О потерях и приобретениях

Когда поздно вечером в день задания Гермионы со скрипом открылась дверь люка, Драко понял, кто это был. Его рука задрожала, когда его охватило облегчение и нахлынуло предвкушение. Кто ещё мог спуститься к нему так поздно, и особенно в эту ночь? Это вошло у них в привычку. Она приносила ему горячий шоколад, и они садились и обсуждали задание, что произошло, что пошло не так, как она могла бы добиться большего в следующий раз. Это заставляло Драко чувствовать себя полезным — как будто он был нужен Гермионе. Он улыбнулся про себя. И вот она, спускается через люк с бутылкой в каждой руке, с растрёпанными волосами и в вполне практичных джинсах и свитере. Она медленно поставила бутылки на третью верхнюю ступеньку и осторожно закрыла за собой люк. — Гермиона? — позвал он, и она подпрыгнула при звуке его голоса и пошатнулась на лестнице, и на какой-то болезненный момент Драко подумал, что она сейчас упадёт, и проклял тупого ублюдка, который соорудил такую крутую лестницу без перил. Он вскочил с кровати в одно мгновение, «Крёстный отец» упал на пол, забытый, когда он бросился через подвал и вскарабкался по ступенькам, ругаясь на неё. — Какого хрена, Гермиона. Что ты пытаешься сделать? Убиться? — Затем она снова чуть не свалилась, ворча. — Иди ты нахуй, Драко Малфой! — Он приподнял бровь, наполовину обеспокоенный, наполовину просто обрадованный тем, что видит её живой и невредимой, и не выказал никаких эмоций, когда рявкнул на неё: — Ёбаные яйца Мерлина, женщина, будь осторожна! — Она подняла голову и затуманенным взглядом посмотрела на Драко, который остановился в нескольких шагах от неё, и наклонилась, чтобы поднять бутылки, пошатываясь. — Гермиона… Гермиона, ты пьяна? — Это было бы почти комично, если бы не преисполненный страха и трепета взгляд в её глазах, но Драко продолжал говорить, хватая её за руку, чтобы удержать, поскольку она настаивала на том, чтобы взять чёртовы бутылки с тем, что, как он теперь мог видеть, было каким–то напитком — магловским, судя по всему. Её тело было напряжено, а руки дрожали, словно она больна, и его охватило беспокойство. Что там произошло? Драко знал, что ей не следовало отправляться на это чёртово задание. — Гермиона Грейнджер, пьяна. Чудеса никогда не прекратятся? — Его тон был сух, как Сахара, он пытался поднять настроение, успокоить её, но это не сработало. — Отпусти меня, Малфой. Я не пьяна, просто… — осторожно произнесла Гермиона, пытаясь вырвать свою руку из его крепкой хватки, и они оба угрожающе покачнулись, а Драко выругался. — Гермиона, прекрати это, ладно? Я просто пытаюсь помочь. Я не допущу, чтобы ты упала с лестницы. — Он пытался игнорировать тот факт, что она назвала его Малфоем, пытался притвориться, что она не метала в него испепеляющие взгляды. — Хорошо, — наконец резко сказала она и, вскинув голову, позволила Драко вести её вниз по узким ступенькам, опираясь на его руку. Она шла так, словно была старой и хрупкой, и вздрагивала при каждом шаге. — Тебе больно, — констатировал он очевидное, и Гермиона неохотно кивнула. — Насколько всё плохо? — Просто сильный ушиб, — пробормотала Гермиона и издала стон облегчения, когда Драко усадил её на стул за столом. Волосы на его затылке встали дыбом от этого мягкого звука, и он попытался не обращать внимания на дрожь, которая пронзила его. Он сел напротив неё, и она подтолкнула к нему через стол одну из бутылок. — Горячий шоколад меня совершенно не интересует. — Водка со льдом? — Драко с любопытством прочитал магловскую этикетку, открутил крышку и понюхал прозрачную жидкость внутри. Запаха практически не было. Он отхлебнул, ледяное и крепкое, но без особого вкуса. Ему это нравилось не так сильно, как волшебный алкоголь. Однако он не сказал об этом Гермионе — не хотел, чтобы она откусила ему голову. — Переходим к употреблению крепких напитков, да? Это немного отличается от горячего шоколада, правда? — Драко осмотрел её лицо: усталое и бледное, глаза потускнели до тёмно-карего. — Не то чтобы я жаловался. Она ничего не сказала, просто уставилась на свою бутылку, отпивая из неё с содроганием каждый раз, когда алкоголь попадал ей в горло. Должно быть, на задании произошло что-то очень плохое. Драко подумал, не умер