Current mood: ты мне не нужен. Current music: The Birthday Massacre – Blue
В лесу изгнания брожу, в тоске упорный, И вас, забытые среди пустынных вод, Вас, павших, пленников, как долгий зов валторны, Воспоминание погибшее зовет. Ш. Бодлер, «Лебедь».
«Я думаю, вы послужили вдохновением этих строк, - сказала моя попутчица.«Нет, это плач о том, что и она жила! И что еще живет! Еще живет! До дрожи Ее пугает то, что жить ей день за днем, Что надо завтра жить и послезавтра тоже, Что надо жить всегда, всегда! — как мы живем!»
«Чьего авторства… Стихи?» - спросила я. «Автор был сентиментальныv романтиком. Таким же, как и все, из-за кого мы сюда пришли. И ты из-за них оказалась здесь?» - не хочу отвечать на этот вопрос. И «да», он был романтиком. И «нет», не он меня verdammnis. Это был другой, найтонец, из группы переписчиков. Но мягкость «романтика», да и он сам, виноваты в том, что я здесь. Я молчу, но внимательно смотрю на неё. Может, она сочтёт это ответом? Она улыбнулась, будто бы с пониманием. «Врач, несомненно, специалист. Редкое сочетание твёрдости руки и характера. Она германизированная найтонка. Эрика Менгель», - она чётко проговорила это имя, так, будто бы и не имя это, а научный термин, не вложив в него ни капли человеческих эмоций. Я вспомнила, что о ней говорили другие девушки, кто verdammnis. Её называют «Ликалида» (непереводимая игра слов). У неё действительно не дрогнет рука разрезать человека от и вдоль, и оставить его живым. Происхождение её навыков загадка для непосвящённых. Её считают киберификатом. Но она человек без грамма люрекса. Она всего лишь качественно работает. «Мы вместе пройдём. Я всё покажу тебе!» – она взяла меня за руку. Чуть холодные кончики пальцев неприятно впились в мою ладонь. Она улыбнулась, и мне стало легче идти. «Сначала нужно проверить документы. Ты же настоящая гражданка? Остальные, имей они гражданство другой страны, или все его не имеющие, бесплатно этой услугой не смогут воспользоваться». «Услуга…» - меня передёрнуло. «Они нам оказывают услугу с юридической стороны дела, со своей стороны. А мы, да, обременённые verdammnis, вынуждены к этому средству прибегнуть. У нас нужда, а у них – благородный порыв нам помочь. Естественно, узаконенный порыв». Называй как хочешь. Прячься не прячься за эвфемизмами, но мне нужно сделать аборт. Её болтливость мне не нравится. Я средних способностей студентка, но я вижу, что эта болтливость – такое же наигранное состояние, как и её улыбки. Не будь у неё такое миленькое личико, её улыбки были бы похожи на ужимки похожего на человека ксеноантропоида. Все идут сюда за абортом. В Найтонии он только девушкам и нужен. После двадцати лет девушка теряет способность к естественной беременности. Стерилизация нужна, чтобы мы перешли из одного разряда в другой, морально и физически выросли над собой. А если желание иметь детей останется или в будущем мы планируем завести ребёнка, то, благодаря генным библиотекам, нам вырастят новую uterus. Но мне уже двадцать один. Для по-германски педантичных найтонцев это упущение. Меня до сих пор не отправили на операцию. Это и моя ошибка, обернулась она этим. Здание охраняют паукообразные боты и андрогины. Все как один похожи на Отца/Мать андрогинов, Диона Смайдора. Проход внутрь представлен сложной паутиной из киберифицированной глии. Это один огромный бот, раскинувшийся и защищающий собственным корпусом единственное, вверенное ему место. Бот знает, как ему нужно защищать это здание. Он проник везде. К концам паутины подключены терминалы для работы с физическими имперсонаторами. Мы идём к одному из терминалов. Вставляю идентификационную карту. Моя попутчица приложила мизинец. Палец искусственный, с чипом внутри. Либо чип сам по себе – сложноустроенный чип, стилизованный под подушечку пальца. Бот пропускает нас внутрь и даёт в сопровождающие андрогина. Он\она не имеет рта и глаз, носа и ушей. За безликой маской – человеческий мозг. Оно идёт за нами. Куполообразное здание, уходящее вниз. Неправильная сфера, распиленная пополам. На нижних этажах монорельс, ведущий в медицинские центры и институты биоинженерии. Город объединен на всех уровнях. Но, если все его