Цвет Харуки алый

Солнце из широкого окна пересчитывало пылинки перед его носом, пока залипалово в потолок продолжалось по ощущениям уже пару вечностей. Зима даже не близко, а он уже во фланелевых штанах, тёплых и уютных, как прикосновения матушки природы. И зачем он только вернулся в эту комнату, где всё пахло его детством? На стене в углу всё также висел теперь выцветший и пожёванный временем плакат какой-то девчачьей группы 90-х. Название их спустя столько лет уже ни о чём не говорило. Зато говорило растоптанное, перемолотое в фарш разочарования эго. Вернее, тихо скулило, зажатое между тремя кружками чая с ромашкой и бесконечным марафоном телепередач, действующих лучше всякой лоботомии. В тот злоебучий день ему хотелось только одного — трусливо сбежать, спрятаться, провалиться в первый же люк и стать безымянным жителем Королевства канализаций, чтобы больше никто и никогда не вспомнил, как выглядит его перекошенное от обиды лицо. Так он добежал до Канагавы. Точно нашкодивший, потерявшийся в гуще жестоких взрослых дядей, сосунок вернувшийся под надёжную тень отчего дома. Впрочем, самому Таканори абсолютно не хотелось видеть ситуацию в ТАКОМ свете. На все расспросы матери, он лишь измученно улыбнулся, сказав, что просто соскучился. — Нори-кун, ты меня слушаешь? — А? — Тебя к телефону, — терпеливо повторила женщина, выглядевшая такой же доброй и всегда ухоженной, какой он её запомнил, когда уезжал отсюда во взрослую жизнь. — Это Ко-тян. — Кто?! А… — сообразив и шумно вздохнув, Таканори уже на ходу подтягивал домашние штаны, спускаясь по лестнице. Как же давно он не слышал этого дурацкого сокращения имени. Таканори вяло съехал по стене, усаживаясь на пол, удобно скрещивая ноги, и приложил к уху потёртую трубку стационарного телефона. — Нори-кун уже покушал? — послышался насмешливый голос Такашимы. — А уроки сделал? — Сделал. А вот тебе списать не дам. Предатель. — Эй, полегче, невоспитанный засранец. Это ты, а не я сбежал сломя голову в неизвестном направлении, не желая выяснять отношения. — Да что там выяснять, и так всё понятно, — хмыкнул Тано, сдвигая на лоб солнцезащитные очки в крупной оправе, которые от нечего делать, таскал сегодня целый день. Возможно, образ кинозвезды ещё не до конца выветрился из его удрученной депрессией души. — Зря ты так, — весело усмехнулся Кою, щёлкая зажигалкой. — Всё обошлось гораздо лучше, чем ты мог бы представить в своих подростковых фантазиях. Завтра вечером будет грандиозная премьера, вернее предпоказ. — Как ты вообще меня нашел, а? — А куда бы ты ещё попёрся после такого эпичного каминаута?! — В любом случае, у меня нет ни малейшего желания, — Таканори демонстративно вздохнул, крепко сжимая пальцами переносицу. — Я вряд ли когда-нибудь ещё появлюсь на публике. — Ты там не позеленел ещё от скуки и душевных переживаний, а? — недовольно хмыкнул Такашима. — Кстати о зелёном… — Кою, не надо. — Разве ты не соскучился, уже столько времени прошло. И ладно я-то переживу твою эмоциональную импотенцию, но кое-кто явно пострадал зря. Мог бы ему хотя бы позвонить или скинуть свой новый номер. — Это не твое дело. И вообще с какого хера ты взял, что мы… — начал было своё тщательное возмущение Тано, но был грубо прерван. — Мацумото, — голос Кою отдавал непривычной сталью, так что Таканори глухо стукнулся затылком о стену. — Да, возможно твоего настоящего имени не будет в титрах. И возможно, тебе чужды любовные откровения. Но ты мне должен. Как минимум за начало твоей звёздной карьеры. Так что тащи свою задницу обратно, она просто обязана сверкать на ковровой дорожке. Начало завтра в семь, подробности я тебе позже скину. — Кою… я не в форме. — Соберись, ты же самая стойкая леди на площадке, — жизнерадостно хохотнул в трубку Такашима. — А если не появишься, приеду и оторву тебе яйца, тогда проблем с женскими ролями у тебя точно не будет. Всех благ! Протяжные громкие гудки повисли, как долбаный дамоклов меч. Таканори раздраженно цыкнул, швыряя трубку на рычаг, а потом снова тяжко вздохнул. Похоже, весь этот бесконечный месяц состоял из одних таких тяжких вздохов. Как же