ли кто-нибудь. Если так, то это не могли быть Поттер или Уизли — если бы это был кто-то из них, Гермиона была бы не просто пьяна, она была бы разбита на куски. Он мысленно перебрал все возможные варианты того, как миссия могла пойти не так, но не сказал ничего вслух. Просто ждал, пока она будет готова заговорить. Наконец она заговорила, как будто каждое слово давалось ей с огромным трудом. — Миссия провалилась. Как я уверена, ты уже догадался. Цель состояла в том, чтобы раздобыть несколько свитков, содержащих детали планируемых передвижений Пожирателей Смерти в течение следующих трёх месяцев. — Гермиона сделала глоток своего напитка, откинула волосы с лица и вздохнула, издав долгий, сдавленный звук, от которого Драко захотелось сделать что–нибудь — что угодно, — чтобы снова сделать её счастливой. — Мы их не заполучили. — Вы… вы кого-нибудь потеряли? — нерешительно спросил Драко, подцепляя ногтями край водочной этикетки и медленно отрывая её с бутылки. Гермиона покачала головой. — Нет. Никто не умер. — Она замолчала и посмотрела на него через стол, и в её карих глазах было отчаяние. Драко вздрогнул. Он никогда раньше не видел её такой побеждённой, такой подавленной. Она всегда казалась такой неукротимой. Она была храброй гриффиндоркой, никогда не сдававшейся — даже перед лицом ужаса и смехотворно ничтожных шансов. — Чжоу Чанг — помнишь её по школе? — Когтевранка, верно? На год старше нас? — Да. Ну, она потеряла голень из-за проклятия, которое… — Гермиона замолчала, не сводя глаз с горлышка своего магловского напитка, лениво возя бутылку туда-сюда по столу между ладонями. — Триша не смогла пришить её обратно или сделать что-то вроде этого — тёмные искусства, знаешь ли. Уничтожили её. — Её голос звучал так устало, и Драко захотелось просто оторвать её от алкоголя и отвести в свою постель. Укутать её и гладить по волосам, пока она не заснёт. Ей нужен был отдых, а не выпивка. — О, — выдавил он вместо этого. — Что ж. По крайней мере, Чжоу жива? — Мм. Ха. Она не переставала кричать. Пока ей не дали успокоительное зелье. — Гермиона моргнула, и Драко увидел влагу в её налитых кровью глазах, и несколько слезинок, которые она тут же смахнула рукавом. Она встретилась взглядом с Драко, и он не отвёл взгляда от боли, таившейся в них. — Перед тем, как заснуть, она сказала… она сказала: «Я просто не хочу быть уродливой». Таким голосом, как будто ей было стыдно за то, что она беспокоилась о чём-то подобном. Она могла умереть, а она беспокоилась о том, что будет некрасивой. Это забавно. — Гермиона рассмеялась тихо, сдавленно и горько, а Драко поморщился, остро ощутив культю в своём правом рукаве. Уродливой. В то время, когда он потерял руку, он больше беспокоился о том, что его будут медленно и ужасно убивать, чем о том, что его не сочтут привлекательным, но потом… Драко вдруг стало интересно, что Гермиона думает о его руке. Культе. Чёрт, это звучало ужасно — культя. Он задавался вопросом, считала ли Гермиона это уродливым, точно так же, как Чжоу боялась, что потеря ноги сделает её уродливой. — Я никогда не тратил много времени на размышления об этом. Насчёт уродства, я имею в виду, — почти солгал он. — Нет, с чего бы тебе? Я имею в виду… для Чжоу всё по-другому. — Ну, я не знаю… Может быть, я хочу, чтобы т… люди тоже находили меня привлекательным. — Драко мысленно выругался и постарался, чтобы это прозвучало не так, как будто он говорил о Гермионе. — Я знаю, что мы в разгаре войны, и я военнопленный этой войны, запертый в каком-то чёртовом дурацком подвале, но это не значит, что однажды… ну, однажды. Было бы неплохо, например, чтобы маленькие дети не отводили глаза, когда увидят меня на улице. Гермиона даже слегка улыбнулась на это; напряжённая хрупкость её лица смягчилась, и Драко почувствовал себя до смешного хорошо оттого, что был причиной этого выражения. — Тебя едва ли можно назвать отвратительным, Драко Малфой, и ты это знаешь. Перестань выпрашивать у меня комплименты. Слизеринец. Драко ухмыльнулся ей. — Я приму это как комплимент. Но через мгновение улыбка с её губ исчезла, и она уставилась на стену позади него, отводя взгляд и снова поднося бутылку к губам. — Что ещё произошло? — спросил Драко. — Я имею в виду, я знаю, что потеря