Черная звезда

– Господин Кудрет, – высокий деловитый мужчина, открывший ей дверь, проводил ее в гостиную и открыл дверь в соседнюю комнату. – К вам пришли, родственница. – Пусть катится на дно ада, – раздался приятнейший голос дорогого дяди Кудрета. – А если это Фазилет, то пусть там и остается! – Здравствуй, дядя. Ты, кажется, забыл, что пригласил меня ужинать. – Хазан не стала целовать своего дядюшку. Когда-то их отношения были теплыми – насколько они могут быть теплыми у девочки и ее вечно занятого совсем молодого дяди – игрушки на праздники, "как дела в школе?", "кто тут дядина розочка?", конфету в зубы и свали с дороги, не путайся под ногами – стандартный набор "дядя-племянница". Конечно, было по-настоящему теплое воспоминание о дяде – громкий скандал, который Кудрет закатил маме, когда та, по совету дяди Хазыма решила отправить ее в Америку. Тогда он единственный был на ее стороне, единственный, кто требовал, чтобы ее оставили дома, когда все остальные говорили, какая это прекрасная идея и восхитительная возможность для Хазан. Дядя вопросительно посмотрел на нее, перевел взгляд на часы, посмотрел в темноту за окном и потер лоб. – На моем компьютере все еще лондонское время, – сказал он, потирая шею и плечи. – А я-то удивляюсь, как много и быстро успел сегодня. – Ты и правда много успеваешь, дядя, – ядовито ответила Хазан. – И Эгеменам сделки устраивать, и Ниль консультировать, и на Джемиле в суд подавать. – И своими делами заниматься, – гордо ответил дядя, разворачивая к ней монитор своего компьютера. – Узнаешь? Хазан вскинула брови, увидев знакомый логотип. Один из самых громких стартапов этого года, директор была на обложке последнего выпуска Fortune. Она склонилась поближе к монитору и побежала по отчету, прокручивая его ударами кнопки по клавиатуре. – Ого, дядя. Ты на это глаз положил? Это будет твой magnum opus. – Надеюсь, что нет. Я собираюсь жить долго, и это только начало. Хазан быстро пролистывала страницы отчета, но остановилась, заметив кое-что. – Дядя, это легко не будет, посмотри на эти покупки, это выглядит подозрительно, зачем им это? Это явно... – Угу, – Кудрет ухмыльнулся. – Пытаются защититься, милые детки. Видно уже знают, что попали на зуб моему заказчику. – Ужин подан, господин Кудрет, – ассистент заглянул в кабинет, и Кудрет захлопнул ноутбук, мотнув головой в сторону выхода. – Пошли, я сегодня кажется и не ел. Али, я ел сегодня? – Али покачал головой, и Кудрет почесал лоб. – Да, кажется, все-таки не ел. Почему ты мне не сказал, что я не ел? Хазан закатила глаза, двигаясь в сторону столовой, не желая слышать разборок дяди с его очередным ассистентом. Она просто прошла к накрытому столу и уселась, не дожидаясь, пока дядя отодвинет стул и прочие положенные в таких случаях телодвижения, которые стерпела бы от обычного спутника на деловом ужине – но не с дядей же расшаркиваться? – На черта мне ассистенты, если они не дают мне банально пожрать? – Поинтересовался дядя, и Хазан фыркнула, беря в руки вилку и нож. – Нормальные люди начинают кушать сами года приблизительно в два-три, дядя, – сказала она как можно нахальнее. – Тебя саму приходилось гонять жрать, когда ты засиживалась за книгами, – напомнил Кудрет, и Хазан скорчила рожицу, вспоминая первый год жизни в Америке, который ей пришлось провести с дядей и его тогдашней любовницей – тогда дяде очень удачно пришлось отправиться по делам в Штаты, и Хазан хотя бы на первый год избежала пансиона. – Как поживает Ниль? – Спросила Хазан, приподняв бровь, и дядя фыркнул. – Прекраснее некуда. – Еще не пыталась тебя прирезать? – Поверь мне, девочка, это будет не первая женщина, что гонялась за мной с ножом. Даже Джемиле не была первой. – Кстати, насчет Джемиле. Ты правда собираешься снова судиться за