Цвет Харуки алый

Крытый пешеходный мост отдавался шумным и безлюдным эхом в усталых и готовых к самому худшему глазах, уже привычно подернутых косметическим экстазом. Мягко ощупывая холодные перила, Таканори пытался осознать рвущее на куски дружеское «не парься, как будто первый раз целоваться будешь, да эти пацаны зайдут тебе, как дети в школу», которое Такашима выдал с утра в трещавший от негодования, повидавший дерьмо, динамик раскладушки. К такому жизнь его не готовила. Это же надо так сильно вступить в гору говна и утонуть в нём безвозвратно, что даже в свою защиту сказать было нечего. Конечно подвох мелодрамы в качестве поцелуев виднелся на горизонте наивного сознания, но Таканори и подумать не мог, что это будет так скоро, да ещё и со всеми претендентами в один день. По крайней мере так планировал режиссёр. С одной стороны, хотелось запороть пару дублей и растянуть процесс, чтобы не чувствовать себя оскорбленной шлюхой, устроившей поцелуйный гэнг бэнг. А с другой, хорошо было бы закончить это всё поскорее, по минимуму травмируя ещё имеющееся мужское достоинство, не говоря уж про размазанную режиссерскими желаниями гордость. Сегодня обошлось без каблуков, и на том спасибо, уныло думал Таканори, дымя в уже практически родном трейлере, по-прежнему гордо именовавшимся ГРИМЁРНОЙ, и напяливал новый наряд — приталенное платье с длинными рукавами, чёрное, даже, как будто строгое в фасоне, словно найденное в сундуке чьей-то стильной бабушки и уж очень похожее на то, что он примерял на днях в секонд-хенде. Снова самостоятельный чуть более апгрейженный макияж, руку всё ж набил, не зря он тренировался на хэллоуинских соседских тыквах. И казалось смирение давно стало его подружкой, как имбирь у чеснока, но такая внезапная новость о свежих съёмках отчего-то выбила почву из-под кривоватых ног чуть ли не сильнее, чем недавнее раскрытие его мужской сущности. До последнего он не хотел признаваться сам себе — его волновало не само наличие этих самых поцелуев, и даже не то, что над ним, хоть и по обоюдному согласию, но надругается половина актёрского состава, а то, что начинал он со сцены с Кё. Почему-то этот факт истязал мозг похлеще неудобных узких туфель, хотя, казалось бы… Пора бы свыкнуться с тем, что видятся они чаще некуда, а когда на задворках памяти замаячил другой, усатый и воинственно настойчивый стало и вовсе жарко под париком и плотным платьем. — Так, милая, вставай сюда и разминай губы, начинаем через десять минут. — проплывший мимо режиссёр раздавал указания. — Шима, следи за обстановкой, чтоб не расслаблялись. Ну, где человек с зелёными волосами?! — Я здесь, не надо так орать. Кё как по волшебству уже стоял напротив Таканори, облокачиваясь на параллельную сторону перил, внимательно наблюдал за всем и одновременно витал в облаках. Ну или же так казалось. По его взгляду вообще трудно было хоть что-то понять. Унять волнение никак не удавалось, Таканори вцепился в гладкость металла, смотря на подол платья и мысленно проклиная Кою. А что ему оставалось делать? Сбежать он не мог, хотя был бы не против. Ну а остаться — значит принять ситуацию и наслаждаться. Где-то он слышал такое — когда тебя насилуют, нужно просто расслабиться. Что за бред? Никто насиловать его не собирался, он ж здесь абсолютно добровольно и хлёсткий взгляд друга ни разу не пришпоривает готовые броситься наутек ноги. За своими вялыми и не оптимистичными мыслями он не заметил, как Кё оказался очень близко, прошептав: — Не дёргайся так, иначе все заметят. — Я спокоен, я абсолютно спокоен, я вообще дерево, — заикаясь прошептал в ответ Таканори, но судя по снисходительно мотнувшейся в ответ голове, ему нисколько не поверили. — ВСЕ ПО МЕСТАМ! — снова крик режиссёра заглушил нахрен всё вокруг. — ПОЦЕЛУЕВ МОСТ, СЦЕНА СЕДЬМАЯ, ДУБЛЬ ПЕРВЫЙ, — в тон ему прокричала девушка, и щёлкнула нумератором. Дальше всё происходило словно без участия Таканори. Бредовый диалог, не слышный звуковику за шумом проезжающих внизу автомобилей, волнительные чувства на лице Харуки, будто не поддельные, скромно опущенные ресницы и сцепленные спереди руки в непритворно застенчивом жесте. Поднять глаза не хватало храбрости — Таканори по обыкновению решил — будь, что будет, и отдался мужественному персонажу на растерзание. Мысленно он всё ещё возвращался в тот злосчастный вечер, когда зеленоволосый коллега так непринуждённо предложил подвезти, да ещё и эта записка предвосхищающая свидание. Неужели он это специально задумал, чтобы шантажировать нищеброда? Хотя откуда тому знать, что Тано не только лжец, но и без пяти минут бродяжник.? Но тут явно что-то не чисто. Пальцы Кё немного прохладные аккуратно прошлись по линии подбородка, щекотно и легко провели по губам короткими ногтями. Он что-то говорил, но Таканори не слышал, да и не хотел, чтобы лишний раз не попасться на соблазнительные уловки этого человека. Только наблюдал украдкой за изящными пальцами в обрамлении тяжёлых серебряных перстней причудливой формы и не решался признаться себе в том, что ему эта близость более чем приятна. Почувствовав, как эти притягательные пальцы отстранились, на секунду померещилось разочарование, и он уже было хотел поднять вопросительный взгляд, как ощутил их на щеке, мягко пробиравшиеся под парик к уху. Таканори всё же не удержался и на мгновение взглянул в объятые неведомой пеленой расширенные зрачки партнёра, и тот, словно только этого и ждал, тут же прикоснулся тёплыми губами в нежном поцелуе. Прижался ближе, ласково прихватывая мягкость напомаженных губ, чуть сильнее провел по затылку, сгибая пальцы, будто массируя кожу. Поцелуй длился какие-то секунды, но для Таканори, похоже, прошла вечность. Почти вырвавшееся разочарование, когда Кё оторвался от увлекательного действа, заставило Таканори прийти в себя. Удивительно приятное это прикосновение невообразимым образом дико понравилось, вызывая непреодолимое желание повторить прямо сейчас, уже самому проявляя инициативу и беря в руки контроль. Так. Это что сейчас за…? Одернул он сам себя, прикладывая ладони к горящим щекам. Взгляд Кё скользил по нему с доброй усмешкой, а режиссёр проорал: — ТАК, ВСЁ ШИКАРНО! ЕЩЁ ДРУГИХ РАКУРСОВ И ПОШЛИ К СЛЕДУЮЩИМ! Таканори собрал в кулак всю мужицкую силу воли и храбро отозвался решительным кивком, смотря в хитро прищуренные глаза Кё. Он потерял счёт времени. Съёмки продолжались до самого захода солнца, с остановками на смену наряда, подправление макияжа и скудный сухпаёк на шведском столе. День летел со скоростью ужаленной в жопу сальсы и одновременно с этим мучительно долго. Даже крики режиссёра сегодня не доводили его до раздражения, всё его естество было направлено только на одно — не ударить в грязь лицом перед камерой. В сцене с Дайске он даже смог немного расслабиться, тот непрерывно сыпал дурацкими, но весёлыми шуточками, да и выглядел так, словно сбежал со съёмок матрицы, устав от зелёного экрана — зализанный гелем хаер и длинный кожаный плащ абсолютно не по погоде. Они сидели на побитой жизнью лавке и обсуждали пролетающих уток, пока условный сигнал Кай-сана не заставил их приблизить друг к другу лица. Дайске умело вёл в поцелуе, держа Таканори за руки, по-французски влажно сплетал языки и совсем не стеснялся, открыто подбадривая в перерывах, даже дав пару полезных советов. Впору было бы возненавидеть режиссёра, который, к сожалению, не был приверженцем