Бестиарий. Злая любовь Мин Юнги.

ВЕРХНИЙ МИР. СЕУЛ. НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ. В восемь вечера Тэхену принесли второй больничный ужин — йогурт и пшеничные хлебцы. Пациент поморщился, но обреченно сунул в рот ложку с белой безлактозной субстанцией, богатой полезными бактериями. Необыкновенно полезный йогурт на вкус был как мел. А безглютеновые хлебцы были похожи на опилки. И не то чтобы Тэхен когда-то пробовал опилки или мел, просто вся больничная еда на вкус казалась ему совершенно несъедобной. — Извини дружочек, но тебе можно только нейтральную пищу, понимаю, как все это надоело, — Омега сочувственно покачал головой и аккуратно вставил в пищевой бокс камеры Тэ стакан с зеленым чаем. Без сахара и вкуса зеленого чая, естественно. — Иногда я думаю, что в этом нет никакого смысла. Ну что бы со мной сделал кусочек шоколада? Я же не прошу заварить мне острый Рамен или кофе, я и раньше все это не любил. Просто такая еда вызывает тоску… — Увы, Тэхени, мы не знаем, что может спровоцировать приступ. Поэтому, к сожалению, в такой еде есть смысл. — Уморить меня голодом? — усмехнулся парень, и все-таки продолжил есть, не выдержав умоляющего взгляда Сокджина. — А знаешь… Если… Нет, не если. Не если, а когда… Когда мы выберемся отсюда, я приготовлю тебе все, что захочешь, обещаю! — Ты умеешь готовить? — Еще как! Так что составляй меню и доедай свой ужин, ладно? И пусть этот список будет огромным и даже бесконечным, я буду только рад. — Юнги-Хен тоже хорошо готовит… Готовил мне, когда было время… Я так скучаю. Не по еде, конечно… — Я понимаю… Он тоже скучает. Очень. Только не расстраивайся, ладно? Нам же не нужен твой учащенный ритм сердца? Все обязательно будет хорошо, потому что по-другому просто не может быть, поверь мне! — Блестящие глаза Омеги были переполнены добротой и сочувствием и Тэ кивал на каждое его слово и хотел верить. — Не буду расстраиваться… Я верю… — Рассказать тебе стариковскую шутку? Я знаю их миллион! — Сокджин внезапно перешел на шепот, словно готовил не нафталиновый юмор, а обещал пациенту стопку водки. — Давай, — Тэ совсем разулыбался. Тэхен был с Сокджином куда открытей и разговорчивей, чем со Сталкером, хоть и познакомился с красивым Омегой лишь пару часов назад. Но уже совершенно им очаровался и понимал, почему их непрошибаемого Ким Намджуна так проняло. — Знаешь, что сделала горчица, когда почувствовала боль и обиду? — Эээ… Пожалуй нет. — ОНА ОГОРЧИЛАСЬ! — восторженно сообщил Сокджин, тут же заливаясь высоким и таким заразительным смехом, что Тэ тоже рассмеялся. — Еще одну вспомнил. Рассказать? — Конечно! А Альфа в это время рыскал по ближайшим ресторанам в поисках еды на вынос для них с Сокджином, и каждые пять минут дергал того уточняющими вопросами по чипу. И доуточнялся до того, что Джин совсем набрал Альфу и рявкнул в динамик пожелание, чтоб тот успокоился уже со своими крабовыми пирожными и прочей дичью, и просто принес еды. — Тэхени, между прочим, все слышит, он тут преснятиной давится! Так что не дразни его! В итоге парочка съела по бургеру, сидя в коридоре, чтобы не расстраивать Тэ. К девяти вечера приходящий медперсонал разошелся по домам, его сменили дежурные врачи и медсестры, но те обычно не показывались из своих кабинетов без необходимости. И это было очень кстати. — Ну что, Сокджин, город засыпает, а мафия просыпается? — спросил Джун, дожевывая бургер Омеги, с которым тот не справился. — Мы не мафия, мы те, кто творит добро, — Джин строго посмотрел на Альфу: — Побудь пока с Тэхеном, а я разведаю обстановку. Посмотрю, чего нам будут стоить препараты для сыворотки и место для манипуляций. — Включи чип, чтоб я сразу прибежал, если что, ладно? — Ладно, — Омега вдруг протянул руку с салфеткой к лицу Сталкера и по-хозяйски вытер соус с его нижней губы, пробормотав «неряха какой». И проделал он это так