Искусство вампирского флирта

– Знаешь, я тут подумал, – за обедом сообщил Рошешуар, уминая жаркое так, что за ушами трещало, – что поторопился с выводами. Если я не нашёл источника болезни, это не значит, что её нет. Просто я был невнимателен. Например, я проверил воду и пищу, но совсем забыл о… воздухе. – Воздухе? – уточнил Камерун, чинно нарезая свою порцию ножом. – Именно! – не смутился Рошешуар. – Эти, как их, моровые поветрия, слышал о таких? Мы вот сейчас уедем, а вся деревня опять сляжет. Нет, надо подождать. Неделю, а лучше две. – Так это ты всю ночь в лаборатории провёл? Я волновался, уже собирался идти тебя искать. – Да, в ней и провёл, – Рошешуар невольно потёр шею рукой. – Меня озарила внезапная идея, нельзя было её не проверить. Ты же знаешь, как это бывает. – Угу, – с непроницаемым лицом ответил Камерун. Как у Рошешуара это бывает, он знал лучше других, потому что много с ним путешествовал и успел хорошенько изучить. Настоящие научные озарения от весеннего гона тоже прекрасно мог отличить. И сияющего графа с утра он уже видел, а даже если бы и не видел: тот незримо присутствовал на их позднем обеде, ведь Рошешуар пропах им чуть ли не насквозь. Впрочем, альтмеры славились своими хитрыми социальными ритуалами, особенно в отношении знати, поэтому Камерун привычно подыгрывал. – Ты, главное, не увлекайся. Не до красных – от усталости – глаз, по крайней мере. – Нет, что ты, я осторожен! – беспечно отозвался Рошешуар, запил жаркое половиной бокала вина и потянулся к блюду за второй порцией. Потом опомнился. – Ты ведь не против? Если я тебя задерживаю или ещё что… – Нет, не против, – ответил Камерун, с видимым удовольствием прожевав кусочек мяса. – Мы ведь ещё должны восстановить конюшню из развалин.

***

– Я – ночь! Я – ужас! Я – смерть! – бурчала Гвендис, орудуя порядком поржавевшей пилой. – Почему я должна пилить эти дурацкие доски?! – Потому что мы в ответе за те разрушения, которые причинили, – наставительно ответил Камерун, который, однако, и сам обкапывал столб. Каменистая земля поддавалась плохо, поэтому Гвендис с пилой ещё повезло. – К тому же, физический труд облагораживает и приносит душевное спокойствие. – И занимает Гвендис, не дает отвлекаться на всякие глупости, после которых остальным приходится краснеть за несносную сестру, – наставительно добавила Адуса-даро, удерживая на поводке перебирающую ногами огнеглазую козу. После того, как босмеры разрушили её жилище, та относилась с подозрением к любым попыткам покуситься на конюшню. И уж тем более её доломать. А сдержать её праведный гнев оказалось под силу не каждому, сарайчик уже пал первой его жертвой. – Я не виновата, что у кого-то отвратительное чувство юмора, – огрызнулась Гвендис и принялась пилить ещё ожесточенней. Какое-то время они работали в тишине, потом Камерун с беспокойством посмотрел на ночное небо. – Я присмотрел себе замечательные апартаменты на эту ночь у вас в подвале, – сообщил он. – С крепкой дверью и толстыми стенами. Не будете ли вы так любезны запереть меня там? – и добавил в ответ на вопросительно-возмущённый взгляд Гвендис, узревшей в этом попытку самым наглым образом откосить от облагораживающего труда. – Полнолуние. Сегодня мне не сдержать зверя. – Так и скажи, что работать не хочешь, – не смирившись, пробурчала Гвендис. – Ещё немного выждем – заодно и покажу, почему именно, – Камерун беспокойно передёрнул плечами. – Хотя… – он прищурился и оценивающе посмотрел на Гвендис, – справишься с одним дружелюбным оборотнем? – Хочешь знать, смогу ли я выгулять псинку? – клыкасто ухмыльнулась та. – Да как два пальца! – Отлично, – кивнул Камерун и принялся расшнуровывать ворот рубашки. – Шустрый ты! – в шутку возмутилась Гвендис, однако по Камеруну и так было видно, что торопился он не зря. На лбу проступил пот, движения стали резче, чем обычно. Он стянул рубашку через голову, повесил к сброшенной ранее куртке, аккуратно поставил рядом сапоги и уже взялся за штаны, но потом замер. Обернулся к Гвендис и сказал: – Чур, не подглядывать, – глаза у него уже пожелтели, что в сочетании с полуодетостью придавало ему хищный и какой-то первобытный вид. И Камерун гордо удалился