Children of the sorrowful World

- Они едут в Вашингтон, - тихо говорит Рик, когда наша группа собирается вечером у костра. Новые знакомые тактично ужинают отдельно – назревший за три дня разговор будет очень тяжелым, поэтому нам предоставлена возможность самостоятельно взвесить все «за» и «против» поступившего от них предложения: - Мы можем составить им компанию. Я внутренне поджимаюсь: не знаю, что лучше, бездумно брести куда-то вдоль трассы, надеясь на благосклонность каких-то высших сил, либо обрести внезапно появившуюся на горизонте конечную цель нашего пути. И главное, не разочароваться, если эта самая цель не оправдает ожиданий. - Юджин, кажется, знает обо всем этом, - Рик ведет головой, показывая вверх, - гораздо больше, чем мы. Говорит, поэтому его ждут в столице, знают, что он на пути. Там выжившие, цивилизация… Там можно начать все заново… Да, странный малый Юджин, неуклюжий, говорящий иногда столь заумными фразами, что мой мозг едва не взрывается в попытках понять, что он хотел сказать. Еще в самый первый вечер нашего знакомства он деловито без обиняков заявил мне: «Между тобой и этим мужчиной с арбалетом я вижу скрытое сексуальное напряжение, но ты не его женщина. Зря. Он сильный и сможет выжить в столь непростой нынешней ситуации, а вот ты – нет. На твоем, месте, будь я противоположного пола, давно бы воспользовался ситуацией ради собственных целей выживания». Мои попытки возмутиться его крайней бестактности он пресек на корню: «Это не оскорбление, простая констатация факта. Уровень моего интеллекта гораздо выше, поэтому я столь сильно выделяюсь из толпы». И гордо удалился, будто и не было никакого неудобного разговора, оставив меня в полном недоумении и желании, чтобы Юджин не догадался о чем-то подобном потрепаться с Дерилом. С того момента я предпочитаю в принципе не находиться в одной компании с Юджином, а если приходится – искренне про себя молюсь, чтобы он не додумался вновь выкинуть подобный номер. Такой вот он, супер-продвинутый ученый, утверждающий, что знает, откуда появились ходячие мертвецы, и сможет это остановить. И как ни странно, ему верят Абрахам и Розита – парочка из многоопытного вояки и горячей латиноамерканской штучки – настолько сильно, что оберегают взрослого, но такого несамостоятельного мужчину, будто он дитя. Воцаряется молчание, в ветвях деревьев над головами поют цикады, деревянная обшивка старого дома, во дворе которого мы расположились на ужин, пощелкивает, просыхая после недавнего ливня. Я механически пережевываю консервированные макароны, ставшие вдруг совершенно безвкусными. Хоть я и не слишком верю в землю обетованную, так ярко рисуемую нашими новыми знакомыми, мне нечего сказать, на этот счет у меня нет своего мнения. Я соглашусь со всем, что решит моя семья. Первой молчание прерывает Мэгги: - Рик, ты все знаешь сам. После всего, что эти люди сделали для меня, после того, как они спасли Гленна… Я чувствую себя обязанной, и хотя бы поэтому, в благодарность, я буду сопровождать их в Вашингтон. Неважно, получится ли в итоге у Юджина хоть что-то изменить в мире или нет, я должна позаботиться о его безопасности, как они в свое время заботились о Гленне. Ее Гленн сейчас в гостиной в доме. Лежит на продавленном диване, отказавшись от сегодняшнего ужина. Едва выбравшийся из пожара в тюрьме. С обожженной и сломанной рукой, теперь практически не рабочей из-за сковывающих движение безобразно заживающих шрамов от ожога. И почти полностью слепой… Таким его вытащила из тюрьмы