легко и буднично, словно уже лет сто следил за чистотой лица Джуна. А потом рассмеялся с остолбеневшего Альфы. А Альфа таял. Таял, как мороженое на солнце. Как лед, как черт знает что. Таял и словно во сне наблюдал, как Сокджин наряжается в белый халат и цепляет на грудь бейдж, сворованный на ресепшене. — Сокджина, — позвал он Омегу. Вот как это? Он сказал только имя, но в интонации было все — от " я тону» до «спаси меня». — Что? — парень вскинул на него свои оленьи глаза, продолжая расправлять складки на одежде. Хоть и выглядел безупречнее некуда. — Спасибо, что ты сейчас здесь, ты… Ты не представляешь, что это значит для меня, для Тэ, для Юнги… Для всех нас, — Сталкер приложил руку к своей груди, пытаясь высказать свои мысли, но не смог подобрать слов. — У нас все получится, Джуни. Но пока благодарить не за что… Мягкая омежья рука погладила колючий затылок под косами, скользнув по шее, а сладко пахнущий рот коснулся губ Альфы. И Альфа едва не заурчал от удовольствия и аромата, вновь заполнившего все вокруг. — Господи, в кого я превратился? В жижу, в подошву… Просто какая-то тряпка… — проскулил сам себе Намджун, когда, минуту спустя осознал себя сидящим все в том же коридоре. Он едва не пускал слюни на кафельный пол, наблюдая, как Омега отправляется сейчас в лабораторию больничного центра. Альфа сидел перед палатой Тэ, будто брошенная тряпичная кукла, и все еще чувствовал поцелуй на губах и дрожь в коленях. Такую сильную, что он боялся подняться с кресла. Из Чипа Намджуна, который по его же просьбе был сейчас в режиме прослушки, раздался тихий омежий смех: — Ты не тряпка, Намджун. Ты мой Альфа… ВЕРХНИЙ МИР. СЕУЛ. ПОЛТОРА ГОДА НАЗАД. Юнги не помнит, чтоб у него было столько счастья. Радостные дни, понятное дело, были, но чтоб вот так вот… Чтобы столько… Тэхен пел для него. И это было так прекрасно, что Мин даже дышать перестал, только чтоб не нарушить эту вселенскую гармонию, это чудо, о котором он раньше даже не подозревал. Музыкальные, длинные пальцы мягко нажали на клавиши, извлекая последний аккорд. В зале наступила такая тишина, что было слышно, как за окном снова распевается вьюга, вовсю празднуя Рождество. А потом все гости ресторана разразились благодарными аплодисментами. Песня Тэхена, скорее всего, не была шедевром. Но он спел ее так искренне, кладя всю свою душу на каждую из клавиш и в каждую спетую им ноту и все слышащие это почувствовали. — Тэхени, это было… Даже слов не подберу… Ты такой талант и эта мелодия… Когда ты то сочинил? — Юнги дождался, когда Тэхен сядет к нему за столик. — Давно… но не было случая ее спеть, — парень смущенно улыбался и только сейчас Юнги понял, чего интроверту Тэ стоило это откровение — виски и челка мелкого были совершенно мокрыми от пота. — Это ты… Это тебе спасибо… — Тэхен никогда еще не видел такого счастливого Юнги. У него сейчас глаза как солнца и улыбка… Младший не помнит, чтобы Мин вообще когда-то улыбался, и не догадывался даже, какая эта самая улыбка невероятная. Такая, что у Тэ мурашки волнами бегут от поясницы до самого затылка. Хен улыбался, обнажая ровный ряд зубов и даже розовые десны над ними, улыбается и радостно и беззащитно. А Юнги-то еще и очень, очень красивый. Но все хорошее заканчивается, а все Очень хорошее заканчивается вдвое быстрее. Или мгновенно. Хену внезапно звонит Намджун. А звонки вместо сообщений — это всегда отстой. Тэхен смотрит на лицо Юнги, пока тот говорит с Джуном и видит, будто в слоу-мо, на его эмоции. Удивление. Гнев и испуганный взгляд на мелкого. Злобно раздувшиеся ноздри и яростный мат. Плевать, что люди оборачиваются. Рука, сминающая салфетку, а потом — собственные волосы на лбу. Напряженные челюсти, желваки и поиск решения неизвестного уравнения. Весь разговор укладывается в двадцать секунд и в то же время кажется невероятно долгим. Минуту спустя они бегут из ресторана