части друг с другом согласованы и их существование оправдано, то чем обязаны люди Центральному Абортарию? Почему он снабжает материалами биологические комплексы, а не органические фермы? Потому что Найтония отказалась от них, в пользу граждан. У граждан есть запросы. Найтония – передовая и единственная независимая европейская страна, она в первую очередь удовлетворяет гражданские потребности. А человек – лучшая в мире органическая фабрика, после дельфинов, клепперов, ксеноантропоидов и искусственных людей. Человек производит всё. Экстрацеллюлярную матричную плёнку. Очищенная от воды, из душа. Насыщенную карбогидразами слюну. Пепсиногенный сок. Оксиенты. Мукоиды. После промывания желудка. Пот содержит судороциты и гидрадениты. Его счищают с кожи. Из поражённых и удалённых органов сцеживают серозно-кровянистый экстракт. Зубы, волосы, кости – гидроксиапатиты и кератин. У любого имперсонатора заменены на синтетические долговечные аналоги. Кровь и лимфа. Кариоциты и кариобласты. Фибриногены. Хиломикроны. Добровольная и триместровая сдача. И пренатальное сырьё. «Вместе с плодом извлекут и его воспоминания. За это вам доплатят. Сопутствующие плоду амниотические жидкости входят в состав множества стабилизирующих кенотафы препаратов. Вам об этом известно?» - спросил/а андрогин. «Да». «Мезенхимальные структуры до третьего месяца. После – обширный эмбриональный материал, включая мозг». «Да». Сотрудники службы кадров. Эмбрион – это тоже сотрудник, только будущий. Я не решаюсь определить своему verdammnis судьбу. Не будет он работать здесь или в ином месте. «Только как материал», - мой голос не дрогнул. Шаги приглушены, мы идём по плёнке, напоминающей ковёр, только вышит он синтетическими жилами. Мы проходим отдел за отделом. Андрогин не отстаёт от нас. Он/она нужен, по мнению администрации, как напоминание нам о соблюдении правил. Не смогу вспомнить пример, когда найтонец пришёл бы сюда с иной целью. Попытаться разгромить Абортарий. Вернуть утраченное. Ограбить. Свести счёты с работниками. Не было такого. Никогда и не будет. Потому что Абортарий служит одной цели. Он нужен общественному благу как нейтральный институт. Этого достаточно, чтобы быть незыблемым в наших глазах. Он подобен банку. Совету конфедерации. Клинике. Университету. Бенефециральштадту. «Ваше обращение рассмотрено», - сказал/а андрогин. Я слегка обернулась: звук раздался из вшитого под челюстью динамика. Не высокий и не низкий голос. С ходу даже не определить, принадлежит ли он человеку. Скорее существу, бывшему человеком. «И одобрено?» - спросила моя попутчица. Утвердительный щелчок обрубил дальнейшие вопросы. Долго идти. Я подняла голову вверх: потолок не отличить от пола. По краям всё те же плетения охранного бота. Над дверями его паучьи глаза, видят всё вокруг и сразу. В финансовом отделе мы получили расписку. Моя попутчица прикинула, что она сможет приобрести. Я просто напьюсь. Выдали карточку. Её следует отдать при выходе андрогину, и он/она перечислит средства на наши счета. В следующем отделе нам прочли короткую памятку о правах женщин и абортируемого материала. Слова будто вырезали ножом на моём сердце: «Каждая женщина, являющаяся гражданкой Найтонии, имеет право самостоятельно принять решение о начале и прерывании беременности. Начало и прерывание беременности проводится с согласия, выраженного в любой форме, в том числе письменно, устно, ментально-томографически или, при недееспособности женщины, принимается государством в соответствии с ранее выраженной позицией женщины касательно данного вопроса. Найтония для реализации данного права предоставила гражданам доступ к медицинских услугам по охране репродуктивного здоровья женщин. Найтония гарантирует качество предоставленной услуги и, по желанию женщины, конфиденциальность. Каждому гражданину Найтонии, вне зависимости от его возраста и пола, предоставлен доступ к информации касательно всех вопросов оказания данной и сопутствующих процедур. Женщина единолично и самостоятельно принимает решение или, в случае утраты дееспособности, государством с учётом её предыдущего опыта. Пожелания третьей стороны, в том числе субъекта, предоставившего