Children of the sorrowful World

Я прищуриваюсь и пытаюсь подметить хоть какие-то признаки присутствия мертвецов на сонной улочке небольшого городка Гровер, уютно расположившегося на границе Южной и Северной Каролины. Разинув темные окна, напротив громоздится трехэтажное офисное здание, в оконных проемах ветер шевелит лапшу вертикальных жалюзи. Тихо. Никого. В последнее время я расслабилась, гнетущее ощущение, зудящее под кожей в предчувствии чего-то дурного, исчезло. То самое чувство, не раз спасавшее мою шкуру, вдруг отключилось. В бесконечно длинном путешествии я начала доверять инстинктам других. Рика, Абрахама. Дерила. Мне внезапно проще оказалось взвалить ответственность за свою жизнь на плечи других. Или меня теперь так расслабляет портупея с прилаженным на боку пистолетом? Возможно и так, не знаю. От жары плывет перед глазами, тошнота комом подступает к горлу. Из приоткрытых дверей магазина за моей спиной раздается шорох, и я медленно оборачиваюсь на звук. Розита с Бобом вытаскивают из магазина упакованную в пленку бутилированную воду. Как раз то что надо, иначе я свалюсь от теплового удара прямо сейчас. Я тянусь к Стуки и выуживаю из упаковки бутылку. Вода теплая, почти горячая. — Аб с Диксоном еще не вернулись? — спрашивает меня Розита и терпеливо дожидается, когда я напьюсь и отвечу ей. Я мотаю головой: — Не-а. — Черт!.. — я чувствую, что Розита переживает и внезапно, поддавшись ее настроению, начинаю тоже нервничать. Они ушли довольно давно прошвырнуться по городу в поисках бензина. Огромный грузовик имеет неуёмные аппетиты, а дорога все еще предстоит дальняя. Топливо сейчас на вес золота. Остается только искать его, искать, надеясь на успех. А что будет, когда оно закончится совсем? Так и не дождавшись мужчин, к припаркованному на стоянке для кемпинга грузовику возвращаемся, идя несколько сотен ярдов по парковой зоне отдыха. Боб — чрезвычайно приободренный, мы с Розитой — в довольно подавленном настроении. На стоянке Абрахама и Дерила тоже нет. Роуз показывает мне свои сокровища, добытые из забытых домов на колесах: пластырь, мятные леденцы, несколько резинок для волос и довольно приятно пахнущий дезодорант. На ней новая желтая кофточка, которой не было, когда я уходила. — Здорово, ты молодец, Роуз, — хвалю я девочку, а в благодарность она дарит мне одну из резинок, надевая ее на запястье. Я глажу ее по спине, треплю лохматую шевелюру. Я усаживаюсь на бордюр рядом с вытянувшей худые ноги Мэгги. Она бледна, по ее лицу видно, насколько тяжко ей даются переезды в душном кузове грузовика. Мэгги часто дышит носом, возможно, ее опять тошнило. Я протягиваю свою бутылку с водой, и Мэгги благодарно принимает, одаривая меня, впрочем, самой вымученной улыбкой. Она никому не сказала. Ее страшная тайна, заставляющая каждое утро спрашивать Абрахама, далеко ли осталось до Вашингтона, все еще с ней. Растет внутри, как и растет ребенок Мэгги и Гленна. Я вдруг осознаю, что все догадываются. Давно уже догадываются. По ее отлучкам «подышать воздухом», по порциям Бэт, которые она делит с сестрой: половину себе, половину отдает Мэгги. По гонящему вперед Мэгги страху не успеть. Что будет, если мы не успеем? Или успеем, но Вашингтон окажется пустышкой, лишь миражом в мареве пустыни? Я замираю, сглатывая слюну, запершившую в горле. Что если что-то пойдет не так? От стресса, усталости, недостатка витаминов и скромного провианта. Мэгги может потерять ребенка. Мысль обухом бьет по голове. И за ней тут же следует еще одна, куда более страшная. Что если малыш уже в утробе матери оказывается зараженным смертельным