Children of the sorrowful World

Менингит. Страшный диагноз, прозвучавший в напряжённом молчании, подобен топору палача, опустившемуся на хрупкую, изломанную шею распластанной на плахе жертвы. По сути, приговор всем, кто находился утром в проклятом блоке. Как ни прискорбно, и мне в том числе. Хоть я пока и не успеваю это осознать, думаю, страх придёт позже. Не сейчас. А сейчас я жадно вглядываюсь в лица людей, ставших мне близкими, несмотря на моё бредовое предложение сбежать, и почти - что греха таить - родными. Тех, кто с трагически опущенными плечами выходил из Ада, а я в промежутках между ударами замирающего сердца повторяла: живы!.. Саша. Тайриз. Гленн. Мишонн. Боб. Рик. Дерил... И еще почти два десятка человек... Менингит. И по сокрушённому качанию головой Боба и посеревшему от горя лицу Хершеля становится понятно, что все мы обречены. Я не слушаю, что говорят наши врачи о крепком иммунитете, о том, что болезнь поражает преимущественно молодых, об антибиотиках. Привалившись плечом к стене и едва стоя на ногах от всепоглощающего бессилия, думаю о том, сколько ещё отпущено каждому из нас, что я буду делать, когда болезнь вступит в свои права? Перед глазами плывёт, а в уши будто налили растопленного воска... Мне страшно. В полутёмной даже в такой ясный и солнечный день библиотеке толпится и нервно перешептывается народ - все участники ужасной утренней драмы. Разглядываю их, пытаясь запомнить, навсегда впечатать в память каждую черточку родных лиц. Только бы успеть наглядеться, пока они не превратились в обезображенные, покрытые корками спекшейся крови гримасы смерти и ужаса. Держащий в руках раскрытую книгу и задумчиво склонивший над ней голову Дерил - не могу сказать точно, но мне кажется, он не прочитал ни абзаца на открытом развороте. Саша теребит нательный крестик, продёргивая его туда-сюда по тоненькой цепочке. Сминающий неуклюжими пальцами свою бессменную шапочку Тайриз... Абсолютно безэмоциональное лицо Мишонн, так ярко контрастирующее с плохо скрываемой паникой Гленна; и переспрашивающий что-то про лекарства Рик... Патрик. Милый мальчишка, густо красневший от наших с Сашей беззлобных шуток и буквально с открытым ртом ловивший каждое слово Диксона. Простой и добрый паренёк, которого я ещё вчера видела живым, стал первым в веренице страшных смертей. Именно он сгорел от сжигающей тело и выматывающей сознание лихорадки и тихо ушёл. И точно также тихо вернулся, скрытый плотным покровом ночи, чтобы забрать с собой дань чужих жизней. А дальше - как принцип домино: падение одной костяшки означает крах всей системы. Жертвы Патрика вставали и нападали на мирно спящих и ничего не подозревающих людей. Адское пиршество смерти продолжалось до утра, до тех пор, пока чудом уцелевшие люди не подняли тревогу. Животный страх. И это единственное, что выталкивает меня на улицу, прочь от скорбных взглядов и дающих иллюзорную надежду на спасение идей. Вышка, на которой я несколько месяцев назад горевала о сестре, становится для меня идеальным убежищем, чтобы я смогла привести в порядок мысли и чувства. Но на удивление, как только я оказываюсь здесь, в голове становится совершенно пусто, как в надутом воздушном шарике. Я так и сижу по-турецки, прислонившись затылком к прохладной стене и немигающе глядя куда-то вдаль за горизонт, спрятанный за густыми кронами раскинувшегося за забором леса. Солнечный диск медленно катится к зениту, и уже через несколько минут я начинаю чувствовать себя кошкой, развалившейся на раскалённой крыше. Но тем не менее попытки избавить себя от пекла заканчиваются лишь тем, что я раздражённо отодвигаюсь в тень, как только первые нещадно палящие лучи касаются кожи. Мне должно быть невыносимо страшно, но страха нет. Ничего нет... Спустя какое-то время моё уединение нарушают легкие шаги, и, чуть потоптавшись поодаль, Саша молча присаживается рядом. - Началось. - Голос девушки звучит надломленно, и она судорожно вздыхает. Я долго