О потерях и приобретениях

— Твоя… — произнесла Гермиона сдавленным голосом, её желудок скрутило, когда она уставилась на правую руку Малфоя. Туда, где должна была быть его ладонь, на конце предплечья. Должна была быть там. О боже. Он потянулся, чтобы подхватить её, но не смог, потому что… — Твоя рука. О боже мой, Малфой, твоя рука. Её не было. Там не было ничего, кроме усечённой культи, которая заканчивалась чуть выше того места, где должны были быть кости его запястья. Она задохнулась от шока. Хотя в самой культе не было ничего отвратительного, если не считать её свежей, причину её появления, и неправильности того, что там, где должна была быть ладонь, ничего не было… шок от этого… боже… Гермиона почувствовала, что эмоциональный хаос начал перевешивать ярость, и слёзы навернулись ей на глаза. Она не могла понять, что именно чувствовала. — Но ты… это… — Она тупо указывала пальцем на культю, Малфой бросил на неё сердитый, униженный взгляд, прикусил губу, тяжело сглатывая, и спрятал руку обратно под пиджак. Гарри помог Гермионе подняться на ноги, но она не могла отвести глаз от лица Малфоя. Её мучил ужасный страх, что она ответственна за это. — Что… что случилось? Малфой молчал — впрочем, не слишком вызывающе. Гермионе показалось, что он выглядел так, словно хотел провалиться сквозь землю; такова была степень его унижения — эта тяжёлая рана, которая сделала его настолько уязвимым. Она замолчала и облизнула губы, отмахиваясь от Гарри. — Что случилось, Малфой? — Её тон был жёстким, не терпящим возражений. Ей нужно было знать. Малфой опустил взгляд на свою руку, спрятанную в складках пиджака, на его лице ясно читалось отвращение к самому себе, и Гермиона не могла не задаться вопросом, что бы она чувствовала, если бы только что потеряла конечность. Стала бы она презирать эту потерю? Считать, что это выглядит безобразно? Чувствовать себя изуродованной и смотреть на это с отвращением к себе? Может быть, первые два, но она не думала, что почувствовала бы последнее. Почему он должен был? — Не волнуйся, Грейнджер. Это не из-за тебя, — угрюмо пробормотал он, всё ещё разглядывая свою правую руку, культю которой было не видно. Эти слова принесли облегчение, и Гермиона ощутила себя ужасным человеком из-за того, что почувствовала это. Ей стало дурно, когда она подумала о том, как сильно ей раньше хотелось, чтобы с Малфоем случилось что-нибудь плохое. Чтобы он страдал. И теперь это произошло, и он страдал, и ей просто стало жаль его. — Тёмный Лорд отнял всего пару пальцев за то, что я отпустил тебя; руку я потерял позже, — продолжил Малфой монотонным, глухим голосом, и Гермиона узнала эти эмоции. Он тоже глубоко погружался в болезненные воспоминания. Сломленный. Ей стало не по себе. — Я многое потерял, — пробормотал он себе под нос, но Гермиона не обратила на это внимания, всё ещё переваривая услышанное. — Пальцы? — Из-за неё. Малфой потерял свои пальцы, потому что помог ей. Означало ли это, что с её стороны было неправильно всё ещё испытывать к нему ненависть, наряду с жалостью, которая терзала её изнутри? Гермиона чувствовала себя потерянной, ошеломлённой. — М-м. Мой мизинец и безымянный палец. — Малфой уставился на Гермиону, как будто они были единственными людьми в комнате, воздух потрескивал от напряжения. — Он пытал меня некоторое время... кстати, именно так я получил это и ещё несколько других ран, которые вы не видите. — Он указал левой рукой на хорошо заживший длинный шрам на правой стороне лица, расположенный так близко к линии роста волос, что Гермиона не заметила его раньше. — А потом, в кульминационный момент его маленькой пытки надо мной, — голос Малфоя дрогнул, и всё его тело затряслось, — он оторвал мои пальцы и скормил их Нагини. — О боже. Дра… — Гермиона зажала рот руками, чтобы заткнуться, прежде чем произнесёт его имя или её вырвет, и вместо этого издала сдавленное рыдание, слёзы потекли из её глаз, а желудок скрутило от