ноги Чжоу Чанг вряд ли хороший исход, но подобные травмы были и в других миссиях, и ты никогда раньше не спускалась сюда, чтобы утопиться в бутылке. — Может быть, я изменилась. — Она пристально посмотрела на него, сфокусировав взгляд на его лице, и он почувствовал себя обнажённым под её пристальным взглядом; как будто каждый дюйм его тела был тщательно изучен. Он пожал плечами. — Возможно, полагаю. Или, может быть, случилось что-то ещё, о чём ты мне ещё не рассказала, — подтолкнул он. — Если это так, то, возможно, у меня есть причина не говорить тебе, — коротко ответила она, и Драко приподнял бровь, обеспокоенный и немного задетый отказом. — Почему бы тебе не сказать мне? Ты всегда рассказываешь мне всё о заданиях, на которые отправляешься. — Как я и сказала. Может быть, я изменилась. — Она грустно улыбнулась, скривив губы, что Драко скорее привык чувствовать на своём лице, чем видеть на лице Гермионы. Он беспокоился о ней. Она была не похожа на саму себя, и Драко не нравилось видеть её такой меланхоличной. Возможно, дело было просто в алкоголе. Возможно, Гермиона Грейнджер была плаксивой пьяницей. Эта мысль немного позабавила его — всё же лучше, чем злобная пьяница. — Как считаешь, люди действительно могут измениться? — спросила его Гермиона, а затем отмахнулась от вопроса, взмахнув рукой. — Неважно. Очевидно, ты думаешь, что люди могут измениться. — Да, могут. Я изменился. Что спровоцировало все эти разговоры о людях и переменах? — Драко подумал, что, возможно, он уже знает, в чём проблема; из того, что она сказала, и из того, как она себя вела, но он хотел, чтобы Гермиона сказала это сама. — Я не знаю. — Гермиона склонила голову набок, опираясь локтями о стол, и посмотрела на Драко остекленевшими глазами. — Ну, я знаю. Но я не хочу тебе говорить. — Ты можешь рассказать мне всё, что угодно, Гермиона. Ты это знаешь. Кому я скажу? — Драко слегка ухмыльнулся, указывая на подвал, пустой, если не считать их двоих. Она прикусила губу. — Сегодня вечером я использовала Убивающее заклятие, — она выпалила эти слова, и Драко медленно кивнул. Значит, он был прав. — Это война, Гермиона. И ты защищалась, верно? — Ну… вроде того. Я имею в виду… Пожиратель Смерти убил бы Чжоу и меня, если бы у него был шанс. Он был тем, кто проклял Чжоу. Драко, он был… — Она казалась смущённой, её голос был потерянным и пустым, и Драко стало безмерно жаль её. Она была такой чертовски благородной — Пожиратель Смерти убил бы её, и всё же она чувствовала себя неловко из-за того, что убила его первой. — Значит, это была самооборона, — сказал Драко, стараясь, чтобы заявление прозвучало как можно более буднично. Он не хотел, чтобы Гермиона поверила, что она убийца; это уничтожило бы её. — Мы не сражались с ним, когда я бросила в него заклятие. Мы разговаривали. — Ты разговаривала с Пожирателем Смерти? — Драко почувствовал, как его лоб озадаченно нахмурился. — Мы с Чжоу застали его, когда он собирался бежать со свитками, и… — Плечи Гермионы поникли, и она, казалось, вся сжалась, полная нижняя губа задрожала, когда она сделала ещё один большой глоток. Её руки дрожали, и уровень жидкости в бутылке опустился слишком быстро. Драко схватил бутылку и решительно оторвал от её рта. Влажный блеск водки заблестел на её губах, и она вздрогнула, проглатывая остатки спиртного. Драко почувствовал горячий прилив совершенно неуместного возбуждения, когда Гермиона небрежно провела пальцем по своей влажной от алкоголя нижней губе, собирая капельки влаги, а затем слизывая их с пальца. Он приказал своим своенравным мыслям и телу вести себя прилично, когда поставил бутылку на свою сторону стола. — С тебя хватит, Гермиона. — Я только сегодня вечером обнаружила, что нет такого понятия, как «хватит», когда дело касается алкоголя, — выпалила она в ответ, но в этом выпаде не было страсти, её голос был таким же тусклым, как и глаза. — Подожди до завтра, прежде чем решишься на это. Приходи завтра утром, у меня такое чувство, что ты, возможно, передумаешь, — ответил Драко и крепко сжал бутылку, когда Гермиона ухватилась за горлышко и попыталась забрать её обратно. — Малфой! — пожаловалась она, и Драко покачал головой. — Нет. Ты уже пьяна. Тебе не нужно быть пьянее. — Не смей указывать