смотрю, как по перилам лениво ползает жирная муха с изумрудным брюшком, прежде чем задать вопрос, ответ на который сейчас просто жизненно важен. - Кто? - С удивлением обнаруживаю, что мой голос звучит не намного лучше Сашиного. Те же сквозящие отчаянием нотки, то же тупое безразличие к собственной жизни. - Две девушки, что жили в том блоке. Стуки с Хершелем срочно организовал карантин в административном здании. Эмма, я такого никогда не видела - они кашляют кровью и их трясёт от лихорадки, это просто кошмарно! - Саша нервно передёргивает плечами в попытке отогнать воспоминание и обхавтывает себя руками, будто на улице вмиг похолодало на добрую сотню градусов. - За что нам всё это? А детям? В блоке ведь были маленькие дети, неужели и они тоже заболеют? В чем же мы все провинились, что нас так жестоко наказывает жизнь, а? Я молчу, не зная, что сказать в ответ, и мы долго сидим в одинаковых скрюченных позах и думаем каждая о чем-то своём. Смотрю на Мэгги, выкапывающую на разрастающемся кладбище свежую могилу. В нескольких метрах от неё этим же занимаются Дерил и Гленн, лица которых наполовину скрыты за тёмными повязками... Наверное, и мне впору надевать такую, чтобы защитить от себя самой окружающих, тех, кто имел счастье не находиться утром в злополучном блоке. Девушка изредка бросает трагические взгляды на своего жениха. Угроза смерти невидимым и непреодолимым барьером проглела между ними. Даже издали я чувствую такое напряжение, что вот-вот и полетят во все стороны искры. Эта неизвестность - заболеет Гленн или же нет - что может быть хуже для его самого близкого человека? Быть рядом и не иметь возможности к нему прикоснуться - не самая ли это изощрённая пытка, какую только мог придумать Создатель для Мэгги?.. Не проронив ни слова, Саша покидает меня, и я вновь остаюсь в одиночестве. Только под вечер спускаюсь вниз и поражаюсь безжизненности и тишине, царащими на территории тюрьмы. Нервно озираюсь по сторонам в поисках хотя бы одной живой души, желудок непривычно сжимается в комок от подступающего чувства тревоги. Куда все подевались? Что-то произошло? Я не знаю ответы на эти вопросы, а терзающее сомнение не придаёт абсолютно никакой уверенности. Поэтому я облегчённо выдыхаю, когда замечаю направляющегося в мою сторону Тома. Вечно улыбчивый и беззаботный юноша сейчас выглядит чересчур встревоженным. В руке у него в такт шагам покачиваются скромные бледно-оранжевые настурции, которые растут вдоль забора с восточной стороны, одичавшие и оттого ставшие совсем мелкими. - Привет, Эмма, - произносит Том, поравнявшись со мной. - Как дела у тебя? Я неуверенно качаю головой, прежде чем успеваю сообразить, что Тома не было в том блоке. Рефлексы срабатывают намного раньше плохо работающей головы, и я резко прикрываю рот воротом футболки. На мои странные действия юноша удивлённо вскидывает брови, однако никаких глупых вопросов не задаёт. Впрочем, я быстро удовлетворяю его любопытство: - Так надо, не хватало мне ещё тебя заразить. - Из-за прикрывающей рот ладони слова получаются приглушёнными, и мне приходится говорить громче обычного. Ещё раз оглянувшись по сторонам, я продолжаю: - Том, а куда все пропали? Я несколько часов была наверху, на вышке, а когда спустилась, не обнаружила здесь ни одной живой души. Знаешь... - Я всё же пытаюсь улыбнуться, хоть Том и не сможет увидеть мою улыбку. - Тюрьма всего за день так изменилась: такой заброшенной и жутковатой она стала... Том тяжело вздыхает, словно собираясь с мыслями, и наконец выдавливает из себя пресную улыбку, какая только может получиться в его подавленном состоянии, и выдаёт в ответ: - Насчет жутковато, это ты точно подметила... Но не переживай, никто никуда не пропал. Просто все, кто... Кто не контактировал с живущими в блоке D, на время переселились в другой блок, вот. Хершель, не унимаясь, говорит, что знает место, где можно найти антибиотики. Поэтому большинство оставшихся обсуждают сейчас