вирусом, как и мы все, ныне живущие на земле? Значит ли это, что в случае неудачного исхода он может обратиться и крошечными руками с еще более крошечными ноготочками на пальчиках разорвать свою мать изнутри в попытке выбраться и утолить жажду крови? Я никогда не видела обратившихся младенцев. И надеюсь, что не увижу. Становится дурно, я сцепляю руки в замок, так, что начинают белеть пальцы и потрескивать суставы. Больно, но только так я могу замаскировать легкую панику. Кошусь на Мэгги: она даже не догадывается о моих мыслях, о том открытии, что я только что сделала. Она жадно жует подтаявший на жаре энергетический батончик, который достала из поясной сумки, руки у нее липкие от сахара. Она ни за что не узнает мой новообразовавшийся страх, я приложу к этому все возможные усилия. — Не представляешь, как я рыбы хочу. — Вздыхает Мэгги, когда подходит к концу батончик. — Жирной жареной рыбы и обязательно с хрустящей корочкой, мммм… Она мечтательно улыбается, откинув голову и прикрыв глаза. Я вздыхаю, потому что перед глазами тоже встает золотистый кусочек рыбного филе и зеленый салат. К рыбе обязательно нужен салат из овощей. Рот заполняется густой слюной, я сглатываю, и вечно полуголодный желудок сводит в судороге. — Если представится возможность, можно попросить Диксона что-нибудь поймать, сама я в этом деле не мастак, если честно. Все будет хорошо, — зачем-то в конце добавляю я. Даже полный идиот смог бы различить фальшь в моем голосе, а Мэгги была далеко не идиоткой. Да где же тебя носит, Дерил?! Они с Абрахамом давно должны были вернуться. Появившаяся из ниоткуда Мишонн увлекает Мэгги разборкой скудных найденных припасов, и я остаюсь одна. Наедине со своими мыслями и переживаниями. Наблюдаю, как по загорелой руке медленно ползет крошечная мошка, и изо всех сил пытаюсь отключить зудящий в голове рой нехороших эмоций. Не получается, я то и дело окидываю взглядом силуэт городка вдалеке и пустынный въезд на стоянку кемпинга. Никого. Но потом я вижу вспышку в городке, а за ней приходит приглушенный хлопок, и в небо взмывает столп оранжево-черного дыма. Я вскакиваю на ноги, словно во мне с силой разжалась пружина, замечая, как всполошились люди нашей группы, а потом делаю шаг, один и еще один. И вот уже ноги сами несут меня на марево пожара в городе. Там Дерил и Абрахам, и это с ними что-то случилось Рик что-то орет мне вслед, наверное, чтобы я остановилась. Оборачиваюсь. Он быстро семенит в мою сторону, на ходу неуклюже поправляя кобуру на поясе — с каждым шагом она бьет его по бедру. Пока я хлопаю ушами, Граймс обгоняет меня. Это он пойдет в город разведать, что случилось. Определенно. Даже и не обсуждается. — Я с тобой, — теперь догонять приходится мне. Рик отрицательно качает головой, хотя прекрасно понимает, что я не отстану. И это тоже не обсуждается. Судя по всему, пожар в городке бушует не слабый, что-то трещит и лопается. Или мне это просто слышится от пульсирующей в ушах крови? Нет, определенно, пожар страшен. Вдоль позвоночника вверх бежит горячая волна ужаса, добирается до головы и давит затылок, не давая продохнуть. Я слышу, как за нами увязывается Розита. Еще бы… Это же определенно ее бойфренд и Диксон устроили большой «БУУУУМ» в городе. Улицы словно ожили, мы прошли буквально несколько ярдов от заправки на окраине города, а мертвецы уже досаждают, как мухи в жару. Они появляются из-за угла какого-то темного переулка, едва не наскакивая на нас. Я чуть не всаживаю пулю в голову Абрахама. Он кричит: — Как раз вовремя! — и скидывает ярко-оранжевые канистры, занимающие его руки, доставая пистолет и отстреливаясь от ревущего в спины мужчин стада мертвецов. Это что, дизель? У Дерила в руках — точно такие же, Рик проворно подхватывает сброшенную канистру Абрахама. Я подскакиваю к Диксону, чтобы помочь, но он только недовольно отмахивается, мол, куда тебе, лучше ходячими займись. Определенно, в этом я могу преуспеть гораздо больше, чем в волочении тяжелой ноши. Диксон, перекрикивая толпу шипящих ходячих и задыхаясь от бега, говорит, что они с Абом наткнулись на техническую заправку в автобусном парке, полную топлива, успели наполнить несколько канистр, а потом все покатилось к херам. Он так и говорит: «Все покатилось к херам, и пришлось по-быстрому сматывать удочки, устроив на прощание огненную вечеринку». Я хихикаю, хоть сейчас и совершенно не до смеха, абсолютно не могу удержаться, когда Дерил со столь серьезным видом говорит какую-нибудь ерунду. Он толкает меня вперед, прикрывая собой от рычащих за спиной мертвецов, вот только я не знаю, правильно ли Дерил делает, если хочет меня защитить — впереди отовсюду на нас лезут ходячие. Мы бежим, практически не разбирая дороги. Асфальт под ногами сменяется пожухлой травой лесополосы, а после — снова асфальтом, и вот мы уже бежим к взволнованным людям нашей группы, в растерянности застывшим у машины. Рик кричит, чтобы наши заводили грузовик. Стрелять на ходу абсолютно не так просто, как в статичной позе, да и чертовы мишени внезапно оказываются чрезвычайно подвижными. Никогда бы не подумала, что у медлительных, на первый взгляд, ходячих может быть столько верткости и прыти. Стреляю, мажу, снова стреляю, меняю магазин — и все это на ходу, под рык преследующего нас огромного стада. Ощущение, что в нем собрались мертвецы со всех окрестностей. И теперь они звереют от выстрелов и запаха возможной легкой добычи. Ни за что! Выкусите! Стреляю, и пусть мои движения не настолько отточены, ближайший ходячий кульком валится на землю. Рик хвалит меня и тут же добавляет, что надо быть внимательнее и не расходовать зря патроны. Мне хочется огрызнуться, но я вижу, что ему и так тяжело: Рик тащит канистру с топливом, одну из тех, что до этого нес Абрахам, и параллельно отбивается от ходячих, наперерез преграждающих наш путь к отступлению. И откуда только они повылазили все?! Когда грохочет замок закрываемого бортика грузовика, и машина рывком трогается с места, я разжимаю дрожащие пальцы — полностью разряженный пистолет с грохотом валится под ноги. Меня трясет так, что зуб на зуб не попадает. Оглядываюсь: все живы и целы. И топливо! Теперь у нас есть топливо протянуть еще не одну добрую сотню миль! Нам везет. Настолько, насколько может везти, когда на дворе апокалипсис. — Они появились из всех щелей, буквально одновременно и отовсюду в тот момент, когда мы уже собирались уходить. Сукины дети едва не застали нас врасплох, — констатирует Абрахам, когда грузовик наконец выскакивает обратно шоссе, а фигурки ходячих мельчают, а затем и вовсе пропадают из вида. Дерил кивает, подтверждая слова Форда, а Розита готова его убить, и, если их не растащить по разным углам кузова, она непременно это сделает. Я, как никто другой, понимаю ее чувства. Я вжимаюсь Диксону в плечо носом, когда осознаю, что все обошлось. Запах. Такой знакомый и родной. Такой… На языке вертится еще одно слово, но я страшусь озвучить его даже в своих мыслях. Диксон сидит рядом, покачиваясь в такт движения грузовика, и бешеный ритм моего сердца начинает успокаиваться только сейчас, когда я с закрытыми глазами тыкаюсь, словно слепой котенок, в небезразличного мне человека. — Испугалась? — шепчет