Драгоценность

За последнюю пару столетий у царевичей сильно подурнел характер. Это во-первых. Что ж, с присказкой все. А дальше? Дальше уже, как водится, — сказка. На самом деле, характер подурнел не у них, они-то всегда были при@бнутые. Характер подурнел у эпохи. Не то чтобы раньше подобной срамоты и разгула (по-нынешнему — расп@здяйства) в народе не водилось… Но со временем оно приобрело особо причудливые очертания. Это во-вторых. А один конкретный Ваня, который пару столетий назад скандал учинить изволил, а после свалил на коне зачарованном, до сих пор зазнобил сердце кощеево. Это в-третьих. Кстати, Ванька был чудо хорош. Настоящая драгоценность. Златокудрый, синеглазый, а уж белолицый какой — белее сметаны. Только проступали на полупрозрачных щеках, будто сквозь кожу, аккуратные точки веснушек. Эти веснушки особенно умиляли Кощея, будто кистью по фарфору китайскому писанные. Ещё его восхищала шелковистость и мягкость, почти девичья мягкость, кожи. По ней можно было ласково, играючи провести пальцем. Ванька улыбался, пострел, ему тоже подобная ласка в радость была. Его хотелось рядить да нежить, больно уж сердцу холодному мил. Ванька был воином умелым, из тех, чей голос звонок, как сталь булатная. И гибок он ровно сталь та, однако, силен. Такого не то что приласкать — окликнуть лишний раз боязно. Того и гляди, смерит взглядом насмешливым и пошлет ко всем чертякам болотным. Кощей-то, конечно, неопытным юнцом в делах любовных не являлся (о подобном и молвить — лишь курам на смех!). Делал что хотел, и даже не задумывался о последствиях… Потом появился Ваня, царевич который, и резко научил навье отродье думать. Хотя бы немного. Хотя бы иногда. Хотя бы, когда дело касается разумного юноши с львиной долей самомнения. Который сам кого хочешь (взглядом) вы@бет, но ради тебя, Царя Бессмертного, согласился рядом сидеть, ложе делить и вообще, от мира добровольно скрываться. Муж затворник — горе семье. Или что-то такое. Знакомство-то у членов упомянутой выше семьи получилось дурацкое. Это так, к слову. Сошлись они как-то с Кощеем в бою ратном, честном. Получилось так. Да так хорошо сошлись, что пару столетий не расходились. Ваня бессмертие получил, любовь и некоторое подобие счастья. И все стало отлично. Лучше чем в сказках, которые смертные люди по прошествии времени так полюбили. В несколько раз лучше. Хотя… Эти высокомерные борцы за приличия вряд ли бы оценили. Не оскорбись Ваня однажды от слова нечаянного и не сбеги от навьего Царя, возможно, все было бы особенно весело и хорошо. А так, получилась какая-то сопливая драма на киселе, Кощея самого с души воротило. Но поделать ничего не мог. Он давно был бесповоротно влюблен. …Ветер дул особенно сильно. Мобильник рвало на части от непрекращающегося дребезжания — Яга во что бы то ни стало решила дозвониться до непутёвого родственничка. С тех пор, как она обзавелась телефоном и по многочисленной родне номерочек Кощея вызнала — житья не стало. Можно было, конечно, симку сменить, но как-то… невежливо что ли. Да и от настырной старушенции не спасение, она только в лишний раз напомнит как Кощей не одну тысячу лет назад со свету ее сжить пытался. После сотого звонка трубку пришлось взять. Трубка разоралась на всю ивановскую. Кощей подождал минуты четыре, держа ее от уха подальше, затем вернул обратно и сказал насмешливо-весело: — И тебе здравствуй, старая. — Да какая я тебе старая?! — возмутилась Яга. Кощей разом припомнил, что старуха наловчилась молодильные яблоки добывать. Вспомнил, что не старуха она давно, вон, Инстаграм покоряет, в обольстительницы прописалась, погляди на нее. Но, дурное дело — не хитрое. Кощей тоже стареть не собирался. Другое дело, что он матушку-Навь всего-то мог кликнуть. И считай, все. Чего угодно, Кощеюшка? Всегда бы так… — Ещё не женился и не собираюсь, помощи не проси, да, я всё ещё занят, — монотонно-заученно проговорил Кощей в трубку. — И я рад тебя слышать, Яга. Трубка ответила подозрительной тишиной. — Мальчонка твой золотокудрый в сердце застрял? — нехорошо поинтересовалась старуха-которая-не-старуха. Кощей скрипнул зубами и откинулся на покатую спинку кожаного сиденья. Сделал пометку, что надо бы перестать так на каждое напоминание реагировать. — Тебе-то что? — хмыкнул он. — Точно застрял, — восхитились Яга. — Надо же, Кошенька, какой ты… «Кошенька» в трубку цыкнул с такой интонацией, что Яга передумала развивать данную тему. Перешла на похожую. — Ты бы хоть попытался его найти, коли так… — осторожно сказала она. Советчица. — Кого? — хмыкнул Кощей, пытаясь сохранить лицо и не признать до какой степени он привязался к царскому сыну. — Смертного мальчика, который могильной землёй засыпался? — Смертного мальчика, который должен был могильной землёй засыпаться, — ядовито передразнила его Яга. — Да только он навье племя давно. Меж людей нелюдем ходит. Не помнишь такого? —А… ты откуда знаешь, карга? — растерянно спросил Кощей. А сам украдкой потёр лицо и еле-еле справился с ощущением, что ему обухом по башке дали. Постучал по сиденью водилы бледными, тонкими пальцами. Яга только хмыкнула, но Кощей как вживую увидел хитрюще-циничную улыбку на ее тонких губах. — Думать надо, прежде чем разных глупых мальчишек, которые за душу свою трясутся, кровью ядовитой поить, — фыркнула она, но Кощей уловил — прозвучало сочувственно. — Что ты как маленький, Кош? Столетиями маешься и людской род из-за одного дурачка ненавидишь… Ну плюнь на него, ну прекрати!