Мэгги. Таким его нашли новые спутники, обнаружив их с Мэгги на восемьдесят пятом шоссе. Его зрение теперь не восстановится, максимум процентов на тридцать, как неутешительно сделал прогноз Боб. Руке никогда не вернется былая подвижность. Поэтому я прекрасно понимаю, что не только благодарность тянет Мэгги в Вашингтон – в безопасном месте ее ставший беспомощным муж не будет… У меня не поворачивается язык произнести это слово: обузой – вот кто он, к сожалению, для нашей группы, пока мы болтаемся по лесам и бредем по шоссе в поисках неизвестно чего. В случае нападения ходячих или других выживших мы не всегда будем в состоянии его защитить. Как и не в состоянии защитить детей. Поэтому мне хочется верить, что поездка в столицу не будет напрасной и главное, что мы найдем там – это, прежде всего, безопасность. - Бред. Вашингтон – это бред, - повторяет Дерил, жуя обвертившуюся губу, - мы ничего не узнали об этих людях за три дня и тут же готовы ломиться с ними к черту на рога? - Зато я узнала их за три недели! – перебивает Диксона, мгновенно вспылив, Мэгги. Разве кто-то говорил, что разговор будет простым? – Это хорошие люди, и только благодаря им мы с Гленном живы и сейчас можем находиться рядом с вами. Они могли бросить нас еще на дороге. Или сейчас, когда мы воссоединились снова. Они могли, но не сделали этого! - Это на самом деле почти сделка, Абрахам прямо намекнул на это. Мы помогаем им доставить ученого в целости и сохранности в Вашингтон, они замолвят за нас словечко перед местными выжившими, чтобы мы могли остаться. Все просто и прозаично, безо всяких высоких чувств благодарности. В конце концов, нашу семью изрядно потрепало, мы многих потеряли за последнее время, не вижу ничего плохого в том, чтобы сплотить наши усилия и объединиться хотя бы на время, даже если в будущем наши пути разойдутся, сейчас безопаснее держаться вместе, - пожимает плечами Боб в перерывах между опустошением консервной банки. Рик согласно кивает в поддержку его слов и вопросительно смотрит на остальных. - Нам нужно убежище. Я говорила миллион раз и снова повторю: у нас дети. Джудит совсем кроха, было бы лучше если бы она росла в более спокойных условиях, - Мишонн смотрит на задремавшую в руках Роуз малышку с особой нежностью, и я понимаю, что она попала в цель, и Рик решил для себя, куда наша группа движется дальше, наше мнение вряд ли будет иметь решающее значение. Спать я отправляюсь в задумчивом настроении, и на пути, проходя мимо комнаты, в которой расположилось семейство Грин-Ри, становлюсь невольным свидетелем неприятного разговора. Из приоткрытой двери я слышу надломленный тихий голос Бэт: - То есть ты бы уехала? Просто бросив меня, уехала бы с Абрахамом и Розитой? - Бэт… Ты не понимаешь всего. - Не понимаю? Ты вообще искала меня, Мэгги? Или только Гленна? Если бы мы случайно не встретились, ты бы просто уехала в Вашингтон? - Бэт, у меня есть причина, - шипит Мэгги за дверью. Ох, мне определенно пора уходить, скоро мое дежурство, нужно попытаться хоть немного поспать: - Она не в тебе, не в Гленне, во мне! Понимаешь? Я стою громом пораженная, а Бэт вторит моим мыслям: - Только не говори это… - Да, Бэт, я жду ребенка… Я отшатываюсь в ужасе. Самый главный мой кошмар вдруг воплощается в жизни Мэгги Ри. Она ждет ребенка в этом страшном мире и поэтому так рвется в Вашингтон – пока еще есть время. Пока ей не стало тяжело подниматься по утрам, пока живот не сделал ее неповортливой и уязвимой для ходячих, она хочет попасть туда, где сможет