Омрюм? Вам с Джемиле мало, во что вы превратили жизнь девочки в ее первые годы? Джемиле и Кудрет развелись еще до рождения Омрюм, и все первые годы ее жизни только и делали, что судились и скандалили, судились и скандалили, отбирая друг у друга дочь, мирились, ссорились, судились и скандалили, пока на очередном заседании детский психолог наконец не заявил, что из-за вечных скандалов и судебных разбирательств родителей, у девочки, у которой практически не было постоянного жилья, а было постоянное вырывание из рук одного родителя в другие, с криками и скрипом шин уезжающих машин, у девочки наблюдается отставание в развитии. Наверное, тогда-то Джемиле с дядей и опомнились. Омрюм тогда отдали Фазилет, а Джемиле и Кудрет впервые за многие годы нормально поговорили. Наверное, они тогда действительно испугались за Омрюм, осознали, что натворили, или просто вымотались от многих лет американских горок в отношениях, но в тот день они поговорили, подписали договор о перемирии и разбрелись в разные углы ринга: Кудрет смотался в Лондон, а Джемиле забрала у Фазилет дочь. До сих пор Кудрет был для Омрюм праздничным папой, который только звонит и шлет подарки, изредка появляясь в ее жизни на несколько часов, когда дела заносят в Стамбул, но так было до сих пор. А теперь Кудрет явился в Стамбул, и в суд полетел очередной иск. – На этот раз долгих споров не будет, милая. Я заберу Омрюм у этой шлюхи. – Вы превращаете жизнь своего ребенка в ад, дядя. – Жизнь – боль, моя дорогая. К этому приходится привыкать. Хазан с трудом подавила желание плеснуть дяде вином в лицо. Но оставалась главная тема, которую она хотела обсудить. – Дядя, – Хазан взяла быка за рога. – Что это за история со сделкой по отелям в Болгарии? Какого черта ты это затеял? Мы все посмотрели, это же натуральная черная дыра. Как тебе вообще в голову такое взбрело? Кудрет, наколовший на вилку вилок брюссельской капусты, попытался пронзить ее своими страшными для половины мира глазами, но Хазан только отправила в рот кусочек прекрасно приготовленной курицы. Дядя вдруг широко улыбнулся, радостно, почти счастливо. – Значит, этот ублюдок все-таки говорит по-английски. Ах ты маленькая сволочь. Хотя я это предполагал. Накопал на него кое-что. Диктофон на ножках. Довольно забавно, но все же неэффективно. Ничего, он у меня еще попляшет. А ты… Ты могла бы работать там сама, Хазан. Почему ты не работаешь в холдинге? – Мне это неинтересно, дядя, – ответила Хазан, отпивая глоток вина. – Зачем ты это устроил? Ну кроме того, что у тебя природа скорпиона. – Дядя с любопытством склонил голову набок, глядя на нее, но Хазан не стала объяснять. – Это ведь мина замедленного действия, дядя, эта сделка. Если бы тебе удалось провести ее, то через год, через два ты взорвал бы холдинг Эгеменов изнутри. Зачем тебе это надо? – Хазан, – Кудрет ласково улыбнулся. – Зачем тебе эта нелепая косметическая компания? «Эгемен косметикс», как же глупо это звучит, «Эгемен косметикс». Шанель, Версаче и Эгемен. Потрясающе. Я бы понял, если бы фирма хотя бы звалась «Чамкыран косметикс», хоть понимал бы за что ты держишься. – Она так называется, потому что это была идея тети Севинч, – спокойно ответила Хазан. – И первым инвестором был дядя Хазым. – Да, да, дядя Хазым. Вечный источник богатства семьи Чамкыран… – Кудрет снова улыбнулся своей обычной волчьей улыбкой. – Бросай эту чушь, племянница. Поехали со мной. Работай на меня. Ты видела, с чем мне приходится иметь дело. Это тебе не гипоаллергенная помада. Присоединяйся. Мы с тобой вместе распотрошим эту компанию, как вот эту самую курочку. – В этом-то и дело, дядя, – ответила Хазан, понизив голос. – Я не хочу ничего и никого потрошить. Ты занимаешься разрушением, дядя. А мог бы заниматься созиданием, как мой отец. Ты