возможность отправиться за ними. Я в число заинтересованных, видимо, не вхожу, вот и шатаюсь здесь без дела. Ты, я вижу, тоже... Я отрывисто киваю, а Том продолжает: - А девчонки на карантине. - Его взгляд опускается к букетику в руках, и юноша выставляет цветы чуть вперёд, как бы давая вощможность рассмотреть мне их получше. - Как думаешь, Хейли они понравятся? Задумчиво морщу лоб, пытаясь вспомнить, живёт ли с нами вообще какая-нибудь Хейли, или Том случайно повредился умом ещё на зачистке, когда угодил прямо в лапы ходячим. Скорее всего, второй вариант, потому как девушку с таким именем я не припоминаю. - Хейли... - задумчиво повторяю я. - Она приехала со мной в Америку, - уточняет Том, видя мои бесполезные попытки. - Она и... - Кайли! - выпаливаю я, когда наконец снисходит озарение. Ну конечно! Две подружки Тома, которые всегда держатся вместе. Как-то из-за этого Бэт назвала их сиамскими близняшками. Вот только внешне они не похожи. Сейчас, когда обе девушки предстали в моём воображении, я могу сказать, что близняшками их даже с натяжкой назвать нельзя. Одна худенькая и низкая с рыжими волосами, другая - брюнетка поплотнее и повыше. Впрочем, я думаю, Бэт не внешность имела ввиду. Сторонящиеся людей, держащиеся как-то уж совсем обособленно и малозаметные, настоящие невидимки в нашей разношерстной общине. - Да, - подтверждает мои догадки Том, его плечи обречённо опускаются вниз, когда он произносит следующие слова: - Они заболели, и я собираюсь их навестить и узнать, может, им чего-то нужно. Так как цветы, Эмма? Парень снова начал теребить многострадальные настурции, а мне ничего не остаётся, как заверить его по поводу букетика: - Замечательные цветы, Том! Тем более любой девушке важнее само внимание, а не то, роскошный букет или нет. Ну, я так считаю, по крайней мере. Думаю, Хейли очень обрадуется. - Я подмигиваю слегка приободрившемуся Тому. - Я бы и сама не отказалась от такого, вот только дарить мне их некому. А впрочем, пойду и подарю себе букет сама. Так вот бывает: если сам о себе не позаботишься, не позаботится никто. Том расплывается в счастливой, слегка смущённой улыбке и, на ходу поблагодарив меня, бодрой походкой направляется к административному блоку. А я, потоптавшись на месте и проводив его взглядом, наконец отпускаю ворот футболки и бреду по дороге к забору, вдоль которого растут скромные оранжевые цветы. Из головы никак не выходят заболевшие девушки. Они даже болеют вместе, дурдом какой-то! Хейли и Кайли, и имена у них созвучны... Как вы там, девочки-невидимки?.. Прохаживаюсь у забора, выбирая самые красивые и крупные цветы с нежными, как шелк лепестками. Вечернее солнце на удивление нестерпимо обжигает кожу, раскрашивая веснушки на моём носу и руках всё сильнее и сильнее. От покачивающихся за забором мертвецов стоит плотный смердящий запах, который в сегодняшнюю абсолютно безветренную погоду не разбавляется ни единым потоком свежего воздуха. В густой траве оглушительно стрекочут кузнечики, а с цветка на цветок лениво перелетает жирный полосатый шмель. Я, опасливо поглядывая на это насекомое и стараясь не производить резких движений, срываю только те цветы, на которых он уже успел побывать. Какое-то время у меня неплохо это получается, но стоило мне только отвлечься на ходячих с размазанной по лицу кровью - точно так же, как было у погибшего Патрика, - как шмель, решив поменять траекторию полёта, резко бросается в мою сторону. Я отпрыгиваю, панически взвизгивая, и пячусь назад, решив, что и такого чахлого букета мне будет достаточно. Пробежав добрую сотню метров прочь от жуткого насекомого, я останавливаюсь, наклонившись вперёд и переводя дыхание, и закатываюсь смехом, поражённая самой собой. Ну надо же!.. Какой-то шмель вызвал во мне гороздо больше страха, чем находящиеся по ту сторону забора зловещие существа. Был бы сейчас Диксон рядом, непременно выставил бы меня на смех и ещё долго припоминал мою глупость. Довольно