Черная звезда

– Что? – Вскрикнула Фазилет, выпучивая глаза, и Кудрет расхохотался. – Да, да, да, именно так и случилось. Севинч оставила все свои акции Ягызу Эгемену. Потрясающе, правда? Двадцатью процентами одного из крупнейших холдингов Турции теперь владеет призрак. Нисколько не жалею, что вернулся в Стамбул. Где бы я еще такой цирк увидел? – Кудрет! – Фазилет была уже вне себя и ей отчаянно хотелось запустить чем-нибудь в голову дорогого деверя. – Это не смешно! – Вопрос чувства юмора, дорогая невестка, я вот смеюсь. Да и Эдже смеется, правда, Эдже? Эдже прикусила ладонь под обвиняющим взглядом матери, пытаясь задавить хихикание, но у нее не получалось. – Но ты права, Фазилет, не смеяться надо, Эдже, сладкий ты мой кукленыш, плакать надо. Десять процентов акций принадлежат и тебе, так что с этой компании ты кормишься и поишься, а смотри, что с ней творится. В перспективе пятьдесят процентов компании в ведении детей семьи Эгемен, единственный из которых потенциально умный – потенциально мертвый, тридцать процентов у Хазыма, у которого тоже помаленьку протекает потолок, а двадцатью процентами твоими и твоей сестры управляет безграмотный солдафон с манией преследования. То есть, на весь совет акционеров ровно ноль мозгов. Помянем холдинг Эгеменов. Прожил почти сорок лет, совсем молодой был покойничек. – Кудрет! – Фазилет едва не скрипела зубами. – Надо же что-то делать? – А что мы можем сделать, кроме того, чтобы стоять на трибунах и аплодировать? Нет, можем выдать замуж Эдже, и тогда она тоже будет участвовать в этом забеге припадочных. Эдже, хочешь замуж? Я найду тебе мужа, и ты тоже сможешь устроить какую-нибудь пакость холдингу, а то твоя сестра недостаточно старается. – Не хочу я замуж, – Эдже сморщила нос, но ее дядя продолжал веселиться. – Ты неправильно расставила приоритеты, племянница. Тут главное не замуж, а акции холдинга. Найдем тебе фиктивного мужа – и ты тоже сможешь по собственной воле спустить холдинг в унитаз, чтобы в конце, когда все наконец закончится, с чувством исполненного долга сказать, что тоже приложила к этому руку. Фазилет, давай выдадим ее замуж, ну вот хотя бы за того солдафона с сдвинутым чердаком, вроде бы наша Эдже уже и так всем заявила, что потеряла с ним девственность, будет хотя бы не жалко. – Дядя! – Эдже густо покраснела, едва не до слез, но Кудрет только разошелся, мерзавец. – За Хазыма еще ее можем выдать, чем не партия? Он, конечно, старый, зато дурее тебя, дорогая племянница, а такое трудно найти… А все, конечно же, ты, дорогая моя Фазилет, твое воспитание. Ты постаралась. Одну дочь воспитала дурой, вторую – придурочной. Поздравляю. Эмин Зеки на том свете не нарадуется на детей. Эдже встала из-за стола и выскочила из столовой, хлопнув дверью. – Какая же ты сволочь, Кудрет, – прошипела Фазилет, прожигая брата покойного мужа взглядом, но тот и бровью не повел. – Вместо того, чтобы визжать тут на меня, дорогая невестка, лучше уж свою дочь приведи к порядку. Что творит эта ненормальная Хазан? Носится всюду с этим нелепым охранником, затащила его в совет директоров холдинга, таскает его по делам своей фирмы, днюет и ночует с ним. Не говорю уж об этом малохольном Синане, который вечно за него хватается, как за трость. Вот и сейчас они все трое умотали в Агву – чем они там занимаются? Что у них за отношения? Поговори с ней как мать! Если она спит с этим солдафоном… – Кудрет! – Что «Кудрет»? Или ты думаешь, твоя дочь до сих пор невинная девственница? А откуда у ее сестры тогда такие фантазии, а? Ты научила, что ли? Даже если она с ним и спит, это не повод возвышать своего любовничка до положения директора холдинга. Пусть возвращается в холдинг сама и бросает эту идиотскую фирму, этот бред с веганской косметикой или что они там устраивают, психопаты… У Хазыма течет крыша, у Гекхана она уже давно протекла, у Синана ее никогда и не было, сейчас только не хватает, чтобы Хазан вместо головы начала думать… – Заткнись! – Фазилет перебила его прежде, чем он успел произнести то, что собирался, а то она убила бы его. – Поговори с дочерью, Фазилет, – деверь встал из-за стола, взглядом прижимая ее к стулу. – Пусть возвращается в холдинг или отдаст управление акциями