в безопасности выносить и родить малыша. Сестры плачут за дверью, тихо всхлипывая. Этой ночью я не могу заснуть, прикидывая с учетом внезапно открывшихся обстоятельств наш дальнейший путь. Получается из рук вон плохо… Абрахам Форд, огромный рыжий сержант армии США, забрасывает в крытый кузов грузовика туго набитый провизией рюкзак, помогает взобраться туда Роуз, а после подает руку мне. Он совершенно спокойно воспринял от Рика новость, что мы едем вместе с ними – словно ни на секунду не сомневался, что именно так все и будет. - Поедем в Вашингтон, заставим мертвых снова умереть и вернем этот мир обратно нам, как тебе такой план, Рик Граймс? – сказал он тогда, пожимая Рику руку и вселяя уверенность в остальных. Я надеюсь, мы поступаем правильно. Через несколько минут мы покинем неприветливый мрачный дом, в котором провели две ночи. Диксон подзывает носящегося по двору Лаки, и я спешу принять его из рук Дерила и затянуть тяжелого пса в грузовик. Осторожно присаживаюсь на деревянную лавку, стоящую вдоль борта кузова, при этом стараюсь не задеть лежащего импровизированных носилках Гленна. Розита, которая, оказывается, раньше была медсестрой, помогает ему уложить перебинтованную руку так, чтобы она причиняла ему как можно меньше боли. - Я все-таки очень скучал по вам, - говорит Гленн, когда слышит знакомые голоса людей из нашей семьи, и невидяще шарит глазами в полумраке. Мэгги берет мужа за руку. Мне становится больно. Он никогда не узнает, как выглядит его ребенок, какого цвета будут у него глаза. Он никогда не увидит его первые шаги. Будь проклят тот человек, по вине которого это случилось! Поутихшая ненависть к Губернатору вспыхивает с новой силой. Мотор грузовика тяжело заводится, и машина грузно трогается с места, растворяя в пыли очертания нашего убежища. Вздыхаю: мы снова в пути, только теперь уже не бежим от чего-то, а наоборот – навстречу. Останавливаемся мы спустя часа три, когда солнце стоит в зените, а закрытый кузов грузовика превращается в раскаленную духовку. Люди измученно спрыгивают с машины, разминая уставшие спины - Что ж, поскольку теперь мы гребем в одной лодке, я просто вынужден спросить, как у вас обстоят дела с общей подготовленностью группы? – спрашивает на привале Абрахам, улыбаясь, а я не могу оторвать взгляд от смешно движущихся при этом его усов и пытаюсь не начать смеяться в голос: - с оружием все умеют обращаться? Стрелять? Мне тут же становится не смешно, я скисаю, особенно когда выясняется, что из всей нашей группы пистолет в руках никогда не держала только маленькая Роуз. И я… Похоже, ближайшие дни во время остановок в пути мне определенно будет чем заняться, так как Абрахаму такой расклад совершенно не понравился, и он с солдафонской упорностью и выдержкой решил обучить нас с Роуз азам владения огнестрельным оружием. Определенно, это будет тяжело. Вода такая холодная, что щиплет и колет, будто сотнями иголок, пятки. Я мгновенно покрываюсь с головы до ног мурашками, когда медленно захожу в резво бегущую по каменистому дну оврага речушку. В воде уже возятся Мэгги и Розита. Где-то за спиной пищит от холода Бэт. В еще достаточно мутной после прошедших дождей воде промываю от пыли и песка волосы, соскабливаю с тела грязь. Впервые за долгое время купание приносит столько удовольствия. Зайдя в реку по грудь, проплываю несколько ярдов, пыхтя как какой-то морской котик, а после, стуча зубами, греюсь на теплом галечном берегу. Рядом сидит Мэгги, и я пытаюсь в ее поджарой фигуре и плоском