к подъехавшему такси, и сквозь совсем уже не праздничную метель едут на окраину города в абсолютном молчании. Тэхен не решается не то что спросить что-либо у Юнги, он боится даже взглянуть в лицо хена, потому что и так понимает — случилось что-то очень плохое, возможно даже непоправимое. И сейчас все становится на свои места у Тэхена в голове. Обрывки разговоров Мина с кем-то по телефону, и его жуткое настроение после, их надсадные споры с Намджуном — все это становится понятным и сводится к общему знаменателю. У Юнги большие неприятности в лаборатории. Но наверное, слово «неприятности» в этой ситуации неприменимо. Все куда веселей. У Тэхена хватает сейчас духу только на то, чтобы взять Юнги за руку. Но тот и на это почти не реагирует, застыв камнем на своём месте и таращась в темень за стеклом. Через час Uber высадил парней на огромном, заснеженном пустыре за городом. — Хен, где мы? — младший нарушает молчание, оглядываясь по сторонам. Но все, что он видит — это нетронутые заснеженные поля вокруг, редкие тополя и едва различимые в метели огни города к востоку от них. Ветер набрасывается на Юнги и Тэ сразу со всех сторон, выдувая тепло из их тел через пуховики. — Джун. Он сейчас приедет… Просто побудь пока со мной, ладно? Здесь Спуск в Бестиарий. У нас есть немного времени. Мин закатывает глаза, но слезы все равно начинают змеиться по щекам. Он хочет что-то сказать Тэ, но вместо слов из горла выдыхается стон. И Юнги обнимает Тэхена с такой яростью и отчаянием, что у младшего слезы наворачиваются на глаза. Мин тянется к нему губами и целует так страстно, что Ким едва не умирает от нехватки воздуха… И мечтает умереть в этот момент, потому что понимает — хен с ним прощается. А он не понимает, как жить БЕЗ Юнги… Но не успевает подумать. Не может, потому что Мин берет его лицо в свои руки и что-то уверенно и четко ему говорит. А у самого глаза, как две пропасти, и голос глухой, как вой волка… Он трясет Тэ за плечи и даже кричит, но мелкий оглох… А потом снова продолжается какой-то дурной сон, от которого Ким хочет проснуться и сбежать в сегодняшнее счастливое утро. Утро, которое кажется теперь настолько нереальным и далеким, что кажется было вообще не с ними и в другой жизни. С едва заметного в метели шоссе слетает Ламбо Ким Намджуна и эффектно разворачивается возле парней, визжа тормозами и брызгая снегом из-под колес. Сталкер чуть не выпадает из авто на снег, и бежит к багажнику, чтобы выволочь оттуда рюкзак, набитый добром Мина. Потом Тэхен и Юнги рысят на запад, ориентируясь на спину Джуна в черной куртке, к светящейся лиловым высокой рамке, «растущей» прямо из заснеженного глинозема. Спуск. Тот самый, который так жаждал увидеть Тэхен. — Здесь все самое необходимое, остальное завтра или на днях. Тебя встретит мой кореш и проводит в пункт номер семь. Будь осторожен, хен. Я знаю, что ты знаешь, но все равно, будь осторожен. — Буду. Присмотри здесь за Тэ, — в голосе Юнги слышится мольба. — Мог бы и не просить, — бухтит Сталкер и обнимает Мина, с неожиданной нежностью прижимая его голову к своей груди, — Все обязательно будет хорошо. Даже ахуенно. Тебе просто надо переждать все это в безопасном месте. — Да, спасибо за все, Джун, — тихо отзывается Юнги, и обращается уже к Тэхену. Он говорит с ним, а сам делает аккуратные шаги назад, к уже ослепляющей светом рамке. — Тэхени, мне надо уйти в Нижний Мир, чтоб в этом меня не посадили. Я очень старался не нарушать закон, но не получилось. Я не преступник. Намджун тебе все объяснит… Мы скоро увидимся. Все будет хорошо. Тэхен так много хочет спросить и сказать, но в итоге молчит и старается, чтобы Намджун не увидел его слез. Рамка начинает низко гудеть и светиться еще ярче, Юнги становится на черный круг внутри нее и проверяет лямки рюкзака, последний раз смотрит на парней и опускает голову, группируясь, словно