отвращения. Гарри шагнул вперёд и грубо схватил Малфоя за руку, слегка встряхнув его. — Достаточно, Малфой. — Гарри кивнул головой в сторону Рона. — Отведи Гермиону наверх, Рон. Я позабочусь о Малфое, Миона. Ты в порядке? — Гермиона, всё ещё прижимая руки ко рту и чувствуя, как по щекам текут слёзы, просто кивнула, поток её вырвавшихся эмоций уже невозможно было остановить. Это было слишком. Она прошла через это. Её расшатанные нервы не выдержали, и теперь она, не могла сдержать слёзы — даже перед Малфоем, чёрт бы его побрал. Он наблюдал за ней любопытными, слегка удивлёнными глазами, без сомнения, наслаждаясь тем, что видит её такой. Рон обнял Гермиону за плечи, шепча ей ободряющие слова, и она попыталась сосредоточиться на нём, но не могла не наблюдать за Малфоем, когда Гарри уводил его прочь. Он бросил на неё взгляд через плечо, в серых глазах сверкала противоречивая смесь благодарности и негодования. Гермионе стало интересно, заметил ли он смесь жалости и ненависти в её глазах. Она вытерла мокрое лицо и прерывисто вздохнула, позволяя Рону вести её вслед за Малфоем и Гарри к лестнице и её уютной спальне. Гермиона невольно остановилась у подножия лестницы, наблюдая, как Гарри указывает на открытую дверь в подвал, и увидела, как ужас промелькнул на измождённом лице Малфоя. Гермиона знала, что лестница вниз была крутой, узкой и шаткой, без каких-либо перил, облегчающих спуск. С извращённым любопытством она задавалась вопросом, сможет ли Малфой нормально спуститься по ним, и не знала, на что она надеялась. Рон потянул её за собой. — Ну же, Миона. — Да, — рассеянно ответила она, но не сдвинулась с места, одной рукой держась за дверной косяк в столовую, всё ещё не отрывая влажных карих глаз от Малфоя, который неохотно стянул с плеч пиджак и накинул его поверх своей руки с отсутствующей ладонью. Это выглядело так странно, так неприятно, его пиджак был обмотан так, что оттуда торчала его покрытая шрамами культя. Она была ярко-красной и, возможно, немного опухшей, и Гермионе не давал покоя вопрос, как давно это случилось. Наверное, он нуждался в Целителе. Она на мгновение задумалась, как это произошло — с помощью магии или обычными средствами. Слова Малфоя звенели у неё в голове: «Он оторвал мне пальцы», и она подумала, что это произошло из-за неё. Это была её вина. Возможно, не рука, но пальцы. Ей снова стало плохо. Гермиона может быть и презирала Малфоя, но она не пожелала бы такого даже своему злейшему врагу. Возможно, в какой-то момент она и пожелала этого — на самом деле, пожелала, и теперь ей было стыдно за это, — но это было до того, как она увидела ужасающую реальность. Малфой поднял глаза и увидел её там, откровенно пялящуюся на него, она слишком поздно отвернулась со вздохом, но не раньше, чем увидела стыд и отвращение к самому себе на его лице. — Гермиона, — Рон нетерпеливо подтолкнул её, и она коротко выдохнула. — Подожди, Рон, — прошептала она с таким же нетерпением. Когда секунду спустя она снова повернула голову, Малфой уже спускался в подвал, видна была только верхняя часть его тела, а укороченная конечность была в основном прикрыта накинутым поверх неё толстым пиджаком, он неуклюже шёл по лестнице, как будто у него было мало времени, чтобы привыкнуть к потере. — Миона, что ты делаешь? — Ничего, Рон, просто замолчи. — Его рука выглядит чертовски странно, не так ли? — прошептал Рон, всё не замолкая, и Гермиона застонала про себя. Её глаза тупо уставились на голову Малфоя, когда он исчез из поля зрения, его последние слова, обращённые к ней, прокручивались у неё в голове снова и снова. Без гнева и злобы, но переполненные воспоминаниями о боли и страхе — о горе. И, может быть, в них было немного обиды, но могла ли Гермиона действительно винить его за это? Она вспомнила, как он трясся, как осиновый лист, когда говорил. Волан-де-морт оторвал их… а потом Нагини съела их. — Думаю, меня сейчас стошнит… — выдохнула Гермиона, а