнул и положил локти на стол, а подбородок подпёр руками. — Ты хочешь длинную или короткую версию? — Короткую. Ты можешь рассказать мне подробности позже, — сказала она и тихо добавила: — Если я захочу их услышать. Гарри снова вздохнул и принялся объяснять: — Очевидно, Малфой отказался подчиняться приказам Сама-Знаешь-Кого. — В ответ на вопросительный взгляд Гермионы он добавил: — Очевидно, он никого не убивал. В любом случае, Сама-Знаешь-Кто начал… — Гарри заметно поморщился, неосознанно сжимая и разжимая кулак, — наказывать Малфоя за непослушание, но Малфой всё равно никого не убил. В конце концов Люциус отрёкся от него, а потом Сам-Знаешь-Кто пригрозил убить Нарциссу, если Малфой не сделает то, что ему сказали. Но то, как Малфой это рассказывает; он действительно не может смириться с мыслью о убийстве кого-либо. Очевидно. Поэтому он взял свою мать и сбежал. Он добрался до площади Гриммо, где и нашёл его Римус, слоняющегося по округе со своей матерью, которую, кстати, ему пришлось подвергнуть Империусу, потому что она не захотела уходить добровольно без Люциуса. В любом случае теперь он здесь, просит убежища, и я не знаю, что, чёрт возьми, делать, — Гарри ещё раз вздохнул и снова провёл руками по своим непослушным волосам, встретившись взглядом с Гермионой. — Я не знаю, можем ли мы ему верить, Миона. Я не знаю, что делать. Гермиона хотела сказать так много всего. Убей его. Вышвырни его. Убей его мать на его глазах. Пытай его, а затем убей. Пытай его мать. Заставь его страдать. Она сделала глубокий вдох и посмотрела в зелёные глаза Гарри, под которыми залегли тёмные тени от постоянного напряжения и страха, под давлением которых все они находились постоянно. Для него это было хуже всего — теперь он был их фактическим лидером, работая под тщательным наблюдением Римуса и Кингсли. Он нёс на своих плечах большую ношу. Она хотела, чтобы он мог быть счастливым. Она прикусила губу и задумалась о том, стоит ли доверять Малфою. Она открыла рот, но, ничего не сказав, закрыла его. Затем открыла снова и, запнувшись, остановилась. Думая об этом, воспоминания снова промелькнули в голове Гермионы, и она почувствовала тошноту и дрожь. Гарри, благослови его Господь, заметил это и подавил своё явное нетерпение, спокойно ожидая, пока она подберёт слова. — В… в поместье Малфоев, когда… — Гермиона покачала головой и опёрлась рукой о стол, чтобы не упасть, когда её вновь охватил пережитый ужас. Паническая атака не поглотила ее целиком, но всё равно это было ужасно, и её тошнило. — Гермиона, — голос Гарри был тёплым, взволнованным и настоящим. — Гермиона, всё в порядке. Ты здесь, со мной. Ты в безопасности. — Извини, Гарри, — выдавила она через мгновение, слабо улыбаясь своему обеспокоенному другу. Она продолжила, запуская пальцы в свои спутанные волосы: — Когда ты выбрался из темницы и начались сражения… Малфой мог убить меня или трансгрессировать вместе со мной — вот что он должен был сделать. Но вместо этого он… он отпустил меня и вернул мне мою палочку. Прости, что не сказала тебе раньше, но… — Всё в порядке. У тебя не было никаких причин говорить мне об этом раньше. Его яркие глаза были полны сочувствия, и Гермиона в миллионный раз поняла, как ей повезло, что у неё есть такой друг, как Гарри. Он понимал её, не требуя объяснений. Она ни с кем не говорила о том, что с ней случилось, и до сих пор никто из окружающих никогда её об этом не спрашивал, слава Богу. Гермиона подозревала, что отсутствие чрезмерного любопытства было скорее связано с тем, что волшебный мир был лишён каких-либо знаний о травмотерапии, а не из уважения к её желанию иметь немного личного пространства. Гермиона всё равно была благодарна за это, хотя у неё возникло неприятное чувство, что маглы, вероятно, были правы насчёт того, как важно делиться своими переживаниями. Она просто ещё не была готова к этому. — Спасибо, Гарри. — Без проблем. Гарри почесал за ухом и смущённо уставился в пустое место справа от себя; дневная норма чувствительности, вероятно, была исчерпана. В