заебало… Да к чёрту всех! Сунув не прикуренную сигарету в рот, Таканори поднялся и сгорбленно поплёлся на открытую веранду. Мысли неудержимым потоком, похлеще хренова водопада Виктории, хлынули в только что вышедшие из комы извилины, возобновляя работу импульсов. Допустим, что раскрытие его секрета оказалось не таким уж катастрофическим. И что непревзойдённый режиссёр оказался столь снисходительным и эпатажным, закрыл глаза на все его прегрешения, не забыв выслать приглашение на премьеру злосчастного фильма. Но осадок всё же оставался. Будто его окунули в ванночку с отборным дерьмом и оставили сушиться на солнце, после вдобавок выставив на ярмарке на всеобщее обозрение. Впрочем, всё это лишь эмоции, утрирование и его личная обида. Но вопрос почему Каору так с ним поступил по-прежнему отдавал неприятной гнильцой, как протухший банан. Ответ был очевиден. Спустя месяц Каору вместе с почерневшим бананом отправились в мусорное ведро, а вот гнильца осталась. Может и правда плюнуть на все, да явиться на ковровую, мать её, дорожку, как ни в чём не бывало, в кричащем неглиже, с бутылкой виски и парой шлюх в придачу..? — Нори-кун, — послышался голос с загадочными нотками радости, будто его мама только что услышала похабную сплетню. — К тебе тут… гость. Вопросительно вскинув бровь и всё ещё сжимая в губах мятую сигарету, Таканори прошаркал тапками и недоверчиво выглянул в прихожую. Сигарета выпала. Как в глупом комичном кино, быть может. Будь он Чарли Чаплином, возможно махнул бы тростью и состроил немую сцену, вызывая весёлый хохот в зале. Но Таканори было не до смеха. — Добрый день или может уже вечер, — тихо поздоровался Кё, сложив губы в мягкой улыбке и держа в руке что-то на вешалке, спрятанное под плотным чехлом. — У твоей семьи прекрасный дом. — Это твой новый друг, Нори-кун? Он тоже актёр? — глаза его заботливой матери засияли нескрываемым любопытством. — Я приготовлю вам чаю. Не стесняйтесь… — Мам, там кажется твой сериал начался, — не слишком тактично оборвал её Тано. Женщина понятливо удалилась, а Таканори поднял упавшую сигарету, подул и вышел за дверь. Тоору молча последовал за ним. После двух крепких затяжек, Таканори всё также продолжал молча разглядывать внезапного гостя, силясь понять таким ли он его запомнил. Будто не месяц, а годы пролегли между ними, впрочем, не то, чтобы Кё кардинально изменился. Но привычная зелень волос исчезла, на смену ей пришел пшеничный блондин в стильной стрижке, которую не слишком можно было разглядеть из-за широкополой чёрной шляпы. На носу красовались круглые солнцезащитные очки, на подбородке серебряная горошина пирсинга, чёрный свитер с высоким воротом, чёрное пальто с яркой неразборчивой вышивкой. Не иначе городской щёголь пожаловал к нам из самой столицы — так будут говорить местные старушки, так будет рассказывать им последние новости его собственная мать. — Как ты меня нашёл? Ай… впрочем, до фонаря вообще, — раздражённо выдохнул дым Таканори, сам не понимая отчего так нервничает. — Не знаю зачем ты приехал, но меня вполне устраивает моё затворничество. С актёрской карьерой покончено. И теперь я собираюсь стать осеменителем коров. — Интересное занятие, — усмехнулся Тоору, внимательно разглядывая его лицо поверх очков. — Вполне творческое. — Вот и я так подумал, — наигранно хохотнул Тано, чуть ли не хлопая его по плечу. — Так что желаю удачи в большом городе! Всего тебе хорошего. С этими словами он вежливо кивнул, как самый вежливый осеменитель их района, затушил окурок носком тапка и собрался уже было раствориться в воздухе, но вкрадчивый голос не позволил. — Останься со мной, — тонкие пальцы несильно сжали его локоть. — Хотя бы ещё на одну сигарету. — Прости… ~~~ Загипнотизированный до красочных пятен в глазах смокинг, тенью висевший на вешалке на двери в его комнату, не давал покоя неугомонному мозгу. Таканори лежал на кровати, раскинувшись во все стороны, и наблюдал за молчаливым чёрно-белым явлением из не самого дешёвого текстиля. Тёмный чехол, аккуратно сложенный, лежал на полу. Кё ушёл несколько часов назад, а ясности в душе так и не возникло, оставив