оголяться за развалины конюшни. – Больно надо! – не осталась в долгу Гвендис, меж тем, не отрывая глаз от ладной спины и оплетённых затейливой вязью зелёных татуировок рук. Потом покосилась на высохшее дерево, на котором мирно висела вниз головой летучая мышка. Украдкой подала ей знак рукой – мышка сорвалась с ветки и послушно полетела за конюшню тоже. Адуса-даро вздохнула – похоже, ремонт конюшни на сегодня завершился – и спустила козу с поводка. Та, грозно полыхая глазами, подлетела к обкопанному столбу, мстительно разметала сапоги Камеруна по сторонам, стащила его рубашку и принялась её жевать. Через остов конюшни легко перемахнул и приземлился на четыре лапы оборотень. Гвендис не сдержала радостного возгласа – оборотень из Камеруна вышел такого же возмутительно-рыжего окраса, что и в эльфийском обличье, только теперь весь целиком, и это жутко её позабавило. Оборотень – не без труда! – отнял у козы порядком пожёванную рубашку, развернул и критически осмотрел: ей теперь можно было разве что полы мыть. С укоризной посмотрел на вампирш. Ни одна из них признавать свою вину не собиралась, а Гвендис и вовсе показала волчаре неприличный жест. Тот отбросил новоявленную тряпку в сторону, опустился на все четыре лапы, оскалился и рванул вперёд. В два прыжка достиг Гвендис – та, впрочем, была к этому готова и ловко отскочила в сторону. Оборотень пронёсся мимо, не сбавляя скорости, и проскочил в дыру в ограде, только рыжий хвост мелькнул. Издав воинственный клич, Гвендис погналась за ним. Адуса-даро покачала головой, подобрала Камеруновы сапоги, взяла его куртку и понесла всё это босмерское добро в замок. Коза с видом победителя гордо угнездилась на развалинах отвоёванной конюшни и притихла. В дверях замка Адуса-даро встретилась с выходившим наружу Рошешуаром. Тот приветливо махнул ей рукой и пошёл дальше, беспечно помахивая небольшим мешком. Мешок выглядел на редкость подозрительно и странно, но в этом замке такое было в порядке вещей, и Адуса-даро не стала фокусировать на нём внимание. Рошешуар явно знал, куда идёт, и уверенно направился по дорожке вдоль замка. На него нацелилась было саблезубая жаба, откровенно скучавшая без рогатой товарки, но Рошешуар по щелчку пальцев наколдовал обычный шарик света. Шарик опустился и замер прямо перед мордой жабы, она скосила на него глаза и попыталась слизнуть языком. Шарик вздрогнул и поплыл в сторону, и жаба заворожённо последовала за ним, то и дело пробуя на вкус, а Рошешуар спокойно пошёл дальше. Помахал Каллину, поливавшему из лейки свой драгоценный саженец, потом заметил гаргулью, которая сидела под забором и играла маленькими палочками. Гаргулья тоже его заметила, сгребла драгоценные палки и тут же нырнула за дерево – только крылья наружу торчат. Рошешуар подошёл ближе, крылья ощутимо затрепетали. Тогда он покопался в карманах и выудил из одного тряпичного мишку. Помахал им так, чтобы из-за дерева было видно. Гагрулья осторожно высунулась наружу, ровно по глаза. Рошешуар, дружелюбно улыбаясь, протянул ей игрушку на открытой ладони. Гагрулья немного поколебалась, потом высунулась и быстро цапнула мишку и отскочила к забору. Поняла, что нападать и отнимать сокровище никто не собирается, плюхнулась на задницу и с блаженным видом прижала мишку к груди. Рошешуар усмехнулся и пошёл дальше. Граф Верандис Рейвенвотч стоял у озера и любовался живыми огоньками, сновавшими под его поверхностью. Рошешуар подошёл и тихо встал рядом, опустив мешок на землю. – И всё-таки красиво, – наконец, произнёс он. – Опасно, конечно, аж холодок по позвоночнику, вспомнишь – вздрогнешь! Но красиво. Граф улыбнулся, повернулся и приложил ладонь к его лбу каким-то простым и естественным жестом: – Жара нет. Хорошо. – Меня так просто не свалить – я крепкий, – гордо заявил Рошешуар, поймал его ладонь и поцеловал пальцы, прежде чем с сожалением отпустить. – Но ты можешь попробовать ещё раз. Та комната для любовных игрищ, она правда есть в подвале? – Нет, я её выдумал, – ответил Верандис. – А то как-то даже неловко, вампир-аристократ – и без разнузданных оргий. Соседи засмеют. – А вампир-аристократ на самом деле примерный отец многочисленного клыкастого