любуюсь букетом, странно согреваемая мыслями о Дериле, и захожу в жилой блок. Всё ещё улыбаясь, наполняю водой коричневую бутылку из-под пива и водружаю её на тумбочку в нашей с Мишонн камере. Маленький букетик в своеобразной вазе выглядит довольно нелепо, и, вероятно, самурайке придётся не по душе, но плевать. От задорных оранжевых цветов становится теплее не только в камере, но и на сердце. А когда в камеру вваливается Мишонн, я резко дергаюсь и инстинктивно закрываю спиной настурции. Впрочем, ей сейчас совсе не до цветов: такую бурю эмоций, написанных на лице девушки, мне ещё не доводилось видеть. - Вот ты где!.. - нервно выдыхает она мне в лицо. - Где ты была сейчас? Мишонн нависает надо мной, точно коп на допросе подозреваемого, а я, удивлённо моргая, прокручиваю в голове всевозможные попытки улизнуть прочь от её пытливого взгляда. - Тут... Точнее нет, сначала я была на вышке, потом, - я запинаюсь, чувствуя, что сейчас начну краснеть от смущения, - собирала цветы, а после была здесь. А что такого-то? Мишонн отступает от меня на шаг, что даёт мне возможность юркнуть в сторону и присесть на кровать, глупо втянув голову. - Так значит, ты не знаешь? Я задумчиво сдвигаю брови: - Не знаю о чем? Вместо ответа Мишонн хватает меня за руку и тянет прочь из камеры. - Идём! Я едва поспеваю за её торопливыми шагами, поэтому иногда перехожу на бег. Цепкие пальцы Мишонн впиваются в руку до ломоты в костях, от чего мне хочется разрыдаться от боли. - Мишонн, что случилось? Уже во дворе она наконец находит в себе силы ответить мне: - Те две девочки на карантине... Ты сама сейчас всё увидишь. И действительно, в маленьком закутке за административным зданием, отрезанном проволочной сеткой, перед моим взглядом предстаёт то, что я уже видела и наяву, и в своих самых страшных ночных кошмарах. На бетонной поверхности, дымясь и медленно дотлевая, лежат два обзображенных трупа. Обуглившиеся и почерневшие от сжирающего пламени. Кожа, превратившись в ошмётки пепла, лопается, составляя жуткий мозаичный узор и обнажая розовое, поджаренное мясо. Они не узнаваемы, эти тела, не осталось ни волос, ни ногтей, черты лиц слизнуло пламя. Лишь по общим очертаниям силуэтов можно догадаться, что две обуглившиеся головешки были когда-то женщинами. К горлу подступает рвота, когда я вижу брошенную в нескольких шагах от тел красную канистру из-под бензина. Но то, что я замечаю следующим, заставляет меня резко прикрыть рот ладонью, сдерживая рвущийся наружу крик. Рядом с трупами стоит на коленях с покрасневшими от слёз глазами и заведёнными за голову поднятыми руками Том. Но не это ужасает меня больше всего: к его затылку приставляет дуло револьвера Рик... Паззл в голове никак не желает складываться, я ошалело верчусь, как волчок, пытаясь найти того, кто мне расскажет, свидетелем какого безумия я только что стала. Мишонн, Рик, Дерил, Хершель, Тайриз, Джед, хоть кто-нибудь, расскажите мне, что произошло! - К-к-как? З-з-за что? - заикаюсь я, глядя то на Тома, то на тела девочек. Девочек-невидимок... Перед глазами пляшут чёрные мушки, и мне кажется, что я вот-вот потеряю сознание, но только какая-то неведомая сила всё ещё удерживает меня на ногах, не давая шлёпнутся в глубоком обмороке. - Эмма, это не я! Клянусь, это не я! - сквозь слёзы захлебывается словами Том. - Скажи им, что я не мог такого совершить! Эмма! Они уже были такими, когда я пришёл! Хейли, Хейли... Хейли! Револьвер всё так же упирается ему в голову, а я... А я ни на секунду не сомневаюсь в невиновности Тома и правдивости его слов. - Ради всего святого, убери револьвер, Рик. - Я, не задумываясь над своими поступками, бросаюсь вперёд. В этот момент я готова сделать всё, чтобы защитить этого паренька даже ценой собственной жизни. - Давайте сначала всё выясним, убери пушку! - Эмма, стой на месте, - угрожающе произносит Рик и резко вскидывает револьвер. Мгновение ока, и дуло оружия направлено теперь на меня, а я замираю, как