Пепел и лёд

      Хамбэй оскалился. Вернее, он так думал. На самом же деле выражение его лица ничуть не изменилось. Но пожалуй, если бы Тёсокабэ смог увидеть его душу, то звериный оскал и взгляд, полный боли и злорадства, запечатлелись бы в памяти того на долгие годы. А может, этот парень бы смог взглянуть шире и заметить, что с души сорвана почти вся кожа, а имеющаяся свисает лоскутами. Такэнака считал, что его уже не спасти, и потому ценил моменты любой радости. Пусть даже та радость возникала при созерцании чужой боли.       Моточика… Он посмел совершить то, чего и ожидал от него Хамбэй, — усомниться. Понимающий, тактичный, добрый? Быть такого не может! И Хамбэй в очередной раз не ошибся.       «Все люди одинаковые, и пока ты человек — твоё место среди этой осуждающей толпы».       Желание разрушить жизнь Масамунэ усилилось. И хоть Такэнака и не был причастен к распространению слуха, он мог воспользоваться этим, чтобы навсегда устранить препятствие со своего пути. Но сейчас…       — Ты хоть понимаешь, что сделал? — угрожающе шептал Моточика. — Знаешь, что случится с Масамунэ, если его исключат? Ему придётся вернуться в родной город, где его встретят разочарованные родители. Да мало сказать — разочарованные! Узнав причину исключения, они на нём живого места не оставят. Может, и до смерти забьют. Ты этого хочешь?       «А что, если и да?»       Заботиться о чужих проблемах и чувствах не входило в его планы. Хамбэй считал, что у него есть полное право на такую жестокость — ведь кто хоть раз позаботился о нём! Но сначала нужно заставить Тёсокабэ пожалеть о своих словах, заставить его устыдиться.       И Такэнака негромко рассмеялся:       — Должно быть, очень здорово обвинять того, кого ты совсем не понимаешь. А ещё забавнее — гневаться, не зная, что произошло.       — Не зная? Ты спрашивал меня, вероятно, и ещё кого-то об этом чёртовом зачёте. Пытался узнать об отношениях Датэ и Катакуры. И узнав, что сделал? Решил втереться мне в доверие, чтобы подставить их обоих? Думаешь, я ничего не знаю? — Моточика держался с трудом, но голосу сорваться не позволял. Только пальцы впивались в колени, не иначе, как удерживая желание сдавить бледную шею.       — Что ж. Я действительно хотел узнать, не завязались ли у Катакуры-сэнсэя отношения…       Хамбэй навалился на подлокотник, придвинувшись к лицу Моточики почти вплотную. Тот отпрянул и на секунду отвёл взгляд от фиалковых глаз, зрачки которых опасно сузились.       — Но вспомни… — продолжал Такэнака. — Вспомни, что я написал без цели выведать информацию. Вспомни, что на это ответил мне ты. Вспомни, как себя повёл я после этого. Вспомни вчерашний день.       Моточика быстро заморгал, не в силах выносить немигающий взгляд. Чувство вины пробудилось, хотя он всё ещё не знал, чему верить. Заметив это, Хамбэй выпрямился и отступил к своей изначальной позиции. Вдох-выдох. Он спокоен. Теперь не только внешне, но и внутренне. Лёд покрыл все разломы, созданные смешными эмоциями. Он посмотрел пустыми глазами на Моточику:       — А теперь уходи.       Бесшумно поднявшись, Тёсокабэ семенящим шагом пошёл к выходу. Слишком много сомнений, чтобы просить прощения. Слишком много вины, чтобы возразить. И одна единственная мысль — Масамунэ будет на него зол.       Когда дверь за Моточикой закрылась, у Хамбэя возникло чувство незавершённости. Что-то не было сказано. Чего-то не хватило. Это чувство раздражало, но не настолько, чтобы зацикливаться на нём. Просто минутное побуждение, вызванное отголоском пробудившихся эмоций — завтра от него не останется и воспоминаний.       «Стоит ли узнавать, кто стал разносчиком слухов?»       Всё же Хамбэй решил попробовать — что он теряет, если узнает? В крайнем случае, он ограничится передачей благодарности. Или отомстит. Чего сейчас хотелось больше, Хамбэй не знал, но уже открыл ноутбук, ждущий своего часа в спящем режиме.       «Надо же, сегодня просто день, когда я всем зачем-то нужен…»       За время, пока он был полностью во власти мира, где каждый поступок оценивает система под названием Сивилла, ему успели написать: Моточика — впрочем, смотреть его сообщения уже не имело смысла, — Мацу и Юкимура. Последний знал, чем должен быть занят его друг, поэтому Хамбэй открыл переписку с девушкой.