не просто рушишь чужие компании и чужие карьеры, ты рушишь чужие жизни. Просто потому, что тебе так хочется? Так? Ты ведь талантлив, дядя, ты столько мог бы достичь, но… Тебе просто нравится это, да? Разрушать? Портить? Ломать? Даже… Даже твоим близким! Даже тем, кто верит тебе! Кто помогал тебе с самого детства! Дядя Хазым… – Дядя Хазым, – улыбка не сходила с лица Кудрета. – Милый, милый Хазым. Всегда такой всклокоченный, всегда такой ошеломленный, как же так вышло, что все кругом негодяи, а он один – ангел? И дети-то у него не дети, и друзья у него не друзья, ах, бедный, ах, несчастный Хазым Эгемен. Племянница, золотая, наш милый Хазым прекрасно знал об этой сделке. И о том, что такое эта сделка. Что она, и что она принесет. Твой ходячий диктофон просто этого не понял. Мозгов не хватает, на одной памяти ведь не вытянешь. – Дядя поднял телефон и нажал несколько кнопок. Хазан услышала на своем звук пришедшего сообщения. На экране перед ней всплыли картинки – скриншоты переписки. – Все прекрасно Хазым знал об этой сделке, потому что мину мы готовили не холдингу. Этот милый сюрприз мы готовились подложить Гекхану. Хазан с ужасом смотрела на переписку Хазыма с дядей, подтверждающую эти слова. Вдвойне ужас у нее вызывала уверенность Хазыма в своей правоте в этой переписке. «Гекхану придется вернуться в семью и в семейный холдинг, у него не будет другого выбора. Я дал ему свободу, и вот как он ей воспользовался». – Милый, милый Хазым. Всегда был таким. Сделку эту, между прочим, готовил он, просто подкинул мне ее для финализации, чтобы свалить все на меня. Кудрет разбил фирму Гекхана, из мести за уведенную жену. Всегда так было. Он срал, а Чамкыраны подтирали. Так было с твоим отцом, так с твоей компанией, так и теперь со мной. – А при чем тут моя компания? – Хазан подобралась. Дядя пока не напортачил, Ниль и мама не вывели свои инвестиции, что именно ему не нравилось в его компании? – Ничего, кроме того, что Хазым может закрыть ее по первому желанию? Что Эгемен Косметикс значит «Эгемен Каприз». Как ты сказала, эта компания была создана по желанию Севинч, для развлечения Синана. Милая игрушка, пока вы не надоели вашему прекрасному дядюшке Хазыму. Стоит вам его сильно обидеть, например, не дать прижать Гекхана к ногтю, как все в вашем милом маленьком офисе пойдут собирать вещи, и первой – ты, Хазан Чамкыран, моя дорогая племянница. – Но дядя Хазым сказал… – Хазым красиво говорит, он даже красиво думает, вот только верить надо в то, что делает Хазым. А знаешь, что он делает лучше всего, Хазан? Лжет. Уже много лет он лжет. Они ведь поэтому отправили меня в Америку, знаешь? Я услышал тогда. Мне было двенадцать. Я помню смутно, но… – Он посмотрел в сторону, куда-то в пустоту, опять улыбнулся, широко, почти красиво, только все-таки страшно. – Надо бы поискать, уверен, я найду… Рабочий на стройке, ну да, конечно же… – Дядя, о чем ты говоришь? – Да ладно, ни о чем, – Кудрет повернулся к ней, не переставая улыбаться. – Если будет важно, расскажу, когда все выясню. Но, как я говорил, Хазым любит лгать, а еще больше он любит умалчивать. Когда молчишь – это ведь не вранье, знаешь? Ты не врешь, и себе кажешься честным. Хазым очень любит казаться себе честным. Потому и молчит. Дети Хазыма знают, что их мать умирает? – Что? – Хазан едва не поперхнулась. – О чем ты говоришь? – Не знают. Тогда-то они наверняка все трое вернулись бы домой, знаешь? Вернулись бы домой, не отходили бы от матери ни на шаг, хоть как-то попытались бы скрасить ее последние месяцы, Ягыз у нее на уме или не Ягыз. Казалось бы, скажи им, объясни, позови их к жене, но нет. Они, суки неблагодарные, сами должны были прийти, а не Хазым их звать. В итоге виноватыми окажутся они, что бросили умирающую мать, а Хазым будет святым