Children of the sorrowful World

Как оказалось, жизнь в тюрьме подчинена жёстким правилам, как бы двусмысленно это ни звучало. Все делается в определённое время, как по расписанию: принятие душа, завтраки, ужины, повседневные домашние работы, отдых. Поэтому неудивительно, что я проспала и пропустила завтрак. И обед… Проснувшись уже далеко за полдень, я долго сижу в своём закутке. Помня о словах Рика, я боюсь показаться на глаза жителям тюрьмы, да и они сами ко мне не заходят. Словно меня тут нет. Это меня успокаивает, и я готова просидеть здесь хоть весь день. Однако довольно скоро мой желудок напоминает мне о том, что хоть иногда нужно кушать. Прикинув, сколько уже дней я нормально не ела, я решаюсь на небольшую вылазку на кухню, чтобы хотя бы стаканом воды обмануть недовольно урчащий от голода живот. Я долго смотрю на полоску света, пробивающегося сквозь приоткрытую дверь, набираясь смелости, и, наконец, решаю действовать. Тихонько отворив дверь каморки, озираюсь по сторонам. Насколько я могу слышать, на кухне тихо и, возможно, никого нет. Небольшой перебежкой я преодолеваю узкий короткий коридор и, не заметив небольшой порог, запинаюсь и с шумом вваливаюсь в просторное помещение кухни. По инерции пробежав ещё несколько шагов, чуть не встречаюсь носом с подвесным узорчатым шкафом, который так не вписывается в тюремный интерьер. Да, с моей неуклюжестью удивительно, как я до сих пор выживаю в новом мире. Отбросив эту глупую мысль в сторону, я оглядываюсь в поисках того, за чем я, собственно, сюда пришла. Найти чайник с кипячёной водой не составило труда - вот он стоит, посверкивая начищенным пузом, на небольшой переносной газовой плитке. А найти кружку или стакан мне никак не удается. За той кружкой, в которой блондинка приносила мне вчера молоко, возвращаться совсем не хочется: вдруг на кухню кто-нибудь заявится, тогда точно придётся весь день просидеть с пересохшим горлом, не высовывая носа из-за двери. Поэтому я предпринимаю довольно рискованную попытку найти что-нибудь под воду в шкафах. Пока, кроме баночек с приправами и круп, мне ничего не попадается. Я так увлечена своими поисками, что не замечаю, как появляются две женщины с белыми пластиковыми канистрами в руках. Они молча наблюдают, как я воровато обыскиваю шкафы. В конце концов, одна из них подает голос: - Может, тебе помочь? Я резко оборачиваюсь, громко захлопывая дверцы шкафа, в котором я нашла лишь слой пыли и жестяную банку с лавровыми листами. Отчего-то мне становится дико стыдно. - Я искала кружку, чтобы попить. Извините, что перерыла у вас всё. - Перед тем, как виновато потупить взгляд, я успеваю рассмотреть женщин. Задавшая мне вопрос стоит чуть поодаль от меня и поправляет растрепавшийся хвостик тёмных длинных волос, поглядывая исподлобья. Что-то есть во взгляде её карих глаз - внутренняя сила, вот как это, наверное, называется. По крайней мере, вид у неё очень уверенный. Вторая женщина с коротко подстриженными седоватыми волосами всё ещё держит в руках канистру. Я вижу, как от тяжести сводит руку женщины, и она с гулким стуком опускает свою ношу на пол. Внутри канистры с плеском волнуется вода. - Сейчас… - После нескольких секунд внимательного разглядывания меня эта женщина, приблизившись к шкафу, до которого я ещё не добралась с ревизией, достает стакан из толстого стекла и плескает в него воду из чайника. - Спасибо. - Я принимаю стакан и пытаюсь улыбнуться: – Я Эмма! Женщина лишь молча пристально смотрит на меня. Понимая, что продолжения знакомства не будет, я делаю попытку улизнуть к себе в каморку, но тут она начинает говорить: - Постой. - Женщина роется в ящике и, выудив оттуда пачку воздушных хлебцев, протягивает их мне. – До ужина ещё далеко, а ты, наверное, очень голодна. Сказав «спасибо», я беру пачку из её рук, но она не разжимает пальцы. Несколько мгновений мы так и стоим, вместе держась за хлебцы, и