Черная звезда

Мехмед по лицу Синана понял, что идет кто-то не тот, и услышав голос за своей спиной, поздравил себя с умением читать лица. – Господин Мехмет, – проблеяла за его спиной Эдже Чамкыран, и Мехмет сжал челюсти, прожигая Синана взглядом. Тот хмыкнул, отпивая кофе, и Мехмет повернулся к Эдже. – Добрый день, госпожа Эдже, – строго сказал он, глядя на глупую девчонку. До сих пор ему везло, и все те разы, что Эдже навещала старшую сестру в офисе, Мехмет был или на выезде, или в кабинете, и с малолетней дурочкой не встречался, но следовало понимать, что так не будет вечно. – Господин Мехмет, – запищала та. – Я хотела перед вами извиниться… То есть, сестра сказала, чтобы я перед вами извинилась… То есть, я сама хотела перед вами извиниться… – Дурища стыдливо опустила голову, и Мехмет перевел взгляд за ее спину. Хазан Чамкыран стояла у двери, сложив на груди руки и внимательно глядя в затылок сестры. – Я прошу прощения, что наговорила про вас… И что обманула вас… И что наговорила всякого… Я это… Извините, пожалуйста. Я не хотела. «Не хотела». Мехмет едва не рассмеялся. Это звучало так невообразимо по-детски. «Я не хотела». Мехмет почувствовал себя стариком. – Ну, Эдже, ты и выдала, сестренка, – вклинился в ее извинения Синан, и Мехмет напрягся. – Ну ты и наговорила, девочка. Ты знаешь, что Мехмет свой мотоцикл продал, видеть его не мог после того, что ты наплела. – Синан! – Хором рявкнули Мехмет и Хазан, и они переглянулись, под радостный хохот Синана, а Эдже едва не до слез залилась краской. – Он шутит, госпожа Эдже, – ровным голосом сказал Мехмет, прожигая Синана взглядом. Бедная девочка и так умирала со стыда. – Я… – Эдже замолчала, беспомощно оглядываясь на сестру, но та строго посмотрела на нее, взглядом веля продолжать. – Я прошу прощения, господин Мехмет, – прошептала Эдже, глядя на его туфли, и Мехмет улыбнулся. – Конечно, госпожа Эдже. Пусть все останется позади. – Вы правда не сердитесь? – Спросила Эдже, поднимая голову и с надеждой глядя на него. – Правда, – он тепло улыбнулся ей. – С кем не бывает. Я и сам когда-то был молодым. Эдже широко улыбнулась и побежала прочь под заливистый смех Синана. – Я и сам был молодым? – Синан откровенно хохотал. – Брат, ну ты даешь! Да я тебя теперь братом не буду называть, а дядюшкой! – Да хоть дедушкой зови. Что ты нес, подумай просто? Бедный ребенок, она была просто в ужасе. – Бедному ребенку не стоило болтать всякую чушь, – фыркнул Синан. – Хазан, согласись, твоей сестре следовало всыпать? – Я уже всыпала, не беспокойся, – холодно ответила Хазан. – Мехмет, – тихо сказала она, и когда Мехмет перевел на нее взгляд, кивнула. – Спасибо. Мехмет кивнул, ничего не отвечая. Он пока так и не знал, как с ней разговаривать. После того случая в квартире Хазан и извинений на следующий день он попытался взять себя в руки. Возможно он и правда был к ней несправедлив, она имела право сердиться на него, из-за того, что наговорила эта глупая девчонка, и он понимал, честно, понимал, но… Слова, которые она тогда произнесла постоянно гремели в его голове, и одновременно с ее голосом он слышал голос Азраила. Мехмет ущипнул себя за руку, сдавил одну руку второй и постарался расслабиться, когда Синан вдруг начал рассказывать какую-то смешную, на взгляд Синана смешную, историю, очевидно, пытаясь его отвлечь. Мехмет заметил это за Синаном, когда он начинал дергать руки, Синан вдруг начинал особенно легкомысленно болтать, и конечно это не было совпадением. Должно быть сестренка Севда рассказала ему, что означают его стоп-сигналы, которым сама Севда его и научила, и Мехмет был благодарен за это. Под кажущимся легкомыслием богатенького мальчика скрывалась ужасающая душевная травма, и против своей воли Мехмет испытывал жалость к нему, хотя изначально был твердо намерен презирать своего подопечного, а уважение к спокойному, выдержанному и серьезному господину Хазыму начало трескаться. То, что пережили господин Хазым и госпожа Севинч было ужасно, но то, как они поступали со своими детьми, было еще ужаснее. Забросить трех детей ради призрака единственного мертвого – это было чудовищным, особенно