затем сделала именно это, высвободив свой полупереваренный ужин на пол и тапочки бедного Рона. — О, Мерлиновы яйца! — выругался Рон, а Гермиона сглотнула, почувствовав, что к горлу подступает новая волна тошноты, и зажала одной рукой рот, а другой живот. Её глаза зажмурились и наполнились слезами, рот наполнился слюной, а желудок скрутило. «Успокойся, успокойся, успокойся», — яростно твердила она себе, и через мгновение рвотные позывы постепенно начали утихать. Она открыла глаза и посмотрела на Рона, который поднял ногу в тапочке и с лёгким отвращением разглядывал разбрызганную по ней рвоту. Достав свою палочку, она пробормотала «Агументи» и прополоскала рот струёй воды. Из столовой донёсся слабый шум, и Гермиона выглянула из-за дверного косяка и через арку увидела, что Малфой и Гарри исчезли. Гарри, должно быть, закрыл за собой люк, потому что пол снова стал ровным, и только квадратные очертания двери указывали на то, что она когда-то здесь была. Рон издавал звуки отвращения, а Гермиона вздохнула от смущения и досады. — Эванеско. Прости, Рон, — извиняющимся тоном сказала она. — Спасибо. Без проблем. Полагаю. — Его нос сморщился, когда он осмотрел свои теперь чистые тапочки, а затем его глаза метнулись к ней, явно выражая обеспокоенное замешательство. — Из-за чего всё это? Гермиона облизнула губы и направилась вверх по лестнице, вытащив из кармана джинсов старую магловскую пачку жевательной резинки и с благодарностью жуя подушечку. Мятная свежесть стёрла стойкий привкус рвоты у неё во рту. Она не знала, что сказать Рону, и всё ещё продолжала слышать слова Малфоя и представлять, как это, вероятно, произошло. Как это, должно быть, ужасно было для него. «Точно так же, как это было для меня», — мелькнула мысль в голове Гермионы, и она шмыгнула носом. Она всё ещё плакала, чёрт возьми, из носа текло, как из сломанного крана. — Это выглядит ужасно, — сказала она через плечо Рону, поднимаясь по лестнице. Это мало что говорило о её чувствах, но это всё равно было правдой. Гермиона не хотела углубляться в свои эмоции — в этом не было смысла, — но и врать Рону она тоже не хотела. — Довольно мерзко, — согласился Рон, и Гермиона издала всхлипывающий смешок раздражения. — Это не то, что я имела в виду, Рон. Это правда ужасно… это выглядит странно, да, но я имела в виду… — Она толкнула дверь в свою комнату, схватив салфетку из коробки на туалетном столике, опустилась на край кровати и вытерла нос. — О боже. Гермиона закрыла лицо руками и заплакала уже по-настоящему. Из-за всего. Из-за тех, кто умер. Из-за своих родителей в Австралии. Из-за собственных пыток у Малфоев. Кошмаров, благодаря которым сон превращался в повторение той адской пытки. Она была такой уставшей в эти дни, всегда такой уставшей. Она плакала из-за пальцев Малфоя, оторванных из-за того, что он осмелился сделать то немногое, чтобы помочь ей. И ей всё равно этого было недостаточно. Она всё ещё ненавидела его и считала, что имеет на это полное право. Но его рука. Боже, это было неправильно, как бы сильно Гермиона его ни презирала. И Гермиона не могла избавиться от чувства, что это каким-то образом была её вина — не только пальцы, но и сама кисть. Может быть, если бы Малфой не помог Гермионе, Сами-Знаете-Кто никогда бы не начал наказывать Малфоя, лишая его… его… конечностей. Боже, это было похоже на фильм ужасов. Она проглотила слёзы и сопли, когда её желудок снова взбунтовался, и попыталась глубоко дышать. Рон нервно стоял у двери, наблюдая за плачущей Гермионой с широко раскрытыми встревоженными глазами. — Ты в порядке, Миона? — нерешительно спросил он, когда её плач начал стихать. — Угу. — Она кивнула на краю кровати, сморкаясь и вытирая нос уже пропитавшейся влагой салфеткой. Она убрала смятый бумажный шарик от лица и разочарованно уставилась на него, поскольку он размазал больше, чем впитал. Рон схватил коробку с салфетками с её маленькой книжной полки и протянул