мне, что делать! — прошипела она, и её голос был ядовитым, когда она безуспешно дёрнула бутылку. Драко поднял её в воздух рядом с собой, вне её досягаемости, и рот и челюсти Гермионы сжались. — Дай. Это. Сюда. — Нет, — сказал он, и Гермиона зарычала и схватила бутылку Драко. Ему повезло, что у него были рефлексы ловца: он зажал напиток Гермионы между ног и схватил свой со стола, убирая так же за пределы её досягаемости. Он невольно вздрогнул и заёрзал на стуле. Мерлин, чёртова бутылка была холодной, прижатая прямо к самому ценному. Блядь. Драко пытался игнорировать медленный процесс замерзания, происходящий в его штанах. — Сначала скажи мне, что такого плохого в самозащите, что тебе хочется утопиться в дешёвой моче. — Ты не имеешь права на… на… Уф! — Гермиона оставила попытки вернуть бутылку и откинулась на спинку стула, потирая лицо руками. Она выглядела такой маленькой и такой грустной, и Драко просто хотел всё исправить. Стереть усталое разочарование в алкогольных парах, окружающих Гермиону, целуя её, заставляя забыть обо всём, кроме его горячих губ на её. Его кожа против её. Жар, пот, скользкость и одышка. Но он не мог по стольким разным причинам — одна из них заключалась в том, что Драко не был уверен, что физически сможет совершить это действие после того, как чёртова холодная бутылка водки закончит попытки превратить его в глыбу льда. — Поговори со мной, Гермиона, — вместо этого сказал Драко. — Расскажи мне об этом. Я… я знаю, должно быть, неприятно накладывать смертельное заклинание, даже когда человек, которого ты убиваешь, является твоим врагом, но… — Верно. Ты никогда никого не убивал, не так ли? — спросила она ломким голосом, убирая руки от лица. Её тусклые карие глаза, под которыми виднелись синяки от стресса и бессонницы, были прикованы к его, и он заёрзал. — Нет. Не убивал. — Ты был не очень хорошим Пожирателем Смерти, не так ли, Малфой? Драко застыл. Они никогда не говорили об этом открыто. И Гермиона только что пробила брешь в стене невысказанного резким, горьким тоном. Он чувствовал себя в полной растерянности. Он не мог прочитать её сегодня вечером — понятия не имел, что она хотела от него услышать, в чём была её проблема, почему она казалась такой опустошённой этой миссией. Нога Чжоу и смертельное проклятие не объясняли этого — Драко посмотрел на Гермиону, хрупко съёжившуюся в стуле, — ничто из этого. Непролитые слёзы и то, как она выпивала до дна бутылку, то, как она называла его Малфоем. — Я… я полагаю, что нет. Я имею в виду, я здесь, не так ли? — Драко поднял правую руку. — Кроме того, я не думаю, что отрубание чьей-либо руки является знаком благосклонности, независимо от того, какой ложью Хвост хотел бы себя обмануть. — Ты думаешь, что изменился? — Я изменился, — произнёс Драко следующие слова до того, как у него сдали нервы, и он проглотил их обратно: — Ты думаешь, я изменился? Последовало короткое многозначительное молчание. И затем: — Пожиратель Смерти, на которого я наложила смертельное заклятие. Это был твой отец, Малфой. Мир Драко перевернулся, и его желудок протестующе скрутило. Он схватился рукой за стол, чтобы не упасть, и бутылка водки со звоном упала на поверхность, покатилась, выпав из его руки, когда он сильно прижал её к столу, чтобы удержать равновесие. Его отец был… мёртв? Гермиона, Гермиона Грейнджер из всех людей, была той, кто убил отца Драко? Девушка, которая — он не мог отрицать, что она стала ему небезразлична, — убила его отца. Что. Что? Что за больную уёбищную шутку сыграл с ним мир? Его отец был мёртв. Потребовалось много времени, чтобы переварить эту мысль. Его отец был мёртв. Его мать наверняка была бы сломлена, опустошена. Драко был… Блядь, Драко не знал, каким он был. Опустошённым. Испытывающим облегчение. Напуганным. Печальным. Злобно удовлетворённым. Готовым пролить слёзы. Вспоминая своё детство, когда он в основном просто любил своего отца с тем незамысловатым обожанием, которое бывает у детей. Дрожащий всем телом и чувствующий, что его вот-вот вырвет на собственные колени? Да, в основном последнее. — Он увернулся, — непринуждённо сказала Гермиона, и глаза Драко широко распахнулись, и ему показалось, что он почувствовал, как кровь отхлынула от его лица, а дыхание