… ну или переступи, в конце концов, через себя и найди охальника своего. Вроде серьезный Царь, в жизни устроился, приспособился, бизнес ведёшь. А на личном фронте — кот наплакал. Смотреть больно! — «Ну плюнь… ну найди…», — передразнил причитания Яги Кощей. — Тебе-то что? Племянницы-кикиморы поедом съели? Русалки да царевны выпрашивают как сердце мое получить? — Ну не к тебе ж они ходят! — заметила бабка. Обиделась. Кощей подумал, пожевал губами, глядя на мелькающие за тонированными стеклами улицы и смягчился. — Не сердись, Яга, — примирительно сказал он. — Ну найду я этого Ваню… Дальше что? Не думаю, что он мне обрадуется. И я ему тоже… Опа! Мобильник выпал из ослабевшей руки и заскользил по сиденью. А Кощей прильнул носом к стеклу, разом позабыв и о Яге, и о разговоре, и о себе самом. Весь его мир, как и взгляд, заполнило тощее существо, красивое и нежное, аки весенний цветок. Этим существом был Ваня, тот самый Ваня, Иван, царевич. Века, как и следовало ожидать, мало на нем отразились, — все то же бледное личико, полупрозрачное, фарфоровое. Все те же глаза, васильково-темные, синие, яркие-яркие, в них почти зрачка не видать. Все та же улыбка. «Ишь, белолицый!» — невольно подумалось Кощею, захлебнуло восторгом. Ваня не видился ему таким, современным: тощим, в наушниках, в этой дурацкой вязаной шапочке черного цвета и объёмном шарфе, из груды которого торчал лишь кончик покрасневшего носа. Ваня должен был оставаться Ваней: Кощею он был ближе веснушчатым и синеглазым, в нарядной рубахе, шелком расшитой. С васильковым венком на льняных волосах. Но так-то тоже было неплохо. Ваня, уткнувшийся носом в бледный экранчик мобильника, не видел ни Кощея, ни даже его здоровенного, машиноподобного монстра. Кажется, все остальные глазели на блестящий в лучах зимнего солнца кощеевский лимузин. Да, царевич и тут отличился. Кощей отлип только когда Ваня пропал из виду. Будто марево встало. И рассердился: стоило остановить водилу, выйти, поговорить… Коша, родной, х@ра ты бегаешь от проблем как ребенок? Остановись, Кош! *** Яга заявилась к нему в офис неделю спустя. Зашла в кабинет сияющая и прекрасная, одно слово, — молодая. Звякнула бусами на лебединой шее, тряхнула кудрями (от чего в ушах заколыхались льдинки-сережки) и гордо втянула в кабинет маленькую девочку в милом розовом платье. — И что это? — вскинул брови Кощей. Он едва-едва отошёл от шока и проглотил нервный смешок. — Шанс твой, — хмыкнула старая ведьма и посадила ребенка на крутящийся стул. — Конфеты-то у тебя есть? — Откуда? Яга покачала головой и завозилась с ребенком, что-то там бормоча и нежно мурлыкая. Кощей с минуту понаблюдал за ее активной деятельностью, нервно перебирая документы. Наконец не выдержал. — Слышь, старая, — ласково улыбнулся он оскалом саблезубого тигра. — Объясни-ка, на что ты меня подписываешь. Яга и бровью не повела, лишь всучила ребенку леденец — петушка на палочке, по привычке, наверное. И только после обернулась, уперла руки в бока и смерила родственничка прожигающим взглядом. — Ничего-то ты без меня, Коша, не можешь, — вздохнула он, то ли укоризненно, то ли насмешливо-жалостно. — Только о былом день и ночь сокрушаться!.. Кощей моргнул и попытался поправить корону, да складки на платье расшитом, да вовремя вспомнил, что давно такого не носит. Вместо этого расстегнул пуговицу на рубашке. Стало душно. — Что-то я в толк не возьму… — угрожающе прошипел он. — А ты попытайся! — вздернула бровь Яга. — Все бы тебе старуху обижать, попрекать, будто слепа она, не ведает ничегошеньки! Зазнобил себе сердце мальчишкой строптивым, молиться як на бога на него был готов, тронуть более не смеешь. Полно, батюшка, да тот ли ты Кощей, страх и ужас сердец человеческих, коим был ранее?! Кощей резко поднялся, роняя стул. — Теперь ясно… — угрожающе начал он, но в этот момент входная дверь распахнулась с ноги и влетел запыхавшийся Ваня. — Мне сказали, Иринка нашлась и находится здесь… — начал он. И замер. Выпучился на замершего аки столб соляной Кощея. — Ага, — усмехнулась Яга, отдавая Иринке свои рябиново-красные бусы. — Вот он нашел, кстати. И указала рукой на Кощея.