ей. — Спасибо, — пробормотала она гнусаво, доставая новую салфетку и громко высмаркиваясь. — Знаешь, это не твоя вина, — непринуждённо сказал Рон, устраиваясь на кровати рядом с ней. Она прислонилась к нему, прижимаясь всем телом, и он успокаивающе обнял её за талию, её голова уютно опустилась ему на плечо. — Что? — Она знала, что имел в виду Рон, но ей хотелось услышать, как он произнесёт это вслух. Как странный способ наказать себя; заставляя представлять это, думать об этом. — Рука Малфоя — его пальцы, я имею в виду. — Рон сжал Гермиону в объятиях и высказал на удивление мудрую мысль: — Он выбрал быть Пожирателем Смерти. Если бы он не стал им, то бы не потерял ни пальцев, ни кисти. Чёрт возьми, Миона, за последние несколько лет он мог принять с дюжину решений, которые не приводили к этому. Это не твоя вина, — он замолчал и добавил, снова больше походя на типичного Рона: — Кроме того, это Малфой. Если кто и заслуживал потери чёртовой руки, так это он. — Рон! — Гермиона потрясённо ахнула. — Он позволил им пытать тебя, Гермиона! Я не собираюсь жалеть этого мерзавца! Гермиона уступила с полусдавленным рыдающим смехом. — Но это просто… Ну, он наш ровесник. Это… — Несчастие? Да, ну, это то, чего ты должен ожидать, когда работаешь на тёмного волшебника, — Рон пожал плечами и толкнул Гермиону локтем, и она, вопреки всему, улыбнулась. Иногда Рон был занозой в заднице, но иногда… иногда он был именно тем, в ком она нуждалась, чтобы приободриться. — Это каким-то образом делает всё это таким реальным. Я знаю, что людям и раньше причиняли боль, их убивали, но видеть Малфоя в таком состоянии. Это оставляет в замешательстве, — призналась она. Гермионе так сильно хотелось просто ненавидеть Малфоя за то, что произошло в поместье, но теперь она начала испытывать к нему и жалость тоже. Это было несправедливо. Почему она не могла просто ненавидеть его? Почему он должен был получить травму и казаться таким человечным? Некоторое время она сидела в уютной тишине рядом с Роном, впитывая тепло его тела и его поддержку. Теперь, когда они оба перешли на новый уровень отношений, всё стало намного лучше. Рон как друг был гораздо милее, чем Рон как возлюбленный. Он погладил её по спине и прижался щекой к её макушке, а она уткнулась лицом ему в плечо и обвила рукой его талию. Это было так же интимно, как и любое другое объятие, и всё же она больше не чувствовала неловкости. Раздался громкий стук в дверь, Гермиона глубоко вздохнула и прочистила горло. — Входи, — позвала она, и Гарри просунул свою взъерошенную голову в крошечную комнату. — Тебе лучше? — Он в три шага пересёк комнату и сел по другую сторону от Гермионы. Она кивнула и одарила его неуверенной улыбкой, слабой, но настоящей. — Да. Немного. — Она увидела, как Гарри посмотрел на Рона, как будто не верил, что она скажет ему правду, и почувствовала короткий подтверждающий кивок Рона. Это должно было разозлить Гермиону, спровоцировав привычные всем нотации, но сегодня это просто заставило её почувствовать себя в безопасности. Почувствовать заботу. Сидя между двумя своими мальчиками. Гермиона снова улыбнулась, и на этот раз её улыбка была не робкой, а бездумно счастливой. — Значит, он в подвале? — спросила она наконец. — Надежно заперт. Он не выберется оттуда в ближайшее время. Не то чтобы ему было куда идти, даже если бы он мог, — небрежно сказал Гарри, рисуя рукой маленькие успокаивающие круги между лопатками Гермионы. — Где Нарцисса? — В больничной палате, в искусственном сне. Я думаю, первые несколько дней мы будем держать её спящей большую часть времени, за исключением приёмов пищи и тому подобного. — Гарри снял очки и устало потёр глаза. — Как только Малфой докажет, что он не доставит никаких неприятностей, возможно, мы сможем посадить её в подвал вместе с ним. Позволить ему держать её под контролем. Я не знаю. Мы разберёмся с этим завтра. Гермиона кивнула, но не смогла придумать, что сказать, голова