15:17

Привет)

Не хочу тебя отвлекать, но я тут хотела спросить кое-что…

Ты вот общался, пусть и по делу, с моим знакомым… Как он? Не было ничего депрессивного в его ответах?

Просто он мне отвечает односложно или игнорирует, а я волнуюсь за него

15:20

Ответь, как сможешь

20:44

Добрый вечер Не знаю, почему ты интересуешься его состоянием, но выглядит он вполне здоровым. Шрамов от порезов нет, если ты об этом. Мы с ним вчера гуляли Но почему он должен быть в депрессии?

20:45

О, вы подружились?

Я не знаю, как он сейчас… Просто беспокоюсь

      «Посмотрим, что можно узнать о Тёсокабэ».

20:46

Знаешь… Я его чем-то обидел, и мы поссорились. Это не может быть как-то связано с тем, из-за чего ты беспокоишься?

20:46

Возможно… Только ему не говори, что я тебе об этом рассказала

Ты ведь дружил с Кэй-куном?

      И Хамбэю открылась история, о которой он и подозревать не мог. Наверное, в то время его зацикленность на себе была сильней. Ну, приехал какой-то мальчишка. Ну, сказал, что альбинизм не уродство, а особенность. Ну, понял его влечение к личностям, игнорирующее их пол. А потом сбежал. После того о мальчишке ни слуху ни духу. А всё оказалось так…

20:53

Понимаешь, я очень переживаю, что он на этом зациклен

20:54

Это… ужасно! Я и не подозревал, что Кэй-кун проходил через такое… Он не писал мне после переезда. Наверное, хотел отгородить от излишних насмешек — ему же пришлось уехать, потому что стали о чём-то догадываться?

20:56

Да, поэтому

Кэй-кун постоянно думал, раз один узнал, значит, скоро узнают все, и боялся писать, потому что ждал обвинений

С Моточикой он не смог переписываться, потому что винил себя за то, что тот пострадал

20:57

Сейчас Кэй почти оправился, но всё равно не может никому написать: теперь из-за того, сколько времени прошло

20:58

Передай ему, что он может не беспокоиться о времени А я дурак: не понял, почему Моточика так беспокоится, дошёл ли я, и нагрубил

20:59

Он из тех, кто ощутимо волнуется, насколько я знаю, но случай с тобой, должно быть, и вовсе стал триггером…

Попроси прощения — он всегда держится друзей)

20:59

Благодарю

20:59

И тебе спасибо. Мне стало спокойнее)

      Радости от полученной информации — хотя она и оказалась очень полезной и многое прояснила в поведении Тёсокабэ — Такэнака не ощутил. Использовать её, чтобы помучить того и усилить чувство вины, было низко даже для него, готового на всё ради торжества своей справедливости. Да и можно ли это назвать справедливостью? Моточика же ничего ему и не сделал — он лишь снова защищал друга. Не разобрался, да. Но ведь право на ошибку есть у каждого.       «Ну уж нет! Раз я кажусь ему настолько ужасным, то так тому и быть — превращу их жизни в личный ад».       Снова всколыхнулась слишком жаркая для Хамбэя эмоция, но тут же улеглась. Оставались ещё сообщения Юкимуры. И желание высказать в ответ всё, что он о нём думает. Вот почему некоторым так сложно хоть иногда включать мозги?