Дерил мне в ухо, склоняясь надо мной все ниже. Чуть заметно киваю и улыбаюсь одними губами. Я чертовски испугалась за тебя, Диксон, уже в который раз. Хватит уже так делать, иначе я скоро свалюсь с инфарктом. Глаза все-таки приходится открыть. Дерил протягивает мне руку, и я неуверенно вкладываю в нее ладонь, переплетая наши пальцы. Это что-то новенькое. Мы так и едем некоторое время, держась за руки, а я очень надеюсь, что это не слишком бросается в глаза окружающим. Иначе я потеряю сознание от смущения. Что-то меняется, и меняется крайне стремительно. Словно нужно было миллион раз наткнуться на стену злости и нелюдимости со стороны Диксона, чтобы понять, что не такая уж она и неприступная, наоборот — на глазах разваливающаяся. — О, Дерил, смотри. — Роуз подсовывает охотнику под нос карту автомобильных дорог Южной Каролины и хихикает. — Город называется Диксиана. Рядом с Колумбией, видишь? Круто, да? — По-моему, одна юная леди нарывается на отеческого леща! И вообще… — Дерил выхватывает из рук Роуз и сминает ни в чем не повинные листы, — Всё, мы в Северной Каролине, поэтому это тебе больше не потребуется. С этими словами жалкие остатки карты отправляются под лавку. Грузовик подпрыгивает на кочке, и я больно прикусываю язык. Во рту становится солоно. Через какое-то время я отключаюсь под словесную перепалку между отцом Габриэлем и Юджином о несовместимости церкви и науки. Вообще-то подобные ссоры в последнее время между ними перестали быть редкостью, но столь агрессивная — впервые. Но, мне если честно, все равно, я бы не смогла разлепить глаза, даже если бы они начали между собой драться. Настолько я устала за сегодня. Просыпаюсь, когда уже темнеет, а машина плавно останавливается неизвестно где. Поднимаю голову с колен Бэт, на которых мирно спала. В кузове начинается шевеление, люди неспешно покидают машину, разминая затекшие от сидения в одной позе конечности. — Приехали, — говорит изящно спускающаяся с водительского места Мишонн, — дальше смысла ехать я не вижу, скоро совсем стемнает. К тому же я думаю, мы сможем найти что-то интересное здесь. — Она кивает в сторону темнеющего в сумерках двухэтажного здания, похожего на неряшливую стопку кирпичей. На высоких флагштоках, цаплями стоящих на лужайке перед зданием, покачиваются в такт легким дуновениям ветра потрепанный звездно-полосатый флаг и флаг полицейского управления Солсбери. Солсбери? Я удивленно хлопаю заспанными глазами. Когда мы успели проскочить Шарлотт? — Определенно. — Губы Рика растягиваются в довольной ухмылке, он жадно пожирает глазами полицейский участок. — Определенно сюда стоит заглянуть. Мужчины быстро проверяют здание. Все чисто. Пока они обследуют участок, небо заволакивает тяжёлыми тучами, становится свежо. Я зябко передергиваю плечами — к ночи всегда становится холоднее, пора бы привыкнуть. Совсем скоро невидимая рука щелкнет выключатель и станет совершенно темно, а в темноте обустраиваться на ночлег в незнакомом месте совсем не хочется. Шевелитесь, думаю я про себя, наблюдая, как мужчины неспешно возвращаются к грузовику. Осторожно следую за Бобом, пока Абрахам и Карл заняты тем, что укрывают нашу машину от посторонних глаз. Вдыхаю спертый воздух давно непроветриваемого помещения, ноги утопают в мягком ковролине, и гул шагов скрадывается. — Разделяться не будем, — бормочет Мишонн. Здание действительно огромное, потеряться можно в два счета, а в темноте и подавно. Ужинать решаем в атриуме в холодном свете энергосберегающих фонарей, расположившись недалеко от центральной лестницы, ведущей на второй