застряло в горле. — Что? — Драко поднял взгляд на Гермиону. Она бесстрастно наблюдала за ним, как будто просто спокойно изучала его реакцию на её ложный намёк на то, что она убила его отца. Как будто он был каким-то исследовательским проектом или древним текстом, который она переводила. Бутылка, которую он уронил на стол из-за своей ошеломлённой реакции, теперь была зажата в её руке, и, пока он наблюдал, она сделала из неё глоток. Сука. — Какого ХУЯ, Гермиона? — Драко судорожно вздохнул и попытался подавить желание перелезть через стол и убедиться, можно ли душить одной рукой так же, как и двумя. — Какого чёрта ты пыталась… ты ёбаная… — Ты не хочешь, чтобы он умер. Я видела это по твоему лицу… Он воспитал тебя, — сказала она почти мечтательно, и пальцы Драко сжались. Она была пиздецки пьяна и, очевидно, плохо соображала. Что бы ни случилось сегодня вечером, должно быть… Драко не знал, почему она так себя ведёт, но старался не винить Гермиону за то, что она так морочит ему голову. Действительно, блядь, старался очень сильно. — Что, блядь, это должно означать? — сказал он более нормальным тоном, его сердце всё ещё колотилось в груди, ощущение, что он выпил десять бодроперцовых зелий за столько же минут, все ещё бурлило в крови. — Насколько человек может измениться? — переспросила она, и Драко яростно выругался. — Ты спрашиваешь, изменился я или нет, потому что был расстроен смертью своего отца? — Я не знаю! Может быть. Я не понимаю, почему ты так… Ты выглядел так, будто я ударила тебя ножом, когда сказала, что пыталась проклясть его, и… — Конечно, я был расстроен! Он мой отец, Герм… — Он монстр, Драко. — Гермиона решительно прервала его, произнеся, наконец, его имя, и звучание его в её устах было таким приятным, каким бы расстроенным, сбитым с толку и взбешённым Драко ни был из-за неё. Она продолжила: — Он злой. Он лишил тебя… — Он мой отец! Он укладывал меня спать по ночам, и заботился обо мне, и хвалил меня, когда я… — Заботился о тебе? Он искалечил тебя! Как ты можешь всё ещё волноваться о нём после всего, что он… — Теперь они стояли, крича друг на друга через стол, и волосы Гермионы растрепались вокруг её лица, и она сердито размахивала бутылкой водки; бутылка Драко с глухим звуком упала на пол, когда он встал. — …любил меня! И я всё ещё люблю его за то, кем он был для меня, когда я был ребёнком, но это не значит, что я не изменился… — Это херня, Драко! Твой отец превратил невинного младенца в фанатичного, ужасного придурка, а затем заставил этого мальчика стать рабом Тёмного Волшебника и… — Мой отец не заставлял меня присоединяться к Тёмному Лорду! Отец был в Азкабане! Я сделал это, потому что хотел! — Воцарилась тишина. Драко закрыл глаза и очень сильно пожалел, что сказал это. — Ты хотел? — Голос Гермионы был тихим и отстранённым, и Драко не мог смотреть на неё. — Да. Полагаю, в то время ты так и думал. Глупая я. В эти дни я забываю, что… ты… я просто не могу представить, что ты когда-либо хотел… я всегда думала, что, может быть, Сам-Знаешь-Кто заставил тебя, но… Я думала… Драко облизнул губы, заставляя себя открыть глаза и посмотреть на хмурое лицо Гермионы. Она выглядела так, словно Драко только что предложил ей десять тысяч галлеонов, а затем выбросил их в море, или сжёг библиотеку, или убил её чёртового кота, или ещё что-нибудь, настолько сильным было её страдание. Он попытался объяснить, забрать у неё это страдание, потому что оно не было её, и она не заслуживала того, чтобы нести его. Она не должна разочаровываться в причинах, по которым он присоединился к Пожирателям Смерти — у неё не было на это права. Тогда он ненавидел её — это не имело к ней никакого отношения. Почему она была так чертовски разочарована? Почему ему было так стыдно? Ну, по крайней мере, это было очевидно. — Это… я не это имел в виду. Ну, не совсем. Я имею в виду, я действительно хотел… — Блядь, это было трудно признать, когда Гермиона смотрела на него с этим иррациональным разочарованием в глазах. Она знала его тогда, знала, каким он был до недавнего времени. И она действительно была так удивлена? — Но это случилось, когда … когда я был так молод, я имею в виду, потому что Тёмный Лорд был зол на отца за то, что тот подвёл его, и я был… способом