зацензуренных «поцелуев со стеной», наоборот являясь ярым новатором в сфере реализма. Кай требовал выложиться сегодня по полной, ибо считал этот момент чуть ли не самым важным и ключевым в раскрытии характера героини. По мнению Таканори всё, что раскрывают эти сцены, была исключительно натура Харуки профурсетки, добравшейся наконец до мужского внимания. Но кто бы его спрашивал. Сцена с Шиньей получилась крайне странной, а после первых съёмок в паре, до сих пор трясло поджилки и хотелось отпроситься домой, показав записку от родителей. Но здесь это не работало, да и ему уже далеко не тринадцать, а посему прогулочный катер, белокурый и маньячно-холодный партнёр, ждущий на палубе, стали очередным испытанием для неискушенного подобным Таканори. Благо камера снимала с набережной, и Шинья только делал вид (впрочем, как и в прошлый раз), что прикасается к Харутян, на деле же брезгливо морщился в нескольких сантиметрах от чужого лица и по-прежнему не говорил ни слова. Проглотив очередную порцию унижения, героиню увели менять платье, подкрасили губы, и по плану следующим должен быть цветочник. Таканори волновался, но не так, как от сцены с Кё, а припомнив поход в изакаю, и все последующие встречи с Тошией, когда он бессовестно прятался то за спиной Такашимы, то за проходящим стаффом или элементами декораций, в надежде остаться незамеченным. Чувства парня прозрачные и очевидные вгоняли в тоску. Он не просто пугал, а своей настойчивостью доводил до крайней степени возмущения. Всё ж Харука в жизни не такая же, как на экране… Таканори хотелось в это верить. Завидев цветочника издалека, активно жующего жвачку и брызгающего в рот наверняка чем-то мятным, Таканори поёжился, напоминая себе, что удар по яйцам в случае чего хоть и нечестно, зато действенно. Сами съёмки прошли лучше, чем ожидалось. Тошия был хоть и напорист, но всё же учтив и даже ласков, бережно придерживал героиню за плечи, заставляя запрокидывать голову до хруста в позвонках, Тано даже поймал себя на мысли, что может расслабиться и получать приятные ощущения. Если бы в момент забытья в трусах отчетливо не напомнило о себе то самое, о чем он, похоже, забыл, погрузившись в девочкину суть. «Стоп, снято!» привычно спасительно прогремело в уши. Таканори как можно спокойнее отлучился к столу с напитками, яростно осушая до дна одну из бутылок с водой. Как назло, взгляд поймал бездельничавших актёров, отснявших свои сцены и теперь в качестве зрителей, рассевшихся позади режиссёра. Конечно, первым делом на глаза попался Кё, его вообще сложно не заметить с таким-то цветом волос… Он внимательно смотрел и как обычно загадочно давил улыбку, покручивая в руках высокий прозрачный стакан с холодным кофе. Может, уже кому-то рассказал страшнейший секрет главной звезды фильма и ждёт её обнажения при свидетелях…? Таканори глубоко вздохнул и отвернулся. Перед глазами сияла в закате речная гладь, чуть дальше пейзаж с радужным мостом… Романтика! Самое время вздёрнуться на своих же колготках. — Харутян, ты в порядке? — подплывший Кою слегка приобнял поникшие плечи, озабоченно глядя в замученное лицо. — А что, не похоже? — Тано скривил припухшие губы, по ощущениям они вообще начинали кровоточить… — Остался последний и можно расслабиться, потерпи немного, — оптимистично заулыбался друг и, пообещав выполнить в будущем любой каприз за свои бабки, побежал помогать стаффу с переездом в последнюю локацию. Новое платье, новая площадка, на этот раз под мостом в вечерних переливах. Свободная плиссированная юбка, почти школьная, элегантный короткий жакет, рассыпанные по плечам локоны и очередная любовь до голодных колик в желудке. Отчаянно стараясь не впадать в панику, Таканори