этаж. Неразогретые консервы липнут к зубам и совершенно не жуются. Я вздыхаю, откладывая свою порцию в сторону, и тянусь к воде. Бэт тут же интересуется, буду ли я доедать. Не для себя, конечно, для Мэгги. Я мотаю головой, и мои консервы отправляются по рукам к сидящим от меня на отдалении сестрам. — Прогуляюсь, пожалуй, — говорит Рик, когда с ужином покончено, — возможно, найду что-нибудь. Абрахам тяжело вздыхает и поднимается вслед за Риком — его смена стоять на часах у входа. Я остаюсь сидеть, поджав колени к груди, и неотрывно наблюдаю, как мотылек бьется о лампу фонаря. Глупое… Глупое существо. — Я с тобой, бро. — Дерил вскидывается с места, я даже не поднимаю головы, пусть уходит. Сегодня нашего общения было предостаточно, мне еще предстоит проанализировать, что значит наше держание за руки. Я устало закрываю глаза. — Я хочу с Дерилом, — канючит над самым ухом Роуз, когда Диксон скрывается в темноте коридоров, — Эмма, я хочу пойти с Дерилом. — Отправляйся, — отвечаю я, не открывая глаз. Ни за что я не сдвинусь с места. — Он уже слишком далеко ушел. Эмма, я боюсь одна. Эмма!.. — Она, что, решила не отставать сегодня от меня?! От произносимого нараспев «Эмма» уже сводит зубы, заставляет их скрежетать: — Пойдем со мной, пожалуйста! — Роуз! Лучше отправляйся с мальчишками к Абрахаму… — Ну, пожалуйста, я хочу с Дерилом! Эмма… Делаю над собой неимоверное усилие и открываю глаза. Эта девчонка невыносима: — Ладно, идем. Только недолго, посмотрим, что они делают с Риком — и сразу назад, спать. Роуз довольно взвизгивает, хлопая в ладоши, вызывая тем самым смешок у Розиты. Вскидываю за спину пустой рюкзак — никогда не помешает, мало ли чего интересного мы обнаружим по пути — и лениво поднимаюсь на ноги: — Пошли давай. Когда мы, наконец, находим их, идя на шум, Дерил и Рик чем-то заняты в гараже для служебного транспорта. Диксон роется на полках с инструментом и запчастями, задумчиво перебирая последние, Рик замирает на водительском сиденье в патрульном автомобиле. Не моргая, глядит в одну точку, сжимая руки на руле. Покачивается в такт каким-то своим, только ему известным, мыслям. Его состояние вызывает у меня тревогу. Я подсаживаюсь к нему рядом в машину, пока Роуз присоединяется к Диксону в непонятных поисках. — Столько времени прошло, а все будто только вчера было, — задумчиво говорит Граймс, когда я трогаю его за локоть, вытаскивая из пучины воспомининай. Он ухмыляется: — Вот тут, — он кивает на пространство между подлокотником и ручным тормозом, — в тот день у нас были пончики. Самые вкусные из всех, что можно купить в кондитерской Сары — с шоколадной глазурью. И Шейн. Такой живой Шейн… А потом мы получаем сообщение от диспетчера об уходящих от погони вооруженных грабителях, я ловлю шальную пулю, и… — Эй… — Я кладу руку на плечо Граймса, и он сжимает мне пальцы в знак благодарности за поддержку. — И все начинается… Ходячие, смерти… — заканчивает он и трогает ароматизатор «елочку», покачивающийся на нитке. И улыбается. Странно и не хорошо. Так, что у меня волосы на затылке начинают шевелиться. Роуз выскакивает как черт из табакерки, появляясь по ту сторону дверцы автомобиля, я подскакиваю, от неожиданности вцепляясь пальцами в крышку бардачка: — Дерил хочет что-то вам показать! — И улыбается во все свои сколько-там-у-двенадцатилетних-детей зуба. Это Кавасаки. Патрульный мотоцикл с надписью «Шериф» на ветровом стекле и красной и синей «люстрами». Именно на нем гордо восседает Диксон, когда Роуз приводит нас к нему. Нажимает какие-то кнопки, покачивается, проверяя рессоры. Я не могу сдержать улыбку: — Новый