семейства. – Выходит, что так, – усмехнулся Верандис. – Какой удар по репутации! – А мне нравится. Не то, чтобы я был идейно против оргий, но и без них страдать не буду точно. Кстати, мы тут с Камеруном подумали и решили немного задержаться. На всякий случай, вдруг крестьянам всё-таки понадобится моя помощь. К тому же ему надо восстановить конюшню и всё такое. – Рад это слышать, – с облегчением улыбнулся Верандис. – Я и сам не знал, как предложить… Я хотел бы давать тебе частные уроки. – Частные уроки? – вздёрнул одну бровь Рошешуар. Хотел было привлечь графа к себе, но Каллин всё ещё маячил неподалёку, опирался на старую-добрую лопату с таким видом, будто вот-вот перетянет по хребтине одного наглого альтмера, как только тот проявит свою гнилую сущность и покусится на честь драгоценного хозяина, и Рошешуар справедливо решил, что лучше соблюсти приличия. По крайней мере, пока они не останутся наедине. – Это какой-то эвфемизм? – Нет, правда уроки. В смысле, уроки магии. Вчера я по достоинству оценил твой магический потенциал и хочу сказать, что тебе не нужно останавливаться на достигнутом. И я мог бы помочь. Это не значит, что тебе придётся жить здесь, но хотя бы время от времени… – Значит, вчера, в постели, ты оценивал мой магический потенциал? – последние два слова Рошешуар совсем уж выделил голосом, намеренно их растягивая. – И оценил его по достоинству. – Как долго ты можешь играть словами? – почти обречённо уточнил Верандис. – У меня академическое образование! Я могу сыпать двусмысленностями всю ночь напролёт, – поиграл бровями Рошешуар, а потом посерьёзнел. – Конечно, я согласен. Для меня честью будет учиться у тебя, – правда, надолго его не хватило, и он добавил. – А если я буду прилежно заниматься, какая награда меня ждёт? Смогу я рассчитывать на особое расположение наставника? Скажем, относительно меня на… – А это зависит от того, насколько послушным и старательным учеником ты будешь, – кажется, граф тоже умел играть в эту игру. Более того, он сделал то, на что так и не решился Рошешуар – притянул его к себе за пояс. – Буду ловить каждое твоё слово, – ответил Рошешуар, зачарованно глядя в красные глаза. Верандис погладил его по щеке. – Каллин смотрит, – на всякий случай напомнил Рошешуар, а то вдруг граф об этом забыл и сейчас оконфузится перед подданным. И к тому же, ему не хотелось в следующий раз за обедом получить горячей супницей по голове, а то и на голову. – Какой ужас, – прошептал Верандис ему прямо в губы, прежде чем поцеловать. «Ну лопата, так лопата», – подумал Рошешуар, закрывая глаза и прямо затылком чувствуя, как она в него летит. Тем более, что за такого графа и затылка не жалко. – Ладно, я сдаюсь, – через некоторое время произнёс Верандис. – Что в мешке? – Ах, это! – Рошешуар отлип от графа и подобрал мешок, украдкой поглядывая в сторону Каллина. Тот, впрочем, вендетту устраивать не спешил и в целом выглядел даже как-то подобрее, чем окончательно сбил его с толку. – Корм для рыбок! Он потянул за завязки и жестом фокусника извлек из мешка кость с остатками мяса на ней. Хорошенько размахнулся и запулил кость прямо на середину озера. Волшебные огоньки заволновались, как по команде метнулись туда же, и началась затейливая их пляска под водой. Рошешуар протянул мешок Верандису: – Вот, попробуй. Верандис как-то странно на него посмотрел, но предложение принял, запустил руку внутрь. Его бросок ушёл вправо, за ним последовала комета из огоньков, расслаивающаяся к хвосту целым шлейфом из отстающих рыбок. – Я повелеваю звёздами! – Рошешуар изловчился и запустил кость прямо над поверхностью озера, сразу три рыбины выпрыгнули из воды, вспыхнув особенно ярко. - И самой природой, - теперь уже графу не надо было предлагать, он сам тянулся к мешку рукой. Запускал «корм» в полёт и с рассеянной улыбкой наблюдал, как суетятся огоньки. Рошешуар от него не отставал, и вместе они вынуждали всё озеро плясать и искрить в темноте. А в окрестностях замка периодически раздавался волчий вой, то и дело перемежаемый радостным улюлюканьем, иногда к ним добавлялись квакание и блеяние… впрочем, ничего необычного. Твердыня Рейвенвотчей жила привычной ночной жизнью, как и всегда.