вглядываемся в лица друг друга. В светло-серых глазах женщины стоят слёзы. Она хочет мне что-то сказать, её тонкие губы кривятся и беззвучно шевелятся, когда она набирается храбрости произнести слова вслух. - Кэрол?.. – обеспокоенно окликает свою подругу темноволосая женщина, и та, внезапно очнувшись, несколько раз быстро моргает, словно пытаясь прогнать дурные мысли, и, наконец, разжимает пальцы. Я недоумённо смотрю на Кэрол и лихорадочно вспоминаю вчерашний разговор с мужчинами. Вот, значит, к кому Дерил мне запретил даже приближаться, а сейчас я только одним своим присутствием практически довела её до слёз. Горько сглотнув, я представляю себе расправу, которую устроит надо мной арбалетчик, узнав об этом… Кэрол отворачивается от меня и своей подруги, незаметно смахивая с глаза невидимую слезинку. Темноволосая спешит обнять её чуть подрагивающие плечи, беззвучными жестами она показывает мне, чтобы я ушла прочь. Два раза мне повторять не нужно, и я тихонько выскальзываю из кухни, оставляя женщин наедине. То, что я расстроила Кэрол, явно не прибавляет мне очков в глазах обитателей тюрьмы. Весь день я провожу сидя на матрасе в своей кладовке и боясь хоть на секунду покинуть её. Вода и еда поднимают моё настроение, мне не хочется выть волком, оплакивая сестру. Решив, что для этого у меня будет целая ночь, я по глоточку пью воду и улыбаюсь в пустоту. Хрустя хлебцами, соскребаю ногтями кусочки вспенившейся краски со стены. За этим занятием, которое меня так увлекло, я провожу практически весь день. Когда вокруг начинает темнеть, мне хочется зажечь керосиновую лампу, оставленную вчера Гленном. Но у меня нет ни спичек, ни зажигалки, поэтому я просто вглядываюсь в темноту. Иногда меня накрывает дрёма, но всполохи-мысли, возникающие в голове, не дают провалиться в сон. Ничего не происходит. Только тишина вокруг. Спустя некоторое время мои глаза всё же смыкаются, и я засыпаю. Меня будят звуки голосов, и спросонья я не могу понять, где я сейчас, поэтому голоса людей, смешавшиеся в один звенящий гул, наводят на меня ужас. Наконец, уняв свой страх, из монотонного шума я начинаю вычленять отдельные реплики и фразы. Люди болтают о повседневных вещах: заготовке дров, прошедшем Рождестве, приболевшем ребёнке. Пару раз я слышу, как они говорят о новенькой, видимо, имея в виду меня. Внезапно среди приглушённых голосов слышится звонкий женский окрик, эхом разносящийся по всем уголкам тюремного блока: - Ужин! Собираемся все на ужин! Через мгновение со всех сторон начинают раздаваться шаги подтягивающегося на кухню народа. Я в смятении насчёт того, приглашали ли и меня, или, по их мнению, я не нуждаюсь в еде, поэтому просто решаю сидеть на матрасе, не двигаясь с места. В конце концов, сегодня я уже ела, с голода не умру. Внезапно дверь каморки со скрипом отворяется, и я морщусь от света, разъедающего тьму, к которой я уже давно привыкла. - Тебя это тоже касается, у нас прислуги нет. - Обладательницей звонкого голоса оказалась худощавая девушка, изящный силуэт которой темнеет в дверном проеме. Не дожидаясь моего ответа, девушка лёгкой походкой пересекает коридор и скрывается из виду. Немного помедлив, я решаю, что пора бы узнать поближе тех, кто живёт здесь, и, стараясь громко не топать, выхожу на кухню, где уже собрались люди. В первое мгновение мне кажется, что на меня устремлены взгляды тысячи глаз. Кое-как уняв сердце, которое бешено колотится о рёбра, я начинаю различать лица людей. Оказывается, группа Рика совсем небольшая, как мне сначала показалось, человек тридцать, может, чуть больше. Старики, дети, мужчины и женщины всех возрастов… И сейчас вся эта разношёрстная компания с интересом разглядывает меня. Под обстрелом любопытных взглядов мне хочется провалиться сквозь землю. Нервно вздохнув, я ищу среди сидящих за столом и по углам кухни знакомых, в надежде, что они вытащат меня из этой неприятной