шериф в городе! Дерил прыскает, тушуясь. — На ходу? — интересуется Рик, Дерил в ответ крутит ключ в замке зажигания. В ответ — тишина. — Аккумулятор сдох. Можно попробовать завтра прикурить от грузовика. Что-то с грохотом рушится, шарики подшипников мелкой дробью раскатываются по полу — Роуз остается только отдернуть от полки руки в надежде, что никто не заметил, и виновато протянуть: — Я случайно. — Роуз… — предупреждающе начинает Рик. Пора спасать ребенка, я прихватываю девочку за рукав и тащу на выход, пока ее кто-нибудь не прибил. — Уходим, всё. Мы уходим, только не шипи так, пожалуйста, — я мгновенно капитулирую, сил на препирания просто нет. Пусть занимаются своими делами, мы точно не намерены мешать. По пути обратно к атриуму заглядываем с Роуз в несколько служебных кабинетов. Осматриваемся в поисках чего-нибудь полезного. Роуз, находясь в игривом настроении, успевает повисеть на прутьях камеры и покривляться у ростомера, на фоне которого фотографируют преступников, с табличкой в руках. В конце концов, какой бы апокалипсис не творился за окном — она всего лишь ребенок. — Эмма, как меня зовут? — спрашивает она, протягивая табличку с чьим-то именем. Я свечу на нее фонариком: — Мммм… Сэм Коул, и, судя по всему, ростом ты шесть с половиной футов и весишь двести пятьдесят четыре фунта. Не слабо. — Я улыбаюсь. — А это что? — Тыкает она пальчиком в два ряда непонятных цифр. Я пожимаю плечами: — Не знаю, наверное, уголовные статьи. Роуз вмиг становится серьезной. — Думаешь, Дерил, когда-нибудь был в тюрьме? — задумчиво спрашивает Роуз, проводя кончиками пальцев по стальным прутьям клетки. — Он ведь такой хороший… Я не нахожу, что ответить. Потому что ни разу не задумывалась о чем-то подобном. Был ли Диксон в тюрьме? Мы все в определенном смысле были в тюрьме — мы там выживали. А вот сидел ли он за какое-то преступление раньше, до конца света, я не знаю. — Нет, — словно читая мои мысли, отрезает появившийся в дверном проеме Дерил, Роуз мгновенно сникает, виновато опустив голову: — Я никогда не был в тюрьме. В попытке ретироваться девочка забирает Граймса, и они возвращаются к остальным, оставляя нас с Диксоном вдвоем. Ничего не значащие фразы тонут в черной тишине, к черту эти пустые разговоры! Лучше молчать, чувствуя, какое напряжение искрит между нами. — Это может пригодиться, — указывает Дерил на подстанцию и лежащие грудой молчащие рации, — если мистер Умник сможет с ними разобраться, связь нам будет только в помощь. Я киваю и аккуратно сгребаю аппаратуру в раззявленный рюкзак. Действительно, пусть умница Юджин сделает хоть какое-то полезное дело. — Я тут подумал… — прерывает молчание Дерил. Я мысленно закатываю глаза: если Дерил о чем-то подумал, то явно ни к чему хорошему это не приведет: — Спасибо, конечно, за это Роуз и вообще… этому месту. Ничего не выйдет. У нас с тобой. Ход его мыслей застает меня врасплох. Я замираю, леденея. У меня на лице застывает выражение ужаса — хорошо, что тут темно, и этого не видно. — Я ослышалась, наверное? — В голосе проскальзывают стервозные нотки с примесью истерики. — Ты не хочешь быть со мной? На это открытие мне понадобилось всего несколько секунд, но в это короткое мгновение мое сердце, израненное, чуть не выскакивает через горло. — Ты же сама все понимаешь. — Нет, Дерил, не понимаю. — Руки трясутся, я упрямо выпячиваю губу. Хуже всего сейчас разреветься. — Посмотри на себя, а потом — на меня. Видишь разницу? — Чтобы не смотреть мне в глаза, Диксон берет в руки стоящее чьем-то рабочем столе фото в рамке и, щурясь, начинает внимательно его