животе разглядеть первые изменения, связанные с беременностью. Ничего не выходит, я вижу все ту же худышку Мэгги, что и раньше. Спросить у нее прямо у меня почему-то не хватает сил, да и не нужно мне лезть не в свое дело – придет время, она обязательно расскажет обо всем сама. - До или после? – спрашивает Розита, кивая на мои шрамы на запястьях, когда я пальцами расчесываю волосы. Спрятать их, привычно обмотав банданами, после купания я не успела. - До, - говорю я, прекрасно понимаю, что она имеет ввиду. Она хмыкает, пожимая плечами: - Странно, учитывая какой уровень медицины был раньше, они ужасно плохо зажили. - Это даже, скорее не ожог, рукава водолазки вплавились в кожу, - начинаю оправдываться я, но Розита меня не слушает: - У Гленна ожоги будут мешать ему всю оставшуюся жизнь. Если бы такое случилось с ним до, все было бы намного проще: пересадка кожи, противоожоговая терапия… Жаль. Я киваю, подтаскивая к себе свои пожитки, и выуживаю оттуда платки – все же лучше пусть мои шрамы остаются скрытыми от посторонних глаз. - Не нужно этого стесняться, - говорит Розита, глядя на мои неуклюжие попытки замотать ткань вокруг запястий, - это же твое тело. А своего тела стесняться не стоит. Еще бы, Розита уж точно не стесняется. Я замечаю это по томным взглядам мужчин, бросаемым украдкой на фактурную девушку, щеголяющую в коротких шортах и топике. Всех, абсолютно всех мужчин, включая Карла и Ноя и даже отца Габриэля, которому по законам божьим не то что жениться нельзя, даже думать о чем-то подобном – грех. Поэтому мгновенно взвинчиваюсь и, пока возвращаюсь с реки к месту стоянки, успеваю выместить раздражение на паре ни в чем неповинных ходячих, случайно попавшихся мне на пути. Следующие несколько дней в каждую свободную минуту я постигаю искусство владения пистолетом Беретта: снаряжаю и разряжаю магазин, занимаюсь сборкой и чисткой оружия и, конечно, учу теорию. Абрахам въедливо спрашивает правила техники безопасности, составные части пистолета, его технические характеристики, а я плыву с бестолковыми ответами и очень сильно злюсь. Я не была в лесу все это время и, как бы мне не хотелось это осознавать, чертовски соскучилась по Дерилу Диксону. Он уходит в лес один и возвращается всегда с добычей под мои завистливые взгляды. Я утыкаюсь в чистку, яростно заталкивая металлическую протирку с ветошью в ствол пистолета. И злюсь. Невероятно сильно злюсь. - По-моему, тот парень не слишком доволен нашими занятиями, - хмыкает Абрахам в сторону снова уходящего в лес Дерила, когда мы с Роуз заняты тем, что снаряжаем пустые рожки автомата. - Он не мой парень, - злобно отдуваюсь я от лезущих в лицо волос. Палец соскакивает с патрона, и я сдираю кожу о металлический край рожка. Щиплет: - И он может злиться сколько угодно. Мне все равно. - Да я и не говорил, что он твой парень, - хохотнув, Абрахам достает пару пистолетов из ящика с оружием, - ну что, девочки, возможно, пора перейти от теории к практике? Первый урок: стрельба с места по неподвижной мишени… К барьеру, цыпочки!.. И у меня снова ничего не получается, в отличие от Роуз, метко бьющей по стоящим на перекладине забора пустым банкам из-под содовой и консервов. После третьей попытки я готова бросить пистолет и разреветься. - Что я делаю не так? – серьезно, я уже кривлю губы в попытке не заскулить, когда задаю Абрахаму этот вопрос. - Детка, все ты делаешь правильно! – хмурит брови вояка, еще раз проверяя мою стойку и захват пистолета. – Правильно, рукоятку держишь правой рукой, палец