воздухе повисли слова, которые Гермиона хотела оставить невысказанными, эмоциональное напряжение было удушающим. — Значит, ты думаешь, что он говорит правду? Мы можем быть уверены, что он не попытается нанести нам удар в спину? — Гарри вернулся к насущным делам, и Гермиона кивнула, радуясь возможности отвлечься. — Я думаю, что он искренен. Я имею в виду, мы должны обращаться с ним как с заключённым, на всякий случай. Но я не думаю, что это уловка, а если это не так и ему действительно нужна наша помощь… было бы неправильно отказать ему, — неохотно заявила она. — Ты лучше, чем я, Гермиона. Если бы решал я, то использовал бы на нём проклятия, а не укрывал. Гермиона коротко и невесело рассмеялась, звук получился резким и слишком громким, и она увидела, как голова Малфоя повернулась в их сторону. Она быстро отвела взгляд, а затем глубоко вздохнула, заставляя себя успокоиться. Она не позволит ему заставить себя паниковать. Она отказывалась бояться его. Ублюдок. — О, я хочу этого. Но я этого не сделаю. Она вновь взглянула на него; он отвернулся, светлые волосы выглядели грязными, а плечи ссутулились ещё сильнее. Он казался испуганным, один взгляд на него, такого побеждённого и боязливого, придавал Гермионе сил. Она слабо улыбнулась, когда ей внезапно пришла в голову идея. — Могу ли я сказать ему это лично? — вырвалось у неё, и Гарри просто смотрел на неё долгую секунду, скорее всего, оценивая её эмоциональное состояние. — Полагаю… если ты думаешь, что справишься, Гермиона. Но зачем? — он наклонил голову и бросил на неё растерянный взгляд. — Прости. Ты не обязана мне говорить… Однако Гермионе ничего не стоило рассказать ему — чувство глубокого удовлетворения от иронии того, что они с Малфоем поменялись местами, придавало ей сил, в которых она нуждалась, чтобы поговорить об этом. — Тогда… Ну. Он ничего не предпринял. Он не просил за меня, он не остановил их, и он не… — Гермиона не хотела говорить о том, как умоляла Малфоя убить её. Она заставила себя слабо улыбнуться. — И теперь он тот, кому нужна моя помощь… ну, наша, но ты понимаешь, что я имею в виду, — Гарри кивнул, — и я собираюсь сделать то, чего не сделал он. Поступить правильно. — Её улыбка стала жестокой, она знала, что это так — она казалась холодной и натянутой на её лице. — Я надеюсь, это добьёт его. Гарри нервно моргнул. Обычно она не была такой. Гермиона одарила его искренней, хотя и неуверенной улыбкой. — Прости. Я знаю, это звучит ужасно, но… — Нет, это звучит совершенно понятно. Гермиона поднялась на ноги, допивая последние несколько капель огневиски, и вздрогнула, когда оно потекло по её горлу. — Пойдём? — спросила она Гарри, и он напряжённо кивнул. — Ты уверена, что с тобой всё будет в порядке? — Со мной всё будет в порядке, Гарри. Я обещаю, — заверила его Гермиона, уверенно направляясь в гостиную. По крайней мере, она надеялась, что это выглядело уверенно — её всё ещё трясло, а сердце бешено колотилось. Но она была полна решимости. Она обошла вокруг дивана и встала перед Драко Малфоем, который смотрел на неё широко раскрытыми глазами. Она могла видеть в них проблески страха, и это давало ей ощущение силы, что, как она знала, было неправильным, но всё равно наслаждалась им. Конечно, это было вполне обоснованно. — Малфой. — Г… Грейнджер, — ответил он ей испуганным бормотанием. Это было совершенно не похоже на то, как он разговаривал в школе, высокомерный мерзавец, это больше походило на страх и неуверенность, которые пронизывали его голос тогда, в поместье, когда… Гермиона прервала эти мысли. Ей не нужно было начинать вспоминать сейчас. Она изучала его проницательным взглядом, стараясь придать своему лицу холодное и безучастное выражение, скрестив руки на груди. Гарри маячил позади неё, готовый оказать поддержку или взять всё на себя, если ей это понадобится. Она была признательна за молчаливую заботу, но ей не понадобится ничья помощь. Она будет держать себя в руках. Именно так. Малфой всё ещё сидел, сгорбившись, дорогой шерстяной пиджак был накинут на его