разглядывать. — Вообще-то нет, не вижу, — перебиваю я его. В голове тумблер с бешеной скоростью переключается в позицию «Стерва». — Зато я ее прекрасно вижу. — Фото возвращается на свое законное место, Дерил приваливается к столу, скрещивая руки на груди, отгораживаясь от меня защитной позой: — Ты вся чересчур правильная и хорошая, а я… А у меня багаж головняков и проблем размером с хренову Аляску. У меня не было отношений. Бабы, конечно, были, но такие… понимающие. Не предъявляющие ничего по итогу. Официантки в забегаловках, девочки с заправок, одинокие мамашки… Ты не такая. Я поднимаю взгляд на Диксона. Ему, что, приснилась моя правильность? Если говорить откровенно, мой багаж проблем точно не намного меньше его. — Хочешь поговорить об этом? Отлично, давай поговорим! — со странной веселостью в голосе произношу я, подходя к Диксону ближе. — Представляешь, у меня тоже ни разу не было серьезных отношений. И уж тем более — мальчиков с заправок. Так вышло, что мне было не до них. Дела, знаешь ли, семья, работа… Я не знаю, как себя правильно вести. Я даже не понимаю, нормально ли то, что мы сейчас ссоримся. Я смотрю на наши парочки, Гленна и Мэгги, Абрахама и Розиту, и понимаю, что у меня так никогда не будет. Никогда, как ни старайся. — На миг я останавливаюсь, переводя дыхание, — Но я хочу попытаться. — Эмма… — Заткнись! — обрываю его на полуслове. — Почему ты не даешь мне возможности попытаться? Скажи мне, будь уж так откровенен! — Да потому что я боюсь, Уотсон! Потому что я тоже понимаю, что у нас никогда не будет так, как у Гленна и Мэгги! — Тогда надо пробовать по-своему… — По-своему? — переспрашивает Дерил. — Не так ладно и красиво? Я киваю. Жду какую-то реакцию от Дерила, но он молчит. — Мне кажется, встреться мы в прошлой жизни, до того, как весь мир затрещал по швам, у нас бы получилось, — я запинаюсь, словно боясь произнести застрявшие на языке слова, — построить отношения. Накопить первый взнос на собственный дом, завести собаку, вкалывать на работе и приходить домой усталыми, но к друг другу… Просто быть друг у друга… Дерил качает головой, и даже сам жест выходит таким горьким и наполненным болью: — Я был конченным мудаком в прошлой жизни. Если бы мы и встретились тогда, я бы раз трахнул тебя в грязном сортире забегаловки у дороги и свалил, не запомнив даже твоего имени. Ты не представляешь, кем и чем я был. — Я холодею от его слов, но Дерил словно не видит моего оцепенения и продолжает: — Появление ходячих все изменило, заставило меня пересмотреть все ценности и повернуть убеждения на 180 градусов. Только поэтому я сейчас здесь с тобой, поэтому ты мне необходима. И, между прочим, собаку мы уже завели. Дерил улыбается уголками губ. — И ребенка, похоже, тоже, — стараюсь я отшутиться, намекая и а Роуз, которая всей душой прикипела к нам с Дерилом и только не называет нас мамой и папой. Я сцепляю руки в замок, заламывая пальцы и отводя от Диксона взгляд. — Говорят, как быстро растут чужие дети… — А получается, что вообще не замечаешь как вырастают свои. —Самообладание вышло полностью. Тут я начинаю реветь. Слезы застилают глаза, я стою перед Диксоном, хлюпаю носом и больше ни слова вымолвить не могу. Вместо рыданий из горла рвется икота. Дерил протягивает руку, стаскивая свободно болтающуюся у меня на запястье бандану: — Нужно вытереть тебе нос, — и улыбается. — Не надо, — я отвожу руку в сторону. — У меня там… — Я уже видел. Хлопаю глазами, пытаясь сообразить, когда это он успел. — Все равно не надо. Я очень их стесняюсь. Дерил смотрит мне в глаза. Пронзительно и долго. А потом поворачивается