ситуации. Словно прочитав мои мысли, Гленн улыбчиво машет мне и, чуть подвинувшись, делает пригласительный жест рукой, приглашая сесть рядом с ним. Долго меня уговаривать не надо: быстрыми шагами я пересекаю кухню, стараясь не смотреть по сторонам, и робко присаживаюсь на самый краешек широкой скамьи рядом с Гленном. Парень по-дружески легко приобнимает рукой за плечи, интересуясь: - Как дела? В ответ, потупив взгляд, я шепчу под нос что-то невразумительное типа «Все прекрасно». Гленна, видимо, такой ответ удовлетворяет, и он покрепче сжимает моё плечо. Через пару секунд его рука исчезает, и он принимает металлическую плошку со своим ужином. Кэрол в растянутой бордовой водолазке с закатанными рукавами раздаёт еду с большого подноса и приветливо улыбается всем собравшимся. Когда очередь доходит до меня, улыбка с её лица не исчезает, но она отводит взгляд и передает мне тарелку. Одними губами я шепчу этой женщине «Спасибо», кажется, она это замечает и, добродушно ухмыльнувшись, пожимает плечами. А я, втянув голову в плечи и опустив глаза, начинаю ковыряться в своём ужине, который состоит из склеившегося пресного риса и нескольких кусочков тёмного варёного мяса, которое ещё и оказывается жёстким. Но всё равно, в сегодняшнее время эту еду можно назвать деликатесом. Мне кажется, раньше за этим большим столом на уютной кухне велись оживлённые разговоры, но сегодня всё не так. Никто не проронил ни слова, на сосредоточенных лицах людей играли отблики пляшущих в керосиновых лампах огоньков. Сегодня все взгляды направлены на меня. Кто-то смотрит с жалостью, кто-то с любопытством, кто-то с презрением, но факт остается фактом: безразличных ко мне обитателей тюрьмы нет. Я чувствую, как эти хоть и секундные взгляды прожигают во мне сквозные дыры. Я чувствую себя дико неловко, поэтому ещё сильнее втягиваю голову в плечи, пытаясь отгородиться от окружающих. Да уж, моему умению прятать голову позавидовала бы даже черепаха… Медленно пережевывая пищу, я замечаю, что, как бы невзначай, Гленн, демонстративно отвернувшись от меня, подталкивает мне кружку с дымящейся коричневой жидкостью. Его жест вызывает на губах улыбку. Отхлебнув из кружки, я морщусь – вкус просто омерзительный, и делаю над собой усилие, чтобы проглотить эту гадость. Парень, заметив отвращение у меня на лице, расплывается в глупой улыбке: - Ячменный кофе. Когда я его впервые попробовал, видок у меня был ещё хуже, чем у тебя сейчас. - За разговор со мной он немедленно получает локтем в бок от недовольной девушки, сидящей рядом; той, которая звала меня ужинать. – Ай, Мэггз! Это слегка разрядило обстановку, люди из группы добродушно захихикали, наблюдая за небольшой сценой ревности у этой парочки, и отвлеклись от созерцания меня. Я облегчённо вздыхаю и перевожу взгляд с одного человека на другого, пытаясь запомнить их лица… Или же ища чьё-то конкретное лицо… Дерил. С каких пор меня стало интересовать, здесь ли он сейчас? Конечно, здесь. Сидит чуть поодаль от общего стола, пристроившись на хромой табуретке в полумраке комнаты. Видимо, мясо ему так понравилось, что он со смаком облизывает свои пальцы, не замечая ничего вокруг себя. Фу!.. Я с отвращением смотрю на арбалетчика и пытаюсь сдерживать себя, чтобы не подойти к нему и не стукнуть ложкой по лбу, прививая ему хорошие манеры. Заметив мой презрительно-сощуренный взгляд, Дерил демонстративно поворачивается ко мне спиной и продолжает заниматься этим делом. Это веселит меня, я прыскаю в кулак и начинаю гипнотизировать его спину. Дерил чувствует это и дёргает плечами, пытаясь избавиться от моего преследования. До конца ужина я занимаюсь тем, что извожу бедного реднека и ехидно улыбаюсь. Когда все начинают расходиться, я, встав из-за стола, уверенным голосом говорю: - Спасибо. - Это адресовано не какому-то конкретному человеку, а просто в пустоту. В каморке я решаю, что мне ничего не