худые широкие плечи, руки были спрятаны — похоже, обвиты вокруг его талии. Серая шёлковая рубашка на нём была испачкана кровью и грязью, так же как пиджак и брюки, и даже его волосы. Его лицо было ещё худосочнее, чем в прошлый раз, когда она видела его, под глазами залегли глубокие тени, а впалые щеки подчеркнули острые, грубые углы на его и без того заострённом лице. Он выглядел как развалина, и Гермиона сделала глубокий вдох и медленно выдохнула, наслаждаясь зрелищем. — Пришла поиздеваться, Грейнджер? — прорычал Малфой с налётом своей старой язвительности, и Гермиона скривила губы от отвращения, её ответ прозвучал необдуманно. — Если бы я когда-нибудь и собиралась «поиздеваться» над тобой, Малфой, то уж точно не сейчас. Ты себя видел? Он вздрогнул и ещё больше сжался, когда реплика Гермионы попала в цель, она не была уверена, должна ли чувствовать себя торжествующей или виноватой по этому поводу. Он выглядел таким жалким, словно пытался превратиться в ничто, просто в скомканную кучу тряпья на диване. — Ха, выскажи ему, Миона, — прокричал Рон, и Гермиона прикусила губу, когда Малфой съёжился ещё сильнее. Предполагалось, что она должна была быть великодушным хорошим «копом», а не насмехаться над ним. — Итак, я полагаю, ты та, кто скажет мне, что вы решили делать со мной и мамой, — сказал Малфой скучающим голосом. — Полагаю, это кажется справедливым. Учитывая… — он встретился глазами с Гермионой, и она бесстрастно выдержала его настойчивый взгляд. Он сдался первым, уставившись вниз, — учитывая то, что я сделал. Или не сделал. Мне жаль, Грейнджер. Он снова взглянул на неё. — Независимо от того, что вы решили сделать со мной и… и с мамой. Мне искренне жаль. Гермиона почувствовала, как её сердце заколотилось так, словно пыталось вырваться прямо из груди, и ей снова стало трудно дышать. Её кулаки сжались по бокам. Как он смеет извиняться перед ней? — Я уверена, что чувство сожаления помогает успокоить твою совесть, Малфой, но это не меняет того, что случилось со мной. Это ничего не исправит. Так что я бы предпочла, чтобы ты держал свои извинения при себе, — она замолчала, когда кончики пальцев Гарри коснулись её плеча, напоминая о необходимости сохранять спокойствие. Гермиона неуверенно улыбнулась Гарри через плечо, а затем просто какое-то время смотрела на Малфоя, пытаясь придумать, как лучше сказать ему, что он может остаться под их защитой. Часть неё действительно не хотела этого говорить. Часть неё — большая часть, несмотря на то, как сильно она хотела быть человеком, который всегда поступает правильно — хотела сказать Малфою, чтобы он убирался отсюда. Почему она должна хотеть его защищать от Сами-Знаете-Кого? Но прежде чем она успела что-либо сказать, Малфой поднял на неё полные отчаяния глаза. — Пожалуйста, Грейнджер, каким бы ни было решение… ты можешь позаботиться о моей маме? Она… она неплохая. Она родилась в такой семье, воспитывалась в вере в превосходство чистокровных… а потом она вышла замуж за отца и верила всему, что он делал, потому что, Мерлин, она так сильно его любит, и, и… она никогда никому не причиняла вреда, честно. Она не заслуживает смерти. — Слова срывались с его губ, поэтому он звучал как испуганный маленький мальчик, и Гермиона верила всему, что он говорил. Она не хотела, но верила. Итак, он, очевидно, ценил в мире ещё только одну вещь, кроме собственной шкуры. По крайней мере, это было уже что-то. — Делай со мной, что хочешь, я заслуживаю этого за… — он умолк, когда они посмотрели друг другу в глаза, и между ними промелькнули отвратительные воспоминания, недавно связывающие их. Малфой был единственным человеком в этой комнате, в этом доме, который знал, что случилось с Гермионой, во всех ужасающих подробностях. Это связывало их, и это вызывало у неё отвращение. — Ты можешь остаться, — оцепенело произнесла она, и её мысли отошли на второй план. Малфой моргнул, глядя на неё, и склонил голову набок. — Что? — Ты можешь остаться. Ты и твоя драгоценная, чёртова мамаша, — повторила Гермиона, ярость и нервное