учитывая, что двоих они произвели на свет уже страдая по их покойному Ягызу. Когда-то Мехмет считал любовь своей матери удушающей, но она была лучше равнодушия, которое господа Эгемены испытывали к своим живым детям, а у Синана не было даже любви его брата и сестры. Он был так одинок и несчастен, бедный маленький богатый мальчик, счастливый мальчик, мальчик, которому не приходилось ни бороться за свою жизнь, ни перебиваться с хлеба на воду, ни видеть, как одна за другой перед ним захлопывались раскрытые для других двери. Для него и Хазан Чамкыран все двери были раскрыты нараспашку, и если Синана ему было жаль, то по отношению к Хазан он чувствовал, да, это следовало признать, быть честным перед самим собой, он чувствовал обиду и зависть. Он был ничем не хуже нее, не был тупее, не был ленивее, если бы он родился в богатой семье, он наверняка был бы на ее месте, он тоже учился бы в лучших школах и работал в важных фирмах, и потому его так задевало, как она презрительно отнеслась к нему, к его образованию, к его способностям, к его работе. Мехмет выполнял почти всю работу за Синана, выполнял ее лучше него, несмотря на высшее образование бедного маленького богатого мальчика, но Хазан до сих пор сомневалась, до сих пор каждый раз удивленно приподнимала брови, когда видела, что он справился, когда читала его анализ, когда с какой-то радостью поправляла его ошибки. В такие минуты он снова ее ненавидел, хотя и пытался себе напомнить, что не имеет права, не должен, не может испытывать такую злость, что у нее есть право сомневаться. Мехмет подмигнул Эрдалу, который глянул на него из-за стекла своего офиса. Должность Эрдала была просто синекурой, «Эгемен Косметикс» в принципе не нуждалась в службе безопасности, но в последнее время Хазан нашла ему работу, не совсем уместную, если честно – наблюдать за господином Гекханом и его невестой. Мехмет был на самом деле согласен – Гекхан Эгемен произвел на него тягостное впечатление: истеричный, нервный, одержимый какой-то… Правда встретил он его в неудачный для господина Гекхана час, но… Мехмет не мог себе представить, как можно даже подумать поднять на своего отца руку. Если бы у Мехмета был отец… Хоть какой-то, хоть самый плохой, лишь бы был жив. Он подозревал, что мама была бы в порядке, если бы отец остался жив. Эти потерянные и несчастные богатые девочки и мальчики даже не понимали, каким счастьем они обладали, не понимали и плевали в него. Мехмет вздохнул, открывая компьютер. Уже по привычке он проверил, кто кроме него логинился в его ноутбук, но или Хазан и правда больше не лазила в его работу, или научилась лучше прятаться. – Тут-тук! – Раздался звонкий голос, и Мехмет сдержал желание содрогнуться. Фарах. Она была милой девушкой, забавной, но твою же мать, какой же она была навязчивой. Ее интерес вовсе не казался Мехмету лестным – она гонялась за ним из спортивного интереса, словно за внушающей любопытство бабочкой, которую хочется поймать, разглядеть как следует, высушить, пришпилить иголкой в свою коллекцию, и погнаться за следующей, еще более яркой и интересной. Синан, посмеиваясь, предлагал просто сдаться наконец на ее милость и тем самым дождаться, чтобы она потеряла интерес, но это было слишком даже для такого случая. Вбитая с детства матерью мысль сидела в голове: никакого блуда, никаких случайных связей. «Мы с твоим отцом обожали друг друга, и у меня никого не было после него». Да, Мехмет не был монахом, и у него случались истории, но все еще жила надежда, что однажды он встретит женщину, после которой не захочет даже посмотреть на другую. Женщину, которую он однажды приведет знакомиться с матерью, и мать, может быть, может даже сможет порадоваться за него. Фарах нависла над ним, изучая через его плечо сайт, который просила посмотреть, и Мехмет даже не услышал, не увидел – почувствовал на себе чей-то взгляд. Хазан стояла у двери, глядя на них, и она насмешливо скривила губы, указывая глазами на Фарах, будто бы случайно положившую руку ему на плечо. Мехмет дернул уголком рта, отказываясь смеяться вместе с ней – ему совершенно не было смешно, поведение