мне. – Он наклонился к ней, поднеся свое лицо к ее, близко-близко, и сказал ей, тихо-тихо. – Холдинг в опасности, Фазилет. Компания, которую помог построить твой муж, в опасности. Мы не можем ее потерять. Твой муж слишком много заплатил за долю в ней. – О чем ты говоришь? – Шепотом спросила Фазилет, и Кудрет ухмыльнулся. – Ты знаешь, Фазилет. Все ты знаешь, ведьма, – он криво улыбнулся, одним углом губ, и его лицо превратилось в уродливую двуличную маску. – Я знаю, что ты все знаешь. Как тебе не стыдно перед покойной Севинч? *** Они сидели на берегу реки и смотрели на бегущие мимо воды, в которых отражался их костер. Это была идея Мехмета, заночевать в палатке на берегу реки, и он ставил палатку, он разводил костер, он жарил мясо на огне, хотя Хазан с Синаном пытались помочь, как могли, и теперь, после ужина, они просто сидели и смотрели в темные воды реки. Хазан молчала, а Мехмет рассказывал какую-то историю о том, как они с классом ходили в поход, когда ему было двенадцать, и, наверное, это было побочным эффектом его невероятной памяти – он рассказывал эту историю очень долго, очень подробно и очень занудно. Он помнил все, что было в тот день – перечислил имена каждого его сопровождавшего, сообщил, что было в них в тот день необычного, что он взял с собой в тот поход, какую книгу он читал в автобусе, о чем разговаривал с одноклассницей Сахрой, как он был потрясен, когда впервые в жизни выехал на простор за пределы города, потому что до этого он всегда был в окружении домов, как… – Мехмет, – Синан улыбнулся, останавливая его. – Перестань. У тебя плохо получается. – Что плохо получается? – Не понял тот, и Хазан хмыкнула. – Отвлекать его хорошей историей, Мехмет. У Синана такое получается, у тебя – нет. – С чего это вдруг? – Мехмет обиделся, и Синан недоверчиво оглянулся на него. – Для начала нужна хорошая история. Эта была не очень, честно тебе скажу. Ну, разве что, кроме того, что твоя одноклассница Сахра была в тебя влюблена. Ты разбивал сердца с детства. Я так и знал. – Да нет, не выдумывай, – Мехмет рассмеялся, качая головой, и Синан повернулся к Хазан. – Хазан, твой вердикт? – Была, Мехмет, – подтвердила та. – Девчонка обсуждала с тобой реактивные самолеты, Мехмет. Включи мозг. То есть, – добавила она после паузы. – Если она сейчас пилот или работает в аэропорту, или… – Она работает в пекарне, – признал Мехмет, и Синан с Хазан хлопнули друг друга в ладони, давая «пять». – Это все равно не доказательство. – Кто была твоя первая девчонка? – Спросил Синан, и Мехмет неопределенно промычал что-то, явно не желая делиться. – Не, ну правда? Кто? – Ее звали Наз, – ответил он, и строго посмотрел на него, когда тот покрутил рукой, ожидая подробности. – Она была моей одноклассницей. На этом все. – Что, не будет подробностей, какого цвета на ней было платье, когда вы впервые встретились, о чем вы говорили, что сказала тетя Мехрибан, когда ты сбил ее на велосипеде, когда гнался за Наз с цветами, а? Где теперь детали, когда нам стало интересно? – Хазан захихикала, когда Мехмет сурово уставился на нее. Мехмет пожал плечами. – Да нет, там не было ничего особенного. Просто одноклассница, с которой мы ходили в кино и которую я провожал до дома, а потом она переехала с родителями в Анкару, и все закончилось. А кто был твоим первым парнем? – Его звали Эдди, и он был идиот, – спокойно ответила Хазан, и Мехмет кивнул. – О, – он задумчиво покивал, будто она сказала что-то очень содержательное. – Очень захватывающая история. – Вот так все и было, – ответила Хазан, улыбаясь, и Синан покачал головой, затягиваясь сигаретой. – Это чушь, сестричка. Ты нам практически ничего не сказала. В пятнадцать лет все парни – идиоты. – Ну, рассказывать мне еще меньше, чем Мехмету, – хихикнула она. – Мы тоже ходили вместе в кино, но ему зато не приходилось меня провожать. Мы оба жили в пансионе. Потом он ушел от меня к Фарах, и я впервые за многие годы воздала хвалы Аллаху за это. Они расхохотались, пугая громким смехом поющих сверчков. Отсмеявшись, Синан откинулся на спину, глядя на звезды. – Я бы рассказал вам про свою первую, но вы и так про нее знаете больше, чем надо. – Это что, госпожа Ниль? – Удивленно переспросил