истощение бурлили внутри неё. В этот момент ярость взяла верх, неприятное ощущение от того, что она помогала Малфою, вызывало у неё желание швыряться вещами, кричать и закатить настоящую истерику, как она делала, когда была совсем маленькой. — Мы… можем?.. Спасибо тебе, — медленно и тихо произнёс он. — Спасибо. Я в долгу перед тобой, который никогда не смогу вернуть. — Я не хочу, чтобы ты был должен мне. Ты всё ещё вызываешь у меня отвращение. И вы не будете почётными гостями; на случай, если ты забыл, вы наши пленники, — запинаясь, произнесла Гермиона, пытаясь игнорировать ужасную, трогательную благодарность на лице Малфоя. Она не хотела испытывать к нему жалость. Ей хотелось разозлиться. Гнев был лучшим вариантом. — Д-да. Конечно, — пробормотал он, затем сделал паузу, и в его тоне появилась тень прежнего высокомерия. — Я бы и не подумал предполагать обратное. Гермиона проигнорировала это и повернулась к Гарри. — Где мы их расположим? — Полагаю, мы поместим Малфоя в подвал, — сказал он после минутного раздумья, а затем повернулся к Кингсли. — Не мог бы ты убедиться, что там надёжно? — Да. Конечно, — Кингсли кивнул и быстро вышел из комнаты, мгновение спустя Гермиона услышала, звук открывающейся двери на кухню и его приглушенные шаги вниз по крутой, узкой лестнице. — Где моя мать? — спросил Малфой, всё ещё с ноткой напыщенности в голосе, и Гермиона снова посмотрела на Гарри, не зная, где Нарцисса. — Она в безопасности, — сказал Гарри. — Ты сможешь увидеть её, как только докажешь, что не собираешься ничего предпринимать против нас. Может быть сможешь. Гермиона дала понять Гарри, что одобряет его тактику, приподняв бровь и кивнув, и Гарри кивнул ей в ответ. Это была действительно хорошая идея. В последнее время Гарри стал умнее принимать решения. Казалось, роль лидера на самом деле подходила ему. Он так сильно возмужал за последние несколько месяцев. В любом случае разлучение Малфоя и его матери дало бы им власть над Малфоем; помогло бы им держать его в узде. — Ты обещаешь, что она в безопасности? — Высокомерие снова покинуло тон Малфоя, когда он, как предположила Гермиона, наконец начал осознавать реальность того, насколько сильно он зависел от их милосердного порыва помочь. Хорошо. Она надеялась, что его чертовски мучает ощущение такой беспомощности. — Я обещаю, — коротко ответил Гарри. — Спасибо, — просто сказал Малфой, и Гермиона задалась вопросом, что было бы, будь он всю свою жизнь таким вежливым, как этим вечером. Она холодно смотрела на него, по-прежнему не демонстрируя ни единой эмоции, которую он мог бы использовать против неё. Прошло долгих пять минут, всё время они смотрели на Малфоя, который, в свою очередь, в основном разглядывал в пол, прежде чем Кингсли появился снова. — Дело сделано. Он не выберется оттуда в ближайшее время. — Хорошо, — сказала Гермиона, всё ещё контролируя ситуацию. Позже ей придётся поблагодарить Гарри за то, что он доверил ей это сделать. — Вперёд, Малфой. Пошевеливайся. Она впилась в него взглядом, и он с трудом поднялся на ноги, нависая над ней. Нависая… над… Ох. Волна безрассудной паники, образов, ощущений — воспоминаний — поглотила Гермиону. Малфой навис над беспомощным телом Гермионы, и она была в ужасе; боялась, что он собирается похитить её, или убить, или… Она моргнула, возвращаясь в настоящее. Он не похищал её, не убивал, не… не насиловал. Он отпустил её. Дезориентированная и всё ещё охваченная паникой Гермиона сделала неуверенный шаг назад, не сводя взгляда с чужих серых глаз. Она споткнулась о край ковра и начала падать назад, и, как будто это происходило в замедленной съёмке, Малфой шагнул вперёд и протянул руку, чтобы схватить её. Непроизвольный инстинкт? Что бы это ни было, его правая рука высунулась из-под пиджака и потянулась, чтобы помочь ей, кровь отхлынула от лица Гермионы, и она едва сдержала крик, когда увидела. Несмотря на непроизвольную попытку Малфоя уберечь её от падения, Гермиона больно упала на зад и уставилась на него круглыми, размером с блюдца, глазами.