Фарах все больше и больше вызывало в нем даже не раздражение – ярость. Она не посмела бы так вести себя с другим сотрудником фирмы, с настоящим сотрудником, но он, мальчик на побегушках у Синана Эгемена, был ее законной добычей. – Мехмет, – попросила Хазан, – Синан закончил анализ коммерческого предложения, которое отдала ему в понедельник? «Синан закончил». Это значило, «закончил ли ты?». Она это понимала, Фарах это понимала, Синан это понимал. – Он работает над этим. Хазан твердо посмотрела ему в глаза. – Вот пусть он, – она выделила последнее слово, – и работает. Фарах, – почти сердито сказала она. – Нам пора. Мехмет знал, куда им пора – на встречу с представителями кинокомпании с которой они собирались заключить контракт на косметику для нового сериала. Вечером, знал Мехмет, девушки шли с киношниками в клуб, и в другое время Синан пошел бы с ними, но Синан уже больше полугода не ходил в клубы, и сначала журналисты этому удивлялись, потом пытались найти причины, а потом просто-напросто забыли про него, и это Синана здорово обидело. Синан влетел в кабинет, пыхтя от негодования. – Где там это коммерческое предложение? – Сердито забубнил он, роясь в своем компьютере, и Мехмет нажал кнопку «Отправить». – Только что переслал. – Не получил пока… А нет, вот, вижу. Что, уже все готово? – Почти, – сухо ответил Мехмет, и Синан хмыкнул. – Ладно, закончу сам. Меня только что Хазан вздрючила. – Мехмет приподнял брови, глядя на него, и Синан закатил глаза. – Я, видите ли, слишком тебя эксплуатирую. Брат, я тебя эксплуатирую? – Не без того, – признал Мехмет, улыбаясь. – Я мог бы зарабатывать деньги твоего отца просто заливаясь кофе в коридоре и пялясь на тебя во все глаза, как Эрдал. – Брат, ты бы сдох от скуки, с твоим-то гигантским мозгом, так бы и усох там, считая плитку на полу. Сколько там ее, кстати, ты в прошлый раз говорил? – Триста сорок две, – автоматически ответил Мехмет. – Сто восемнадцать белых, сто… – Молчи, молчи, молчи, у меня крыша от этого едет, как у тебя еще не поехала? Мехмет сжал зубы. Он знал, что в таких словах нет ничего особенного, что это даже не шутка, а простое, обычное для любого человека выражение, но для него любое упоминание сумасшествия было ударом по незаживающей ране. Я не сойду с ума, мама. Я не сойду с ума. – Так что, Хазан бы радоваться, ты занимаешь мозг и приносишь пользу ей и ее фирме, я отдыхаю, папаня тратит деньги и думает, что откупился от меня, все довольны и счастливы. Чем она недовольна? Мехмет развел руки. – Да она родилась недовольной, – хмыкнул он, но Синан покачал головой. – Неправда. В детстве она была веселой девчонкой. Боевой была, конечно, могла меня уже тогда скрутить, но всегда готовой на прикол. Эх, брат, какие мы с ней выкидывали фокусы! А как нам за это влетало! А потом ее отправили в Америку, и оттуда она вернулась грымзой. Мехмет сочувствовал его воспоминаниям, но сам он Хазан знал исключительно грымзой, а потому не мог сопереживать. – Что-то папаша сегодня совсем с цепи сорвался, – удивился вдруг Синан, глядя в экран телефона. Звонки отца он обычно ставил на беззвучный режим без вибрации, чтобы легко их упускать, и судя по его помрачневшему лицу, сегодня за это ему могло достаться. – Он мне весь день названивал по ходу. Стой, – вдруг сказал он, переменившись в лице. – Ну конечно же. Десятое ноября. – Да, сегодня десятое, – подтвердил Мехмет, удивленно глядя на него. – Что такое? – Сегодня же великий день скорби по моему невинно похищенному брату. Твою мать, – выругался он. – Сегодня мне полагалось вместе с родителями предаваться горю по поводу его тридцатого дня рождения. – Для твоих родителей, – тихо сказал Мехмет после долгой паузы, – все это очень непросто. – Это непросто для нас всех, – сердито ответил Синан. Да, и наверное, детям было тяжелее. Пока родители страдали о своей потере, дети не могли понять, за что расплачиваются они. Они ведь просто были детьми. – Давай сходим куда-нибудь вечером, – предложил Синан. – Домой я не пойду до последнего. – На тренировку? – Предложил Мехмет, и Синан фыркнул. – Все еще надеешься воспитать из меня бойца? – Уверен, что