и жертвой. Несчастный Хазым, довели его негодные дети. Или все тот же Ягыз. Разве он рассказал своим детям, что их брат жив? – Дядя, теперь еще и ты, – Хазан устало вздохнула, пытаясь уложить в голове все то, что уже наговорил ей Кудрет. – Что, думаешь, Хазым заразил твоего дядюшку своим безумием? Да, дорогой Хазым годами повторял своим деткам, что их украденный брат жив, вот только они, негодяи, должны были верить ему на слово. Оскорбляет его, что они не подпрыгивают, когда он велит им прыгать. – Дядя снова поднял телефон. – Вот, полюбуйся. Я снял копии. – На телефон Хазан полетела ссылка на папку в Dropbox. – Пароль я тебе потом напишу. Почитаешь. Занятное чтиво. Я просто плакал, когда читал, просто-напросто плакал. – Что это, дядя? – Хазан с подозрением уставилась на Кудрета. – Почти двадцать пять лет, каждое десятое ноября наш дорогой Хазым получал письмо. С описанием жизни его сына. Его дорогого Ягыза. О, он получал там подробный отчет. Когда у него вырос первый зуб. Когда он сделал первые шаги. Когда научился читать. Кто его любимый писатель. Первый ученик в школе. Лучший в классе по математике. Любимое стихотворение. Первая драка. Первая девочка. Кто-то сильно ненавидит твоего дорогого дядю Хазыма, милая моя. Сильно ненавидит его, так сильно, что каждый год старался посыпать солью незажившие раны. Чтобы знал, что мальчишка где-то там, растет без него, счастливый и довольный. Живет далеко, и знать не знает, и знать не желает никаких Эгеменов. – Это фальшивка, – ответила Хазан. – Ты же сам понимаешь, что это может быть только фальшивкой? – А вот и нет, милая. Знаешь, что еще ты там найдешь? Анализ ДНК. Анализ ДНК пряди волос, которую прислал этот мучитель. Наш милый Хазым носит их на шее, в медальоне, как в пошлых викторианских романах. – Кудрет хохотнул. – Прядь волос его пропавшего сына, как мило. Сохранить сохранил, к груди прижал, а часть на анализ ДНК сдать не побрезговал. Все перепроверил на всякий случай. И анализ показал, что так это и есть. Что это волосы ребенка Хазыма и Севинч Эгемен, но при этом – это не волосы Гекхана, Синана и Селин. Волосы четвертого ребенка. Который был еще жив двадцать лет назад. Он ищет его, Хазан, ищет, старается. Но никак не найдет. А несколько лет назад письма перестали приходить. Может быть, умер этот похититель, а может все-таки умер Ягыз, один Аллах ведает. Вот только Хазым как молчал об этом, так и молчит. – Но тебе он рассказал, – сказала Хазан, и Кудрет снова улыбнулся. – Потому что он думает, что я смогу помочь ему его найти, милая моя племянница. Потому что мой дорогой брат Эмин помогал ему искать, тогда, много лет назад. Вот только… – Кудрет склонился вперед, махнув ей рукой, чтобы она тоже приблизилась к нему над столом. – Вот только есть кое-что, что уже я ему не говорил. Что мой брат ему не говорил. Против своей воли, словно загипнотизированная его взглядом, Хазан склонилась к нему, слушая его шипящий, жуткий шепот. – Эмин знал, кто похитил этого ребенка. Твой отец был в этом замешан, Хазан. Он пытался мне это сказать до смерти, Хазан. Я не понял тогда, но теперь, сложил два плюс два. Это был очередной вечер поминок Ягыза. Мы возвращались от Эгеменов. Фазилет спала на заднем сидении, а Эмин был пьян. Я вел машину. Он тогда мне и сказал. «Севинч страдает», сказал он, «я думал, она забудет, когда у нее будут другие дети. Я тогда не был отцом и не понимал». «Сын за сына», вот что он тогда сказал. «Аллах, пусть она перестанет писать и успокоится. Она получила то, что хотела, пусть наконец успокоится и не пишет ему больше». Потом он отнекивался и клялся, что ничего такого не говорил. Но я-то помню. Твой отец помог какой-то женщине украсть Ягыза, Хазан. Как тебе такое созидание, девочка? Может, лучше курочку потрошить?