18:35

Хамбэй-сан, что происходит? Ты не сказал, что плохо себя чувствовал вчера

Как сегодня? Надеюсь, лучше…

19:16

Да что, Идзанами дери, происходит?!

Я вдруг засомневался, что тебе помочь хотели, и решил узнать настоящую причину

Даже успел пристыдить себя, что так бездумно дал твой адрес, но если это правда…

Хамбэй-сан, мне нужны ответы! Это же не ты рассказал про отношения Масамунэ и Катакуры-сэнсэя?

      Видеть эти два имени, тем более рядом, Такэнака уже не мог. На последний вопрос ему хотелось ответить: «Да, я! Они этого заслужили!» Но к сожалению, Хамбэй мог это сделать только во время эпизода сомнамбулизма. И то вряд ли — такие сложные действия в этом состоянии считаются невозможными.       Вдох-выдох. Хамбэй ответит честно. Возможно настолько, насколько ещё не говорил никогда.

21:03

Боже, и ты туда же? Нет, я только несколько минут назад узнал, что возник этот слух

21:03

Тогда же всё отлично!

21:05

Не отлично! Я был влюблён в Катакуру-сэнсэя, узнал, что он встречается с другим, успел нажить себе во враги этого другого и, в конце концов, увидел их вдвоём!       Когда-то терпение заканчивается у каждого… Вот и Хамбэю надоело. Надоело молчать о том, что с ним происходит. Надоело, что для всех он как минимум странный. Надоело, что он так чертовски одинок. В этом была и его вина, но Хамбэй не хотел признавать, что сам отталкивал от себя тех, кто готов принять. Мацу, Юкимура… Да даже Моточика тянулся к нему, но он всё испортил своей жаждой мести. Хотя ещё не всё потеряно... Нет, они должны заплатить!