остается делать, как снова лечь спать. Поджав колени к подбородку и обхватив их руками, я смотрю остекленевшими глазами в темноту. Сон не идёт. Поэтому для меня не становится неожиданностью, когда ко мне заявляются гости, которые приносят с собой свет. В мой склеп ураганом врывается темнокожая девушка, которую я видела вчера во дворе, за ней следом скромно заходит уже знакомая мне блондинка, держащая в руках несколько уже изрядно потрёпанных глянцевых журналов. - Ты спишь что ли? – Темнокожая аккуратно ставит керосиновую лампу на пол и плюхается ко мне на матрас, блондинка присаживается рядом на краешек. - Давай, протирай свои сонные глазки – будем знакомиться. Я Саша, а это Бэт. А тебя как зовут? - Эмма. Эмма Уотсон. - Я приподнимаюсь и присаживаюсь, скрестив ноги. - Вот и славно, - продолжает Саша, – не против, если мы составим тебе компанию? Просто нам так скучно, каждый вечер одно и то же. Мы даже эти журналы до дыр зачитали. - Девушка указывает на журналы с растрёпанными уголками в руках Бэт. - Да, - поддерживает разговор та, - я столько раз просила, чтобы привезли новых, но, наверное, на вылазках есть дела поважнее поисков прошлогодней прессы. Я ухмыляюсь, пожимая плечами и переводя взгляд с одной девушки на другую. Я не могу придумать, на какую тему можно с ними поговорить, поэтому чувствую себя очень виноватой. - Ты неразговорчива, - выносит мне вердикт раздосадованная Саша. – Ой, у тебя такие волосы красивые! Я невольно провожу рукой по волосам, удивляясь про себя, что же девушка нашла в них красивого. Обычные русые. Мышиного цвета, как иногда с издёвкой говорила Софи. - Раньше у меня всегда была короткая стрижка, а сейчас стало как-то не до салонов красоты. Вот и отросли. - Я смущённо улыбаюсь, а Саша тут же воодушевляется на свершение нового подвига: - Я могу тебя подстричь! Хочешь? – Её довольное лицо сейчас так и светится от радости. - Не доверяй ей: она ужасный парикмахер, - шёпотом сообщает мне Бэт, прикрыв рот ладошкой. - Ой ли… - Саша решила устроить бои моей подушкой и теперь обрушивает перьевые удары на хохочущую блондинку. Поняв, что Бэт пора спасать, я подкидываю Саше новую идею: - В тюрьме столько лохматых мужчин. Почему бы тебе не начать вылавливать их по одному где-нибудь в тёмном коридоре и приводить их в человеческий вид? - Ну, они же у нас якобы... - озорная девушка не договаривает, рисуя пальцами в воздухе кавычки, - занятые и не будут тратить своё время на подобные пустяки. У Диксона вообще скоро можно будет косы плести. Кстати, о косах… Хочешь, я тебе сделаю косичку? У меня хорошо получается. Глядя на Сашу, я понимаю, что отказаться от её помощи будет довольно проблематично, поэтому, слегка поколебавшись, соглашаюсь. - Ладно. - Я пересаживаюсь с матраса на пол перед ней и взъерошиваю спутанные волосы. Тонкие проворные пальчики Саши усмиряют мои непослушные локоны. Обожаю, когда что-то делают с моими волосами, поэтому сейчас наслаждаюсь каждым движением рук девушки. На секунду потеряв контроль над собственным языком, я выдаю: - Бэт, как твоя малышка? Ты очень сильная и смелая, раз решила родить ребенка сейчас, - только сказав это, понимаю, что, в общем-то, вмешиваюсь не в своё дело, и не должна говорить подобное. Я испуганно смотрю на Бэт. В первое мгновение у обеих девушек пропадает дар речи, на лице блондинки читается неподдельное удивление. Затем она покрывается густой краской и, смущённо опустив взгляд, отвечает: - Джудит – не моя дочка. Это ребёнок Рика, а я просто помогаю ему с ней нянчиться. - Бэт скорбно молчит, теребя большую деревянную пуговицу на кофте. – Лори умерла при родах… Теперь я чувствую, как смущаюсь сама и тихо мямлю: - Прости, я думала, это ваш с Дерилом ребёнок… - Что? – всплеснув руками, Саша больно дергает меня за волосы, чем заставляет меня поморщиться. – Ой, извини. Какой у Диксона может быть ребёнок?! Ему бы только по лесам бегать