воспитаю, – твердо сказал Мехмет. – Давай, поработаем над твоей левой. Когда они приехали в особняк Эгеменов, было уже поздно, но господин Хазым еще был на ногах, да еще как на ногах. Господин Хазым стоял у двери особняка, пылая от ярости, и Мехмет почувствовал робость, когда, наскоро кивнув, двинулся мимо него к своему припаркованному во дворе мотоциклу, который он оставлял каждый день по утрам, уезжая с Синаном на машине. – Как ты мог? – Зашипел господин Эгемен, громко, звонко, словно встревоженная змея. – Как ты мог так поступить? Как вы могли так поступить? Неблагодарные, дрянные создания! Как вы могли пропустить такой день? – А что такое, папа? – Нагло спросил Синан. – Никто не приехал плакаться по дражайшему Ягызу? Какая жалость. – Какой же ты мерзавец, – почти просвистел, задыхаясь, господин Хазым. – Какие же вы мерзавцы. Ваша мать ждала вас весь день… – О да, единственный день в году она нас ждет, чтобы промыть нам мозги о прекраснейшем Ягызе. Спасибо, ее речь я уже выучил наизусть, и про его маленькие ручки, и про его нежные волосики, и про прекрасные голубые глазки, все выучил как молитву. Решил, что в этот раз обойдусь. Мехмет подошел к нему ближе, справедливо опасаясь взрыва. Господин Хазым, казалось, трясся от ярости. – И видно, всех уже затрахала эта история, раз уж даже ваши с мамой друзья не явились на поминки нашего милого братика. – Ягыз не мертв! – Вскрикнул его отец, содрогаясь всем телом. – Он не мертв! – Если он жив, – прошипел Синан, сузив глаза, – Аллахом клянусь, я сам бы его убил! Мехмет успел перехватить ладонь господина Хазыма у самого лица Синана. Синан закрыл глаза, очевидно готовый к удару, и господин Хазым ошеломленно уставился на Мехмета, не веря, что тот посмел остановить его. – Я плачу тебе деньги, – прохрипел он, и Мехмет твердо взглянул ему в лицо. – За то, чтобы его защищать, господин Хазым, – ответил он. – Пошел вон, – процедил он сквозь зубы, и Мехмет посмотрел на Синана. Тот мрачно смотрел в лицо отца. – Что, щенок, уже без телохранителя и с отцом поговорить не можешь? – Мехмет, иди домой, – твердо сказал Синан, не отрывая взгляда от отца. Мехмет заколебался, и Синан перевел на него взгляд. – Иди. Мехмет кивнул и удалился, терзаемый мрачными предчувствиями, и эти предчувствия не обманули. Он уже почти заснул, когда раздался телефонный звонок, и он сжал зубы, когда увидел, кто звонит. Хазан. – Какого хрена ты его отпустил? – Раздался ее визгливый голос, и Мехмет устало вздохнул. – Доброй ночи, Хазан. – В аду я видела такую ночь! Синан здесь, в клубе, уже нажрался до зеленых чертей! Какого черта ты выпустил его из виду! – Следи за ним, я скоро буду, – ответил Мехмет и отключился, не слушая проклятья Хазан. Он сам чертыхался – этого только и не хватало, Синан сорвался. Он должен был это предвидеть, но он надеялся, что Синан сможет устоять… По-видимому, не после скандала, который ему закатил Хазым Эгемен, вот уж правда, отец века. Когда он добрался до клуба, Хазан ждала его снаружи, а бесчувственное тело Синана лежало на скамье. Мехмет проверил часы – была уже половина пятого, но даже и так, Синан похоже пил бутылками прямо с горла, чтобы так отрубиться. Или же все-таки несколько месяцев воздержания понизили уровень толерантности к алкоголю в его теле. Хазан устало клевала носом, она явно была вымотана, хоть и явно трезва – это была вечеринка с деловыми партнерами, и на таких мероприятиях она никогда не пила. – Твоя машина? – Спросил он, и Хазан указала на стоянку. Мехмет посмотрел на нее, она еле шевелилась, и ей очевидно не стоило садиться за руль. – Давай ключи, – велел он, и Хазан окинула его гордым взглядом. – Тебе сейчас нельзя за руль, у тебя глаза слипаются, – сказал он, сжав челюсти. – Я поставлю там мотоцикл и приведу твою машину, а потом отвезу вас по домам. Она фыркнула, протягивая ему ключи. – Я думала, про мотоцикл была шутка, – ни с того, ни с сего сказала она. – Ты и правда его так и не продал? – Да, на чем еще мне заниматься сексом? – Раздраженно сказал он, опуская забрало шлема, и Хазан возмущенно выпучила глаза. Когда через несколько минут он вернулся