Мехмет, и Синан кивнул. – Мы сходились и расставались с ней, наверное, раз двадцать. Мы же еще в детстве все вместе дружили, помнишь, Хазан? Ну как дружили, родители свозят детей в один дом и говорят: «играйте». Кто там еще был, Хазан? Ребята, которых привозили, чтобы мы стали лучшими друзьями? Мерт, Умут, Асия, Фериде… Была бы у меня память как у тебя, Мехмет, я бы их всех до единого перечислил, но я многих из них уже не помню. Они просто испарились один за другим. Остались только мы трое, правда, Хазан? Ты, я и Ниль. А потом Хазан отправили в Америку, и мы с Ниль остались совсем одни, два одиночества на белом свете. – Не стоило вам начинать встречаться, – сказала Хазан, отворачиваясь от него, и Синан вздохнул. – Ее мама очень этого хотела. – Синан снова затянулся и выдохнув колечко дыма почти обрадовался – у него впервые получилось настолько ровное и плотное колечко. – У Ниль тоже потом умерла мама, – тихо сказал он. – Послушайте, – сказал он после короткого молчания. – Интересная история. Мы теперь все тут наравне. Мы все трое – сироты. То есть, наверное судьбой было предназначено, чтобы я вас догнал. – Синан, – недовольно воскликнул Мехмет, и Синан грустно фыркнул. – А может быть и нет. Это вам за мной не угнаться. Ты всегда говоришь, Хазан, как мать плохо к тебе относится… Но она у тебя есть. И твоя мать в больнице, Мехмет, но она иногда тебя вспоминает. А у меня родителей не было никогда. – Синан, не надо, не говори так, – тихо произнесла Хазан, обнимая Синана за плечи, но тот никак не отреагировал на ее слова. – У меня никогда не было родителей, Хазан. У нас троих. Они были рядом, конечно. Кормили нас, одевали, возили устраиваться в школу, спрашивали, как учеба. Но они всегда смотрели сквозь нас, Мехмет. Как будто смотрели и думали: «Нет, это не то». Я не помню, когда я впервые это подумал. Что родители родили меня в качестве утешительного приза. Проверить, может успокоятся. Но мать взяла меня на руки и сказала: «Нет, это не он». Я прямо представляю себе, что так и было. – Синан, я уверен, что такого не было никогда. – Ну, наверное, они не сказали этого вслух. Но я уверен, что они это подумали. И про меня, и про Селин. Подумали, что мы – это не то, фальшивка, негодная подделка. И они сразу отодвинули нас в сторону. – Синан встал и сделал несколько шагов к реке, стоя спиной к костру, спиной к ним. – Я так старался… Так старался, чтобы они увидели меня, услышали, вспомнили, что я есть. Что я существую… – Синан не видел, но услышал, почувствовал, что Мехмет встал рядом с ним, не прикасаясь к нему, просто слушая. – Я пытался быть хорошим, пытался быть плохим, пытался быть хоть каким-то, только не пустым местом, но… Меня с успехом мог заменить цветок в горшке – напоить, подкормить, подрезать немного, снять пыль – и пусть стоит дальше, загораживает свет. Гекхан пытался помочь мне, я знаю, он пытался, но Селин была такой маленькой, а ей никто даже не показывал как называются цветы, никто не показывал ей, что это собака, это кот, это чашка, где у Селин носик, где у нее пальчики – этим занимался Гекхан, и я не знаю, кто учил этому меня, если вообще меня этому учили, понимаете? Я не знаю, как я вообще научился говорить, если они со мной обращались как с Селин. Мне дышать становится трудно, когда я думаю об этом. Тот человек, который похитил Ягыза. Он не только моего брата украл. Он украл у меня моих родителей, понимаете? У меня никогда их не было, Мехмет, потому что их похитили, вместе с Ягызом украли их у нашей семьи. Ты говорил, что они рядом, что я должен их уважать, что я должен их понять, но у меня их никогда не было! По его лицу потекли слезы, и Синан сердито утер их рукавом. – У меня никогда не было родителей, и я не должен был ощутить утраты, ведь так? Нельзя страдать по тому, что никогда у тебя не было, а их у меня не было! Не было! – Крикнул он прямо в темное небо, покрытое множеством звезд. – Их не было у меня! Синан разрыдался, закрывая лицо руками. – Только почему так больно, Хазан? – Спросил он, чувствуя, как она становится рядом, обнимая его. – Если я потерял то, что не имел, почему мне так больно? Почему мне так больно, мама? – Закричал он, зная, что никогда не узнает ответа.