его задобрить, полагаю. Жертвой. — Драко замолчал и опустил глаза, увидел бутылку водки, упавшую к его ногам, и поднял её — крышка была наполовину закручена, так что вылилось совсем немного жидкости, и Драко неловко открутил её. Затем сел и сделал глоток. Ему это было чертовски нужно. — Прости, — тихо сказала она, и Драко понятия не имел, за что именно она извинялась, но он принял извинения, пожав плечами и кивнув. — Ты тоже прости. — Он тоже не знал, за что извинялся. За ссору? За то, что разочаровал её в настоящем, присоединившись к Пожирателям Смерти давным-давно, когда он презирал её? За любовь к своему отцу? — За что, Гермиона? — За… за всё, я думаю. Мне жаль, что я… — Гермиона запнулась на этих словах, села и заправила волосы за уши, уставившись на бутылку водки так, словно в ней были ответы на вопросы о самой жизни. Может, так и было, если выпить достаточно. — Нет, я имею в виду, почему ты говоришь об этом всём сейчас? Это только потому, что ты видела моего отца, или он тебе что-то сказал? — Почему? Что, по-твоему, он мог сказать? — резко спросила она, и Драко вздохнул, уставший и разочарованный этим бесконечным витком сомнений и недоверия. — Ничего особенного. Он просто… ему нравится морочить людям голову. Ему нравится сеять сомнения и настраивать людей друг против друга. Использовать неуверенность и слабость людей против них самих. — Драко пожал плечами. — Ему нравится заставлять людей уничтожать самих себя — уничтожать друг друга — без необходимости пошевелить даже пальцем. Он говорит, что так элегантнее. — Ох. — Звук был тихим и странно радостным, и Драко уставился на Гермиону, которая продолжала пялиться на бутылку водки. Ему хотелось бы, чтобы его отец был кем угодно, только не тем, кем он был. В некотором смысле даже Волан-де-Морту было бы легче стать отцом, потому что, по крайней мере, тогда Драко не думал, что у него возникли бы эти томительные чувства любви и верности. — Что он сказал? — снова спросил Драко, сожалея о своём вопросе, даже когда задал его. Он действительно хотел знать? Гермиона посмотрела в воздух над головой Драко, её глаза скользнули в сторону, когда она задумалась, между её бровями появилась маленькая вертикальная складка, как это всегда бывало, когда она злилась или концентрировалась. Драко видел это каждый раз, когда они играли в «Риск», когда она морщила лоб, запускала пальцы в волосы, поджимала губы, отчаянно пытаясь придумать способ превзойти его. — На самом деле я точно не помню. Я уверена, ты понимаешь, что в тот момент я была немного рассеяна, — отрезала она, и Драко поморщился и сделал глоток из бутылки водки, которую ему действительно не следовало пить, но ему нужен был освежающий напиток. — Не прикидывайся дурочкой прямо сейчас, Гермиона. Пожалуйста, — тихо сказал он, и Гермиона издала звук гнева и разочарования и дёрнула себя за волосы. Совсем как во время их игр. Драко действительно хотел поиграть с ней в это снова. Он не хотел, чтобы его отец вставал между тем, что, блядь, было у него с Гермионой. — Прости. Мне жаль. Честно говоря, я… я сейчас ни на что не гожусь, кроме постели, — извинилась она. Ой. Он не мог не думать об этом намёке, и, судя по выражению её лица, Гермиона тоже это поняла. Она густо покраснела. — Постель, хм? — Драко позволил ухмылке промелькнуть на его губах, и Гермиона покраснела ещё больше. — Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. — Правда? — Да, — огрызнулась она без настоящей злости и её нога резко ударила его под столом, а затем на следующем вдохе она сказала: — Твой отец сказал мне две вещи, которые я прекрасно помню. — И вот так просто крошечная отсрочка от надвигающегося кризиса исчезла. Драко придал своему лицу спокойное выражение и неохотно слушал. — Первое процитирую почти слово в слово: «Он всё ещё моя кровь, и кровь прольётся… На вашем месте я бы не поворачивался к нему спиной». А второе… — Она секунду покусывала ноготь, явно пытаясь вспомнить, а затем энергично кивнула. — Точно. Как я могла забыть? — Гермиона горько усмехнулась, и Драко понял, как сильно ему ненавистно слышать, как это звучит — это казалось неправильным. — «Однажды Пожиратель Смерти — всегда Пожиратель Смерти», — сказала она, очевидно цитируя его отца, и