вкопанная, так и не преодолев несколько шагов, оставшихся до Тома. - Хорошо, хорошо, спокойно. - Я поднимаю руки в примирительном жесте и делаю малюсенький шаг назад. - Всё в порядке, давайте просто поговорим, Рик, пожалуйста. Я и испугаться в этой ситуации не успеваю - всё происходит так стремительно. События кружатся в диком танце, с немыслимой скоростью проплывая мимо меня. Бывший шериф недоверчиво таращится на меня, однако снимает меня с мушки. Из груди вырывается непроизвольный вздох облегчения. Однако рано радоваться, так как дуло револьвера снова смотрит в затылок юноши. - Выкладывай! - рявкает Джед, от резкого голоса которого я вздрагиваю и сжимаюсь в комок. - Я видела его меньше часа назад. Он собирался навестить девушек... - Ага, навестил, - раздражённо сплёвывает на землю Дерил, до побелевших костяшек пальцев сжимая приклад арбалета, - и за это время успел уморить девчонок. Когда мы заметили дым, нашли его здесь. Он ползал на карачках около трупов... - Да, - перебивает Диксона Джед, - если он просто хотел их навестить, то почему оказался здесь, а не в лазарате, а? - Я увидел следы и шёл по ним. Следы! Кровавые, блять, следы!.. Что тут непонятного?! - срывается на крик дрожащий от истерики Том, за что тут же получает сильный тычок от Рика коленом по спине. - Я не убивал их, клянусь!.. Как я мог сделать что-то плохое Хейли? - Не мог, - подтверждаю я, переводя взгляд то на судей, то на палача, сжимающего в руке оружие. - Он нёс ей цветы. - Где же они тогда? - не унимается Джед. Я смотрю на него и не могу понять, что не так. Мелкие поросячьи глаза живо бегают, когда он что-то говорит, а лысеющая макушка покрыта испариной. Слишком нервный и дёрганый, не может же он так переживать из-за гибели двух девушек, до которых до этого ему вряд ли было какое-то дело? Что-то не так... Что-то здесь не так. Неужели я одна это замечаю? - Здесь нет никаких цветов, нигде. Я смотрела, - подаёт голос до этого молчавшая Мишонн, которая стоит в стороне от гущи событий, скрестив на груди руки. - Не может быть... - Всё неправильно, что-то не сходится, и я не могу в это поверить. - Заканчивай врать, Уотсон, и прикрывать своего хахаля, - резко отрезает Дерил, ломая все мои надежды на его поддержку. Мое лицо вытягивается в изумлении, когда я понимаю, что только что сказал охотник, вот только возразить ничего не успеваю, потому что теперь в меня целится Диксон. - Я видел, как этот придурок собирал цветы, и как ты потом помахивала этим грёбаным веником, который он тебе всучил! Может, ты сама помогала своему дружку расправиться с ними? - Дерил кивает в сторону девочек, точнее, того, что когда-то ими было. - Ну же Уотсон!.. Все настолько нелепо, что я резко огрызаюсь, даже не подумав, что говорю: - А ты что, ревнуешь?! - По щекам катятся горькие слёзы злобы и отчаяния. Если в этот момент Дерил выстрелит, то всё, мне конец. И виной тому моя дурная привычка говорить, не думая. Ну же, Диксон, стреляй! Ситуацию спасает Хершель, подойдя к Дерилу и положив ладонь на арбалет в призыве отпустить его: - Дерил, не дури. Я видел в окно, как те цветы, которые ты назвал веником, она рвала сама. Эмма к этому не имеет никакого отношения. Так же, как я считаю, и невиновен в этом страшном убийстве Том. Хватит, убери арбалет. Я облегчённо вздыхаю, когда по лицу Диксона пробегает тень сомнения, и он медленно отводит с меня прицел. В другой момент при мысли о том, что кто-то видел, как я рассекала по пустырю, спасаясь от насекомых, я бы провалилась на месте от стыда, но сейчас... Сейчас в голове не укладываются все те слова благодарности, которые мне хочется сейчас сказать старику. - Да, - соглашаюсь я и наконец предпринимаю последнюю попытку замолвить за Тома слово, - а цветы он нёс Хейли. Он не мог её убить, потому что... Потому что... Он любил её... Я вижу, как горько вздыхает Том, как на его лице появляется лёгкая светлая скорбь, тихая улыбка при упоминании имени любимого