ко мне спиной и задирает вверх рубашку. Я замираю. Перекрученные жгуты сизых шрамов полосуют спину, под их неровными буграми ходят в напряжении мышцы. Они довольно старые — это видно по загрубевшей на них коже. Выдыхаю. Вдруг вся боль, что когда-то перенесла его спина, отзывается в каждом моем позвонке, а сердце сжимают ледяные тиски. Это только со стороны кажется, что у нас изуродована кожа, но на самом деле шрамами испещрены наши души. — Откуда? — Вот этого я тебе не скажу, как ни проси. Извини. — Показать тебе свои? Он кивает, закусывая напряженно губу, а я улыбаюсь: — Вот, этот, — я беру руку Диксона и прикладываю пальцы к шраму над бровью, — совсем свежий. По всем законам жанра я должна была умереть в тот день, но почему-то выжила. Отказывается, жизнь - не дешевый кинофильм, ее сценарий еще гаже. Дерил хмыкает, не сводя с меня, преувеличенно весёлой, глаз. Я приподнимаю футболку, обнажая оставленный в подарок каннибалами шрам от пули на животе, рука Дерила следует за моей, касается его. — А этот уже не такой свежий. Тоже должна была умереть, — пальцы у Диксона холодные, а тонкая кожа на шраме чересчур чувствительная. Ой-ой. Последнюю фразу я произношу практически с писком: — Но что-то и в этот раз пошло не так. И сейчас тоже что-то идет не так. Я отворачиваюсь, пряча глаза. Смотрю куда-то вниз. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Просто дыши, приказываю я себе. Дерил сжимает пальцами мой подбородок, поворачивая к себе. Почему я не отправилась с Риком и Роуз спать? Его ладонь обхватывает мою шею под хвостиком, у самой линии роста волос. Цепляется за них пальцами — от удивления я даже не понимаю, что мне больно — и его губы накрывают мои. И тут же отстраняется, шокированный моментом. Я кладу руки на плечи Дерила и притягиваю его к себе, не давая как следует опомниться. Зажженный фонарик скатывается со стола и, моргнув и отключившись, исчезает где-то в темноте на полу. И мы будто идем ко дну… Падаем. Я дрожу, прижимаясь ближе. Ладони Дерила скользят по спине под футболкой. Сильные, горячие, кожа покрывается мурашками. Касаются талии, застежки бюстгальтера. Я словно пьянею. Дерил отрывается от моего рта, и его губы принимаются жарко ласкать мою шею. Я прижимаюсь щекой к его волосам, путаюсь в них пальцами и вдыхаю его запах. Горю. Огонь распространяется, добираясь до каждого укромного уголка тела. — Как только мы нашли тебя… Тогда, зимой… — Дерил выдыхает, срывается, так и не договорив. Он чувствовал все это время то же, что и я… И точно так же боялся этих непонятных чувств: щетинился, закрывался, ограждался своей нелюдимостью. И боялся только одного — боли. Боли, которую он получал — судя по шрамам — в ответ на проявление любви и ласки. Боже, Дерил, я столько раз говорила тебе, что я — не они. Я не предам, не уйду. Теперь я рядом… — Думаю, все же стоит попробовать, но сказки не обещаю — я не гребанный принц, — выдыхает Дерил, когда мы с ним сидим, обнявшись — он на столе, я у него на коленях. Киваю, мне и не нужен принц. Мне нужен Дерил Диксон, такой вот, как сейчас: иногда колючий, словно еж, иногда нежный, а иногда — просто невыносимый. Такой настоящий. Такой живой — настолько, что и я рядом с ним тоже чувствую себя живой. Такой важный для меня, что в его отсутствие начинает от беспокойства ныть сердце, а когда он рядом - мир становится чуточку ярче, чем бывало раньше. Зарываюсь лицом в ворот его рубашки, в ямку у ключицы, где ошалело бьется венка. — Вот вы где, — в кабинет, нарушая наше уединение, врывается запыхавшаяся Мишонн. — Что-то случилось! С Мэгги что-то не то!