да белок стрелять! Он даже с женщиной, скорее всего, не знает, как обращаться. Кэрол за ним бегает, еду ему готовит, штанишки штопает, даже постель иногда заправляет, а ему – хоть бы хны! То ли он такой толстокожий, то ли специально ничего не замечает, не знаю… Услышав имя Кэрол, я вспоминаю о её странном поведении сегодня днём: хотелось бы мне знать его причины, и какое я имею к этому отношение. Но я быстро отказываюсь от затеи спросить об этом у девушек, подумав, что пока ещё не время ворошить чужое грязное бельё. Однажды, набравшись смелости, я обязательно всё узнаю. - Любовь вообще странная штука. Бэт, например, по уши влюблена в папочку своей подопечной. - Бэт задыхается от возмущения, а Саша, как ни в чём не бывало, выуживает из кармана тонкую короткую верёвку и продолжает: - Ой, смотри, как раз у меня шнурочек нашёлся для твоей косички! Блондинка, кажется, покраснела от пяток до кончиков ушей, но, быстро опомнившись, она парирует: - А сама-то! Тоже слюни пускаешь по Рику! Теперь настал черёд Саше смущаться и поджимать губы под неумолкающее хихиканье Бэт. - Да у вас тут, я гляжу, весело. - Я, проведя рукой по заплетённой косе и оценив старания Саши, пересаживаюсь обратно на матрас поближе к девушкам. Все-таки на полу долго не посидишь – очень холодно. - Раз уж на то пошло, то я объявляю этот вечер вечером любви. Ты, Эмма, теперь с нами живешь, поэтому тебе надо научиться разбираться в любовных хитросплетениях нашей семьи, - заговорщическим тоном Саша начинает выдавать тайны всех и каждого: – Карен тоже нравится Рик, правда, она более решительно действует, в отличие от нас. Да, Бэт? - Угу. - Блондинка увлечена статьей в журнале, которую, наверное, уже читала несколько раз, но всё равно не может оторваться от неё. - Мужчина нарасхват. - Я ухмыляюсь, а губы Саши растягиваются в довольной улыбке. - Тайриз, мой брат, сохнет по Мишонн, а она сохнет по своей катане и тренировкам. Бедный мой братец! Это, кстати, его вещица, - с этими словами девушка указывает на лежащую в углу, аккуратно свернутую куртку. - Я обязательно её верну, прямо завтра. - Мне становится неловко от того, что я с такой легкостью присвоила чужую вещь. - Пустяки, у него еще две есть, пропажу этой он и не заметит. А тебе нравится мой братик, Эмма? – Саша хитро щурится, ожидая, как я выкручусь из этой ситуации. Очень уместный вопрос, учитывая, что парень, безумно похожий на Тайриза, разбил меня на осколки когда-то в мои далекие школьные годы, поэтому я зареклась никогда больше не встречаться с такими ребятами. Я честно признаюсь: - Он похож на моего знакомого, с которым у меня не сложились дружественные отношения. - Ну, не страшно. Мы ещё успеем найти объект для воздыхания. - Сашин оптимизм заставляет меня нервно елозить по матрасу. Отношений мне сейчас совсем не хочется. - А еще моя сестра и Гленн помолвлены. - Бэт наконец оторвалась от чтения и сейчас снимает катышки шерсти с рукава кофты, рассуждая вслух: – Мэгги очень ревнивая, вот Гленну сегодня и попало за то, что много внимания уделял тебе. Я закусила губу. - Я не знала… - Да, всё-таки странная штука – любовь, - задумчиво повторила свои слова Саша, глядя на вздрагивающий огонёк керосиновой лампы. Действительно, странная… Сейчас любить кого-то глупо, а эти люди, несмотря на ад, который творится вокруг, всё ещё способны к чувствам, способны доверять, верить, любить. На пронизывающем ветру невзгод, они способны сохранить слабый огонёк надежды. Надежды на новое будущее, без ужаса, который так и норовит вцепиться гнилыми зубами в тело, без удушающей трупной вони и мутных глаз мертвецов. Я не такая. Толстый панцирь, которым я обросла за эти почти два года, не позволяет мне верить в подобные вещи. Я знаю одно. В нашем мире чувства – непозволительная роскошь, привязанность – прямой путь к смерти. Если не хочешь страдать, то никого не стоит любить. И мне так проще…