лишь горькое послевкусие немногословной беседы, дорогущий костюм и оттенок чувства вины. Таканори ощущал себя откровенно паршиво после этой встречи, настолько, что даже внезапная искристая радость от неё же отошла на второй план. Смокинг висел, телефон молчал, мысли в полуопустошённой голове врезались одна в другую, как на автодроме. Что заставило его передумать и вмиг превратиться из депрессивного тюленя в гиперактивного и готового на новые свершения чуть менее депрессивного тюленя, он не понял. Особых выводов за время лежания сделать он так и не смог, да и если бы Кё не заявился сегодня, вряд ли бы начал углубляться в суть своих гнетущих дум. Подумаешь, всего-то одно разбитое сердце. Кого это вообще могло волновать…? Он ведь уже не в школе, чтобы предаваться страданиям по неразделённой любви. Любви? Таканори споткнулся о выступающий канализационный люк и застыл. Тяжёлые сумерки опустились на Токио, а он даже не заметил. Как и полтора часа на поезде, потом пересадку и километр пешком, потому что помнил расположение его квартиры весьма смутно, но поддавшись на порыв неистового желания ещё одной встречи, следовал зову далеко не разума. Он посмотрел на свои замученные жизнью кеды. Один шнурок развязался. Присел, чтобы завязать, но длинные рукава пиджака мешались, постоянно закрывая обзор. Смокинг оказался ему великоват — брюки пришлось подхватить ремнём, а галстуки, тем более "бабочки", он отродясь не завязывал, поэтому оставил его лоскутом свободно болтаться на шее. Надо бы попросить Кою дать Кё пару уроков бесподобного костюмирования. А что, вдруг пригодится. Спустя каких-то десять минут он уже звонил в дверь без опознавательных знаков. Единственную не подписанную фамилией квартиру. А что, если его нет дома? Что, если он так сильно его обидел, что Кё прогонит ещё с порога или не откроет дверь? В конце концов, он мог переехать или ещё хуже мог оказаться не один… Разумеется, если это вообще его квартира. Дверь с тихим щелчком замка отворилась, являя из темноты на свет немного удивлённое лицо Кё. Очки на нём были такие же круглые, как и днём, только кристально-прозрачные, зато теперь без шляпы можно было рассмотреть новую причёску, уложенную светлыми прядями в модном беспорядке, застёгнутая на все пуговицы чёрная рубашка с мелкими белыми пятнами, будто хаотично обрызганная белой краской… — Привет, — после заторможенной паузы начал Таканори, почесал затылок, виновато отводя взгляд куда угодно, только не на потревоженного хозяина и пожалел, что заранее не подготовил хотя бы пару вступительных фраз, отдавшись воле импровизации. — Я тут… Хотел… Слушай, может… — Тебе идёт, — мягко заметил Кё, пряча улыбку в крепко сжатых губах и осматривая гостя с ног до головы. — Только жаль не по размеру. — Я… Я не умею всего этого носить, — Таканори развёл руки в стороны, отчего рукава пиджака почти скрыли его пальцы, делая из него не иначе как вечно унылого Пьеро. — Не хочешь зайти? — Кё отошёл в сторону, пропуская внутрь, и негромко запер дверь. Таканори чувствовал себя теперь как-то глупо, словно без подготовки вышел к доске по предмету, которого совершенно не знает, хотя до этого выше всех тянул руку. И что теперь? Что он должен сказать? Или быть может предпринять какие-то более активные действия…? Кё смотрел на него ожидающе, скрестив руки на груди и прислонившись бедром к кухонному столу. — Хочешь чаю или кофе? — вежливо спросил тот, склонив голову вбок. В его интонациях совсем не было насмешки или чего-то подобного, но Тано определённо чувствовал с каким упоением тот наслаждался смятением незваного гостя, почему-то не спеша приходить на помощь. — Я бы конечно бахнул чего покрепче, — выпалил Таканори, и тут же исправился: — Но наверно лучше не сейчас. — А пришёл ты, чтобы меня подразнить своим трогательным видом? — добродушно усмехнулся Кё, чуть прищурив один глаз, и сделал шаг вперёд, ловя болтающиеся края не завязанного галстука. — Вообще, я пришёл извиниться… — Это я понял. — И вроде как пригласить тебя на предпоказ. — Это я тоже вижу, — Кё кивнул и стянул галстук с его шеи, не глядя бросив его себе за