Драко увидел, как её взгляд переместился на его левое предплечье, к метке, скрытой рукавом. — Это неправда, — машинально сказал он. — Неужели? Снегг вернулся к Сам-Знаешь-Кому, не так ли? — Каркаров. — Хорошо. Я признаю это. Но почему я должна действительно, по-настоящему верить, что ты отвернулся от всего, во что превратил тебя твой отец? Всю твою жизнь тебя воспитывали как человека, который последует за кем-то вроде Сам-Знаешь-Кого. Тебя воспитывали фанатиком, чистокровным человеком и ужасным, высокомерным придурком. Так почему же сейчас, именно сейчас, ты изменился? Как получилось, что всего за несколько коротких месяцев ты отверг всё, во что когда-то верил сердцем и душой, чтобы перейти на нашу сторону? — Потому что это было неправильно. — Его нога задела ногу Гермионы, щекоча и подталкивая, и она едва подпрыгнула на стуле и бросила на него мрачный взгляд. — Что? Так просто? — недоверчиво спросила она. — Нет, не так просто. Я начал меняться уже давно. С того момента в… в башне, — признался Драко. Иногда ему казалось, что Дамблдор сделал для Драко то же самое, что в некотором смысле сделала мать Поттера для него, — пожертвовал собой ради Драко. В тот момент Драко ничего об этом не думал, слишком охваченный страхом и адреналином, но позже он задался вопросом, почему, даже больного и уставшего, Дамблдора было так легко разоружить. Это было почти так, как будто он сделал это нарочно. Драко не знал почему, но это было похоже на то, что сделал бы старый волшебник. — Ты не убивал Дамблдора. — Нет. Не убивал. Он… он позволил мне обезоружить его. Ох, в то время я думал, что был невъебенно умён, победив Дамблдора. А потом, когда дошло до дела… Он был таким старым и усталым, и таким пиздецки добрым, и я… я не смог этого сделать. — Драко спрятал лицо в ладони, и последние слова прозвучали приглушённо. Он никогда никому этого раньше не говорил. — Это началось именно тогда. Я был молод и глуп, и, как ты сказала, отец… отец воспитал меня в ненависти. Я стремился вступить в ряды Пожирателей Смерти. Было страшно, но я хотел. — Он поднял глаза. — Но потом я понял, что вляпался по уши. Я тонул, и некому было меня вытащить, поэтому я просто… задержал дыхание. — Я бы так не поступила. Я бы пошла в Орден или… или ещё куда-нибудь, как только поняла, что поступаю неправильно, — сказала Гермиона почти вызывающе, хотя Драко мог видеть, по крайней мере, некоторое сочувствие в её глазах. — Да, я знаю, что ты бы так и поступила, — сказал он несчастным голосом. — И именно поэтому тебя распределили в Гриффиндор, а меня — в Слизерин. Ты весело продолжаешь путь перед лицом неминуемой смерти, помнишь? — Когда ты понял, что хочешь уйти? — Когда это превратилось в допрос? — сухо спросил Драко, и Гермиона, не мигая, продолжала смотреть на него. — С того момента, как я спустилась сюда. Ты просто не знал этого. Драко приподнял бровь. Гермиона, конечно, не собиралась давить. Но, может быть, в каком-то смысле это было и к лучшему. Выложить всё начистоту. Открыться. — Когда Егеря привели тебя, Поттера и Визла, — прямо сказал он. — Я хочу, чтобы ты знал, что, несмотря на его не совсем иррациональную ненависть к тебе, Рон хороший человек, и мне не нравится, когда мои друзья издеваются друг над другом, — чётко произнесла Гермиона, а затем отхлебнула водки, пристально наблюдая за ним. Драко устал, и он слишком много выпил, и ему потребовалась минута, чтобы понять смысл того, что она сказала. — Думаю, в таком случае я могу называть его Уизли. — Они улыбнулись друг другу, и у Драко потеплело на душе. Мерлин, она определённо была особенной. Прямолинейная, благородная, всезнайка Грейнджер. Гермиона. — Почему? — спросила она, и Драко легко уловил ход мыслей Гермионы. — Потому что, как бы сильно я ни ненавидел вас троих… вы учились со мной в школе. Даже Поттер и Уизли не заслуживали того, чтобы их заперли, пытали или убили. А потом, когда я увидел, как тётя Белла пытает тебя, я понял, что просто больше не могу этого делать. Это был переломный момент. Вот почему я отпустил тебя. — Драко сглотнул, думая обо всём, что произошло после, что в конечном итоге привело к потере его руки, его побегу с матерью и прибытию в это место. Гермиона встала, отодвигая свой стул и ставя