биологический материал, не учитываются как ограничивающие свободу реализации права на аборт. Стоимость услуг включена в обязательный социальный пакет услуг гражданам Найтонии. Услугу предоставляют лечебно-профилактические учреждения специального типа, т. н. «абортарии». В обязанности учреждения входят: консультирование, наличие лекарственных препаратов, специализированного оборудования, медикаментозные методы поддержки пациентов в послеоперационный период, аспирация, извлечение, хранение и транспортировка пренатального материала. Услугу оказывает квалифицированный медицинский персонал. В обязанности персонала входят: предоставление полной информации о ходе процедуры, владение методами прерывания беременности, оказание иной медицинской и психологической помощи. Услуга представлена трансцервикальным вмешательством с последующей экстирпацией плода. Шанс осложнения после операции, либо неудачное вмешательство, исключены. Требуемые для проведения операции препараты и инструмент: боты-стерилизаторы, многофункциональный аспиратор с набором сменных канюль, шприцев, растяжек и помпы, абортцанг, контейнер для хранения пренатальных материалов, антисептик, лидокаин, дигоксины, утеротонические и гестационные препараты. Качество услуги оценивают в соответствии со Стандартом здоровья. После операции плод, околоплодный пузырь и жидкости проходят под маркировкой «пренатальный материал» и переходят под контроль Найтонского отделения прикладной медицины». Моя попутчица кивала, моя слушала андрогина. Скорее бы подписать соглашение. Меня не волнуют детали. Нам выдали карты с забором образца кариотипа. Я слегка надрезала палец об угол карты, и перфорированная лента впитала её, утвердив моё право. Перед последней комнатой на этаже мы остановились в очереди. Андрогин покинул/а нас. Разные девушки. Процедура длится недолго, и им не приходится томиться в ожидании. Они все спокойны. Внешне. Я вижу их волнение. Они шевелят пальцами, их плечи дрожат. Взгляд пробегает по двери. Они стоят, несмотря на ряд удобных кресел. Их руки сцеплены друг с другом. Они одеты аккуратно, без украшений. Встреть вы эту девушку потом, и не сможете узнать её на улице. Они стараются быть неприметными, подобно цифровым отпечаткам личности. Эту сторону жизни они закрыли от других людей. Какой бы ни была девушка в этой очереди, она пришла сделать аборт. Это и объединяет нас, и тяготит. Может, они не признают ценность чужой жизни и для них это в порядке вещей – отнять её у слабого. Но здесь она это открыто вслух не скажет, потому что она стоит в очереди на приём к Ликалиде, и её сдерживает страх перед абортмейхером, перед немым осуждением окружающих её девушек. Я такая же, как и они? Нет. Я когнитолог. Я контролирую себя. Не единственная. Моя попутчица всё так же улыбается, но прикрывая рот ладошкой. Она не теряет самообладания или это одна из защитных реакций? Я взглянула на неё: что скрывает её лицо? Даже в такой момент я могу думать, как специалист и видеть скрытое. У неё, у этой улыбающейся девушки, психопатологическое расстройство. Её не забавляет ситуация, но она относится к этому легко. Привычно. Именно так, она шла уверенно и по сторонам не смотрела. У неё не вызывают любопытство стоящие в очереди девушки. За подобными размышлениями подошла моя очередь. За дверью стояла Эрика Менгель. Коротковолосая, у глаз едва заметные морщинки, невысокая. Такова Эрика. Я представляла себе Ликалиду другой женщиной: сильной и высокой. Возможно, во время практики, вне Абортария, Ликалида именно такой людям и кажется. Но не здесь, не сейчас. Она виновато улыбнулась и пригласила меня войти. «Доченька моя, не бойтесь. Вам здесь помогут», - сказала она. Её голос напомнил мне мачеху. Она меня так называла, не стараясь запомнить моё имя. «Я и не боюсь. Я когнитолог», — это случайно вырвалось. «Полезная, очень полезная и нужная в обществе профессия, доченька моя», - ответила Ликалида. Комната небольшая, пройти пару шагов, и мы оказываемся за ширмой. После монументальности предыдущих отделов обстановка кардинально изменилась. Это, думаю, связано с тем, что девушки приходят сюда за услугой слишком личного характера. Операции