гордо и смело встретил последнего суженного под покровом тайны шумного моста. Камера уже включилась, и Каору не спеша показался из-за лотка с такояки, приглаживая бородку, направился прямиком к Таканори. Ему зачем-то заплели несколько тонких косичек, и теперь он больше смахивал не на тренера, а на эль мариачи, только без гитары за спиной. Ещё б маракасы в руки и хоть сейчас к Роберту Родригесу. Таканори обречённо вздохнул. Сложил руки у живота, ковыряясь в ногтях, и скромно опустил взгляд. Не хватало ещё оплошать под конец съёмок. Не мешкая и не останавливаясь, Каору сразу приблизился вплотную, так сказать, взял быка за рога… Ну точнее Харуку за талию, играючи подтягивая к себе. Таканори аж выдал все оттенки неподдельной растерянности, хватаясь за чужие крепкие плечи и, инстинктивно уходя от прикосновения, прогнулся назад. — Вы очаровательны, мадемуазель. Я не сделаю ничего, что вам не понравится, — Каору томно зашептал, обдавая горячим дыханием ухо и шею. — Просто дайте мне шанс. Если в сцене с Кё Таканори получил спокойствие и непоколебимую нежность, то сейчас его поджарило на костре, смыло цунами и пару раз снесло тайфуном. Каору целовал страстно и жадно, почти кусая и без того истерзанные тяжёлым днём губы. Прижимал к себе так тесно, что уже по-чесноку не хватало кислорода, а сердце бешено отплясывало под испанский ритм корриды, грозясь вот-вот выпрыгнуть в руки ухажера. Мягкие, немного колючие усы распределились по лицу Таканори, как родные, но через полминуты он уже и думать о них забыл, ведь чувство, которое дарил Каору было словно не поддельным. Яркая голодная страсть, такого Мацумото, похоже, вообще никогда не испытывал… Завестись с пол-оборота? Ответом была уже далеко не робкая эрекция под складками юбки. Ещё немного и партнёр почувствует неладное, но Таканори уже так развезло под напором блудливых губ и горячих ладоней на спине, что он не заметил, в какой момент сам обнял Каору, не менее развратно отвечая на поцелуй. И, похоже, был готов не целомудренно продолжить, если бы не остановка на перекур. — Для не искушенной леди, вы просто находка, — ухмыляясь оторвался от него Каору, нехотя выпуская из крепкого объятия. — Ага… — тяжело дыша, Таканори понял, что дело дрянь. И тут дело уже не в Харуке, а в нём самом. Извинившись, он позорно притопил со съёмочной площадки, забегая в первый подвернувшийся клозет, чувствуя только собственное сбитое дыхание и нестерпимую болезненную тяжесть внизу живота. Вот до чего доводит отсутствие сексуальной жизни, невесело думал Таканори, вбегая в кабинку и защёлкивая замок. Запутавшись в юбке и колготках, стараясь ничего не порвать и не запачкать, он рухнул на крышку унитаза, проклиная всё на свете, и в первую очередь собственную неспособность контролировать реакции своего тела. Это ж надо, на мужика встал! Горбатая гора по тебе плачет, придурок. Но сейчас это волновало не настолько сильно, первоочередное действие — избавиться от тянущего ощущения в паху, и по возможности не представлять никого из любовников Харуки, что, впрочем, было занятием бесполезным. Всё равно перед глазами сборником лиц мелькали только те, кто и довёл его несчастную тушку до бесстыдного рукоблудства посреди рабочего процесса. … Таканори яростно мыл руки под сильной струёй воды, приглаживал парик и поправлял корсет. Проверил на наличие стрелок колготки, подтянул юбку и гордо вышел из уборной, в последний момент оборачиваясь на дверь, тут же выдавая трёхэтажную мысленную тираду, и треснул себя на всякий случай по лбу. Он безнадёжен. Сокрушенно покачав головой от собственной тупости, Тано понадеялся, что не нашлось свидетелей тому, как Харука забежала подрочить в мужской туалет.