бутылку водки на стол. — Но ты был Пожирателем Смерти. — Был. — Можно мне на неё посмотреть? Драко застонал. Он не хотел, чтобы она её видела. Он не хотел. Теперь он ненавидел метку, ненавидел всё, что она олицетворяла, ненавидел то, что он никогда, ни за что не сможет избавиться от неё. Обе его руки были повреждены, так или иначе. Он хотел бы стереть её со своей кожи, но это было невозможно; это было необратимо, если только он не хотел удалить её, отрубив свою единственную оставшуюся руку, а Драко не был настолько в отчаянии. Всё, на что он мог надеяться, это на то, что, если Волан-де-Морт будет побеждён, она может в какой-то степени исчезнуть, возможно, полностью. Он не хотел, чтобы Гермиона видела её; с неизбежным отвращением, которое она бы у неё вызвала. Драко хотел нравиться Гермионе, а не вызывать отвращение. Он не хотел показывать ей. — Да. Ты можешь её увидеть, если хочешь, — сорвалось с его губ прежде, чем он смог остановить себя. — Но я не знаю, зачем тебе это нужно. Ты уже знаешь, как она выглядит. Уверяю тебя, на моей руке она не выглядит как-то иначе. Но Гермиона уже обходила стол, и он молча наблюдал, как она присела на корточки рядом с ним, чтобы лучше видеть его всё ещё прикрытую руку, пошатываясь от количества выпитой водки. — Это просто… — Драко чувствовал себя неловко, когда Гермиона стояла там, внизу, почти на коленях, рядом с его меткой и его… промежностью. Он с трудом сглотнул. — Вот. — Он встал и помог ей подняться на ноги. — Спасибо, — нервно пробормотала она и вытерла ладони о джинсы. — Тогда смотри, если, чёрт возьми, тебе это нужно. — Я просто хочу… мне нужно её увидеть. — Тогда вперёд, — почти огрызнулся Драко и протянул к ней левую руку, чувствуя, как колотится в груди его сердце. Гермиона потянулась к его рукаву, кончики её пальцев коснулись его руки и запястья, посылая тёплые мурашки по коже. Она медленно задрала его рукав, и Драко захотелось отдёрнуть руку, хотелось выругаться, хотелось сказать ей, чтобы она просто покончила с этим, чёрт возьми, но он сохранил своё хрупкое самообладание и уставился на её склонённую голову холодными серыми глазами. Гермиона никак не отреагировала, когда была показалась первая половина — голова змеи. Последовала лишь недолгая пауза, когда она медленно задирала его рукав, и небольшая заминка в её дыхании. А потом показалось всё сразу, выставленное напоказ: жуткий череп со змеёй, выползающей из его рта. Чёрная метка Волан-де-Морта. — Могу я… могу я прикоснуться к ней? — Голос Гермионы был напряжённым и нервным, и Драко на секунду крепко зажмурил глаза, чувствуя, как кулак сжимает его лёгкие в груди. — Какого чёрта тебе этого хочется? — хрипло спросил он, едва выговаривая слова. — Могу я? — просто повторила она. — Можешь, да. — неохотно прохрипел Драко, и затем её тонкие пальцы — костяшки её руки были слегка ушиблены, без сомнения, в предыдущей миссии, — скользнули по метке. Это было странно, очень странно. И тогда Гермиона подняла на него свои карие глаза, усталые, затуманенные алкоголем. — Могу ли я доверять тебе, когда ты говоришь, что изменился? — тихо спросила она, в её голосе слышалась огромная уязвимость. — Ты можешь дать мне сыворотку правды, если хочешь быть уверенной, — защищаясь, ответил Драко, и Гермиона нахмурилась. — Есть способы обмануть её, не думай, что я этого не знаю, — сказала она, практичная всезнайка как всегда. — И теперь это ты ведёшь себя легкомысленно, Драко. — Её пальцы были тёплыми и мягкими, они медленно обводили его метку; самое странное чувство. — Ты уже доверяешь мне, — отметил он со вздохом. Гермиона испуганно подняла глаза. — Что? — Ты предполагаешь, что мой ответ на поставленный твой вопрос будет правдивым. Вот это и есть доверие. — Хорошее замечание, — признала Гермиона, и её пальцы легонько пробежались по метке от макушки черепа к голове змеи. — Твой отец лжец, — рассеянно сказала она, всё ещё лаская пальцами метку с отстранённым любопытством, продолжив: — Интересно, есть ли какой-нибудь способ удалить её. По её голосу не было похоже, что она сомневается, потому что метка вызывала у неё ужасное отвращение. Просто она была Гермионой Грейнджер, и она должна была знать и решить каждую чёртову существующую головоломку в мире.