на серебристом мерседесе Хазан, та сделала вид, будто ничего и не было. Она безразлично смотрела, как он загружает на заднее сидение Синана, и спокойно села на пассажирское место рядом с ним, глядя, как он настороженно оглядывается по сторонам, заводя мотор. – Ты словно врагов из засады ждешь, – недовольно сказала она. – Что-то случилось? – Нет, – ответил он, – показалось, что видел уже вон того человека, – он дернул подбородком, показывая на мужчину в конце улицы. – Показалось или правда видел? – С подозрением спросила она, и он усмехнулся. – Правда видел. Просто это охранник клуба, я сейчас это понял. Когда машина проехала мимо того мужчины, Мехмет пальцем покрутил у своей груди, намекая на бейдж на куртке мужчины. – И что, ты всегда так разглядываешь людей? – Спросила Хазан, и когда он кивнул, протянула. – А, ну конечно, профессиональная привычка. – Не совсем, – Мехмет улыбнулся. – Это привычка из детства. – Хазан приподняла брови, глядя на него, и он объяснил. – Мама всегда настаивала, чтобы я запоминал и пересказывал ей по вечерам. Каждого человека, который подходил и заговаривал со мной, или просто слишком долго на меня смотрел. Каждую машину, которая проезжает мимо нашего дома. Чтобы запоминал до малейших деталей, а потом пересказал ей все. Это у нее была такая… Привычка, – усмехнулся он. Тогда он не понимал, что это была развивающаяся паранойя матери. Сначала это казалось веселой игрой, потом утомляющей заботой матери-наседки, а было признаком затяжной болезни. Но привычка выработалась, смотреть по сторонам, следить и запоминать, запоминать, запоминать. Я не сойду с ума, мама. Не сойду, не сойду, мама, не сойду. «Первые признаки параноидальной шизофрении обычно появляются в зрелом возрасте, после тридцати. Не хочу вас пугать, но вам следует внимательно следить за собой, господин Йылдыз. Такого рода болезни могут передаваться по наследству». Не было, не будет, не со мной. Он не спрашивая повез их к «Плазе», где была квартира Хазан. Он не мог вести Синана теперь в особняк, не после того разговора, который очевидно стал причиной срыва Синана, и не в свое скромное жилище – Синан бывал там и даже ночевал много раз, но при мысли, что Хазан увидит это, ему стало тошно. Да и само собой, Хазан решила бы отвезти Синана к ней – у нее была гостевая комната, в которой у Синана даже были какие-то вещи, так часто он у нее ночевал. «Нет, я никогда с ней не спал, брат, что за мысли, она же мне как родной братан, аж тошнит от твоих слов». Мехмет улыбнулся этой мысли, поднимая и закидывая Синана на плечо. Они прошли мимо сонного консьержа к лифту, и он отметил, что Хазан и правда еле ползет, и не дай Аллах, ему и ее нести придется. Но она, зевая и клевая носом, добралась до двери и даже спокойно открыла замок. Она провела его в гостевую комнату, скидывая с постели покрывало, и помогла ему стащить с Синана куртку, обувь и штаны. Хазан посмотрела на часы, простонав. – Хвала Аллаху, завтра суббота. – Она потерла глаза, глядя на Мехмета. – Идем, я постелю тебе на диване. Мехмет опешил. – Нет, спасибо, я поеду домой. – Не неси чушь, Мехмет, серьезно. Ложись. У меня отличный диван, поместишься даже вместе с Фарах. Кстати, хочешь, я ее позову, она же тут, через стенку живет. – Аллах-Аллах, – только и поежился Мехмет, выходя из комнаты Синана, но Хазан, по-видимому, вошла в раж. – А у нее ведь, кстати, тоже есть свободная комната. Давай разбудим ее, напросимся тебя приютить? Она будет рада. – Благодарю покорно, – сухо ответил он. – Ну серьезно, у нее есть вторая спальня, – веселилась она. – Если что, подопрешь дверь изнутри комодом. У нее тяжелый комод, она не прорвется. Мехмед покачал головой, сдерживая усмешку, и Хазан рассмеялась. – Жди здесь, я принесу подушку и простыни. – Хазан, правда, не надо, я пойду домой. – Черта с два ты пойдешь, уважаемый, – твердо сказала она. – Завтра с утра это тело будет страдать похмельем. И черта с два я буду с ним возиться. Это твоя работа. Так что или заявляешься сюда завтра с первыми лучами солнца и аспирином, или ложись спать здесь. Твой выбор, братец. Мехмет покачал головой, сдаваясь.