на спусковом крючке, второй рукой обхватываешь рукоятку снизу, большой палец прижимаешь вдоль рамки. Ей-богу, я выброшу этот чертов пистолет. Потому что я опять безбожно мажу: - Мне неудобно! Мне просто неудобно! – срываясь, психую я. Абрахам поднимает руки в примирительном жесте: - Ну тогда, детка, возьми его так, чтобы было тебе удобно и попробуй снова – я не знаю. Хорошо, успокаиваю себя я, попробуем иначе. Перекладываю Беретту из правой руки в левую, пальцы ложатся на пистолет увереннее. Прицеливаясь, совмещаю мушку и целик и палю по стоящим ряд банкам. И, черт возьми, попадаю! Я попадаю, выбивая три из шести! Банки валятся с перекладины, а я просто не верю своим глазам. Абрахам присвистывает, разглядывая линию огня из-под сложенной козырьком ладони: - Ты левша, что ли? Почему сразу не сказала? - Да нет, всю жизнь была правшой, - пожимаю я плечами, когда Абрахам говорит, что такое иногда бывает – явление называется «скрытый левша». Мне же абсолютно все равно, как это называется, на радостях я улучшаю свой результат по меткости, выбив пять из шести, и, не менее довольная, чем Роуз, возвращаюсь в лагерь на шоссе, чтобы поделиться своими успехами. За легким обедом только и разговоров – что о наших с Роуз уроках стрельбы. Довольная девочка хвастается, что еще немного – и она сможет наравне со всеми нести дежурство по охране лагеря. Ной и Карл на ее слова тихонько хихикают. Когда заходит речь обо мне, я, пережевывая галету, сообщаю, что наконец-то у меня хоть что-то стало получаться. - Не может быть, - фыркает Дерил, пристально смотря мне в глаза, - сколько я ее не учил, у нее ровным счетом не получалось ничего. Не обучаема. Она даже арбалет освоить не могла, а он все равно проще пистолета. Я потупляю взгляд в землю, разглядывая свои кроссовки. Вот сейчас мне очень обидно. Закусываю губу. - Тут ведь, брат, многое от учителя зависит, - ехидно вворачивает Абрахам в попытке приободрить меня и осадить немного Диксона, обнимая при этом сидящую рядом с ним Розиту. – И женщины это очень хорошо чувствуют, да, куколка? Розита хмыкает, ковыряясь пластиковой вилкой в армейском пайке, выбирая кусочки мяса. Дерил до побеления закусывает губы, поднимаясь с места: - Прогуляюсь, пожалуй, может, подстрелю чего съестного. – и покидает нас, затихших, скрываясь из вида в редком ольховом лесу. Я нахожу его спустя минут десять. По трупам ходячих с расколотыми арбалетным болтом головами. Он стоит на лесной опушке, я морщусь и моргаю от солнечного света, когда замечаю его. К стволу дерева, точно к распятию, прибит арбалетными болтами ходячий, в полуистлевшее тело которого раз за разом иглами жадно впиваются новые и новые болты. Дерил не убивает его, специально стреляя куда угодно, но только не в голову. И явно Диксон делает это не просто так, ему нравятся страдания, хотя у ходячих нет никаких чувств, ему хочется думать, что кто-то страдает. - Дерил… - Уйди. У тебя же уроки с этим рыжим мудаком!.. - Дерил! Он вытаскивает пару болтов из пригвожденного к дереву ходячего и снова нервно перезаряжает арбалет. - Беги к нему, ведь с ним у тебя там что-то получается… - Я никуда не уйду, - я стараюсь перекричать шипение корчащегося ходячего. Ничего не получается, Дерил как будто не слышит. -…А меня оставь в покое! Иди нахер! - Грубо… умоляюще… Придурок. Он самый большой придурок из всех, что я видела. - Или нет… Иди сюда, поучимся стрелять. – Дерил хватает меня за руку, притягивая в свои объятия, прижимает своей огромной лапой к себе: - Покажи, как выбивала свои пять из шести! Или со мной слабо?! Я дергаюсь и пытаюсь освободиться, пока он расстреливает ни в чем не повинного ходячего. Когда болты заканчиваются, мне наконец удается выскользнуть из кольца рук Диксона, и он снова отправляется вытаскивать стрелы из мертвеца. - Перестань, ты ведешь себя очень тупо! - Нет, тупо ведешь себя здесь только ты, - когда он проходит мимо, больно толкает меня плечом, и я едва удерживаюсь на ногах. Пора все это заканчивать. Пока Дерил возится с арбалетом, я вытаскиваю нож и, в несколько шагов преодолев расстояние до ходячего, всаживаю лезвие в его податливо-мягкий череп. Ходячий успокаивается навечно. - Какого хера ты натворила, Уотсон? Уйди, просто уйди! Иначе, клянусь богом, ты можешь оказаться на месте этого ходячего! Недоумевающе оборачиваюсь в сторону Диксона. Ей-богу, это даже не глупая ревность, это просто ребячество какое-то! Он молчит, застыв и стиснув арбалет дрожащими руками. Тяжело дышит в попытке унять свой гнев. И даже не думает, что перегнул палку. Окей. Я сама. Ладно. Тянусь против воли. Осторожно, будто к дикому зверю, не смотря в глаза, подхожу ближе. Мгновение – и Диксон оказывается в моих объятиях, я сцепляю руки в замок у него под грудью и утыкаюсь лбом в ямку между лопатками, в самое основание крыльев на его жилетке. Вдыхаю запах заношенной, просоленой от пота кожи. Он не отталкивает, даже не пытается. Склоняет голову и замирает. Какой же ты все-таки придурок, Дерил Диксон. - Я не уйду. - Все уходят. – Диксона начинает бить мелкая дрожь. - Кто? - Все, кого ты тупо впускаешь в свою жизнь. Приходят, делают тебя слабее и исчезают, а ты просто остаешься охеревать от происходящего. И, как бы ты ни старался, изменить ничего нельзя. Слышишь? Ни-че-го. Не хочу больше это чувствовать, поэтому не лезь мне под кожу, прошу тебя. - Я – не все. Не уйду… - гулко говорю я ему в спину, крепче сжимая объятия. - Ты не можешь этого знать. - А вот представь себе, знаю. – Я нахожу его руку и стискиваю ее. Губами касаюсь так идущих Диксону крыльев: - Никуда не уйду, если ты меня не отпустишь. Арбалет мягко валится на землю, его рука накрывает мою, и я чувствую легкие поглаживания его пальцев по коже. - Я постараюсь… Сколько мы так стоим, прижавшись друг к другу, я не знаю – давно уже потеряла счет времени. - Как малолетний придурок ревную тебя к рыжему мудаку, - шепчет Диксон, выдавливая слова. - Я рада что ты сам это осознал… - Иди ты… - беззлобно отзывается Дерил, когда я легко целую его спину, он гладит мои ладони – и оба не предпринимаем попыток сделать что-то большее. Меня трясет. От нервов? От желания? Этого мало, так чертовски мало, что больше нет никакой возможности пересиливать себя, уговаривать, стараться отвлечься на что-то другое. - Нам нужно возвращаться, Эмма… - голос Дерила тихий и вкрадчивый. - Не могу тебя отпустить. – Прижимаюсь щекой к его спине. Чувствую, как на лице проступает румянец: – Ты же знаешь. - Да. Но не сейчас. Позже, ладно? Ошалелое сердце шарахает о ребра, я шумно втягиваю воздух: - Позже… - повторяю я и чувствую, как он кивает, вторя моим словам. Я выпускаю Дерила из своих объятий, он подбирает арбалет, словно снова ограждаясь им от меня, стараясь не встречаться со мной взглядом. Внезапно появляется неприятная неловкость, заставляющая смущенно улыбнуться и отвести глаза. - Ты иди вперед, я за тобой следом – прикрою в случае чего. Я киваю и всю дорогу до лагеря чувствую его взгляды мне в затылок. Каждый – как последний, контрольный.