перед прыжком в воду. На какой-то миг точка Спуска начинает гудеть так, что кажется, мозг Тэхена сейчас не выдержит и взорвется, но почти сразу на него обрушивается такая звенящая тишина, что ему кажется, что он оглох. Снова. …Потом они едут обратно в город и Ким заторможенно думает, что все повторяется. Тонущий в отчаянии Тэхен и спаситель Намджун снова в его машине. Он говорит об этом Сталкеру и тот грустно хмыкает. Он непривычно тихий сейчас, ведет машину спокойно, не смотря на заснеженный путь, и старается не смотреть на Тэ. — Мы не сможем сейчас вернуться к вам домой, мелкий. Там опасно. — У меня все еще есть комната в общежитии. — Даже не думай. В Академию тебе тоже нельзя. Теперь ты будешь жить у меня. Обернись. Тэхен оборачивается и видит на заднем сидении хаос из набросанных бомберов, пиджаков и полотенец вперемешку с обувными коробками, рубашками и ящиками с бельем, вынутыми прямо из шкафа. Вишенкой на этом торте громоздились диванные подушки, обмотанные гирляндой и любимая кружка Кима с зубной щеткой внутри. Тэ даже в себя немного приходит от возмущения, и оборачивается, чтоб рассказать Сталкеру, что Юнги бы не понравилось такое обращение с его вещами, но видит довольное лицо Джуна: — Не благодари. Я мог бы купить тебе все что нужно, но подумал, что тебе будет спокойней в окружении любимых вещей. — Большое спасибо, хен… — Ну я ж сказал, не благодари… Дом у Намджуна оказывается неожиданно просторным и обжитым. Неожиданно, потому что Тэхен вспоминает колкие шутки Юнги по поводу жилья Сталкера. Но наверное дело еще в энергетике хозяина дома. А у Намджуна она была хоть и буйная, но добрая. И дом был таким же — просторным, крепким и состоящим из хаоса. Но это только на первый взгляд. А на второй взгляд гостя уже выхватывал некоторую закономерность в этом бардаке. Намджун жил в дорогом и тишайшем районе города в бетонной хайтековой громадине, одна гостиная которого была по размеру как весь дом Юнги. Тэхен был настолько впечатлен, что застыл на пороге, разглядывая нежные стеклянные инсталляции, свисающие, кажется, прямо с небес, и нарочито грубые, серые стены. Черная плитка на полу была настолько глянцевой, что отражала в себе светильники, как в зеркале, от чего и без того большое помещение казалось еще больше. Ступени лестницы, ведущей на второй этаж, были сделаны из стекла и просто торчали из стены. Как по этой конструкции можно подняться и остаться живым — не понятно. — Хей, мелкий, я рад, что тебе нравится! Джун обошел Тэ, который все еще торчал на пороге, прошел к одному из трех низких, но широких диванов, и сбросил на его черную кожу кипу вещей из машины. — Неси сюда остальное. И не смей замыкаться в себе. Мы все исправим, слышишь? Позднее, засыпая в гостевой спальне на первом этаже, (Тэхен даже приближаться к лестнице не захотел, а Намджун не настаивал, только раз двести сбежал с нее и поднялся, чтоб доказать, что это сооружение прекрасно), итак, засыпая в дружеских, но совершенно чужих стенах, Ким силился вспомнить лучшее утро в своей жизни, которое было сегодня. Это утро было еще только сегодня, но Тэ пришлось продираться через такую толщу плохих воспоминаний и мыслей, что он так ничего и не вспомнил. Кажется, все хорошее, что было в его памяти, ушло в Бестиарий, вместе с Мин Юнги. … Джун сделал с десяток важных звонков, после того как Тэ ушел спать. Он дергал за все нити, которые были в его распоряжении, но так пока не получил ни одного вразумительного ответа. К тому же время было крайне неподходящим — Рождество. Но Намджун больше всего на свете ненавидел неопределенность, поэтому плюнул на хорошие манеры (которыми, вообще — то, никогда особо не пользовался), и обзвонил всех, кого мог. Ему обещали помочь, и добыть информацию об аресте Юнги и обвинениях которые ему выдвигались, но завтра. И Сталкеру ничего не оставалось, кроме тошного ожидания.