21:06

Погоди… Давай я приду

21:07

Один уже пришёл, спасибо

21:07

Я близко

И ты как раз объяснишь, что происходит

      Цыкнув, Такэнака вышел в прихожую. Нервно ходя кругами, он пытался понять, что с ним творится. Отлаженный механизм накрылся, и из великолепной машины он превратился в какую-то истеричку. Немыслимо! Хамбэй подозревал, что этот взрыв был нужен, чтобы привлечь внимание. Но он же давно решил, что никакое внимание ему не нужно. Что произошло? Почему сейчас он одновременно хочет, чтобы Санада пришёл и чтобы тот забыл про него навсегда? И когда же механизм начал сдавать? Неужели с того момента, как он...       Настойчивый стук.       — Ха…мбэй-сан… Всё… в порядке? — ввалившись в квартиру, Юкимура схватил друга за плечи. То не особо обрадовало Такэнаку, так что он мягко оттолкнул чужие руки от себя. К этому моменту ему почти удалось взять под контроль свои эмоции.       — Мне кажется, это я должен спрашивать. Ты так резко сорвался… Отдышись хотя бы.       Юкимура прислонился спиной к стене. Через минуту его дыхание пришло в норму, и он вновь обратился к Хамбэю:       — Расскажи, что происходит, пожалуйста.       — Чай? Кофе? — вздохнул Хамбэй. — Рассказывать долго. Думаю, после этого ты меня знать не захочешь, но мне не привыкать… — последнее было сказано слишком тихо, чтобы идущий сзади услышал.       — Кофе, пожалуйста. И не волнуйся, что разговор затянется, — у меня полно времени.       Пока вода не вскипела, было время решить, что рассказывать и насколько подробно. Такэнака всё ещё сомневался, следует ли говорить вообще хоть что-то, и бесконечно жалел, что поддался эмоциям.       Робкое прикосновение заставило его вздрогнуть.       — Кхм… Извини, я быстро.       Кивнув, Хамбэй проследил, как Юкимура скрылся в уборной. Понять, как можно так сильно краснеть, предупреждая о чём-то настолько естественном, ему до сих пор не удалось. Впрочем это даст ещё около пяти минут. Теперь уж точно можно было придумать любую ложь, но почему-то мысли вообще не хотели концентрироваться на этой теме... Сознание как чистый лист — такого с Хамбэем и на экзаменах не бывало. Что же с ним случилось?       Скорее машинально Такэнака обыскал ящики в поисках кофейных зёрен.       — Ну и где? Я же точно покупал недавно. Не мог же все использовать…       Наконец зёрна обнаружились — прятались за засохшим печеньем. Посмотрев на лежавший неизвестно как долго пакет, Хамбэй хмыкнул и достал его. Юкимура любит что-то пожевать, когда пьёт чай или кофе.       «Ну… Разгрызёт».       Как раз вернулся Санада, отряхивающий руки.       — Полотенце от тебя справа висит, — не глядя, сказал Хамбэй, достающий кружки. Судя по звукам, тот послушался и вытер руки.       Приготовив кофе и себе, и Юкимуре, Такэнака сел и начал свой рассказ. Санада не притрагивался к кружке. Слушал, не перебивая, и время от времени кивал. Хоть Хамбэй и рассказал только суть, было похоже, что история потрясла того до глубины души.       — В общем, не я распространил слух, но мог предпринять нечто настолько же низкое. Моточика не совсем беспочвенно злился.       — Это не так.       Такого Хамбэй не ожидал. Он уставился на Юкимуру, не веря в услышанное, но тот смотрел в ответ серьёзно, с толикой грусти во взгляде.       — Ты разозлился и искал выход своим эмоциям, думал, что сотворишь что-то, но ничего не сделал. За одни мысли нельзя обвинять человека. Мы не можем сказать, как бы ты поступил. Может, что-то заставило бы тебя отказаться от мести.       — Ты действительно в это веришь? — только и смог спросить Хамбэй.       — Да. Понимаешь… Я не думаю, что ты плохой человек. Просто на тебя много всего навалилось. Я видел снотворное, прости… Оно довольно сильное, чтобы повысить твою чувствительность к происходящему. Может, из-за него ты стал раздражительнее. А ещё ты слишком много держишь в себе…       — Хватит меня оправдывать, — Юкимура замолчал и вопросительно посмотрел на Такэнаку. Но тот избегал взгляда. — Я не могу простить им счастья, понимаешь? И не могу оставить с Моточикой всё, как есть.       Санада ненадолго задумался.       — Ты ждёшь от других зла, поэтому спешишь сам его совершить. Наверное, ты сейчас думаешь, что у тебя отобрали единственный шанс на счастье. Но это не так. Может, я и плохо узнал тебя за всё время, что мы общались… Однако мне показалось, что моментами ты открывался и был искренним. Если Моточика это увидит, то общение у вас наладится.       — Зачем мне он?       — Ну ты же на него злишься. Значит, что-то чувствуешь. Будь это безразличный тебе человек, ты бы ничего не чувствовал, — слабая улыбка появилась на лице Юкимуры. — На меня ты тоже злился, потому что всё же считаешь другом.       Хамбэй упрямо смотрел в стену и молчал.       — Знаешь, у меня тоже не всё гладко в отношениях… Но я думаю, что даже если Мотонари выберет другого, мне это принесёт не только боль, но и радость. Ведь значит, он остановился на том, к кому точно испытывает чувства. Так будет правильно, и в этом не виноват ни он, ни я. Если подумаешь в таком ключе, то тоже сможешь отпустить человека.       Интереса к разговору Такэнака не проявлял, и Санада решил оставить его одного в тишине. Только перед уходом всё же добавил:       — Если захочешь ещё что-то рассказать, я всегда тебя выслушаю.       И ушёл.       Выбор оставался за Хамбэем, и, как развернутся дальнейшие события, зависело только от него. Понимая это, он погрузился в размышления и уже через час решился на второй в своей жизни отчаянный шаг.