спину. Вроде бы между ними ещё оставалось достаточно приличное расстояние, но оно совершенно сейчас не ощущалось. — Это всё, что ты хотел? — одна бровь Тоору недоверчиво приподнялась. Он без стеснения изучал лицо своего гостя, с увлечением впитывая и замечая каждое изменение живой мимики. Взгляд за стёклами очков казался чересчур спокойным, их тут же захотелось снять. — Нет, не всё. Незаметно глубоко втянув воздух в лёгкие, наполнив грудь храбростью, Таканори в один момент сократил оставшуюся дистанцию, выбрасывая и без того немногочисленные мысли из головы. Словно кто-то снял паузу с того момента, на котором они когда-то остановились… Поцелуй получился каким-то скомканным и слишком быстрым, будто Тано боялся, что Кё может его остановить и выгнать бессовестного парня из своего дома. Но лишь почувствовав нежные прикосновения тёплых пальцев к своей шее, крепче обнял, прижимаясь всем телом к Кё. Только сейчас осознав, насколько он на самом деле скучал по этому странному человеку, Таканори уже не мог ударить по тормозам. Его и без того потёкшую крышу сносило от ласково изучающих прикосновений к своей коже, от умелого языка и сбивающегося дыхания. Когда Кё успел стащить с него пиджак? Или это он сам? Впрочем, рубашка тоже не задержалась надолго. Удивительно, но внутренняя империя Мацумото Таканори впервые молчала. Даже малейшего привычного подкола не поступало из недр души. Но это было уже не важно. Полностью отдавшись новым ощущениям, в кои-то веки трезвым, а посему невероятно ярким, Таканори невзначай запоминал самые тонкие и незначительные мелочи. Вроде той, как Кё постоянно улыбается, когда Таканори проявляет инициативу, нарочно задевая чувствительные места, или как прикрывает глаза, когда наслаждается тихими стонами, словно желая запомнить досконально их первую тесную близость. Алгоритмы эмоциональных функций наконец задавались правильно. И Кё самозабвенно смаковал каждую, в ответ отдавая не меньше. Все парадоксы мужской психологии, как и недавние сомнения, отошли далеко, даже не на второй план, а горячее дыхание на его губах вызывало исключительно конвульсивную эйфорию. Всё встало. На свои места. Теперь, он был уверен, его жизнь приобретёт новый виток, новый сценарий. Возможно, по-прежнему странный и не до конца логичный, но для него точно понятный. Аккуратно висевший чёрно-белым пятном на спинке единственного стула смокинг вызывал неподдельное умиротворение. Наравне с безмятежно спящим рядом Тоору. И как тот только успевает проделывать такие вещи незаметно? Накануне единственным вопросом Таканори было лишь «куда делись твои очки?». И вот опять. В воспоминаниях о прошедшей ночи такая мелочь, как забота о подаренном костюме напрочь отсутствовала, остались лишь ощущения прикосновений, запахов и не самых пристойных звуков. И память с удовольствием подкидывала живописные картины, куда бесценнее картин тех дней, когда он был одинок. Взгляд украдкой в сторону Кё — тот всё ещё спал, и как будто даже немного улыбался, обнимая одну руку Тано. Шевелиться не хотелось, но внезапно ожившая раскладушка, вибрирующая входящим звонком, заставила осторожно выбраться из тёплого плена одеяла и мягких объятий. — Доброе утро, пташка! Ты уже готов? — разумеется энергичный голос Кою. Интересно, он когда-нибудь вообще спит…? Хренов жаворонок. — Готов к чему? Ловить медуз? — Таканори сладко зевнул, тихо прикрыв дверь спальни и потянувшись всем телом, плюхнулся на диван в гостиной. — У меня есть кое-что поинтереснее твоих скудных фантазий, ну точнее не у меня, а у Кай-сана… У Таканори никак не получалось сосредоточиться на голосе Кою, каждую секунду его уносило обратно в кровать. Может, разбудить Кё? Или приготовить ему завтрак? — … он в восторге от результата Харуки и предлагает новую роль. Абсолютно новый формат! Такого ещё никто не делал. Ты просто обязан попробовать, и на этот раз никаких переодеваний! Разве что совсем чуть-чуть… Или просто полежать рядом, зарываясь в светлые волосы, ещё раз потрогать его пирсинг, вызывая новую волну желания…? — … человеческий смуззи и куча бомжей, Мацумото, это будет просто бомба! — А??!