человека. Всё можно исправить, поднять с колен этого юношу, начать искать настоящего убийцу... Револьвер нерешительно дрожит в руке Рика, а сам мужчина впал в странный ступорю которого я не замечала раньше за ним. Кажется, весь окружающий мир перестал для него существовать, он смотрит в одну точку, но не видит перед собой ничего, заглядывая куда-то внутрь своей души... Револьвер всё также подрагивает, и я тихонько прошу: - Рик, убери, пожалуйста, револьвер... - Чёрт бы вас побрал, - злобно взвизгивает Джед, - пора заканчивать весь этот цирк. Слишком поздно я замечаю, как в его руках невесть откуда материализуется отливающий чёрным металл пистолета. Грохочет оглушительный выстрел, и Том замертво падает на площадку... Последнее, что я вижу - капли крови на бетонном покрытии площадки. Мир, покачнувшись, исчезает, и я проваливаюсь в тёмную бездну... Кровь на бетоне... Красное на сером... Я прихожу в себя на своей кровати с замотанным вокруг головы мокрым полотенцем... В одиночестве, с раскалывающими череп вопросами... Красное на сером... Подтягиваю ноги к груди и долго скулю в скрюченной позе, раз за разом отматывая в голове последние воспоминания. Том убит. Его убил Джед. Том не был виновен, а это значит, убийца среди нас и совершенно безнаказан. Это значит, что подозревать можно любого... Надеюсь, Рик ещё помнит со времен полиции, как можно вычислить в толпе подозреваемых настоящего преступника... Медленно разлепляю глаза, и камера плывёт передо мной, до тошноты кружа меня на невидимых каруселях. Мутный взгляд фокусируется на стоящем на тумбочке букете настурций, и я подпрыгиваю на кровати, списывая то, что я увидела на обман зрения и нервный срыв... Мой тощенький букет увеличился в несколько раз! Голова раскалывается от столь резкого подъёма, мои ослабшие руки и ноги мелко трясутся, но я нахожу в себе силы придвинуть бутылку с цветами поближе. Настурции... Некоторые чуть увядшие. Одинаковые настурции. Мои и Тома... Как насмешка, злобная насмешка убийцы. Спрятать улику там, где никто не будет искать. Умно... Так умно, что хочется заорать, залиться истерическим смехом, головой о стену биться. Чуть успокоившись, медленно ползу к камере Диксона, шаркая ногами и опираясь на стену, и нахожу охотника лежащим на кровати и повернувшимся лицом к стенке. Дерил не поворачивается, когда я тихонько зову его: - Дерил, эй... Молчание... Решив, что он спит, уже разворачиваюсь, чтобы уйти, как слышу его привычное: - Чего тебе опять надо? Голос звучит так тихо, что мне приходится напрягать слух, чтобы услышать охотника. - Где теперь Джед? Он ведь убил Тома, да? - В карцере. Да, убил. Я не знаю, за что, - предвещая мой следующий вопрос, отвечает Диксон. - Ещё что-то интересует? - Да... Ты следишь за мной? - С чего ты взяла? Я просто видел его с цветами, а потом - тебя, вот так и решил. Я ошибся... Дерил сильнее вжался в угол кровати, так и не удостоив меня ни единым взглядом. Видимо, моё присутствие здесь не доставляет ему абсолютно никакого удовольствия, но уходить я не спешу. - Значит, следишь... - театрально вздохнув, констатирую я, даже сейчас находя в себе силы, чтобы задеть, противного Диксона. И правильно, поделом ему. - Уотсон! Я никогда не... - закончить фразу ему мешает страшнейший приступ кашля, сотрясающий всё его здоровенное тело. Я в панике отшатываюсь, но тут же, забыв про свое головокружение, подлетаю к кровати и переворачиваю на спину Дерила, который корчится от боли. Только сейчас я замечаю, насколько плохо охотник выглядит. Пот градом стекает по лицу, а его самого трясёт от жуткого озноба. Под слезящимися глазами пролегли тёмные, болезненные круги... Кашляя, Дерил прикрывает рот куском какой-то серой тряпки. Дело плохо... Но земля в очередной раз за сегодняшний день уходит у меня из-под ног, когда я вижу на тряпке, которую Дерил отнял ото рта, чтобы судорожно глотнуть воздуха, алеющие капли крови... Все повторяется. Снова красное на сером...