с документами нам привычнее видеть в открытых учреждениях, среди разных людей. А за абортом приходят только девушки, и не все из них готовы поделиться с миром своей тайной. «Аспирация, вот как это называется. У нас есть инструмент для этого… Доченька моя, бояться вам нечего, он вам не повредит», - сказала Ликалида. Я, она, кресло, стол. А больше ничего. Однако, при ближайшем рассмотрении, кресло оказывается ботом, на столе разложены мутные, до черноты, инструменты. «Почему они разложены вот так? Я не единственная, кто к вам придёт. За мной очередь. У вас сменный набор?», - спросила я, сбрасывая одежду. Бот подхватил её свободными манипуляторами и аккуратно вложил в себя. «Мы не дезинфицируем инструменты классическим способом. Для этого их покрывают слоем нано-ботов. Это из-за них лезвия не блестят, доченька моя. Бояться вам нечего», - ответила Ликалида. Она опустила руки в маленький контейнер, откуда выползли тысячи крохотных ботов. Они поднялись вверх по пальцам, до локтей, шурша. Даже с близкого расстояния я не смогла разглядеть ни одного их них. Чёрное покрывало полностью закрыло руки Ликалиды. «Вы вот так и будете…?», - спросила я. «Нет, сейчас я запущу их обратно. А вы уже готовы, доченька моя?», - сказала Ликалида. Я залезла в кресло. Бот бесшумно, будто его сочленения состояли из мягких тканей, прижал меня к спинке кресла. Одно из щупалец, самое маленькое, нашло мышцу и ввело обезболивающее. Мышцы расслабились. Вс вокруг ужалось до лица Ликалиды. Доброй, милой, невысокой женщины, делающей аборты. Она улыбнулась мне как мать, покачала головой, и её лицо исчезло. «Раньше аборты сопровождались интенсивной болью, что вызывало дискомфорт, вплоть до отказа от аборта посреди операции. С современными технологиями аборт длится две минуты тридцать семь секунд, в это время пациент находится в состоянии помутнения сознания. Плод внутри парализуют высокоэффективной дигоксинной смесью, введённой напрямую, через шприц аспиратора. Одновременно с этим микро-резак пережигает пуповину и вытягивает наружу околоплодный мешок вместе с эмбрионом. После процедуры плод либо окончательно умертвляют посредством асфиксии, либо помещают в камеру жизнеобеспечения. Пациентка приходит в себя через три минуты. Шейку матки и утробу промывают специальным дезинфицирующим средством, устраняя последствия беременности. После процедуры пациент получает седативный, содержащий гестационные белки, препарат, в качестве укрепляющего средства. По желанию пациент может воспользоваться дежурным ментальным томографом для блокировки негативных воспоминаний». Но через несколько минут появилось, всё с той же улыбкой, и Ликалида отошла в сторону. По мне бегало множество ботов, одно из щупалец быстро обмывало мне ноги и живот. Ликалида стояла спиной ко мне. Рядом с ней появилось отверстие. Она опустила туда непрозрачный контейнер и отверстие исчезло. Ликалида подала мне руку. Я схватилась за неё слишком крепко, и будто бы ощутила сталь, скрытую под кожей. Но чувство прошло, рука Ликалиды тверда, однако это человеческая рука. Её рукам привычнее рвать суставы и зашивать мышцы, вот и всё. Она не сильнее меня. Это… Чувство, я ожидала этого. Она человек, а не машина. Моя попутчица попросила меня подождать её. Я согласилась: интересно понаблюдать за её реакцией и узнать её имя. Она вышла спустя шесть минут, прикрывая рот ладошкой. Губы слегка разбиты, а сама она выглядит слегка потерянной. Этот визит к Ликалиде для неё обернулся проблемой? Вряд ли Ликалида подняла на неё руку. Она попыталась взять меня за руку, но я отказалась, и мы вернулись обратно. Быстро и спокойно. Вот и готово дело. Материал утилизируют. Состояние вернётся в норму. И ты тоже? – она улыбнулась, приоткрыв рот. С большим удовольствием я бы выбила ей передние зубы. Разбить об её губы кулаки и увидеть её кровь на костяшках, на лице, на земле. Но не она виновата в том, что я сделала с собой. «С вами приятно было познакомиться…» - сказала я. «Аналема Лебендер, мы почти сокурсницы. Только ты в Найтонском, а я в Бенефецирале, в Центральном филиале», - ответила она, улыбнувшись ещё шире. Трудно подавить желание, но… «Вальрика Лихтгендес».