казалась тяжёлой и свинцовой, когда на неё навалилась усталость. — Рон, нам нужно поговорить, — сказал Гарри, и Гермиона — всё ещё держа голову на плече Рона, — увидела, как Гарри взмахом руки указал на дверь. Она моргнула, выпрямляясь, и убрала пряди волос со щеки, к которой они прилипли, воздух казался странно холодным по сравнению с теплом плеча Рона. — Ты же не собираешься улизнуть и говорить о войне без меня, не так ли? — резко спросила Гермиона, и смущённый взгляд Гарри был ответом на её вопрос. — Ты устала, и это был долгий вечер. Я не хотел тебя беспокоить, — сказал Гарри, и Гермиона сердито посмотрела на него. Ей не нравилось, что её не посвящали в планы, касающиеся войны. Возможно сейчас она и не в состоянии отправиться на дежурство или задания, но всё равно может быть полезна на этапах планирования. И ей не нравилось, как они пытались что-то скрыть от неё, как будто она была хрупкой и слишком сильный стресс мог её сломить. Если бы Гермиона собиралась сломаться, она бы сделала это под палочкой Беллатрисы. Сломалась ли она? Она не была уверена. Уставшими глазами она хмуро посмотрела на двух мальчиков — теперь уже почти мужчин, на самом деле. — Если собираетесь говорить о военном планировании, я, чёрт возьми, буду в нём участвовать, — отрезала она, и мальчики обменялись взглядами. — Прекрасно. Тогда это может подождать до завтра. Тебе нужно поспать, — настаивал Гарри, и Гермиона подозрительно посмотрела на него. — Ты же не собираешься просто пойти и провести собрание за моей спиной, как только я засну, не так ли? — Я клянусь, Гермиона, — пообещал Гарри с полунасмешливым разочарованием из-за её упрямства. — Мы подождём до завтра. Это не срочно. — Верно. Тогда хорошо. — Гермиона кивнула, и её челюсть щёлкнула от широкого зевка, взгляд метнулся к маленьким квадратным волшебным часам на книжной полке: «11:07 И ВСЁ ХОРОШО», — было написано на прямоугольном циферблате сверкающими красными буквами, и она мысленно фыркнула. Глупая штука. Это был рождественский подарок Рона пару лет назад, маленькая дешёвая безделушка, которую, как подозревала Гермиона, он схватил в панике в последнюю минуту. Однако она сохранила его, потому что это был подарок. — Думаю, увидимся утром. Рон в последний раз обнял её, прежде чем встать и направиться к двери, а Гарри улыбнулся ей и похлопал по руке. — Спокойной ночи, Гермиона. — Спокойной ночи, Гарри, спокойной ночи, Рон, — пожелала Гермиона, и когда они ушли, она плюхнулась обратно на кровать и испустила глубокий вздох. Это станет более чем странно, если Малфой будет находиться рядом. Гермиона догадывалась, что они не смогут вечно держать его взаперти в сыром подвале, если он докажет, что заслуживает доверия. Так что, вероятно, в конечном счёте это означало, что он будет находится в доме. Ей придётся видеться с ним каждый божий день. Ей придётся есть вместе с ним и проводить долгие вечера, слушая радио в одной комнате вместе с ним. Она смотрела на ровный белый потолок над собой, лениво вертя в руках волшебную палочку взад-вперёд и представляя себе дни и ночи, которые ей предстоят. Ситуация была достаточно напряжённой и без Малфоя, околачивающегося поблизости. Было так много ситуаций, в которых присутствие Малфоя могло всё испортить, и наиболее вероятной из них было то, что он и Рон всё-таки попытаются на самом деле убить друг друга. Но был также и тот факт, что встреча с ним вернула ей воспоминания о пытках; не говоря уже о горячем приливе вины и жалости, смешанных с гневом, которые он, вызывал в ней. Гермионе это совсем не понравилось. Она ощущала, что хотела возненавидеть его, но вместо этого чувствовала к нему жалость. Это делало её несчастной и растерянной, и всякий раз, когда она думала о его ампутированной руке, от сочувствия у неё неприятно скручивало живот. Гермиона громко застонала и перевернулась на живот на своей кровати, зарывшись лицом в подушки. Это было ужасно. Хуже уже быть не могло.